Эльдар Ахадов казино
Вид материала | Рассказ |
СодержаниеТайна пушкина: поэт и дуэль. Тайна анны ахматовой «с народом» «сохрани мою речь» |
- Эльдар Ахадов сказки и тайны, 1552.93kb.
- «Противодействие использованию Интернет-казино для легализации преступных доходов», 167.26kb.
- Мир кино и казино, 20.54kb.
- О венецианским каналам влюбленных, самую большую в мире гостиницу mgm grand, средневековый, 486.6kb.
- Башкирском Государственном Педагогическом Университете им. М. Акмуллы по специальности, 7kb.
- Дахнави эльдар муса оглы, 705.58kb.
- Урок-игра «Интеллектуальное казино Правильное питание», 174.58kb.
- Налог на игорный бизнес, 49.97kb.
- 125009 Москва, ул. Тверская, 471.48kb.
- Яков Петрович Кульнёв: библиографический указатель, 461.28kb.
ТАЙНА ПУШКИНА: ПОЭТ И ДУЭЛЬ.
Сегодня убили Пушкина… Сегодня! Убили!!!.. Пушкина.
Да, я понимаю, это произошло много-много лет назад. В другой исторической эпохе. И так далее и тому подобное… Но для меня – это случилось только что. Пять минут назад. Я не помню кто сообщил. Я не знаю, как вели себя Данзас, Дантес, Геккерен и другие. Да мне и плевать на это, честно говоря. Убили поэта! Как? Почему? За что? Господи, за что нас убивают? За что нас преследуют? За что?!!
Открылась река убийств. Тайных и явных. И доведения до самоубийства, что тоже равносильно убийству. Потому что не все ли равно: как меня убивают - пулей, голодом, клеветой, тюрьмой, одиночеством, водкой… Не все ли равно, убийство остается убийством. Пушкин. Лермонтов. Некрасов. Блок. Гумилев. Есенин. Маяковский. Мандельштам. Пастернак. Рубцов. Галич. Высоцкий… Тысячи и тысячи других, менее известных. Тех, кого довели до смерти, тех, кого залюбили насмерть, как Виктора Петровича Астафьева два месяца назад. Кого просто забили до смерти ногами, как семидесятидвухлетнего поэта, члена Союза писателей России, Ивана Захарова в январе прошлого года у нас в Красноярске. Как зарезали в Омске в центре города среди бела дня талантливейшего поэта Аркадия Кутилова...
Тот, кто ссылается на другую эпоху, на то, что сейчас такое невозможно, - или дурак, или сволочь. Или сам палач. Убивали поэтов прежде, убивают и сейчас. Каждую секунду - убивают.
Знал ли он о том, что его сегодня убьют? Да, конечно, знал! Так же, как я знаю …. Почему я уверен в этом? А представьте себе обратную ситуацию: Пушкин убивает Дантеса и возвращается в город. Можете вы себе это представить? Нет… Вот вам и ответ.
Если бы Пушкин убил Дантеса, Лермонтов не написал бы «На смерть поэта», его судьба сложилась бы иначе, пуля Мартынова его бы не настигла. Вся история русской литературы была бы иной… Но в том-то и дело, что иной она быть не могла!
Вы можете себе представить довольного Пушкина, который живет со своей женой припеваючи и добра наживает , а где-то позади их судеб вечно болтается окровавленный труп человека по имени Дантес, которого когда-то убил поэт? Может ли поэт убить? «Гений и злодейство – две вещи несовместные». Неужели вы не помните этой фразы и того, Кто её сказал?
«Но ведь Пушкин стрелял! А раз стрелял, то…» Нет, ничего это не значит. Пушкин стрелял не для того, чтобы убить. А для того, чтобы ОБОЗНАЧИТЬ выстрел. Вспомните его повесть с одноименным названием! Там уже было об этом…
Итак. Только что выстреливший в упор Дантес, обливаясь ужасом, становится боком к смертельно раненому поэту, прикрывает грудь пистолетом, пуговицы на его груди тоже металлические. Фактически – его грудь прикрыта броней, как у танка. К тому же и попасть в неё истекающему кровью человеку, мучающемуся дикой болью от полученной раны, – сомнительно. Попробуйте-ка попасть в грудь человека, когда он стоит к вам боком, а вас пуля в животе!
Если я хочу убить Дантеса и нахожусь в таком положении, в каком был Пушкин в то мгновение, куда я буду целиться и стрелять? Куда угодно, только не в грудь. Я могу выстрелить в живот. Больше шансов попасть? Больше. Я могу стрелять ему в голову. Я убью его тогда? Безусловно. И только если я не собираюсь никого убивать, но хочу обозначить свой выстрел, я выстрелю в грудь противнику. Потому что знаю наверняка: даже если он будет ранен, то не смертельно. Может быть, его просила об этом Наталья? Может быть. Но скорее всего – нет. Поэт не мог поступить иначе.
Жизнь кончилась. Дальше уже не могло быть ничего. Ни счастливой Натальи. Ни дворцовых балов. Ни скучных и глупых пересудов…Всё стало незначительным, ненужным, мелким, вчерашним.
Только небо осталось. Нежно-голубое. Бездонное. Вечное.
ТАЙНА АННЫ АХМАТОВОЙ
ТРИ «А»
Для меня всё началось с прочитанного когда-то давным-давно на заре моей юности стихотворения. Под ним стояла дата: «3 мая 1931. Хмельницкая». Впервые оно было опубликовано через 30 лет после написания – в 1961 году в Нью-Йорке в альманахе «Воздушные пути», спустя два с лишним десятилетия после гибели его автора – русского поэта XX века Осипа Эмильевича Мандельштама.
И поныне помню, как мне невольно передалось волнение автора, написавшего эти чудесные и невыразимо печальные строки. Приведу их полностью:
«Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,
За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда.
Так вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима,
Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью плавниками звезда.
И за это, отец мой, мой друг и помощник мой грубый,
Я – непризнанный брат, отщепенец в народной семье –
Обещаю построить такие дремучие срубы,
Чтобы в них татарва опускала князей на бадье.
Лишь бы только любили меня эти древние плахи!
Как нацелясь на смерть городки зашибают в саду,
Я за всю свою жизнь прохожу хоть в железной рубахе
И для казни петровской в лесу топорище найду».
Кто же тот человек, к которому обращается на «ты» поэт Осип Мандельштам в мае 1931 года? Стихотворение предваряется посвящением, состоящим из трёх заглавных букв – инициалов: «А.А.А.» Таким человеком должен был быть тот, о ком Осип Эмильевич знал наверняка, что именно он поймет всю глубину и сказанного и недосказанного, для кого язык поэта и его поэтический мир - близки и понятны. Из круга знакомых и друзей Мандельштама таким близким и дорогим человеком, с именем, соответствующим подобным инициалам, являлась только одна женщина. Поэтесса. Анна Андреевна Ахматова.
ВОРОНЕЖ
О злоключениях и тяготах Осипа Эмильевича Анна Андреевна знала не понаслышке. Они дружили много лет. В 1934 году Ахматова была в гостях у семьи Мандельштамов. У неё на глазах в доме произвели обыск, а в четыре часа утра Осипа Эмильевича увели. С утра она отправилась просить за поэта к Енукидзе.
Л.В.Горнунг в своих воспоминаниях пишет: «В 1936 году, когда я гостил на даче у Шервинских, я застал там и Ахматову. Она не раз вспоминала о Мандельштаме. Её очень беспокоила его судьба. При первой же возможности она поехала к нему в Воронеж ( поэт находился там в ссылке; Э.А.)
Второй раз Мандельштама арестовали в Саматихе, на этот раз окончательно. Где-то на краю света, в декабре 1938 г. закончилась его беспокойная, многострадальная, трагическая жизнь…
Когда Мандельштама уже не было в живых, Анна Ахматова во время очередной встречи с Л.В.Горнунгом произнесла: « Какую роскошную фотографию молодого Мандельштама мне подарили в Литературном музее». Это был Осип Эмильевич, снятый по пояс в белой рубашке с отложным воротником «апаш».
Дружба между двумя поэтами не угасала несмотря ни на какие внешние события в их жизни. С 5 по 11 февраля 1936 года Анна Андреевна посетила Воронеж, потому что именно туда поначалу сослали опального поэта. Осип Эмильевич был несказанно рад появлению Ахматовой в его квартире (которую ему сдавал сотрудник НКВД! О, это неусыпное око!..) в двухэтажном доме на углу проспекта Революции и улицы 25 Октября.
Именно здесь, в Воронеже, как пишет В.Л.Гордин в своих мемуарах «Мандельштамовский Воронеж», Осип Эмильевич сказал Анне Андреевне знаменательные слова: «Поэзия – это власть, раз за неё убивают, ей воздают должный почет и уважение, значит, её боятся, значит, она власть…»
Известно, что после той поездки Ахматова посвятила Мандельштаму стихотворение «Воронеж», которое заканчивается словами:
«А в комнате опального поэта
Дежурят страх и муза в свой черёд.
И ночь идёт,
Которая не ведает рассвета.»
«С НАРОДОМ»
В то время положение самой Анны Андреевны было, как говорят в таких случаях, незавидным. Многие наверняка помнят её знаменитые две строчки, сказанные по этому поводу:
«Муж - в могиле. Сын – в тюрьме…
Помолитесь обо мне».
Её муж, поэт Николай Гумилёв, был расстрелян чекистами в 1921 году, а сын, Лев Николаевич, будущее светило российской науки, находился в тюрьме. Вот как она сама писала об этом тяжелейшем периоде своей жизни:
«В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шёпотом):
- А ЭТО Вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было её лицом».
И ещё об этом есть у Анны Андреевны потрясающие по глубине осмысления,
ёмкости и простоте строки:
«…Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью был.»
И ещё одно, на этот раз последнее, отступление перед тем, как мы вместе с вами раскроем одну из тайн Анны Андреевны Ахматовой. Мне думается, что именно это дополнение внесёт необходимые штрихи в реальную картину происшедшего более шестидесяти лет назад! И тогда окончательно развеется один из самых стойких мифов школьной программы по литературе…
В марте 1940 года в городе на Неве, в городе со знаменитым Фонтанным домом, было создано одно из самых ярких, пронзительных стихотворений Ахматовой. Не могу удержаться от того, чтобы не процитировать его, пусть даже и со слезами на глазах. Что поделать, это чистые искренние слёзы…
«Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: «Сюда прихожу, как домой!»
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего погребального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем – не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание чёрных «марусь»,
Забыть, как постылая хлопала дверь,
И выла старуха, как раненый зверь…»
«СОХРАНИ МОЮ РЕЧЬ»
До начала Великой Отечественной войны оставалось чуть больше года… Мы видим, какими мыслями, каким безмерным горем была занята душа поэтессы.
А теперь вспомните знаменитейшее стихотворение Анны Ахматовой, которое мы все изучали ещё в школьные годы по программе. Называлось оно «Мужество». О нем нам говорили, как о патриотическом стихотворении, написанном в блокадном Ленинграде и посвященном борьбе советского народа с фашизмом в годы Великой Отечественной войны,.
Это ложь. Никакого отношения к Великой Отечественной войне стихотворение Ахматовой не имело никогда! Более того, на мой взгляд, на самом деле оно было написано до войны, но таилось до поры до времени от посторонних глаз, ибо смысл его настолько откровенен, что автору подобного произведения могла грозить самая суровая мера наказания. Вот именно потому оно и таилось…
Вспомните начало стихотворения О.Э.Мандельштама, посвященное А.А.А. – Анне Андреевне Ахматовой, женщине, которая помнила о нём везде и всегда:
«Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,
За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда…»
А теперь обратите своё внимание на основные 8 строк стихотворения Ахматовой:
«Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах.
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мёртвыми лечь,
Не горько остаться без крова, -
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово!»
Что это, как не прямое открытое обращение к Осипу Эмильевичу Мандельштаму? Перед нами ясный и прямой ответ на его стихотворение!!! Он просит её сохранить его речь, и она отвечает ему, отвечает памяти о нем, от имени всего народа и дает клятву эту речь – сохранить, во что бы то ни стало.
Далее идут две строки, которые явно слабее, явно выбиваются и мешают осмыслению читателем сути произведения. И скорее всего они были приписаны к готовому уже стихотворению гораздо позднее, для отвода глаз, для цензуры, дабы каким-то образом закамуфлировать его явную антисталинскую направленность:
«Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!»
Здесь – и незатейливая глагольная рифма, и некая заклинательная форма «Навеки!», что Ахматовой, как маститому автору, абсолютно несвойственно, да и звучит – неестественно. То есть, мы имеем дело с явно намеренной позднейшей припиской.
РАЗГАДКА
О чем идет речь в произведении? О том, что «мы знаем, что ныне лежит на весах и что совершается ныне…» А что совершалось? Геноцид государства против своего народа. Именно поэтому Анна Андреевна говорит о «часе мужества», который пробил на часах. Кому требовалось это мужество? Тем женщинам, которые ходят к тюрьмам каждый день, которые помнят об узниках тюрем и лагерей, подобных Мандельштаму.
«Не страшно под пулями мертвыми лечь…» - чекистские суды-тройки отправляли под пули цвет нации - интеллигенцию, офицерство, духовенство… «Не горько остаться без крова…» - прямая ассоциация с судьбой и мытарствами бездомного Мандельштама, которого именно власть лишила крова над головой.
Последующие две строки – клятва мужества, клятва сберечь слово. А, как известно, поэты сродни пророкам, а пророки – есть Слово. А Слово – есть власть, о чем Мандельштам говорил Ахматовой когда-то в Воронеже. Мы уже упоминали об этом факте.
Десятки лет нам морочили головы, утверждая не то, что есть и было на самом деле в отношении стихотворения Ахматовой. Я уверен, что и ныне множество людей не разобрались с действительной, реальной судьбой этого прекрасного произведения Анны Андреевны.
Если попытаться вспомнить о том, какие драконовские времена царили тогда в стране, то становится ясным, что именно мужество требовалось тому, кто написал бы впрямую об этом. О великой дружбе и верности ей двух русских поэтов в самые страшные годы репрессий говорят нам два стихотворения. Это – как пароль и отклик.
В завершении своего небольшого повествования прошу каждого, кто прочтет его до конца, вспомнить хотя бы ради памяти Ахматовой и Мандельштама о тех, среди своих родных и близких, кто не сможет вернуться уже никогда…
Вечная им память…