Эльдар Ахадов казино

Вид материалаРассказ

Содержание


Пойти и умереть…
Колбасная любовь
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   33

ПОЙТИ И УМЕРЕТЬ…


Ну, не получилось из меня героя. Не получилось. Не бросался с гранатами под танки, не ложился под амбразуры, не освобождал заложников. Не сумел сказать начальнику ПТО - кто он такой на самом деле, а не то, что он думает. Не выхватывал ножей из рук подлых убийц, не заступался за оскорблённых женщин, не дарил на последние деньги букеты роз незнакомым девушкам, да и знакомым не дарил - дорого... От меня все чего-то ждали. Наверное, я похож на героя. Но я - не он и никогда им не стану, не ждите. Не хватает у меня храбрости вот так всё бросить и пойти в герои. Духу у меня не хватает, вот в чем дело. Каждый раз прячу себя за какими-то пошлыми фразами, оправданиями или просто нагло молчу…

Это именно мне должно быть стыдно за бесцельно прожитые годы. А мне не стыдно. Не то чтобы для кого-то герой: для себя – не защитник. И кто пнёт меня, не поленится - тому и поклонюсь, не побрезгую. Любые руки лизать – за счастье, из любой миски лакать – за честь... Ни гордости, ни совести. От рождения до смерти – один понедельник. И не жил ещё, а уже и незачем. У других шевеления какие-то происходят, хотят хоть чего-то, у меня же – всё одно да потому… Убил бы меня кто-нибудь, что ли! Да, кому это сейчас надо? Просто так, даром, ни за что? Удавлюсь же за копейку, гроша ломаного за себя не дам. Ни рыба, ни мясо, ни два, ни полтора. Чехол один, а не человек. Вот Чехов писал когда-то про человека в футляре. А про футляр без человека никто не подумал. Я и есть тот футляр. Какого рожна в меня воткнут, то и получат на выходе. Только и тыкать-то никому неохота. Недосуг. Ну, и что мне теперь: не жить, что ли? Пойти и умереть?..

Ага. Щас. Нет уж, буду коптить небо сколько смогу. Может, для того я и родился, чтобы было кому небо коптить, время тратить, продукты переводить, землю унавоживать. Есть, есть выход из положения! А то, что я не герой, так это ещё как посмотреть: оглянись вокруг, незнакомый прохожий! Сколько таких как я? Нас тьмы и тьмы, и тьмы! И пусть высокопарное и высокомерное ничтожество изо дня в день вытирает об меня грязную обувь, я-то знаю: настанет срок, и оно станет точно таким же удобрением, как я, ничем не лучше… Ну, не герой я! Так что с того! Я – фон. Благодаря мне замечают героев. Не будь фона – всё бы слилось и стало таким же безликим, как я. Я болото, я ноль, но я существую и только поэтому видно, что есть горы и пропасти, плюсы и минусы, взлёты и падения. Я – бессмертен, как Хаос. Из меня всё возникло, в меня же и провалится. Я никто и ничто. Пустота. Но пустота- это пространство, не будь её – и куда бы всё поместилось?..

Поэтому не предлагайте мне пойти и умереть. Вот этого я не умею. Да, и невозможно такое…

КОЛБАСНАЯ ЛЮБОВЬ


Вот она лежит за стеклом и манит призывно и страстно. Это её «хочется снова и снова». Это с мыслью о ней десятилетиями засыпали мужчины и женщины, старики и старухи, дети и их родители. А некоторые так и не могли заснуть. Потому что это невозможно так просто бессовестно заснуть, когда она чудится всюду…

Оно не кажется, нет, оно так и было: если б вышел на улицу некто и крикнул во всё своё алчущее воронье горло: «КОЛБАСАААААААААААААА!» - откликнулись бы миллионы, земля б содрогнулась от стона вожделенного. Об электричках, ею пропахших, зелёных насквозь, об очередях навороченных, толстых и угрюмых, как любительская в натуральной оболочке, о мозгах, изъеденных, изрубленных мыслью о ней, о худосочных бычках и тёлках колхозных, с лопатками страшными, словно крики лемура в ночном тропическом лесу, о них, легших костьми на алтарь колбасного цеха, – не забудется вовек!

Ленин великий и ужасный, в мавзолее своём возлежа, завидует ей завистью горькой, бессильной: даже к нему никогда не толпилось столько народу. Кланяется ей, государыне, всяк сущий - покуда глазам неймётся и ноздри трепещут. Прекрасная и простая видом, солёная от едкого пота, чёрной крови и слёз, пролитых над ней и из-за неё в таком изобилии, какого не удостаивалась ни одна мировая война, - вот она, доступная взору любому, распростёрлась на столе цельной палкой, сияет, не таится, бесстыжая. Не какая-нибудь– с неестественным цветом и пластмассовым вкусом вся в ярких наклейках и ярлычках заграничная дребедень, - нет, наша - простая советская Великая Отечественная колбаса.

Никогда не забуду, как в заштатном городишке из магазина «Продукты» с блекло-голубыми облупленными дверями среди ругани и плача над головами в платочках и кепках выплывала она из липкой людской духоты по рукам, протянутым к ней, – непостижимая и недосягаемая, словно икона или броненосец «Потёмкин»…

Целая эпоха прошуршала над тобой знаменами, отматерилась и сгинула, а ты - жива-живёхонька, ничего тебе не сделалось. На любой вкус, на любой карман излаживают тебя изо всего, что летит в мясорубку. Сколько дальневосточных растений с тёплым русским трёхбуквенным именем «соя» тело твоё пропитало! Сколько слухов диковинных о крысиных хвостах и лапках в тебе полегло… Сколько салатов оливье в тазиках праздничных тебя поглотило! Сколько ртов, ротиков и пастей разверзается ради тебя каждый миг! Мы сроднились с тобой – ливерной, чайной, хлебной, докторской, отдельной, бесценной. Ты давно уж не просто еда, ты – история наша, мечта единая, спутница в радостях, утешенье в печалях, судьба...

Ни чума и холера, ни дефолты, ни цены на нефть разлучить нас с тобой не способны. И пусть над этим смеётся хоть кто, но, покуда ты есть, мы всё стерпим, мы выживем, мы одолеем, И, быть может, не правы ученые и богословы: не на одних лишь черепахах, китах да мудрёных законах физики зиждется мир, но стоит он немножко ещё и на этой незыблемо-вечной колбасной любви.