Трачи Регула Мистерии Исиды ди трачи регула мистерии исиды посвящается скотту каннингему, без которого эта книга

Вид материалаКнига

Содержание


Рассказ плутарха о происхождении культа сараписа
Рассказ апулея о празднике ploiaphesia
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   18

Такие же истории рассказывают и о Тифоне: как из зависти и ненависти он совершил ужасные дела и, приведя в расстройство все на свете, наполнил злом всю землю и море и потом понес наказание. А мстительница, сестра и жена Осириса, обуздав и уничтожив бешенство и ярость Тифона, не пренебрегла борьбой и битвами, которые выпали ей на долю, не предала забвению свои скитания и многие деяния мудрости и мужества, а присовокупила к священнейшим мистериям образы, аллегории и памятные знаки перенесенных ею некогда страданий и посвятила их в качестве примера женщинам и мужчинам, которые претерпевают подобные же несчастия. И она, и Осирис за доблесть из добрых демонов были превращены в богов, как позже Геркал и Дионис, и не без основания приняли они почести, равно причитающиеся богам и демонам, и потому имеют власть повсюду, но больше всего — над землей и под землей».


ПРИЛОЖЕНИЕ 2


РАССКАЗ ПЛУТАРХА О ПРОИСХОЖДЕНИИ КУЛЬТА САРАПИСА


Нижеследующий отрывок взят из сборника «Моралий» Плутарха.

«Говорят, что Сарапис — не кто иной, как Плутон, а Исида — Персефона, так утверждает Архемах с Евбеи, понтиец же Гераклид*


------------------

* Ученик Платона, автор нескольких исторических сочинений. — Прим. пер.


считает, что оракул в Канопе принадлежит Плутону.

А Птолемею Сотеру*


------------------------------

* Птолемею Сотеру (305—283 гг. до н. э.) приписывают учреждение государственного культа Сараписа. — Прим. пер.


приснился колосс Плутона в Синопе, хотя царь его не знал и никогда не видел, каков его облик; и приказал доставить колосс его как можно скорее в Александрию. Ничего не ведая о нем и раздумывая, где бы он мог находиться, царь описал видение друзьям, и нашелся один путешественник, Сосибий, заявивший, что видел в Синопе точно такой же колосс, какой привиделся царю. И вот, царь отправляет в путь Сотелия и Дионисия, которые, потратив много времени, с трудом и не без божественного содействия похитили и увезли статую. Когда она бьша доставлена и выставлена для обозрения, то товарищи эксегета Тимофея и Манефона Себенитского рассудили, что это изваяние Плутона, судя по церберу и змее; Птолемея же они убеждают, что оно не принадлежит никакому иному богу, кроме Сараписа.

Итак, под этим именем статуя прибыла не оттуда, где она находилась, но, будучи помещенной в Александрии, получила египетское имя Плутона — Сарапис. И конечно, изречение философа Гераклита — «одно и то же Гадес и Дионис, для которого безумствуют и празднуют Линей» — склоняет нас к такому же мнению. А те, кто полагает, что Гадесом называется тело, ибо душа в нем как бы пьяна и безумна, — те прибегают к жалким аллегориям. Наиболее правильно отождествлять Осириса с Дионисом, а Сараписа — с тем Осирисом, который получил это имя, когда переменил естество. Поэтому Сарапис стал сопричастным всем людям, как то известно об Осирисе каждому, кто связан с храмовым служением.

С другой стороны, не стоит обращать внимания на сочинения фригийцев, в которых говорится, что Сарапис был сыном Харопы, дочери Геракла, а Тифон — сыном Эака и внуком Геракла. Достоин презрения и Филарх, писавший, будто Дионис первым привел из Индии в Египет двух быков и одного из них якобы звали Апис, а другого — Осирис. Сарапис же якобы — имя того, кто все упорядочивает, происходящее от «сайрейн», слова, которое иные толкуют как «украшать» и «упорядочивать».

Все, что у Филарха — бессмыслица, но еще большая бессмыслица у тех, кто говорит, что Сарапис не бог, а названный этим именем саркофаг Аписа, и что есть в Мемфисе некие медные врата, называемые вратами Забвения и Плача. Они открываются всякий раз, как хоронят Аписа, издавая при этом тягостный и резкий звук. Поэтому якобы, когда звучит любая медная вещь, нас охватывает волнение. Умереннее те, кто утверждает, что имя происходит от «сэбестай» и «сустай» и, так или иначе, обозначает движение всего сущего. Большинство же жрецов говорят, будто Апис и Осирис — одно, поучая и наставляя нас, что надо считать Аписа воплощенным образом души Осириса. Я со своей стороны полагаю, что если имя Сарапис — египетское, то оно означает «радость» и «веселье», и основываюсь на том, что веселые праздники египтяне называют сайрами».


ПРИЛОЖЕНИЕ 3


РАССКАЗ АПУЛЕЯ О ПРАЗДНИКЕ PLOIAPHESIA


Это практически единственное полное описание одного из ритуалов Исиды, исполнявшегося в греко-римскую эпоху. Выдержка из «Метаморфоз», книги XI, в переводе М. Кузмина.

«Вот появляются первые участники величественной процессии, каждый прекрасно разодетый по своему вкусу и выбору. Один с военным поясом изображал солдата; иного, подобранный кверху плащ, сандалии и рогатина превратили в охотника; другой в позолоченных туфлях, в шелковом платье, драгоценных уборах, с заплетенными в косы волосами плавной походкой подражал женщине. Дальше в поножах, в шлеме, со щитом и мечом кто-то выступает, будто только что вернулся с гладиаторского состязания; был и такой, что в пурпурной одежде, с ликторскими связками, играл роль должностного лица, и такой, что корчил из себя философа в широком плаще, плетеных сандалиях, с посохом и козлиной бородкой; были здесь и птицелов, и рыбак — оба с тростинками: у одного они смазаны клеем, у другого с крючками на конце. Тут же и ручную медведицу, на носилках сидевшую, несли, как почтенную матрону, и обезьяна в матерчатом колпаке и фригийском платье шафранового цвета, протягивая золотой кубок, изображала пастуха Ганимеда; шел и осел с приклеенными крыльями рядом с дряхлым стариком, сразу скажешь — вот Беллерофонт, а вот Пегас, впрочем, оба одинаково возбуждали хохот.

В то время как забавные эти маски переходили с места на место, развлекая народ, уже двинулось и специальное шествие богини-спасительницы. Женщины, блистая белоснежными одеждами, радуя взгляд разнообразными уборами, украшенные весенними венками, одни из подола цветочками усыпали путь, по которому шествовала священная процессия, у других за спинами были повешены блестящие зеркала, чтобы богине был виден весь священный поезд позади нее; некоторые, держа гребни из слоновой кости, движением рук и сгибанием пальцев делали вид, будто расчесывают и прибирают волосы владычице; были и такие, что дивным бальзамом и другими благовониями окропляли улицы. Тут же большая толпа людей обоего пола с фонарями, факелами, свечами и всякого рода искусственными светильниками в руках прославляла источник сияния небесных звезд.

Свирели и флейты, звуча сладчайшими мелодиями, создавали очаровательную музыку. За музыкантами — прелестный хор избранных юношей, в сверкающих белизною роскошных одеждах, повторял строфы прекрасной песни, слова и мелодию которой сочинил благоволением Камеи искусный поэт; песнопение это заключало в себе между прочим зачин более величественного гимна с молитвами и обетами. Шли и флейтисты, посвященные великому Сарапису, и на своих изогнутых трубах, поднимавшихся вверх, к правому уху, исполняли по нескольку раз напевы, принятые в храме их бога. Затем шло множество прислужников, возвещавших, что надо очистить путь для священного шествия.

Здесь движется толпа посвященных в таинства — мужчины и женщины различного положения и возраста, одетые в сверкающие льняные одежды белого цвета; у женщин умащенные волосы покрыты прозрачными покрывалами, у мужчин блестят гладко выбритые головы; земные светила великой религии, они потрясают медными, серебряными и даже золотыми систрами, извлекая из них пронзительный звон. Наконец, высшие служители таинств, в своих узких белых льняных одеждах, подпоясанных у груди и ниспадающих до самых пят, несут знаки достоинства могущественнейших божеств.

Первый держал лампу, горевшую ярким светом и нисколько не похожую на наши лампы, что зажигают на вечерних трапезах — это была золотая лодка с отверстием посередине, через которое выходил очень широкий язык пламени. Второй был одет так же, как первый, но в каждой руке нес он по алтарю, называемому «помощником» — это имя дал им быстро приходящий на помощь промысел верховной богини. За ним шел третий, неся пальмовую ветвь с листьями, сделанными из тонкого золота, а также Меркуриев кадуцей*.


---------------------

* Кадуцей — в мифологии обвитый двумя змеями магический жезл, атрибут Гермеса-Меркурия. — Прим. ред.


Четвертый показывал символ справедливости в виде левой руки с протянутой ладонью — она слаба от природы, ни хитростью, ни ловкостью не одарена и потому скорее, чем правая, может олицетворять справедливость; он же нес и закруглявшийся, наподобие сосца, золотой сосудик, из которого совершал возлияние молоком. У пятого — золотая веялка, наполненная лавровыми веточками; последний нес амфору.

Вскоре показалась и процессия богов, соблаговоливших воспользоваться человеческими ногами для передвижения. Вот наводящий ужас посредник между земным и небесным миром, с величественным ликом, то темным, то золотым, высоко возносит свою голову Анубис, в левой руке держа кадуцей, правой потрясая зеленой пальмовой ветвью. Сразу же вслед за ним — корова, ставшая на дыбы, воплощенное плодородие всеродительницы богини; неся ее на плечах, один из священнослужителей легко и красиво выступал под блаженной ношей. Другой нес закрытый ларец, заключавший в себе нерушимую тайну великого учения. Третий на свое счастливое лоно принял почитаемое изображение верховного божества; оно было не похоже ни на домашнее животное, ни на птицу, ни на дикого зверя, ни даже на самого человека; но, по мудрому замыслу самой необычностью своей, возбуждая почтение — лишь сущность неизреченная высочайшей веры, сокрытая в глубоком молчании. Сделано оно было из ярко блестящего золота следующим образом — это была искусно выгнутая урна с круглым дном, снаружи украшенная дивными египетскими изображениями, над отверстием ее подымалось не очень высокое горлышко, с длинным, далеко выступавшим носиком, а с другой стороны была приделана широкая ручка, на которой свернулась в клубок змея, раздувая поднятую вверх чешуйчатую шею, покрытую морщинами.

И вот, подходит миг свершения обещанных мне всемилостивейшей богиней благодеяний, приближается жрец, несущий мне назначенное судьбою спасение, держа в правой руке, точь-в-точь как гласило божественное обещание, прекрасный систр для богини и для меня венок, — венок, клянусь Геркулесом, заслуженный; ведь, вытерпев столько тяжких страданий, подвергнувшись стольким опасностям, я теперь, с соизволения великого божества, в борьбе с жестокой судьбой выходил победителем. Но, несмотря на охватившую меня внезапную радость, я не бросаюсь со всех ног, боясь, как бы неожиданное появление четвероногого животного не нарушило чинности священнодействия, а тихо, медленно, подражая человеческой походке, бочком, через, расступившуюся, конечно, не без божеской воли, толпу, мало-помалу пробираюсь.

Жрец же, предупрежденный, как я мог убедиться на деле, ночным откровением, и удивленный, как все в точности совпадает с поручением, которое он получил, тотчас остановился и протянул правую руку с венком к самому моему рту. Тут я, трепеща, с сильно бьющимся сердцем, венок, сверкающий вплетенными в него прекрасными розами, жадно хватаю губами и пожираю, стремясь к исполнению обещанного.

Не обмануло божественное предсказание — тут же спадает с меня безобразная личина животного, прежде всего исчезает грязная, свалявшаяся шерсть, толстая шкура становится тоньше, огромный живот уменьшается, на ступнях ног копыта разделяются на отдельные пальцы, руки перестают быть ногами, поднимаются для исполнения своих высоких обязанностей, длинная шея укорачивается, пасть и голова округляются, огромные уши принимают прежние размеры, зубы, напоминающие камни, снова становятся небольшими, и хвост, который доставлял мне больше всего мучений, исчезает без следа! Народ удивляется, люди благочестивые преклоняются при столь очевидном доказательстве великого могущества верховного божества, подобном чудесному сновидению, и при виде быстрого превращения громогласно и единодушно, воздев руки к небу, свидетельствуют об этой столь славной милости богини.

А я, остолбенев от немалого изумления, стоял неподвижно и молча, не зная, от переполнившей мою душу неожиданной и великой радости, с чего лучше всего начать, откуда подступить к звукам, сделавшимся мне непривычными, как удачнее всего воспользоваться первыми плодами возвращенного мне дара речи, какими словами и выражениями поблагодарить богиню за ее благодеяние. Но жрец, очевидно свыше извещенный обо всех моих несчастьях с самого начала, хотя и сам был потрясен великим чудом, знаком приказывает, чтобы прежде всего дали мне льняную одежду для прикрытия, потому что, как спала с меня зловещая ослиная оболочка, так я и стоял, тесно сжав бедра, и сплетенными руками скрывая, насколько мог, наготу свою естественной завесой. Один из почитателей святыни тотчас же снял с себя верхнюю тунику и быстро набросил на меня. Тогда жрец, ласково глядя на меня и, Геркулесом клянусь, божественным проникнутый изумлением, так начинает:

— Вот, Луций, после стольких всевозможных страданий, после великих гроз, воздвигнутых Судьбой, пережив величайшие бури, достиг, наконец, ты спокойных пристаней Отдохновения, алтарей Милосердия. Не пошло тебе впрок ни происхождение, ни положение, ни даже сама образованность, которая тебя отличает, потому что, сделавшись по страстности своего молодого возраста рабом сладострастия, ты получил роковое возмездие за несчастное твое любопытство. Но все же слепая Судьба, злобно терзая тебя и подвергая самым страшным опасностям, сама того не зная, привела тебя к сегодняшнему блаженству. Пусть же идет она и пышет неистовой яростью, придется ей искать для своей жестокости другой жертвы. Ведь над теми, кого величие нашей богини призвало посвятить жизнь служению ей, не имеет власти губительная случайность. Разбойники, дикие звери, рабство, тяжкие пути и скитания без конца, ежедневное ожидание смерти — чего достигла всем этим свирепая Судьба?

Вот тебя приняла под свое покровительство другая Судьба, но уже зрячая, свет сиянья которой озаряет даже остальных богов. Пусть же радость отразится на твоем лице в соответствии с праздничной этой одеждой. Ликуя, присоедини свой шаг к шествию богини-спасительницы. Пусть видят безбожники, пусть видят и сознают свое заблуждение — вот, избавленный от прежних невзгод, радующийся промыслу великой Исиды, Луций празднует победу над своей судьбой! Но чтобы защититься еще надежнее и крепче, запишись в святое это воинство (веление принять такую присягу прозвучало для тебя недавно), посвяти себя уже отныне нашему служению и наложи на себя ярмо добровольного подчинения. Начав служить богине, насладишься ты в полной мере великим плодом своей свободы.

Провещав таким образом, почтенный жрец, с трудом переводя дыхание, умолк. Я же, присоединившись к священным рядам, двинулся вслед за святыней. Всем гражданам я стал известен, сделался предметом всеобщего внимания, на меня указывали пальцами, кивали головой, и весь народ переговаривался: вот тот, кого царственная воля всемогущей богини сегодня вернула к человеческому образу. Клянусь Геркулесом, счастлив он и трижды блажен: несомненно, незапятнанностью предшествовавшей жизни и верою заслужил он такое преславное покровительство свыше, так что сейчас же после второго, до некоторой степени, рождения вступает он на путь священного служения.

Среди подобных восклицаний, среди праздничных пожеланий и молитв толпы, мало-помалу подвигаясь, приближаемся мы к морскому берегу и доходим как раз до того места, где накануне лежал я в образе осла. Расставили там в должном порядке священные изображения богов, и верховный жрец, произнеся пречистыми устами священнейшие молитвы, горящим факелом, яйцом и серой очищает высшим очищением корабль, искусно сделанный и со всех сторон удивительными рисунками на египетский лад пестро расписанный, и посвящает богине этот жертвенный дар.

На сверкающем парусе счастливого судна вытканы золотом буквы, которые складывались в пожелание удачных плаваний в пору новых выходов в море. Мачтой была круглая сосна, блестящая, с превосходным тоцом, так что смотреть было приятно; корма, выгнутая в виде гусиной шеи и покрытая листовым золотом, ярко блестела, и корпус, весь из светлой полированной туи, радовал взор. Тут вся толпа, как посвященные, так и непосвященные, наперебой подносят корзины с ароматными травами и другими дарами, над водами совершают возлияния молочной похлебкой; наконец, когда корабль наполнен был щедрыми приношениями и сулящими счастье пожертвованиями, обрезают якорные канаты и, предоставив судно попутному и спокойному ветру, пускают в море. Когда оно было уже на таком расстоянии, что почти скрылось из наших глаз, носильщики снова взяли священные предметы, которые они принесли, и, по-прежнему образуя великолепную процессию, быстрым шагом возвращаются к храму.

Когда мы приблизились к храму, великий жрец, носильщики священных изображений и те, что ранее уже были посвящены в высоко почитаемые таинства, войдя в святилище богини, расположили там в нужном порядке изображения, казавшиеся одушевленными. Тут один из них, которого все называли писцом, стоя против дверей, созвал пастофоров — так именовалась эта святейшая коллегия — как будто на собрание, и, взойдя на возвышение подле тех же дверей, стал читать по книге написанные в ней молитвы о благоденствии императора, почтенного сената, всадников и всего народа римского, о кораблях и корабельщиках, обо всем, что подвластно нашей державе, закончив чтение по греческому обряду греческим возгласом... В ответ раздались крики народа, выражавшие пожелание, чтобы слова эти принесли всем удачу. Исполненные радости граждане, держа в руках ветви священных деревьев и веночки, поцеловав ступни серебряной статуи богини, стоявшей на храмовой лестнице, отправились по домам. Я же не мог решиться ни на шаг отойти от этого места и, не спуская глаз с изображения богини, перебирал в памяти испытанные мною бедствия».


ПРИМЕЧАНИЯ


1 Когда эта книга была уже подписана в печать, я получила возможность ознакомиться с гимнами Исиды из Филы в переводе Зебке-ра. Если бы я раньше изучила этот источник, то эта глава выглядела бы совсем по-другому. Для углубленного знакомства и более подробного описания Исиды как богини войны я советую читателям обратиться к книге «Гимны Исиде в ее храме в Филе» Людовика В. Зебкера, опубликованной университетом Новой Англии в Лондоне и Ганновере.

Довольно интересно, что гимны Исиде в храме Филы — на мирном прекрасном острове, разделяющем воды Нила, — показывают ее в наиболее воинственном аспекте, по определению Зебкера. Причем эта воинственность выражается не только в словах; на одной панели из храма в Филе Исида потрясает кривой саблей. В гимне № 5 показано, как она намеревалась использовать это оружие:


... (Исида)

Нападающая на могучие племена,

Мощнее мощных, сильнее сильных,

Сметающая тысячи, (она) отсекает (им) головы,

Ужасная в гневе, поражает врагов.


Титулы, обнаруженные в надписях из Филы, Асуана и Абидоса, тоже подчеркивают пламенный и воинственный характер Исиды:


Исида, идущая впереди армий,

Исида, что сильнее тысяч солдат,

Владычица пламени, поражающая мятежников,

Повелительница битв,

(Та), кто билась на реке Двух Земель и ниспровергла

(своих врагов).


Особую роль Филы в качестве хранилища текстов, где Исида описывается в ее воинственном аспекте, будет проще осознать, если принять во внимание, что Фила была пограничным аванпостом, храмом богини на дальних окраинах Древнего Египта. Есть некоторые свидетельства в пользу того, что пилон Птолемея IV в Филе предназначался в качестве действующего магического барьера от агрессии со стороны неспокойного Юга. Стоит также упомянуть о том, что основателем храма в Филе был Нехенеб, последний фараон из коренных жителей Египта, хорошо понимавший, как непрочен мир в его империи.

Наверное, можно считать маленьким чудом тот факт, что культ Исиды сохранял свою силу здесь еще долго после того, как другие храмы были закрыты. Даже христианское владычество было сравнительно коротким: остров находился под безраздельным контролем христиан лишь с 575 г. (по некоторым источникам, с 595 г.) по 641 г., когда он был захвачен в ходе мусульманского вторжения. Затопленный при строительстве Асуанской плотины, он снова появился на свет, благодаря чудесам современной технологии и удивительно дружному международному сотрудничеству — разве не ясно, под чьей эгидой это происходило? Исида вернула свое святилище, хотя ей пришлось поднимать его из глубоких вод, как при сотворении мира по древнеегипетскому мифу, когда Курган Творения поднялся из первозданных вод хаоса.

Символика тоже представляет определенный интерес: остров Биг-гех был территорией Осириса, где в своей пассивной форме он каждые десять дней ожидал визитов Исиды, приносившей ему дары. Остров Биггех, разделявшийся на две половины во время нильских разливов, тоже имел храм Исиды, возможно, предназначенный для ее регулярных «визитов». Храм Исиды в Филе ныне стоит на острове Биггех — Исида и Осирис снова вместе. Может быть, он тоже восстал из вод Нижнего Мира?


2 Медицинские препараты под именем Исиды производятся до сих пор, в частности, калифорнийской компанией «Isis Pharmaceuticals Inc.» в Карлсбаде. В статье «Сан-Диего Юнион Трибюн» от 30 апреля 1994 года говорится, что «представители «Isis Pharmaceuticals Inc.» на этой неделе сообщили о первых положительных результатах нового типа препарата, который борется с болезнью на клеточном уровне». В ходе предварительного эксперимента было установлено, что этот препарат может останавливать развитие специфической болезни, вызывающей слепоту у больных СПИДом и других людей с ослабленной иммунной системой.

Из карлсбадской лаборатории сообщают, что препарат «Исида-2922» в средних и больших дозах смог остановить развитие цитомега-ловирусного ретинита у всех пациентов, за исключением одного.

«Мы уверены, что положительная реакция возникла в результате применения препарата "Исида-2922"», — сказал доктор Дэниел Киснер.

Как можно понять, название компании вовсе не означает, что ученые или врачи являются почитателями Исиды. Однако древние врачи верили в целительную силу ее имени, и это совпадение (возможно, неумышленное) можно рассматривать как интересный пример продолжения традиции наименования лекарственных средств в честь богини.