Пригодна ли неожиданно получившая – во всяком случае, в отечественном обществознании – столь широкое распространения обычно не очень внятно излагаемая (а иногда и вообще не определяемая должным образом ) теория цивилизаций для того, чтобы стать основой для интерпретации истории

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• М. В. Арансон скачано с авторского блога, 2147.08kb.
• Иннокентий Федорович Анненский. Последнему обычно приписывается большое влияние, 24.63kb.
• Чем спортсмен отличается от обычного человека? Задумайтесь над этим. Чего вы хотите, 1812.32kb.
• Программа курса «Чудеса аппликации» (2-4 классы), 321.45kb.
• Экзаменационные вопросы по истории мировых цивилизаций понятие культуры в современном, 38.24kb.
• Урок исследование в 10 классе «Слова бывают разные…» по теме «Лексика», 165.06kb.
• Внутренний контроль в обеспечении экономической безопасности, 97.93kb.
• Принципы формирования и использования маркетинговой информации, 26.98kb.
• Вампир арман часть I тело и кровь, 5367.29kb.
• Оптимизация управления товарными запасами, 37.01kb.

прежняя генеральная структура власти-собственности, столь характерная – стоит напомнить - для всех неантичных и добуржуазных обществ, вынуждена была отступить. В этом же направлении, хотя и несколько менее энергично, шел процесс трансформации в странах французского Индокитая. В целом же в обстановке энергичного натиска мировой буржуазии и соответствующей трансформации ситуация во всех странах индо-буддийской культуры заметно изменялась. Главным моментом перемен всюду было отступление тысячелетиями господствовавшей старой структуры, для доминирования которой больше не было условий. Она должна была либо частично сохраниться в виде остаточного пережитка, либо вовсе исчезнуть под напором иной, пришедшей ей на смену. Что же касается этой иной, то она – как то имело отношение практически ко всем незападным странам – со вниманием относилась к прошлому и старательно заботилась о сохранении в условиях преобладаний основных элементов антично-буржуазных рыночно-частнособственнических и либерально-демократических стандартов религиозно-этнической идентичности в каждой из тех стран, где трансформация приводила к успеху.


Сложности трансформации исламской цивилизации


В странах ислама проблема трансформации стояла и все еще стоит особенно остро, хотя и не везде. Религиозно-культурная традиция, положенная в свое время в основу мусульманской цивилизации с ее навязчивой приверженностью к средневековому тексту Корана и ко всей ранней истории этой религии с культом обожествленного пророка, обычно резко снижала эффективность происходившей в соответствующих странах трансформации. Можно и даже должно выразиться и яснее: ислам как очень сильная и крайне нетерпимая религиозно-цивилизационная, к тому же абсолютно всеохватывающая норма жизни, высоко ценит прошлое. Не будучи склонным мириться с существованием в зоне ее влияния каких-либо иных религий и всех тех, кто равнодушен к исламу и не готов соблюдать достаточно твердо фиксированных требований, мусульманская цивилизация трансформируется с большим трудом. Вплоть до завершения эпохи колониализма и вызванной этой эпохой решительной перестройки всего неевропейского мира, с включением – хотя бы только частичным и выборочным – импульса, ускорявшего темпы буржуазной эволюции, мир ислама оставался отсталым и все более слабевшим.

Конечно, в условиях активного проникновения в мусульманские страны передовых идей и институтов Запада ситуация постепенно менялась. Мир ислама, на время как бы сжавшийся и утративший свою энергию и связанную с ней привычную экспансию, вынужденно впитывал буржуазные новации, хотя вместе с тем и энергично им сопротивлялся. Воздействие европейских стандартов на полуевропейскую по территории и находившемуся под ее управлением населению Турцию не проходило бесследно. Оттоманская Порта как бесспорный лидер исламского мира быстро приходила в упадок. В процессе ее ослабления от нее одна за другой отделялись большие территории, особенно в районе арабского Магриба, частично и в других местах, которые энергично колонизовались европейцами. Присутствие и более того, доминирование колонизаторов в большинстве стран ислама, в частности в Египте, да и во многих других государствах, включая и мусульманские окраины Индии, будущие Пакистан и Бангладеш, делали свое важное дело, преображая облик и изменяя принципы существования мусульманских стран, что становилось на рубеже XIX-XXстолетий и особенно в начале ХХ в. наиболее очевидным. Правда, процесс шел довольно медленно, встречая порой возраставшее недовольство населения, временами доходившее до открытого, чуть ли не вооруженного сопротивления. Это было для мира ислама привычной нормой, хотя в условиях ослабевшей власти соблюдать такую норму было очень нелегко. Превосходство сил колониализма было очевидным.

В XIX столетии трансформация по собственной инициативе и без существенного воздействия извне шла разве что в виде решительных реформ периода Танзимата в империи Османов. Но и там она завершилась мрачным периодом реакционного зулюма. В Египте лишь очевидное вмешательство держав и длительное их влияние, начиная с Наполеона и кончая энергичным процессом буржуазных преобразований после открытия Суэцкого канала и подавления мятежа Ораби, сумели преодолеть активное неприятие перемен и сопротивление египтян, что привело в конечном счете к успехам и более того, к процветанию страны при сохранении не только ее религиозно-цивилизационных основ, но и высоко ценимой национальной идентичности.

Нечто с том же роде, но без заметных эксцессов, - если не считать умеренных, однако в конечном счете тоже благодетельных реформ в годы египетской экспансии при Мухаммеде Али и кратковременного введения французских войск - происходило в странах Леванта с их пестрым в религиозно-этническом плане населением и развитой средиземноморской торговлей. Далеко не сразу англичане сумели добиться трансформации мусульманских султанатов в Малайе. Но в конечном счете, особенно после начала интенсивных торговых связей в связи с открытием Суэцкого канала, процесс пошел достаточно быстрыми темпами. В Индонезии процесс преобразований то и дело сталкивался с мощными движениями сопротивления, что, впрочем, не мешало постоянному росту буржуазных методов хозяйства и управления с созданием многочисленных предприятий по переработке сырья, разведке недр, с возникновением транспортной сети и даже постепенным формированием слоя местной буржуазии.

Трансформация шиитского Ирана была, несмотря на упадок местной власти, особенно сложной и сопровождалась закономерными, хотя и вроде бы непредвиденными реверсиями. И лишь с начала ХХ в. она стала достаточно заметной и привела к радикальным преобразованиям, которые, впрочем, сопровождались не только возникновением новых западного типа институтов (имеется в виду меджлис и конституционные реформы), но и открытым вмешательством держав. Очень большие сложности в процессе эволюции исламской шиитской цивилизации стали ощущаться в Иране на рубежеXX-XXI вв. Эти сложности сегодня превратили Иран в одну из стран, наиболее жестко сопротивляющихся давлению буржуазного Запада. Обращая на это внимание, важно сказать несколько слов о событиях во всем мире ислама.

Все дело в том, что исламская религиозно-цивилизационная традиция во многом отлична от всех остальных.. Хорошо известно, что именно мир ислама спустя несколько десятков лет после того, как он был вынужден колонизаторами принять навязанную ему трансформацию, оказался в наиболее благоприятных условиях с точки зрения дальнейшего развития. Обнаруженные еще в XIX в. огромные залежи нефти и последовавшие за освоением этих залежей потоки нефтедолларов, которые (залежи и потоки) после деколонизации были решительно национализированы, легли в основу процветания нескольких мусульманских стран, умело распорядившихся свалившимся на них богатством. Усилившиеся за этот счет обретшие независимость мусульманские государства не то чтобы резко повернули назад, к средневековью. Просто они в немалой мере способствовали тому, чтобы все воспрянувшие духом многочисленные страны исламского мира энергично взялись за восстановление порушенных либо потесненных в свое время Западом догм ислама и норм поведения мусульман. Буржуазные производственные достижения сохраняются и активно используются, особенно во всем том, начиная с оружия, что способствует усилению мира ислама.

При этом навязанные в свое время либерально-демократические стандарты во многих случаях выхолащиваются, а подчас, если иметь в виду все возрастающую роль исламских фундаменталистов с их экстремизмом и террористическими акциями и вовсе оказываются поставленными под сомнение. Более того, традиционная социальная слитность в рамках сплоченной обезличенной массы при минимальной значимости индивида, личности как таковой, в заново складывающихся и подходящих для этого условиях возрождает нормативную культуру шахидов-смертников, которая обрела широкое распространение в наши дни. И очень важно, что подобного рода отношение к жизни и смерти создает широкомасштабное подражание идущим на встречу с Аллахом героям, но обычно не вызывает осуждения.

Даже напротив, своего рода религиозный подъем, по духу напоминающий раннесредневековое воодушевление времен пророка с широкомасштабной экспансией новообращенных в истинную веру мусульман, охватывает шаг за шагом весь мир ислама. Этот дух проявляется даже в секуляризованной в начале ХХ в. Турции. Тем более он заметен в ряде других стран, где движение за возрождение первозданного ислама нередко подогревается соответствующими проповедями в мечетях. Более того, коль скоро задеты священные для религии ислама принципы, слитность и единодушие сразу же дают о себе знать. На секуляризованном Западе можно смело изображать в карикатурах Бога. Но попытайтесь сделать что-либо подобное с пророком. Хорошо известно, чем это кончается. Сразу же возникает мощное массовое движение протеста, обретающее религиозно-наступательный характер. И дело отнюдь не только в том, что на молитвах в мечетях муллы и иные улемы знакомят в общем-то слабо интересующееся событиями на «безбожном» Западе местное население с такого рода богохульством. Гораздо важнее принять во внимание, что сразу же после этих разъяснений священный огонь нетерпимости, сплачивающий воедино мусульман по отношению к неверным, вспыхивает с неадекватной событию – во всяком случае, с точки зрения свободомыслящего Запада, – религиозной яростью.

Стоит напомнить о скандалах 2006-8 гг., связанных с карикатурным изображением пророка либо с фильмом, демонстрирующим религиозную нетерпимость воинствующих представителей ислама и рассказывающим о тех сурах Корана, на которые эти представители опираются. А так как в современной Европе существует ныне огромное – до 10% населения – мусульманское меньшинство, которое численно и в процентном отношении все возрастает, ситуация становится в этом смысле все более сложной. Полиции приходится строго охранять «богохульников», а парламенты либо иные представительные организации вынуждены всерьез обсуждать вопрос о том, какими могут и должны быть пределы привычных западных свобод, к которым основной население западных стран давно уже привыкло.


О народах, не достигших уровня цивилизации


Строго говоря, эта заключительная часть не вполне вписывается в тематику работы, посвященной проблемам цивилизаций и их трансформации Однако события в тех местах планеты, где этнические общности и племенные протогосударства в XIX столетии еще не достигли уровня урбанистической цивилизации, по смыслу протекавших процессов настолько близки ко всему излагавшемуся выше, что им стоит уделить внимание. Тем более, что как раз здесь все обстояло не вполне так, как то было во взаимоотношениях представителей Запада и более развитыми странами и народами. Если оставить в стороне буржуазные производственные и социо-политические новации, которые обычно в меру возможностей и беспрепятственно реализовывались самими европейцами на соответствующих территориях, прежде всего Тропической Африки либо Океании (но не только!), то вопрос обычно сводился к двум основным позициям. Во-первых, к тому, насколько заметно преобразования затрагивали интересы туземцев и соответственно как относилось местное население к этим переменам . А во-вторых, какую политику проводили колонизаторы по отношению к туземцам, особенно в тех нередких случаях, когда вместо терпимости они встречались с недоброжелательством и тем более разумными, чаще всего вполне естественными, даже законными претензиями. В сущности это вопрос о том, как воспринимался патернализм европейцев теми, кто не хотел чужого вмешательства в привычный для них, пусть даже крайне примитивный образ жизни.

И хотя более всего это касается африканских негров и островитян, нечто близкое можно заметить и на примере аборигенов Австралии, маорийцев Новой Зеландии, североамериканских индейцев и многих народов Сибири, особенно опять-таки северной. Что здесь следует выделить в качестве типовых вариантов?

Прежде всего, это жестокая борьба с то и дело восстававшими народами Тропической Африки, как то в наиболее наглядном виде предстает в ходе освоения Африки опоздавшими к колониальному разделу мира и потому бывшими наиболее бесцеремонными по отношению к аборигенам немцы. В юго-западной части континента германские войска на рубеже XIX-XХ вв. практически полностью уничтожили гереро и нанесли страшный урон племенам нама. В то же время на территории германской Восточной Африки, в Танганьике, они безжалостно подавляли восстания многих других этнических общностей и племенных объединений. Англичанам с трудом удавалось в начале ХХ столетия справляться с выступлениями мятежных туземцев Кении и Уганды. Французы в конце XIX в. вели войну с народами Дагомеи, равно как и со многими другими племенами в бассейне Нигера. Все эти войны были результатом освоения колонизаторами огромных территорий Тропической Африки. и следует считать вполне естественным то длительное и ожесточенное сопротивление, которое оказывало туземное население названным пришельцам.

Что касается народов Океании, тем более австралийских аборигенов либо народов арктических широт, то там войн, как правило, не было. Вместо него шел процесс более или менее мирной экспансии, сопровождавшейся либо торговлей (если было чем торговать, как то наиболее характерно для промышлявших пушниной северных племен), либо попытками приучить местное население на островах и архипелагах к более производительному труду, связанному с выращиванием некоторых новых культур, применением простейших механизмов или агротехнических приемов. Когда, как в случае с аборигенами Австралии либо папуасами Новой Гвинеи (а то и с некоторыми племенами Африки) это было довольно затруднительно, то туземное население оттеснялось, если было куда. Во многих иных случаях оно просто сосуществовало с колониальными властями, обычно подвергаясь энергичному воздействию со стороны миссионеров и оказываясь объектом старательного изучения антропологами. По меньшей мере частично его – особенно негров Африки – использовали в качестве грубой рабочей силы в хозяйствах европейских переселенцев.

Время постепенно смазывало острые углы. Аборигенное население как-то приспосабливалось к новой обстановке, частично усваивало принесенные европейцами с собой и активно внедрявшиеся повсюду достижения много более высокой культуры, основанной на успехах буржуазного производства, прежде всего промышленного. Но это отнюдь не означало, что даже в случае заметного улучшения уровня жизни в результате позитивных перемен местное население спокойно воспринимало все происходящее и стремилось поскорее приспособиться к новому. Этого не происходило и до сих пор порой не происходит даже в индейских резервациях США, где индейцы ныне обустроены достаточно хорошо. Дело в том, что сознательное нежелание вести дело к адаптации и аккультурации совершенно логичным образом всегда ведет дело к консервированию традиций далекого прошлого.

Нет слов, в этих традициях коренится дорогая каждому народу его идентичность. Но когда следование традиции восходят к тому, что не привыкшие к постоянному созидательному труду люди перестают либо лишаются возможности трудиться и тем более начинают в новой обстановке спиваться, - то ситуация становится по меньшей мере тревожной. Но именно это происходит нередко и в индейских резервациях США, и среди народов российского севера, да и во многих иных местах. Встает вопрос, как снять проблему. В поисках ее решения высказывают свое недовольство то собирающиеся на специальное заседание австралийские аборигены, то представители оттесненных на вторые роли новозеландских маори, то индейцы из штата Дакота, провозглащающие независимость от США. Показательно, что сам факт организации туземных общностей и племен с их мирными требованиями свидетельствует о сравнительно высоком уровне гражданской активности и интеллектуальных потенций современных потомков тех народов, которые еще век-полтора назад не могли противопоставить колонизаторам ничего, кроме отчаянного и обреченного на неудачу восстания. И это стоит особо отметить, хотя едва ли заслуживают серьезного внимания претензии, особенно на явно несостоятельную и ничем не обеспеченную независимость.

Завершая рассказ о трансформации цивилизаций и тех народов, которые в XIX столетии еще не достигли уровня урбанистической цивилизации, хотя сегодня уже достаточно близки к нему, необходимо еще и еще раз заметить, что все в мире с его огромными проблемами обстоит далеко не просто. За все приходится платить, иногда очень дорогой ценой. И далеко не все даже после вынужденной высокой платы приводит к позитивным и – главное – к вполне удовлетворяющим всех результатам. Многие были бы довольны вернуться к доброму старому времени, без паровозов и хороших домов с удобствами, без изысканной пищи и даже, быть может, без излишеств в одежде. А если принять во внимание, что безудержный прирост населения в беднейших странах, в частности прежде всего в Тропической Африке, приводит к тому, что многие остаются все еще нищими, голодными, почти бездомными и к тому же едва одетыми, то вполне можно понять их немой вопрос: за что страдали наши предки, если так страдаем мы?

Ответа на этот вопрос нет и, более того, есть основания полагать, что его не будет никогда (хотя стоит заметить, что иногда нгекоторые западные страны приносят колонизованным народам официальные извинения и более того, сами ставят вопрос о возможной материальной компенсации их современным потомкам). Но означает ли это, что все сделанное, начиная с XIX столетия, когда вся планета была так либо иначе втянута в сложнейший процесс длительных и в целом позитивных и благотворных для подавляющего большинства населения мира преобразований, было сделано напрасно? И еще: значит ли это, что какой-нибудь другой путь был бы лучшим? Здесь трудно, да и едва ли нужно быть категоричным. Но одно несомненно: в ХХ веке альтернативный путь к коммунистическому светлому будущего оказался, причем отнюдь не в одной лишь стране, не просто дискредитирован. Он обошелся человечеству в гораздо большее количество миллионов жизней по сравнению с теми, кто пострадал за последние века от исторического процесса буржуазных преобразований и ускоренных темпов эволюции. Цифры здесь настолько несопоставимы, что вопрос о выборе пути едва ли стоит ставить. А третьего пока никто не предложил. Что же касается древних религиозный традиций и тем более принятых цивилизационных ценностей, то их существованию в наше время никто не препятствует. Разумеется, если они не принимают в руках фанатиков экстремистский облик, чреватый гибелью ни в чем не повинных людей.


.