Geum.ru

Эльдар Ахадов казино

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   ...   33

КИФА



Двое путников пробирались тропой, пролегающей по самому краю леса вдоль обширного непроходимого болота, занимающего всю срединную часть долины таёжной речки Караган, что значит по-тюркски «чёрная кровь». Идеально округлая ярко белая луна так ослепительно сияла в бездонном небе наступившей ночи, что походные электрические фонарики показались Андрею и Петьке, молодым, но уже считавшими себя матёрыми, геологам, никчемушными игрушками, которые могут спокойно дремать в рюкзаках.

Громко переговариваясь, они шли уверенной пружинистой поступью к лагерю полевого отряда, торопясь к остывшему ужину (вечерняя рисовая каша!), на который они уже опаздывали часа на три. До лагеря оставалось не так и далеко - километров пять, когда Андрюха, шедший позади, споткнувшись о какой-то древесный корень, на мгновение потерял равновесие и плюхнулся коленками о землю. Петька по инерции отмахал уже метров тридцать, когда до него всё-таки дошло, что за спиной никого нет, и он сообразил тормознуть:

- Андрей! Перестань дурить-то! Давай, шевелись ! Цигель, цигель, ай-лю-лю! Время, время, нах хауз! Оглох, что ли?

Он слышал, как ругнулся Андрей в момент падения, вроде слышал даже само это плюханье, по крайней мере так ему казалось, но когда он обернулся, Андрея позади не было. Андрей исчез. Испарился. Аннигилировал. Как ещё можно это назвать, если только что был человек и вдруг его нет?

Поначалу ничего не понявший Пётр просто обозлился на напарника: и так из-за его фокусов однодневный плановый маршрут не закончили, теперь ещё он и к ужину не торопится! Петька как-то сразу «запамятовал» , что отклониться от маршрута ради хариузиной рыбалки предложил сегодня утром, в общем-то, гм-гм, он сам, а не Андрюха. Именно это обстоятельство стоило парням трёх лишних часов, которых потом так и не хватило для работы. Это, да ещё одна находка, которую, увы, сделал не он, Петр Дымков, лучший геолог края, как он сам считал, а Андрей. Поэтому об этом лучше и не вспоминать. Короче, сгоряча Петя решил, что один из них двоих сегодня явно дуркует, причём этот один - явно не Петя. Осталось угадать с трёх раз: кто же это?

Через минуту Петя перестал сомневаться в том, что и Андрей не дурковал. Через минуту Петру действительно стало страшно, настолько страшно, что тошнотворный животный ужас охватил всё его существо:

- Что случилось? Куда подевался Андрюшка? Я что: один? Один?!!.. Кто здесь? Кто?! Что это такое там виднеется? Это невозможно!... Как же это?!.. Ведь есть же где-то - палатки, люди, вездеходы, начальник партии, планы-факты, погонокилометры, песни под гитару, сезон полевой, в конце-то концов!.. Куда я попал?... ЧТО ЭТО ТАМ?!!

Прямо посреди освещённого луной болота, словно рождаясь из самых его недр, клубясь, вздымалась всё выше огромная чёрная тень Зверя. В её дымящихся лапах виднелась крохотная светящаяся тень человека, похожая на бьющуюся в конвульсиях муху, когда она уже попала в паутину и обёрнута крепким паучьим коконом. Разум Петра отказывался воспринимать то, о чём сообщали ему глаза, хотя было очевидно, что эта крохотная тень и есть всё, что осталось от Андрея в именно эту секунду...Потому что в следующую - Зверь пожрал его!

-Сейчас Он доберётся и до м-меня!...Ч-челюсть-ть д-дрож-житт, зараза! Не-не-не-не х-х-хочу!! Нет!.. Молчи, молчи, П-петро! Т-т-тольк-ко т-тихо! -Пётр покрылся мелкой холодной испариной. Тень чудовища продолжала расти, начиная закрывать собой от взгляда Петра часть покрытого тайгой хребта, возвышающегося на противоположной стороне заболоченной долины. Пётр стоял в оцепенении , чувствуя, что не способен сейчас не только двинуться с места, идти или бежать, но даже открыть рот и издать какой-либо звук. Его как будто парализовало.

Между тем из глубины долины навстречу Тени стали приближаться светящиеся полупрозрачные клочки тумана. Они постепенно как бы приобретали очертания человеческих фигур. Их количество всё росло и росло, пока они не покрыли собой всю заболоченную долину, близлежащий кустарник и даже сам караганский лес, по крайней мере настолько, насколько ещё можно было хоть что-то разглядеть в его тёмной глубине. Зверь заслонял собой уже весь противоположный горный хребет. Словно исполинскими ковшами экскаваторов, он загребал клубящимися черными лапами целые горсти приближающихся призраков, поднимал их в воздух и пожирал, как пожирают кусками свежее дымящееся кровью мясо!

А призраки всё шли и шли на Зверя - бестрепетно, будто не замечая ужасной гибели своих предшественников. В голове Петра вихрями проносились какие-то звуки, похожие на монотонное молитвенное пение, прерываемое невообразимым рёвом и скрежетом. Только всё, что слышал Пётр, находилось как бы внутри него, ибо снаружи, в воздухе - царило абсолютное безмолвие! Вдруг Зверь поднял глаза на него.

- Что это? Ик!.. Разве может быть ТАКОЙ взгляд? Как Он смотрит! Он видит меня! Он глядит именно на меня! Я такой маленький, мелкий-мелкий... Я же Тебе не нужен , правда? Не нужен?.. Ну, какой с меня прок?! Отвернись, забудь обо мне! Ты - великий! А я - ничтожество. Полное ничтожество... Меня нет! Я сейчас растворюсь, исчезну. Я сейчас, сейчас!... Но Он всё-таки... Он глядит именно на меня!!! - волосы на голове Петра зашевелились от ужаса.

Это был взгляд Абсолютной Тьмы. У этих глаз не было ни белков, ни зрачков: беспредельная Тьма глядела в него и сквозь него, пронизывая всё его существо смертным холодом. Клубящиеся дымные лапы Чудовища потянулись к Петру. И он потерял сознание...

Время замедлилось, качнулось и, словно вертящийся бездонный смерч, закрутилось в обратную сторону, унося его куда-то в неимоверную неисповедимую глубину. И метались снежные вихри, и обрушивались огненные волны, и разверзались бездонные пропасти, и с грохотом и гулом летели в бездну исполинские скалы, и моря вздымались, вырываясь из берегов, и небеса выворачивались наизнанку, изливая повсюду Ослепительный Жар...И замерло всё.

И вдруг опять - закрутилось, понеслось, зазвенело, заплакало мириадами человеческих голосов!

Бог ты мой, неведомый, незримый!

Ниспошли мне в душу благодать, -

Научи, Судья непогрешимый,

Как мне жить и как мне умирать?

Может быть, и нужно-то немного,

Но, послушный общему рулю,

Я живу лукаво и убого,

Лгу себе и кланяюсь рублю...

И хожу я всюду, словно лишний,

С неразменным сумраком в крови,

Оттого, что нет во мне, Всевышний,

Ни Тебя, ни Правды, ни Любви...

Пётр как будто очнулся и как будто бы знал, что Теперь и Здесь его зовут Кифа.

«Не двенадцать ли вас избрал я? Но один из вас - дьявол,» - Кифе запомнились эти слова Учителя, и оба они знали, что обращены они были к нему, Кифе. Учитель сам откровенно и при всех двенадцати учениках назвал его имя, только его имя: « Ты, Пётр, который клянёшься мне в верности, трижды при всех отречёшься от меня.» Кифа знал, что это - правда, потому что уже сделал своё чёрное дело: предал Учителя и оболгал молодого простачка Иуду.

У всякого преступления есть свои причины , господа! Деньги и власть - вот причины для Кифы. Кто истово клянётся в любви и кричит об этом на каждом углу, не он ли первым предаст Тебя? Не он ли люто ненавидит и боится Тебя и оттого с каждым днём всё громче вопит о том, что истинно любящий молчаливо хранил бы, как самое сокровенное, в глубине своего сердца? Не вор ли, чувствуя , как горит на его голове шапка, первым громче всех начинает кричать: « Держи вора!»?

Кифа, он же Шимон, он же Симон, он же Пётр - рыбак, сын Иона, брат Андрея , самый старший по возрасту и потому самый хитрый из всех двенадцати - не был «книжником», читать-то не умел, да и в речах не силён: всюду таскался за Учителем, иссыхая от зависти к его умению говорить и привлекать своими речами сердца людей. А привлекать сердца - значит иметь над ними власть! Кифа смотрел на это и продолжал таиться, всюду повторяя о своей любви к Учителю. Ох, не легко ему это было: каждый день ломать себя через колено!

Иуда, этот простодушный сопляк, знает грамоту, умеет считать, - все деньги у него, у кассира. Учитель становился всё популярнее, а пожертвования всё щедрее. И кто же распоряжается деньгами?! Не деньгами - деньжищами ( всего лишь за умение молоть языком!), такими, которые ему, честному труженику, всю жизнь горбатившемуся на ловле рыбы, и за три жизни не заработать! Кто?!.. Только эти двое: Учитель и его любимчик Иуда, кассир Иуда, Иуда их тратит. Гадина! Сволочь! Чужак из Кариот!.. Что ж... На него легче всего будет спихнуть всё: он - один, у остальных - братья или родня здесь, рядом, а этот молокосос - один, он здесь чужак. За него будет некому вступиться. И пусть он знает , что их с Учителем денежкам давно завидуют священники местного храма. Он думает, что они хотят отнять эти деньги. Да, они хотят!.. Но это ему, Кифе, решать: кто и какую роль будет играть в задуманном им деле. Он умеет распускать нужные ему слухи, у него есть помощники - там, в храме. Они подсобят. И легенда об Учителе родится такой, какой он ей позволит быть. Самая верная сила - это «серая» правда. Она, вроде, и правда, да подать её можно так, как это нужно тому, кто её подаёт...

Жаль только, что слова Учителя несколько портят алиби. Эти слова слышали многие, а на каждый роток не накинешь платок. Кто выиграет от того, что не станет Учителя? Он, Кифа! Власть над общиной по праву старшего по возрасту и опыту переходит к нему, а значит - власть над людьми, власть над пожертвованиями, над кассой общины - тоже. Ради этого можно пойти по любой голове, хоть апостольской, хоть сына божьего, плевать. Он только восстановляет справедливость: он старше всех, мудрее всех, опытнее, и он знает, как распоряжаться деньгами, - зачем ему вечно унижаться перед тридцатитрёхлетним Учителем?.. Умный? Талантливый? Был бы умный - на крест бы не попался! Кифа - вот кто истинно умный! Но скромный. Ибо самое умное - это умение использовать других в своих личных целях, не вызывая при этом никаких подозрений. Ведь , он-то знает, что самыми бескорыстными во все времена считали и считают именно тех, кто от всякого имеет свою часть!

Когда надо было усыпить остальных, чтобы некому было охранять Учителя, он, Кифа, сделал это блестяще: трижды будил их Учитель, ибо трижды все засыпали и проспали-таки, проворонили стражников! Один дурачок Иуда не дремал, но и он поздно спохватился, успел только догнать стражу. Вот так и подставил себя: «Это ты, сукин сын, Иуда, навёл сюда стражников!»

На самом-то деле страже никто не указывал на Учителя, а как их всех сегодня ночью найти, Пётр сам подобно объяснил, позаботился загодя. Учителя весь город и так знал, Его вся страна знала в лицо. И как можно было не знать Спасителя, человека, которого всего неделю назад вся столица приветствовала! Разве у кого-нибудь память отшибло, чтобы гадать: «Он? Не он?» Его же все, абсолютно все, видели и знали - и в лицо, и по голосу! А ведь ученики-то испуга-ались! Один Иуда не побоялся проститься с ним, открыто подошёл, обнял и поцеловал. Вот за эту искренность и смелость он и поплатился, сопляк! Не знал разве, что люди не переносят того, кто смелее их, кто видел их самих в минуту слабости? Нельзя-а перед остальными-то так себя выставлять! Ты - чистенький, искренний, а мы, значит, овцы трусливые? Ну, мы тебе ещё покажем, покажем - кто ты, а кто мы. Он всех против себя настроил тогда своей выходкой, все-ех...

А потом-то ещё, ишь, удумал: явился в храм и швырнул им все наши денежки из ящика с пожертвованиями, собака! Это же наши деньги, Иуда! Ты сам уготовил себе роль предателя. Деньги были? Были. Значит, тебе заплатили и ты продался. Что, попался , пацан?! Раскаялся и обратно денежки принёс, да? Ага, а ты докажи, что это не так! Кто не знает, как всё было , поверит нам, а не тебе - чужак, грамотей пришлый... Нечего мои, Кифовы , деньги раскидывать по храмам из-за каких-то там учителёв! Нервы побереги, Иуда.

Это я, Кифа, буду иметь теперь всё, люди будут слушать моих проповедников и праведников, которых я нанимаю ( когда имеешь деньги - уже не важно насколько ты сам красноречив). Да, было среди нас два искренних человека. И обоих я убил чужими руками, а мёртвые их имена использовал на благо себе, святому Петру. Ха-ха! «Покуда есть на свете дураки...» Из одного героя сделал на вечные времена, а из другого - негодяя на тот же период. Йес! Я «сделал» их! Да, остался, правда, этот... братан Андрюха. Тоже святой, апостол, так сказать. Ну-ну. Повисит он ещё на кресте, повисит: на своём, андреевском...

Вежды раскрыты и слух отверст...

Всюду один, как перст.

А путь его долог, как горний свет

Во мгле суетливых лет.

Он шёл и молился, и спал под кустом,

Осеняя весь мир незнакомым крестом,

И питался чем есть, и Господа звал

Просто - Иисусом Христом...

И говорили ему - «уходи»,

И он уходил с сожаленьем в груди.

Позади него ветер,

Позади него снег,

Позади него бранные крики да смех,

За ним - лишь несколько человек,

С ним Тот, Который за всех, -

Его муки земные и принятый крест

И - благовест, благовест, благовест...

Андрей! А ведь было за что умирать!

С нами - крестная сила и небесная рать,

С нами то, что нельзя ни купить, ни убить,

С нами Тот, Кто умеет жалеть и любить!..

Человек человеку - смертный враг! Ворон ворону - выклюет глаз! Они не поняли, почему я пошёл следом за арестованным! Они даже этого не поняли! А мне нужно было убедиться, что его уже не отпустят. Они не догадались, что там, куда его привели, я - свой. Я там - среди своих, поэтому только меня везде и пропустили. Не потому, что не узнали, нет, именно потому что узнали - своего. Нет, не умеют эти скоты, эти бараны анализировать ситуацию, не умеют читать правду даже и в Евангелиях. А там - всё это есть. Только не для бараньих умов, которые читают не то, что буквально написано, а только то, что им внушают. Ну, где, где, где в Писании сказано, что Иисус и есть Бог? Ну, нет же этого - нигде! Слово «Господь» всегда означало и означает «господин», то есть «хозяин», «повелитель», «руководитель», «глава», - но не «Бог» же! А, идиоты! А, сборище дубоголовых ишаков! Да что вы вообще знаете, если даже свою книгу книг прочесть толком не можете! 2000 лет прошло - и ни один скот не прочёл верно того, что там прямо написано! Так чего же вы все стоите, человеки? Чего?! Это я, Кифа, 2000 лет делаю с вами всё, что хочу! Я, я, я!!! И настанет время, когда мир узнает того, кто им истинно правит!..

-Однако, надо же как-то выбираться из этого бреда, - вдруг подумалось Пете. «Выбираться! Выбираться!..» - эхом ответила ему темнота. Он ничего больше не слышал вокруг. Голос, сопровождавший его, исчез так же внезапно, как явился. Оттуда. Изнутри...

Петя открыл глаза. Была ночь. Где-то посреди болота шумел Караган, так же , как раньше, ярко светила луна, веяло тихой прохладой. Ни теней, ни чудовищ. Петя взглянул на наручные часы: стало на час меньше, чем было тогда, когда они с Андреем спешили в лагерь. Только Андрея не было. «Андрюха! Ты где?!» - окликнул он приятеля. Ни звука в ответ. Он посмотрел на тропу. В одном её месте, невдалеке, из земли, несильно выгибаясь, выглядывала часть древесного корня. «Ага! Здесь он и упал,» - почему-то спокойно подумал Петро. Он всё помнил. Только страха больше в нём не было. Улетучился куда-то. В одной из недальних болотных кочек он признал андреев рюкзак, подошёл к нему, совершенно не боясь провалиться в трясину ( шёл аки посуху), развязал узел и вынул маленький бумажный пакетик.

Сегодня днём после рыбалки им несказанно повезло, вернее, не ему, а Андрею. Промывая лотком геологическую пробу, Андрюха наткнулся на небольшой золотой самородок. Дело в том, что они с Петром проводили поисковое опробование долины Карагана на наличие россыпного месторождения золота, которое здесь прежде добывали ( лет 50 назад) да, видать, не всё добыли. Андрей радовался , как ребёнок:

- Опа! Опа-па! Вот повезло так повезло! Прикинь: нам теперь точно благодарность объявят, может, даже премию дадут! Нет, вот здорово-то! А ведь про нас , Петька, ещё и в газете могут напечатать! Ага! Точно-точно!.. Представляешь: « Андрей Ионин и его золото»! Или ещё какую-нибудь фигню! Да, ладно, Петька, не хмурься! Не бери в голову. Хочешь, я скажу, что это ты нашёл? Какая разница, ведь правда же?

Действительно, такое случается нечасто. Они пометили место находки на карте, и Андрей убрал самородок вместе с остальными лотковыми пробами, которые геологи называют шлихами, в свой рюкзак, чтобы, вернувшись в лагерь, оформить всё, как положено.

Андрею казалось, что Петруха радуется находке так же, как и он сам. Уж, кого-кого, а Петра-то он знал от и до ещё со студенческих лет в Красноярском институте цветных металлов и золота: бессребренник, на гитаре играет, а как поёт - заслушаешься! Андрюха безоговорочно принимал старшинство Петра: не чета ему, охламону, рассудителен, да и опыта в геологии малость побольше: почитай на два курса раньше него институт закончил.

А то , что Петро сегодня поначалу в лагерь не очень-то спешил, тоже ведь понять можно: три часа потеряли да плюс ещё с час самородком любовались, да перекуривали пока обсуждали находку. В общем, уйма времени - коту под хвост, а Петя - человек обязательный, обстоятельный, старается выполнить всё, что было намечено. Ну, чуток только не успели, потому что стемнело всё-таки да и голод - не тётка, в лагерь заторопились. Там -то спохватятся: мало ли что в лесу или на болоте с людьми может быть...Начнут искать, а найдут - материть же станут, что людям зря нервы мотаем своими заморочками, то да сё...

Петро не спешил. Он знал, где сейчас Андрей, Он там, в этой чёрной смрадной трясине, где его уже никто не найдёт. Там их много: андреев, сергеев, ань, володь, светок, олек, игорей...Много. Там, позади, в верхней части долины когда-то был лагерь, но не геологический. Здесь зеки мыли для Сталина золото, а самих их, когда ослабеют ( не зимой - только летом) отпускали «гулять» по болоту, чтобы патронов не тратить. Ну, а кто не шёл добровольно, тех стреляли, и трупы сталкивали туда же, в трясину...Всё же обычно шли не сопротивляясь - покорно и бестрепетно: знали, что из этого лагеря обратного хода нет ни для кого. А над всем этим был Он - добрый, спокойный, безобидный бессребренник в военном френче и с усами... Ну ,Кифа-то всегда знал обо всём. Об этом - тем более.

Он положил самородок в карман, приподнял чужой ненужный теперь рюкзак и отбросил его в чёрную глубину, мгновенно и жадно всосавшую в себя и это. Луна озарила тусклое лицо Кифы, на котором выделялись чёрные, как трясина, - без зрачков и белков глаза. Бездна под ним всколыхнулась, как бы приветствуя Повелителя...

А через минуту Пётр Дымков спокойным и уверенным шагом уже направлялся к лагерю геологов, где давно остывала их с Андреем вечерняя каша. Он не думал сейчас о том, что сказать о пропаже напарника. Зачем? Кифа знал: что бы он ни сказал, ему поверят. Так было всегда.

Он вернётся сюда зимой, когда лёд на Карагане станет крепок и прочен, как камень, а по затвердевшему от мороза болоту будет стремительно извиваясь стелиться мелкая, как снежная пудра, позёмка. Ему нравится бродить здесь ночами, разглядывая сквозь ледяную толщу трясины вмёрзшие в неё тела сгинувших без вести людей. Он один заведует этим кладбищем, это его коллекция, его гордость, его музей...

Когда в дремучей мгле мелькают силы тёмные,

И за любым кустом мерещится засада:

По небу облака - огромные, огромные

Летят, летят всю ночь, летят, куда им надо...

Стою один впотьмах у края поля чистого,

Где зыбко дышит снег, и ворон вьётся рядом.

А за спиной давно уже свистят неистово

И тянут за плечо, и манят медным взглядом.

И падает душа на дно глухого омута,

Где грабят и срамят, и набивают цену,

И молится она чудовищу какому-то,

Готовая за мзду на всякую измену...

Там жлобствуют и пьют, там правит неуёмная

Дремучая толпа, которой горя мало,

Там каждый день поют «Вставай, страна огромная!»,

И вся страна встаёт, летит куда попало...

Ночь тихо дребезжит, как форточка стеклянная,

И волком воет снег. И мгла приходит на дом.

И бродит по степи душа непокаянная.

И никого вокруг. И ворон вьётся рядом.