И. М. Семашко Гендерные проблемы в общественных науках
Вид материала | Документы |
- Тема I. Методология гуманитарного познания Картезианский идеал науки и социальная физика:, 49.65kb.
- Ркб им. Н. А. Семашко информирует, 464.49kb.
- Разработка Мельник Г. С, 92.35kb.
- А. Э. Еремеева Часть 3 Проблемы современных исследований в гуманитарных науках Омск, 4792.94kb.
- А. Э. Еремеева Часть 2 Проблемы современных исследований в гуманитарных науках Омск, 4444.52kb.
- Нп «сибирская ассоциация консультантов», 212.32kb.
- Бадмаев Эрнис Сагаевич Санкт-Петербург 2010 г. Содержание Введение Глава 1: Теоретический, 1227kb.
- О. Ю. Маркова Гендерные аспекты внутриорганизационных коммуникаций, 232.78kb.
- Syllabus по курсу «основы гендерных исследований» обоснование курса: Гендерные исследования, 188.14kb.
- Коткина Татьяна Рудольфовна учитель географии, Iкатегория. 2008 г пояснительная записка, 46.09kb.
Были даны и единичные ответы на вопрос о романтической любви: это — «виртуальная любовь», «начало романа», «любовь — это не романтика». По первому суждению — платоническая любовь — было получено очень мало ответов, скорее всего потому, что о ней респондентам практически ничего не известно. Любопытно сравнить данные по 3-ему и 4-ому вариантам: респондентов, называющих романтической любовь, которая длится всю жизнь, в 7 раз больше, чем тех, кто называет романтической любовь в браке. Можно предположить, что молодежь склонна считать, что романтическая любовь в браке либо быстро исчезает и поэтому не может длиться всю жизнь, либо ее никак нельзя назвать романтичной. Самые простые ответы дали 18% респондентов (варианты 5 и 6). Довольно значительная часть опрошенных (42%) полагает, что настоящая любовь всегда романтична.
Идеал романтической любви предполагает ориентировку на какие-то общепринятые критерии или образцы; он всегда историчен и даже в одно время не бывает единым для всех, так как формируется у каждого человека под влиянием самых разных обстоятельств. Идеал романтической любви всегда индивидуализирован, однако, он существует в конкретном времени и социальном пространстве, соотнесен с общественными нравами и личными ожиданиями, связанными с любовными отношениями.
Идеал романтической любви, как правило, включает модные для сегодняшнего дня представления о внешнем виде, фигуре, манере поведения воображаемого партнера. Но главным является тип поведения, характер взаимоотношений между мужчиной и женщиной.
Вопрос анкеты "Кто для Вас является образцом романтической любви?" и был нацелен на выяснение наиболее привлекательного для молодежи типа любовных взаимоотношений (ниже приведены полученные данные в % от числа опрошенных в каждой группе).
Кто для Вас является образцом романтической любви? | Все | Школьницы | Школьники | Студентки | Студенты |
1. Ромео и Джульетта | 30 | 33 | 43 | 29 | 18 |
2. Наташа Ростова и князь Андрей | 1 | – | – | 2 | 2 |
3. Мастер и Маргарита | 11 | – | 2 | 18 | 23 |
4. Герои фильма «Титаник» Роуз и Джек | 15 | 24 | 17 | 12 | 8 |
5. Мои родители | 8 | 9 | 11 | 6 | 5 |
6. Среди моих друзей есть такая пара | 5 | 6 | 6 | 10 | – |
7. Мой любимый человек и я | 10 | 17 | 6 | 6 | 11 |
8. Никто | 1 | – | 2 | – | 3 |
9. Затрудняюсь ответить | 15 | 9 | 11 | 16 | 25 |
10. Нет ответа | 2 | 2 | 2 | – | – |
Кроме того, были даны единичные ответы: «Красная шапочка и Серый волк», «Микки и Мэллари», герои фильма «Призрак».
Часть опрошенных (23%) ориентируются на «живые» примеры — друзей, родителей или на собственный опыт, 42% респондентов ссылаются на литературные примеры. Для 15% опрошенных образцом романтической любви оказались герои фильма «Титаник». Довольно значительная часть молодежи (17% — затруднившихся ответить на вопрос и 2% — не давших ответа) либо не имеет идеала романтической любви, либо не смогла найти подходящих героев для примера.
Молодые люди, имеющие идеальные представления о романтической любви, понимают, что они не смогут полностью воплотить их в реальной жизни. И все же эти идеалы определенным образом ориентируют молодежь, как бы задают им ценностную составляющую поведения в любовных отношениях. Нетрудно заметить, что современная молодежь мечтает о любовных отношениях, проникнутых взаимной нежностью, готовностью к самопожертвованию, идеализацией партнера.
Достаточно высокий идеал любви, который демонстрируют молодые люди, необходимо соотнести с идеалом личности возлюбленного. Вопрос «Ваш идеал возлюбленного (возлюбленной). Какие его (ее) личные качества для Вас являются самыми главными?» позволяет представить в общих чертах портрет «прекрасной дамы» и «рыцаря без страха и упрека», нарисованные нашими респондентами (ниже приведены данные в % от числа опрошенных в каждой группе).
Идеал любимого человека | Все | Школьницы | Школьники | Студентки | Студенты |
1. Деликатность, уравновешенность | 13 | 14 | 12 | 9 | 17 |
2. Внешность, красота | 51 | 66 | 35 | 64 | 38 |
3. Ум, интеллигентность | 53 | 56 | 51 | 48 | 60 |
4. Трудолюбие | 9 | 6 | 13 | 10 | 9 |
5. Доброта, щедрость | 31 | 28 | 35 | 31 | 32 |
6. Предприимчивость, энергичность | 12 | 8 | 16 | 6 | 17 |
7. Верность, надежность | 57 | 50 | 66 | 58 | 57 |
8. Умение заработать деньги | 9 | – | 20 | 10 | 9 |
9. Гармония в интимной жизни | 14 | 14 | 15 | 15 | 14 |
10. Желание завести семью, детей | 7 | 10 | 5 | 8 | 6 |
11. Взаимность | 1,4 | 1 | 2 | – | 3 |
12. Порядочность | 1,4 | – | 3 | 2 | 1 |
13. Ласковость, нежность | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 |
14. Уметь понимать все | 1 | – | 2 | – | 4 |
15. Затрудняюсь ответить | 5 | 9 | 2 | 5 | 6 |
- Для всех молодых людей, юношей и девушек, главными качествами идеального возлюбленного являются верность, ум и красота, далее следуют доброта и умение достичь гармонии в интимной жизни.
- Для юношей портрет возлюбленной выглядит так: красивая, умная, верная, добрая, деликатная и умеющая достичь гармонии в интимной жизни.
- Для девушек идеал любимого несколько иной: верный, умный, красивый и добрый, умеющий заработать деньги и предприимчивый.
- Для школьников, мальчиков и девочек, любимый человек представляется красивым, верным, умным, добрым и умеющим достичь гармонии в интимной жизни.
- Для студентов главными качествами избранника любви являются: ум, верность, красота, доброта, деликатность и предприимчивость.
В заключение респондентам были заданы два вопроса, позволяющие понять, как связаны их романтические настроения с реальной жизнью. Ответы на первый вопрос показывают, умозрителен ли их романтизм, или они имеют жизненный опыт, который трактуют как романтическую ситуацию. Второй вопрос дает возможность узнать, собираются ли сами респонденты претворить свои мечты в жизнь, как тесно они увязывают установки на дружбу и любовь с достижением личного счастья.
Картина с реальными жизненными ситуациями, которые респонденты склонны считать романтическими, выглядит следующим образом (в % от числа ответивших в каждой группе).
Случались ли в Вашей жизни ситуации, которые Вы вспоминаете как романтические? | Все | Школьницы | Школьники | Студентки | Студенты |
1. Моя первая настоящая любовь | 24 | 28 | 23 | 23 | 23 |
2. Знакомство с любимым человеком | 16 | 13 | 19 | 23 | 11 |
3. Мой первый поцелуй | 13 | 13 | 11 | 16 | 13 |
4. Решение создать семью | 2 | 2 | 2 | 2 | 3 |
5. Путешествие с любимым человеком | 5 | 4 | 6 | 8 | 3 |
6. Мои первые опыты интимной жизни | 3 | 2 | 2 | 4 | 3 |
7. Мои отношения с любимым с самого начала были и остаются романтичными | 9 | 13 | 6 | 12 | 6 |
8. Расставание с любимым человеком | 6 | 11 | 4 | 6 | 3 |
9. Встречи после долгой разлуки | 15 | 18 | 7 | 22 | 15 |
10. Прогулки с любимым | 1 | - | 2 | 2 | - |
11. Не было романтических ситуаций | 10 | 11 | 19 | 2 | 10 |
12. Затрудняюсь ответить | 18 | 11 | 24 | 16 | 23 |
Были даны и единичные ответы: «свадьба», «тот момент, когда мы открыли друг друга», «моя вторая и моя последняя любовь», «встречи взглядом».
Очевидно, что достаточно большое количество молодых людей, либо не имели романтических ситуаций в жизни (10%), либо затруднились ответить на этот вопрос (18%), что фактически означает, что они не могут оценить события своей жизни как романтические. Это говорит о том, что их представления о романтизме носят умозрительный характер и почерпнуты либо из чужого опыта, либо художественных образов (литературных источников, кинофильмов, театральных постановок и т.д.). Романтичными ситуациями респонденты считают в первую очередь настоящую любовь и те эмоции, что связаны с знакомством с любимым, первым поцелуем, встречами и расставаниями.
Юношески приподнятый романтический настрой накладывает отпечаток и на понимание жизненного счастья. Респонденты могли отметить пять позиций в вопросе «Что нужно человеку, чтобы быть счастливым?», или дописать на свободной строке свои соображения по этому вопросу (ниже приведены данные в % от числа ответивших в каждой группе).
Что нужно человеку, чтобы быть счастливым? | Все | Школьницы | Школьники | Студентки | Студенты |
1. Здоровым | 76 | 67 | 77 | 82 | 82 |
2. Хорошим семьянином | 21 | 15 | 28 | 23 | 20 |
3. Настоящим другом | 38 | 48 | 49 | 23 | 34 |
4. Профессионалом | 23 | 7 | 24 | 29 | 31 |
5. Свободным, независимым | 42 | 30 | 36 | 51 | 54 |
6. Материально обеспеченным | 56 | 52 | 62 | 65 | 47 |
7. Умеющим приспособиться и выжить при любых обстоятельствах | 41 | 54 | 49 | 31 | 33 |
8. Нашедшим свою любовь | 71 | 85 | 66 | 71 | 64 |
9. Сумевшим реализоваться | 1 | – | 1 | 2 | – |
10. Счастье — это когда тебя понимают | 1 | – | – | – | 3 |
11. Затрудняюсь ответить | 4 | – | 4 | 4 | 7 |
В целом для всех опрошенных счастливый человек — это человек здоровый, нашедший свою любовь, материально обеспеченный, свободный, умеющий приспосабливаться и выживать. В этом наборе из пяти качеств у школьников отсутствуют свобода и независимость, зато названа дружба. Школьницы в наборе качеств на первое место поставили любовь, все остальные — здоровье. Молодые люди показали себя весьма практичными: материальная обеспеченность — обязательная составляющая жизненного счастья для всех, а «умение приспосабливаться и выживать» не оказалось в «наборе из пяти качеств счастливого человека» только у студенток, которые предпочли дружбу.
Разумеется, молодым еще предстоит добиться того, что нужно, с их точки зрения, для счастливой жизни, а обязательной составляющей жизненного счастья для них является любовь, занимающая одно из первых мест среди ценностей жизни.
М.Г. Котовская
Н.В. Шалыгина,
Московские корейцы
(гендерные аспекты адаптации)
Изучение этнических диаспор в таком крупном мегаполисе, как Москва, за последнее время все чаще и не без оснований приковывает к себе внимание исследователей. Взрыв этнического самосознания, сопровождавший распад Советского Союза, автоматически привел в движение сложнейшие процессы этнокультурных изменений, направленных на восстановление этнической самобытности народов России. Москва как столица многонационального государства естественным образом находится на переднем крае этих исторических событий. Многочисленные столичные диаспоры на протяжении уже более 10 лет переживают настоящий культурный бум. В Москве интенсивно создаются национально-культурные центры, школы, специализирующиеся на преподавании языков народов бывшего СССР, получило широкое распространение отправление ранее запрещенных религиозных культов, составляющих важнейшую часть этнического самосознания, начали выходить национальные периодические издания и т.д.
Процесс возрождения любой этнической культуры в современном обществе чрезвычайно многозначен по самой своей природе и по существу затрагивает все сферы жизни человека, в том числе и частную. Именно эта область и является приоритетной темой для исследований так называемого гендерного профиля.
Гендерная проблематика в этнологии понимается нами как различение социокультурных моделей поло-ролевого поведения в той или иной этноконфессиональной среде. Иными словами, целенаправленно анализируя различия поло-ролевого поведения в рамках той или иной этнической общности, мы видим свою задачу в том, чтобы воссоздать четкую картину (конструкцию) наиболее важных, на наш взгляд, причинно-следственных связей, обусловливающих их существование. Такой подход принципиально отличается от традиционных социологических построений, когда этноисторические и культурологические интерпретации гендерного поведения остаются за рамками исследования.
Изучение гендерных проблем в этнологии, на наш взгляд, является достаточно продуктивной научной задачей, последовательное решение которой способно принести ощутимые плоды во многих смежных дисциплинах. Например, такое актуальное сегодня направление в социальных науках, как конфликтология, с помощью гендерных исследований может «поднять» целые пласты скрытой информации не только для выявления новых конфликтогенных факторов, но и для более эффективного поиска выхода из самого конфликта. Ведь не секрет, что так называемые фемининные и маскулинные ценности обладают отличными друг от друга потенциалами созидания и разрушения, к тому же по-разному варьируют в пространстве и времени, что на сегодняшний день практически не учитывается конфликтологами.
Вне поля зрения многих исследователей, по нашему мнению, остается и тот факт, что, по сравнению с фемининными, маскулинные ценности большинства культур обладают, образно говоря, гораздо более мощной корневой системой, тысячелетиями формировавшейся в условиях своего почти абсолютного доминирования, и уже по одной этой причине трудно поддаются качественным изменениям во времени. Фемининные ценности, напротив, традиционно играя в социуме «вторую гендерную роль», всегда как бы находятся в состоянии ожидания перемен и потому сами готовы меняться, как только появляются благоприятные для этого условия. Любые экстремальные ситуации, возникающие в масштабах целого общества, как то: массовая иммиграция, революционная перестройка социально-политической системы и т.д., могут быть рассмотрены в качестве именно таких, провоцирующих изменение гендерных ролей условий.
В связи с этим возникает вопрос: можно ли отнести начало культурного возрождения этнических диаспор в Москве к разряду тех самых экстремальных ситуаций, которые вызывают гендерные трансформации в рамках той или иной этнической группы? Нам представляется — да, можно, хотя бы в силу того обстоятельства, что этнокультурное возрождение в России посттоталитарного периода сопряжено со многими социальными, экономическими, психологическими и т.п. проблемами, нередко ввергающими человека в стрессовое состояние и вызывающими у него депрессию.
Очевидно, что столичные диаспоры адаптируются к новым социально-экономическим условиям далеко не одинаковым образом. Но, поскольку комплексных социокультурных исследований на этот счет в Москве пока не проводилось, нам представляется вполне допустимым для решения поставленной задачи, — то есть конструирования гендерных трансформаций в той или иной этноконфессиональной среде, — выделить среди московских диаспор ту, представители которой гипотетически могли бы иметь сегодня большие, по сравнению с другими, проблемы.
Такому критерию выбора более всего соответствует корейская диаспора. Сильный дифференцирующий фактор — соматика, резко выделяющий корейцев среди подавляюще европеоидного населения Москвы, уже сам по себе создает серьезные барьеры для ассимиляции в обществе.
Корейская диаспора — исторически одна из самых «молодых» в Москве, т.к. со времени начала ее формирования прошло менее 50 лет. К сожалению, в нашем распоряжении сегодня нет более точных данных на этот счет по той простой причине, что все переписи населения, которые проводились в СССР (включая последнюю 1989 г.), не учитывали корейцев, проживающих на территории Москвы, как самостоятельную статистическую единицу. Рубеж 50–60-х гг. мы определяем в достаточной мере условно, исходя из тех соображений, что при сталинском режиме корейцы попали в разряд депортированных народов, на которых распространялась так называемая «черта оседлости», не позволявшая покидать пределов среднеазиатских республикcclxviii. Лишь после смерти И.В. Сталина в 1953 г., когда были сняты территориальные ограничения с депортированных народов, корейцы получили возможность селиться там, где сами считали нужным.
В результате простых подсчетов очевидно, что основная масса коренных москвичей среди корейского населения столицы сегодня состоит из 2-х взрослых поколений — тех, кому сейчас от 40 до 50 лет и их детей (соответственно от 20 до 30 лет), отцов и детей. Первые, то есть отцы, прошли социализацию в семьях, чья генетическая память была насыщена сильнейшими переживаниями, связанными с репрессиями, депортацией и т.п. Вторые, то есть дети, попали в молох перестроечных катаклизмов и неизбежно связанной с ними ксенофобии. Иными словами, рассуждая далее в том же ключе, приходится сделать вывод, что ни одно из нынешних поколений московских корейцев не имело, если можно так сказать, благоприятных условий не только для структурной, но и для культурной ассимиляции.
И, наконец, в-третьих, немалые проблемы в перестроечный период у московских корейцев, на наш взгляд, могли возникнуть из-за особенностей социальной структуры их диаспоры. Старейшие ее представители, то есть те, кому сейчас около 70 лет (или, условно говоря, — деды), начали выезжать из Казахстана в столицу в 50–60 гг. как высококвалифицированные специалисты, консультанты республиканского значения, ученые, писатели, врачи и т.д. В эти же годы для корейцев был открыт широкий доступ для поступления в высшие учебные заведения столицы; хотя, студенты корейской национальности обучались в Москве и раньше, то есть в 40–50 гг. Некоторые из них, закончив учебу и устроившись на работу, остались жить в столице постоянно. Хотя процент корейцев, обучавшихся в Москве тогда еще был крайне невелик, они тоже пополняли собой ряды высококвалифицированных специалистов. Иными словами, с самого начала корейская диаспора в Москве складывалась как социально однородная из людей с высшим образованием, имевших престижную работу и достаточно высокий статус. Все те, кто, покидая Казахстан, стремились к другому виду деятельности, — прежде всего, связанному с сельским хозяйством, — оседали в других регионах России (Ставрополье, Урал, Черноземье и т.д.). Ориентация же на Москву однозначно увязывалась с высокопрофессиональной карьерой. Поэтому, когда началась перестройка, у большей части московских корейцев, на наш взгляд, могли возникнуть сложности с трудоустройством.
Все приведенные выше соображения представляются нам вполне достаточными для рассмотрения корейской диаспоры в Москве как заслуживающей интереса в плане гендерных трансформаций. По нашей гипотезе, именно в такой этнической группе, как московские корейцы, можно было бы наблюдать изменение поло-ролевых стереотипов поведения в сторону увеличения автономности женской модели. По этой схеме, характерной для новейшего времени, судя по всему, протекают многие адаптационные процессы в инокультурной среде, что, хотя и в крайне недостаточном объеме, уже нашло свое отражение в отечественной научной литературе2.
Для проверки данной гипотезы нами в 1998 г. было предпринято полевое исследование среди представителей корейской диаспоры в Москве, которое ставило своей целью следующие конкретные задачи:
1. Выявление наиболее устойчивых брачно-семейных стереотипов мужского и женского поведения московских корейцев в контексте их этнокультурных традиций.
2. Определение факторов (как объективных, так и субъективных), влияющих на сохранение этих традиций.
3. Сопоставление гендерных моделей поведения московских корейцев по таким критериям, как: скорость адаптации к новым социально-экономическим условиям, основные тенденции изменений (с акцентом на совпадения и различия) и способность к восприятию культурных инноваций.
С учетом того, что гендерные отношения в среде московских корейцев ранее не изучались, мы использовали самые различные методики, комбинируя их в зависимости от трудности решаемых задач. Так, анкетный опрос в русско-корейской школе № 1068 мы проводили не только среди детей-старшеклассников (58 человек в возрасте от 15 до 17 лет), но параллельно и среди их родителей (73 человека в возрасте от 35 до 46 лет), в расчете на сопоставительный анализ.
Далее, мы сочли необходимым провести и ряд глубинных интервью с другими представителями корейской диаспоры разных поло-возрастных категорий в группах 20-ти, 40-а и 60-ти летних (по 6 человек в каждой группе при равном соотношении в них мужчин и женщин, всего 18 человек), которые, по нашему предположению, должны были бы подтвердить или опровергнуть те тенденции в изменении поведенческих стереотипов, которые могли выявиться на предыдущем этапе исследования. Следует подчеркнуть, что эта форма устного опроса была построена по принципу неструктурированного интервью, т.к., по нашему мнению, сфера частной жизни человека, обсуждаемая им с интервьюером, нуждается в предельной доверительности.
На конечной стадии исследования нами был применен такой метод, как последовательно-кустовой телефонный опрос, когда каждый из абонентов должен был ответить на фиксированное количество одних и тех же вопросов, положительные ответы на которые были шкалированы в диапазоне от «Я только слышал об этом...» до «Это принято в нашей семье». Такой метод позволил в достаточно оперативной форме опросить еще 60 человек, целенаправленно выбиравшихся нами также по половозрастному признаку (по 10 мужчин и женщин в каждой возрастной группе), и окончательно прояснить картину возможной динамики поведенческих стереотипов в брачно-семейной сфере жизни московских корейцев. Стоит добавить, что в процессе проведения телефонного опроса некоторые из респондентов сами охотно комментировали выбранные ими варианты ответов, и это позволило нам дополнить общий фактографический материал интервью.
Полевой материал был дополнен нарративными источниками. В частности, мы использовали сборник автобиографий, изданный Московской Ассоциацией корейцев к 60-летию депортации, где собраны более 30 жизненных историй. Обращались мы и к опубликованным на русском языке корейским преданиям и легендам, литературным произведениям корейских писателей, живущих в России и т.д. Все это помогло нам лучше понять психологические особенности наших респондентов, скрытую мотивацию их поведения.
Еще раз следует подчеркнуть, что точными статистическими данными о численном составе корейской диаспоры в Москве мы не располагаем. Но, по мнению одного из наших основных информаторов — профессора М.Н. Хана, среди корейцев столицы около 5 тысяч постоянных жителей и приблизительно столько же тех, кто приехал сюда за последние годы заниматься бизнесом3. Мы сознательно не брали в расчет вторую категорию московских корейцев, т.к., по нашему мнению, адаптационные процессы среди них носят принципиально другой характер и требуют отдельного исследования.
Что же касается наших респондентов, то, после обработки всех полевых материалов, мы условно разделили их на две группы: тех, кто не считает себя «типичным представителем корейской нации» (выражение одной из наших респонденток, молодой женщины 35 лет) и тех, кто, напротив, все чаще задумывается над своей принадлежностью именно к этой нации. Такое разделение имеет под собой весьма серьезное основание, т.к. корейцы на территории нашей страны уже почти полтора столетия (приблизительно с 1863 г.) живут в иноэтничном окружении. Все это время основная стратегия их выживания заключалась в том, чтобы приспособиться к образу жизни и поведения русских, казахов, узбеков и других народов, среди которых волею исторической судьбы корейцам приходилось жить.
Способность проявлять толерантность к культуре других народов, ассимилировать их ценности, независимо от позитивной или негативной реакции последних на вынужденное соседство, является сильной отличительной чертой корейской нации, что весьма убедительно было показано в недавнем исследовании психологов В.П. Левкович и Л.В. Мин. По мнению авторов, основной причиной высокой адаптивности корейцев к иноэтничной среде по типу культурной интеграции является «способность компенсировать ими утрату ряда существенных этнических признаков (языка, письменности и др.)... строгим соблюдением национальных семейных обычаев и ритуалов, выступающих в качестве этнодифференцирующего механизма, который укрепляет позитивную этническую идентификацию мигрантов»4. Отметим, что сам указанный механизм детальному анализу в данной работе не подвергался.
Высокая степень приспособляемости корейцев к любой среде обитания не менее заметна и среди представителей московской диаспоры. Несмотря на то, что условия жизни в российской столице кардинально отличаются от условий жизни в среднеазиатских республиках, корейская диаспора и здесь сохраняет свои отличительные черты. Нам кажется вполне уместным привести тут слова московского филолога Владимира Шина, корейца по национальности, который вместе с жителем Сахалина Николаем Кимом на страницах московской газеты «Корейская диаспора» пытается найти объяснение этой удивительной черте национального характера корейцев: « Почему кореец тих и неприметен среди всех? Ему бы рвануть на груди рубаху (чисто по-русски, не правда ли? — М.Г. Котовская, Н.В. Шалыгина), взреветь: эх, непроста ты жизнь корейца среди русоволосых, да горбоносых! Его изгоняют из родных мест, притесняют, урезают, обносят, а в его узких восточных глазах не блеснет ярая ненависть к обидчикам, неуемная жажда мести, коварного удара исподтишка!... А ведь корейские ребята — не робкого десятка, мастера тэквандо, карате,... японца могут в честном бою на татами уложить, да и мексиканца послать в затяжной нокдаун... Но они пуще огня сторонятся конфликтов, стычек, ора, предпочитают молчаливый отход».
И вот ответ Николая Кима, немолодого человека, который, по-видимому, не впервые задумывается над тем же самым вопросом: «А ведь всему есть объяснение, причины. Корейский характер имеет многовековую историю. И жизнь рядом с такими соседями, как Китай и Россия, или неспокойными японцами, вечно решающими и территориальные проблемы, конечно же, не была так проста. В этом истоки ментальности корейца,... умеющего выжить при любых условиях,... полагаясь только на самого себя и свой кропотливый труд»5.
Противоречит или нет такое объяснение вышеприведенным выводам психологического исследования? Нам представляется, что обе позиции — звенья одной цепи, которая берет свое начало действительно в глубине веков. Тот факт, что адаптивные возможности мигрантов зависят от их способности сохранять семейные традиции, строго говоря, повисает в воздухе, если не сделать следующий шаг и не попытаться связать особенности ментальности корейского народа, веками формировавшегося в окружении и под влиянием «великих соседей», с появлением в его культуре устойчивых форм семейной жизни.
Именно такая попытка была предпринята недавно российским корееведом Т.М. Симбирцевой, прожившей несколько последних лет в Республике Корея и суммировавшей свои личные наблюдения, размышления и результаты глубокого культурологического анализа в книге «Корея на перекрестке эпох»6. Один из основных выводов автора, имеющий, на наш взгляд, непосредственное отношение к излагаемой здесь теме, заключается в том, что современная Республика Корея переживает сложнейших период переоценки вековых ценностей, основанных на конфуцианской идеологии. И основным камнем преткновения в этой борьбе между «старым» и «новым» стала как раз сфера семейно-брачных отношений. Здесь, по мнению автора книги, сосредоточилась квинтэссенция этики и морали конфуцианства, утвердившегося в Корее еще в ХІV в., с приходом династии Чосон, и с тех пор безраздельно властвующего над умами и душами многих и многих поколений корейцев.
В те далекие времена, судя по всему, взаимоотношения полов также могли стать причиной для смены идеологий и «новые правители начали последовательную борьбу с буддизмом на том основании, что он «попустительствовал аморальному поведению женщин и это привело к краху династии Коре»7.
Конфуцианская философия, которая к этому времени уже прошла многовековой путь своей эволюции, четко обозначила место мужчин и женщин в общем дуализме мироздания, разделив функции полов по принципу бинарной оппозиции.
Сегодня поло-ролевая дихотомия, как и много веков назад (и это очень убедительно и в чрезвычайно живой форме показано в книге), пронизывает буквально все мировосприятие корейца и проявляет себя далеко за пределами семейных отношений. Но, если в общественных сферах жизни сегодня ощущаются определенные сдвиги в сторону демократизации поло-ролевых установок, то в личностно-бытовой сфере южнокорейской культуры, по мнению Т.М. Симбирцевой, каких-либо значимых перемен в этом направлении ожидать приходится нескоро. Несмотря на то, что молодые корейцы и одеваются, и ведут себя сегодня точно так же, как и их сверстники в западных странах, достигнув зрелого возраста, они полностью перенимают поведенческие установки старшего поколения и по отношению уже к своим детям демонстрируют традиционную модель поведения, основанную опять же на конфуцианской этике и морали.
Результаты нашего исследования показали, что процесс трансформации семейно-брачной сферы жизни у московских корейцев в основном протекает по двум весьма различающимся между собой сценариям, которые мы достаточно условно определили, как «традиционный», то есть тяготеющий к сохранению и (или) восстановлению поло-ролевой структуры, характерной для корейской культуры вообще, и «инновационный», то есть активно впитывающий в себя новые стандарты жизни в мегаполисе.
Каждая из этих групп отражает специфику изменений своего этнического самосознания. К первой группе, как уже упоминалось, мы отнесли тех представителей диаспоры, чья психология сегодня лишь незначительно отличается от психологии современных москвичей. Таких «русских корейцев» среди наших респондентов оказалось немало — 65% от числа тех, с кем мы проводили интервью. Анкетные данные нашего опроса также продемонстрировали высокую степень интеграции корейцев в культуру мегаполиса. Так, наши анкетные вопросы, направление на выявление этой тенденции, выявили наиболее характерные для этого процесса показатели.
Одним из наиболее принципиальных моментов в этом контексте, на наш взгляд, является желание (или нежелание) вступать в брак с человеком иной этнической принадлежности. Судя по анкете, 76% женщин и 68% мужчин ответили, что для них не имеет значения вступление в брак с человеком другой национальности и они также не склонны препятствовать вступлению в межнациональный брак своих детей.
Сопоставление ответов родителей и их детей показало, что последние также проявили высокую степень готовности к вступлению в межнациональный брак (81% девочек и 75% мальчиков). Особенно высокие показатели в этом смысле были у детей из смешанных русско-корейских семей — приблизительно одинаковый показатель (97%) для детей обоего пола.
Следует отметить, что русско-корейская школа, в которой мы проводили опрос, насчитывает значительное число детей из смешанных семей, которые, по нашим данным, составляют 62% от всех опрошенных. Эти дети проявили особо высокую степень этнической толерантности. Отвечая на вопрос анкеты, касающийся их этнической принадлежности, 58% мальчиков и 60% девочек из этой группы ответили, что они «корейцы русского происхождения». Несколько человек (2 мальчика и 3 девочки) ответили, что они вообще не могут определить свою этническую принадлежность и поэтому считают себя «людьми мира». Исходя из своих интернационалистских взглядов, и мальчики, и девочки считают, что у них не будет особых сложностей в браке с человеком иной этнической принадлежности (соответственно 56% и 59%)
В отличие от детей из смешанных семей, их сверстники, учащиеся этой же школы и участвовавшие в нашем опросе, продемонстрировали свою приверженность национальной корейской культуре. Особенно это стало очевидным из ответов на вопросы, которые касались распределения ролей супругов в семье. Из сопоставления детских и взрослых анкет этой категории корейцев мы сделали заключение, что семейные традиции в значительной мере сохраняют этническую самобытность корейской культуры, что в полной мере подтверждает выводы, сделанные известными исследованиями корейской культуры Р.Ш. Джарылгасиновой и Т.М. Симбирцевой.
Исходя из этнографических данных этих исследователей и результатов нашего опроса, в традиционной корейской семье до сих пор существует достаточно строгая половозрастная иерархия. Старшее поколение и сейчас пользуется особым уважением всех членов семьи. Голос стариков, как показали результаты наших интервью, часто оказывается решающим в решение сложных семейных проблем. Старшее поколение является также связующим звеном между различными родственными группами. При этом дедушка по традиции является как бы «министром иностранных дел» семьи, то есть продолжает представлять интересы семьи в социуме, а бабушка полностью отвечает за соблюдение внутрисемейных традиций. Большинство мальчиков и девочек, участвовавших в анкетном опросе (соответственно 92 и 95%), отметили, что именно бабушка познакомила их с традиционной корейской культурой (приготовление национальных блюд корейской кухни, подготовка и проведение семейных и календарных корейских праздников).
Старшая женщина у корейцев является гарантом сохранения традиционного статусного распределения ролей в семье. Как показывает опрос родительской группы (отца и матери), на них до сих пор оказывают сильное влияние родственники старшего поколения. Прежде всего это касается роли мужа в семье. Традиционно считалось, что благополучие семьи и ее социальный статус прежде всего зависели от положения мужчины в обществе. Мужчина был безусловным семейным лидером и основным кормильцем в семье. Женщина занималась ведением домашнего хозяйства, детьми и организацией всех обрядовых церемоний (свадеб, похорон, юбилеев и т.д.).
Устойчивость подобной поло-ролевой структуры семьи является результатом многовекового следования нормам конфуцианской этики и морали. Согласно этим нормам, мужчина всегда был высок «как Небо», а женщина низка «как Земля». По сути — идеальный природный баланс. «Насколько женщина зависела от мужа, который представлял ее на публике, настолько мужчина зависел от женщины, которая представляла его внутри дома. Падение и возвышение семьи (рода) ставились в прямую зависимость от самопожертвования женщины, и, в первую очередь, от того, насколько усердно она выполняет свои обязанности»8.
Четкая сбалансированность мужских и женских ролей в семье помогала корейцам приспособиться к самым тяжелым условиям жизни и способствовала сохранению их традиционного уклада жизни. С.П. Югай вспоминает, как после депортации в 1938 г. его родители делали все возможное и невозможное, чтобы выжить и вырастить детей: «Отец выполнял все тяжелые работы по дому..., мама стояла сутками у плиты, все жарила, сушила... Потом, когда умер отец, мама своим тяжким женским трудом стала зарабатывать деньги для всей семьи... Она днем и ночью молотила шалу (рис) посредством ножной ступки (паи). Чистый, не разбитый рис возвращала скупщикам, или продавала на рынке, мелкий дробленый использовала в семье, и то только часть... Делала из сои выжимку (тыби), которую тоже продавала. И так изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год — 15 лет»9. Может быть, именно прочно въевшиеся в плоть и кровь навыки нелегкого женского труда в хозяйстве спасали корейцев на чужбине и закладывали в генетическую память потомков целесообразность следования традициям.
Однако жизнь берет свое и традиционные навыки поведения мужчин и женщин в семье сегодня все-таки тоже меняются. Как показали наши интервью, в семьях, где работают оба супруга, мужчине уже с большим трудом удается и сохранять, и ощущать позицию лидера. Одна из наших информанток, Г.В., сообщила, что единственный момент, который она может припомнить по поводу сохранения мужских привилегий в семье , — это поведение за обеденным столом. Мужчина, кем бы он ни приходился женщине, — муж, отец, сын и даже младший брат, — никогда не накрывает на стол, не подает приборы, не меняет блюда, не моет посуду и т.д. Более того, Г.В. отмечает, что если она сама, или какая-то другая женщина в семье не сделает всей этой работы, мужчина будет сидеть, бездействуя, за столом до тех пор, пока все же женщины не решат эту проблему.
В то же время следует учитывать, что такое «своеобразное» поведение мужчины в семье характерно далеко не для всех корейцев, живущих в Москве. И хотя в нашем анкетном опросе 47% юношей и 28,6% девушек написали, что хотели бы видеть главой своей семьи мужчину, однако в неформальной беседе с нашими респондентами мы выяснили, что многие из них дали подобный ответ не из-за своих убеждений, а скорее отдавая дань существующей в их семье традиции.
Стремление корейской молодежи к равноправным партнерским отношениям в браке подтвердилось и результатами интервью, взятыми нами у студентов, которые обучались в различных столичных вузах. Вот несколько типичных ответов: «Любовь в семье важнее главенства» (А. Кан, 19 лет), «...в семье важнее взаимовыручка и помощь, чем выяснение, кто кого главнее» (Е. Цой, 21 год).
Следовательно, многим молодым корейцам, живущим в Москве, свойственны те же взгляды на распределение ролей в семье, что и их сверстникам других национальностей. Но есть и различия.
Если москвичи (респондентами выступила русско-украинская группа) считают равноправное распределение ролей в семье естественным и нормальным, то корейцы оценивают его как отход от традиции. По мнению многих молодых корейцев в их родительских семьях до сих пор в определенном смысле продолжает существовать иерархическая структура власти-подчинения, с безусловным лидерством отца и старших родственников.
Многие корейские студенты подчеркивали, что именно нежелание следовать подобным жестким канонам, вынуждает их стремиться жить отдельно от родителей. Жить с родителями не хотят 53,5% девушек и 48,9% юношей. Причем уход из родительских семей для большинства корейцев не означает полного отхода от традиционной корейской культуры.
Все наши респонденты, как девушки так и юноши, отмечали, что в своих будущих семьях они обязательно станут сохранять многие корейские традиции и обычаи. Вот характерное высказывание, принадлежащее А. Кану (19 лет): «корни — самое главное для семьи, нет родовых, культурных корней, нет и семьи, человек без них — перекати-поле,». Придерживаться бытовой корейской культуры в своей будущей семье собираются 75,8% юношей и 82,6% девушек. И это не голословное утверждение. Все наши респонденты в возрасте от 15 до 22 лет хорошо были осведомлены о корейских праздниках, кухне, народной медицине. Говоря о традиционной корейской культуре, многие из них подчеркивали роль матери и бабушки в поддержании этих традиций и воспитании детей в них.
Опрошенные нами корейские студенты подчеркивали, что и теперь авторитет родителей в корейских семьях остается высоким. Родителей принято беспрекословно слушаться. Однако, как отмечают некоторые из наших респондентов, неподчинение, и даже конфликты между родителями и детьми становятся достаточно частыми явлениями во многих корейских семьях. В первую очередь это затрагивает такие закрытые сферы личной жизни человека, как выбор брачного партнера и сексуальная жизнь. Для традиционной корейской семьи многие темы, связанные с интимной жизнью, были закрытыми, запретными. С сыновьями и дочками, даже взрослыми, эти темы не обсуждались. Добрачное сожительство считалось постыдным, а для девушек вообще было недопустимым и могло повлечь за собой изгнание из семьи и даже рода. В настоящее время родители проявляют большую снисходительность по отношению к личной жизни своих детей. Внебрачные связи, однако, и сейчас осуждаются. В то же время, по словам наших респондентов, родители вынуждены считаться с новыми моделями поведения их взрослых детей. Данные нашего анкетного опроса показали, что 33,3% юношей и 57,1% девушек хотели бы зарегистрировать брак не сразу, а после некоторого времени совместной жизни. Удивляет высокий (по сравнению с юношами) процент девушек, готовых на каком-то этапе своей жизни вступить в незарегистрированный брак. Уточняющие вопросы, которые мы задавали нашим респондентам, показали, что многие девушки-кореянки вступают в такой брак, боясь ошибиться в выборе брачного партнера. Создание семьи для них — очень ответственный шаг. По их словам, выбор мужа и сейчас для кореянки определяет не только счастье в семейной жизни, но и возможность профессиональной и личностной самореализации. Девушки отметили, что если муж и его семья придерживаются традиционной ориентации в вопросах распределения ролей в семье, то женщине практически никогда не удается чего-либо достигнуть в профессиональной сфере. Вся ее жизнь ограничивается лишь семьей и детьми. А для многих молодых кореянок успешная карьера, удачно выбранная профессия являются важным фактором в счастливо сложившейся жизни. Так считают около 51,2% опрошенных молодых кореянок, живущих в Москве.
Надо сказать, что основные изменения в среде московских корейцев очень схожи с процессами, которые идут в Южной Корее. «Идея равноправия носится в воздухе, и это не только субъективное желание миллионов... кореянок... В повседневный лексикон корейцев вошли слова «глобализация» и «интернационализация», отразив новые реалии, связанные с открытием корейского рынка для импортных товаров и услуг и дальнейшим вовлечением Республики Корея в мировую экономику... И вот тогда стало ясно, что южнокорейские бизнесмены не готовы к деятельности вне привычных рамок»10. Причина, можно сказать, неординарная: отношение к женщине в других странах (и в первую очередь, — в России), где южнокорейские компании планировали «пустить корни», оказалось настолько неприемлемым для мужчин, воспитанных на конфуцианских традициях, что старшему и даже среднему поколению предпринимателей пришлось покинуть «хлебную ниву». Их место заняла молодежь, «пусть не столько знающая, но... способная привыкнуть к тем требованиям, которые объективно предъявляла им работа с российскими коллегами... Стало очевидным, что иерархическая структура общества, где все строится на господстве авторитета, безоговорочном подчинении младшего старшему, четком разграничении «женского» и «мужского», «своего» и «чужого»... стала тормозом на пути к желанной глобализации. Приверженцы старины считают, что можно войти в будущее, вооружившись слегка подкрашенными и подремонтированными старыми ценностями, но жизнь решительно опровергает это заблуждение»11.
Несмотря на схожие тенденции развития гендерных отношений в России и Южной Корее, наше исследование показало, что в среде московских корейцев эти процессы протекают не менее интенсивно и многопланово, чем в среде их южнокорейских соотечественников.
В то же время надо отметить, что поло-ролевая структура московских корейцев и сегодня продолжает сохранять свою самобытность даже в условиях иноэтничного окружения. На наш взгляд, это связано прежде всего с тем, что конфуцианская традиция по-прежнему оказывает влияние на все сферы частной жизни корейцев и, в первую очередь, на внутрисемейные отношения. Мы считаем, что именно относительно медленные изменения в гендерной структуре корейцев способствуют сохранению этнической самобытности московских корейцев, живущих в окружении численно преобладающего иноэтничного населения Москвы.