Холодная война и системный антикапитализм1[1]

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4

Когда пахнуло холодом?

Так когда же началась ХВ? Многие считают, что началась она аж в 1917 году. Такой точки зрения придерживался, например, Андре Фонтэн, бывший главный редактор газеты Le Monde. Первый том его «Истории холодной войны» так и называется: «От Октябрьской революции до войны в Корее, 1917-1950».

Есть ли какой-то резон в таком подходе? Отчасти есть. Сам факт возникновения и существования Советской России как антикапиталистического феномена означал социосистемную угрозу для Запада. СССР как государство был исходно сконструирован так, чтобы с легкостью превратиться в Мировую Социалистическую Советскую Республику. Во введении к Конституции 1924 года говорилось, что доступ в Союз открыт всем социалистическим республикам, как существующим, так и тем, которые возникнут в будущем, что новое союзное государство явится достойным увенчанием заложенных еще в октябре 1917 года основ мирного сожительства народов, что оно послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику. А сам СССР сначала воспринимался как ВCCCР, где буква «В» означала «Всемирный»; одним словом, Земшарная республика.

Поэтому, например, русские юристы-эмигранты, в частности Павел Гронский, с момента возникновения СССР верно указывали на отличную от государственной природу этого властного организма. «Советская Россия, - писал Гронский, - гостеприимно открывает двери перед всеми народами и государствами, приглашая их к вступлению в Союз при одном лишь непременном условии - провозглашение советской формы правления и осуществление коммунистического переворота. Стоит жителям Борнео, Мадагаскара или Зулуленда установить советский строй и объявить коммунистические порядки, и, лишь в силу их заявления, эти новые, могущие возникнуть советские республики принимаются в Союз Советских Социалистических Республик. Если бы Германия захотела перейти к благам коммунистического строя или же Бавария или Венгрия захотели бы повторить опыты Курта Эйснера и Бэла Куна, то и эти страны могли бы войти в Советскую Федерацию». Вывод Гронского: «Союз Советских Социалистических Республик не представляет собой прочно установленного государственного порядка, он может в любой момент исчезнуть и в то же самое время способен к беспредельному, ограниченному лишь поверхностью нашей планеты расширению».

Другое дело, что в 1920-1930-е годы у СССР не было сил расширяться, он мог только обороняться. Запад, прежде всего Великобритания и Франция, в 1920-1930-е годы проводил политику, направленную на подрыв и уничтожение СССР, прежде всего силами Германии (для этого Гитлера и вели к власти). Тем не менее и у Запада в межвоенный период, который, по сути, был лишь фазой передышки в мировой «тридцатилетней войне» ХХ века (1914-1945), были ограниченные возможности давления на СССР. В 1920-е годы Запад приходил в себя после Первой мировой войны, а в 1930-е годы обострились внутризападные противоречия, и СССР мог играть на них, что нашло отражение в докладе Максима Литвинова на IV сессии ЦИК СССР 29 декабря 1933 года. Этот доклад означал отказ советского руководства от ультрареволюционной доктрины, которой оно руководствовалось со времен Гражданской войны и согласно которой любое обострение международной обстановки работало на СССР (даешь революцию!), а любая стабилизация ухудшала его положение. С начала 1930-х годов СССР начинает все больше вести себя как государство - член межгосударственной системы (в 1934 году СССР вступил в Лигу Наций), а не только как инкубатор мировой революции, что нашло свое отражение и во внутренней политике, в том числе и по отношению к историческому и национальному наследию.

Итак, датировать начало ХВ 1917 годом было бы неточно. Во-первых, до 1945 года, несмотря на деятельность Коминтерна во всем мире, у СССР не было потенциала для глобального противостояния капитализму; совсистема оборонялась. Во-вторых, в довоенный период - период острой борьбы за гегемонию внутри самой капсистемы - советско-западное противостояние не выходило на мировой геополитический уровень в качестве главного; главным на этом уровне были противостояния англосаксов и Германии, с одной стороны, и США и Британской империи внутри англосаксонского «братства» - с другой. СССР в такой ситуации - при всех системных противоречиях с миром капитализма - вписывался в традиционные для последних двухсот-трехсот лет расклады европейской и мировой политики, войдя в конечном счете в состав антигитлеровской коалиции и опять оказавшись на стороне моряков-англосаксов против континентальных европейских держав.

В 1917-1945 годах Советский Союз противостоял одним капиталистическим государствам в союзе с другими, используя их противоречия, а точнее, борьбу за гегемонию в капиталистической системе между двумя группами хищников - англосаксами и немцами. Это не клише из коммунистической пропаганды, а формулировки замечательного русского журналиста Михаила Осиповича Меньшикова, в последний год XIX века отметившего «тихий погром, который вносит англо-германская раса в остальное человечество» и зафиксировавшего: «Среди самих англичан и немцев идет <...> структурная перестройка, борьба человеческих типов. Один какой-то сильный и хищный тип, по-видимому, поедает остальные». СССР в межвоенный период никогда - и в этом был успех сталинской дипломатии, которой в целом благоприятствовала эпоха внутризападного соперничества, - не противостоял Западу, капсистеме в целом. Прежде всего потому, что разделенный в самом себе борьбой за гегемонию Запад не был целым. Не было целого и единого Запада, целой политико-экономической капсистемы. В 1945 году все изменилось.

2 сентября 1945 года, в день капитуляции Японии и соответственно окончания Второй мировой войны, завершилась эпоха соперничества, борьбы за гегемонию, стартовавшая 19 июля 1870 года Франко-прусской войной. У капиталистической системы появился гегемон невиданной экономической мощи (около 50% мирового валового продукта), объединивший ее, - США.

В таких условиях Советскому Союзу было уже намного труднее играть на противоречиях внутри капсистемы. Позиция Франции 1960-х годов - не делающее погоды отклонение: упертому генералу де Голлю довольно быстро сначала поставили шах (студенческие волнения 1968 года), а затем мат и выбросили из большой политики. И это несмотря на то, что генерал (прав Анри Костон) вовсе не был таким антиамериканским политиком, каким его нередко изображают.

Получается, ХВ началась в марте 1946 года, как считают многие - речью Черчилля в Фултоне. Так ли это? Что именно сказал Черчилль, почему и зачем он это сделал, в чем и кому был главный посыл речи и, наконец, в каких условиях это произошло?

«Нельзя ни предотвратить войну, ни объединить нации без того, что я называю братским союзом англоязычных народов», - сказал Черчилль 5 марта 1946 года. И далее: «Сумрак опустился на международную политическую арену. <...> Никто не ведает ни намерений Советской России, ни захватнических планов международных коммунистических организаций. <...> От Щецина на Балтийском море до Триеста на Адриатическом «железный занавес» разделил Европу».

Ключевое словосочетание здесь - «железный занавес». Оно отразило раздел Европы на просоветскую и проамериканскую зоны. Однако не Черчилль употребил его первым. Биограф англичанина Франсуа Бедарида упоминает Геббельса (февраль 1945 года), английских лейбористов 1920-х, а я добавлю к этому Василия Розанова (1918 год, правда, по иному, чем Черчилль и Геббельс, поводу). Черчилль произнес свою речь в связи с советско-британским кризисом в Иране, стремясь заручиться поддержкой США. Речь шла о конкретном случае. Однако пресса превратила речь Черчилля чуть ли не в объявление войны - холодной - Советскому Союзу.

Но мог ли объявить ХВ отставной премьер империи, едущей с ярмарки Истории? Никогда. Похоже, американцы использовали Черчилля, как они уже использовали англичан в 1939 году, чтобы начать свою мировую войну, но так, чтобы ответственность легла на кого-то другого, - спор англосаксов между собою.

На самом деле Черчилль зафиксировал то, что уже было решено американцами, да и главным посылом его речи был не столько «железный занавес», сколько «союз англоязычных народов», в котором британцам было бы отведено достойное место, - у американцев были совсем другие планы. Соответствующее американское решение было принято в последние недели 1945-го и в первые два месяца 1946 года.

5 января 1946 года президент Трумэн вызвал в Овальный кабинет госсекретаря Бирнса и в холодной ярости прочел ему черновик письма, которое Мартин Уокер считает реальным началом ХВ. По сути, это была формулировка жесткого курса по отношению к СССР. 10 февраля 1946 года в речи Сталина, опубликованной в «Правде», было сказано о том, что капитализм порождает кризисы и конфликты и создает угрозу войны в капиталистическом мире, что может стать угрозой для СССР. Следовательно, необходимо срочно восстанавливать советскую экономику, думая не о потребительских товарах, а о тяжелой промышленности.

Эту речь, переведенную и напечатанную журналом Times, американцы в пропагандистских целях охарактеризовали как призыв к войне, а один из видных представителей американского истеблишмента Уильям Дуглас сказал, что это объявление третьей мировой войны, об этом же говорил другой видный представитель истеблишмента Пол Нитце.

И хотя в США было немало людей, трезво воспринявших выступление Сталина, логика интересов правящей верхушки США разворачивала всю ситуацию в сторону обострения отношений. У американцев была атомная бомба, их доля в мировом ВНП достигала почти 50 процентов. СССР атомной бомбы не имел, его экономическое положение было крайне тяжелым: человеческие потери в войне - 27 миллионов; треть экономического потенциала уничтожена; 32 тысячи фабрик и заводов разрушены; 65 тысяч километров железных дорог выведены из строя; разрушены 1710 городов и 70 тысяч деревень; опустошены земли 100 тысяч колхозов. В таком состоянии войну - холодную ли, горячую ли - не начинают. На это можно возразить: в 1947 году под командованием генерала Люциуса Клэя в Берлине находилось 6,5 тысячи человек, а в Европе - 60 тысяч, тогда как Сталин имел 400 тысяч, которые в случае необходимости были способны в кратчайшие сроки ударить по Берлину. Однако это возражение имело бы смысл в доатомную эпоху. Американская атомная бомба не просто уравновешивала преимущество СССР в обычном вооружении, но резко усиливала позицию США.

Большую роль в обострении американо-советских отношений сыграл американский дипломат Джордж Кеннан, типичный «тихий американец», борец за демократию, считавший необходимым ограничение в США прав (в том числе избирательных) иммигрантов, негров и женщин. Сменив на посту посла США в СССР Аверелла Гарримана, он в течение 18 месяцев бомбардировал Госдеп предупреждениями о «зловещих планах Сталина». Ситуацию вокруг речи от 10 февраля он использовал стопроцентно. Результат - знаменитая «длинная телеграмма» (5540 слов; адресаты - госсекретарь Джеймс Бирнс и его заместитель Дин Ачесон) Кеннана. Кеннан связал «коммунистический экспансионизм» СССР с внешней политикой царей и подчеркнул, что с советским коммунизмом невозможно договориться - он стремится к мировому господству. «Это было нечто большее, чем призыв к оружию, - пишет Мартин Уокер, - это было приглашение к борьбе не на жизнь, а на смерть, в которой нельзя делать ни малейших уступок».

И с конца 1945 - начала 1946 года я бы отодвинул линию ХВ как минимум до 1944 года, во-первых, до октября, когда всего лишь короткий обмен мнениями между Сталиным и Черчиллем во время московской конференции, по сути, зафиксировал будущий раздел Европы; во-вторых, до открытия «второго фронта», предназначенного для того, чтобы не дать СССР пройти на Запад (логически из этого вытекает план операции «Немыслимое» - намечавшийся Черчиллем на 1 июля 1945 года удар англо-американцев совместно с немцами по Красной армии). Кстати, даже русофоб Кеннан в своей книге «Россия и Запад при Сталине и Ленине» пишет, что первые подозрения у Сталина по поводу союзников возникли летом 1944 года - сразу же после открытия «второго фронта». Однако если от минимума перейти к максимуму, то говорить нужно о 1943 годе, о Тегеранской конференции, когда западные союзники поняли: СССР победил, а следовательно, необходимо свести победу, ее результаты к минимуму.

Но вернемся к Кеннану. Средства борьбы, предложенные Кеннаном в телеграмме, не были военными - он считал, что Запад может победить СССР в мирной борьбе, избавившись, как от паразита на своем теле. По сути, это и было провозглашением ХВ. К этому времени приспел еще один кризис - между СССР и Великобританией в Иране, на него Черчилль и отреагировал своей речью в Фултоне, которая «надстроилась» на уже сформировавшийся курс на ХВ, на идеи, витавшие в Объединенном комитете начальников штабов, в Пентагоне. «Телеграмма Кеннана стала обоснованием для Трумэна, Черчилль выдал звонкую фразу, а Пентагон обеспечил стратегическое обоснование» (Мартин Уокер).

11 марта Сталин, реагируя в «Правде» на речь Черчилля, обвинил его в стремлении развязать войну на основе расовой теории, как это делал Гитлер, только место немцев должны занять англоговорящие народы. Прошел всего год после Ялты, а в Вашингтоне и Лондоне возобладал воинственный подход: эмбрион ХВ начал формироваться, чтобы окончательно появиться на свет в 1949 году. И это несмотря на то, что у СССР не было атомной бомбы и что Сталин объявил о сокращении военного бюджета на 80 миллиардов рублей и о демобилизации армии (с 12 миллионов в 1945 году до 3 миллионов в 1948-м). Все это уже не имело значения. В феврале 1947 года была разработана доктрина Трумэна, которую президент США обнародовал 12 марта того же года. В соответствии с логикой доктрины США выделили 250 миллиардов долларов Греции и 150 миллиардов Турции для «сдерживания» СССР, подкрепив это американским флотом в Средиземном море.

Этот на первый взгляд локальный эпизод имеет большое практическое и особенно символическое значение. Со времен Трафальгара (1805 год) Средиземноморье было зоной исключительно британского контроля. Однако послевоенная Великобритания уже не была способна обеспечить такой контроль, и эти функции - функции, если пользоваться терминологией классической англо-американской геополитики, Мирового Острова - взяли на себя США. Раймон Арон прямо пишет об этом: «Соединенные Штаты приняли на себя роль островной державы вместо Великобритании (курсив мой. - А.Ф.), истощенной своей победой. Они ответили на призыв европейцев и заменили собой Соединенное Королевство по его же просьбе». Иными словами, после 1945 года противостояние Остров-Хартленд приобрело характер борьбы различных социальных систем. Впрочем, возможна и иная постановка вопроса: противостояние капитализма и антикапитализма приобрело форму столкновения гиперконтинентальной и гиперостровной держав. (Я оставляю в стороне некоторые вопросы. Например, случайно или нет антикапитализм геополитически явился в виде гиперконтинентальной державы? Или же если бы Россия не упустила шанс стать тихоокеанской державой, то антикапитализм возник, если возник бы, где-то в другом месте? Либо логика системной борьбы была бы иной? В отличие от историков История знает сослагательное наклонение).

Весной 1947 года генерал Люциус Клэй, комендант американской зоны, предложил ряд мер, которые должны были бы освободить немецкую экономику от ограничений оккупационного режима. Реакция СССР была резко отрицательной, однако американцы и англичане настаивали на восстановлении Германии.

Суровая зима 1947 года еще более усугубила тяжесть экономической ситуации в Германии и Европе, и 5 апреля Уолтер Липпман в «Вашингтон пост» в своей колонке «Говорит Кассандра» написал о том, что немецкий хаос грозит распространиться на Европу. США не могли допустить такой ситуации, поскольку она грозила подъемом левых сил: во Франции, и особенно в Италии, казался реальным приход коммунистов к власти в 1947-1948 годах, и США готовились к военной интервенции в Италии в случае победы коммунистов на выборах. С этой целью в США был разработан план экономического восстановления Европы. 5 июня 1947 года в Гарварде во время получения (одновременно с Томасом Стернзом Элиотом и Робертом Оппенгеймером) почетного диплома госсекретарь США генерал Джордж Маршалл в семнадцатиминутной речи изложил этот план, который получил его имя. Речь шла о комплексе мер, направленных на экономическое восстановление Европы. Хотя план Маршалла был экономическим, в его основе лежали социосистемные (классовые) и геополитические причины - и спасение капитализма в Европе, и борьба с СССР. Хотя официально на первом плане была, естественно, экономика, я все же начну с классовой борьбы и политики.

После войны коммунисты в Западной Европе были на подъеме, входили в состав правительств Франции и Италии. В мае 1947 года министров-коммунистов вывели из состава правительств этих стран. 19 декабря 1947 года Совет национальной безопасности США поручил ЦРУ предпринять все возможные действия, чтобы не допустить прихода коммунистов к власти в Италии. На подрыв позиций коммунистов в этой стране и поддержку христианских демократов, которые впоследствии и выиграли выборы (при активной поддержке Ватикана и папы Пия XII), были отпущены немалые суммы. При этом в финансировании антикоммунистических сил в Италии и вообще в Европе участвовали не только ЦРУ и другие государственные структуры США, но также частные компании, крупные корпорации, профсоюзы.

По сути, и ХВ, и «американская Европа» были средствами защиты Америкой капитализма - причем не столько от СССР, сколько от внутриевропейских антикапиталистических сил, будь то коммунисты или социалисты. В конце 1940-х и даже в 1950-е годы для большей части американского истеблишмента все левые были на одно - вражеское - лицо. Весьма показателен один эпизод: когда Леон Блюм прилетел договариваться об американских займах, Wall Street Journal посвятила его визиту статью под названием When Karl Marx calls on Santa Klaus («Когда Карл Маркс просит о помощи Санта-Клауса», англ.).

Обострение отношений с СССР в виде ХВ было не только внешним системным и геополитическим противостоянием, но и внутрисистемным, а для того, чтобы защищать капитализм у себя дома и в Европе и с этой целью давить любые антикапиталистические, и прежде всего коммунистические движения, нужна была конфронтация с СССР, которая была начата и к концу 1940-х годов превратилась в ХВ. Очень ясно высказался по этому поводу Раймон Арон, отметивший, что американцы

«хотели воздвигнуть плотину перед коммунизмом, избавить народы, в том числе народ Германии, от искушений, внушенных отчаянием (курсив мой. - А.Ф.). Бесспорно, доллары служили оружием в борьбе с коммунизмом, оружием так называемой политики сдерживания. Инструмент этот оказался действенным».

Помимо системной и геополитической составляющей у плана Маршалла была, естественно, и важнейшая экономическая составляющая. Бедственное положение Европы давало возможность Соединенным Штатам установить финансово-экономический контроль над субконтинентом, окончательно превратиться не только в гегемона капиталистической системы и транснационального банкира, но и в мирового гегемона (если бы удалось подмять СССР), используя как политические, так и финансово-экономические средства.

Центральное место в плане Маршалла занимала реинтеграция германской экономики в подконтрольную США экономику Европы; более того, план Маршалла в какой-то момент оказывался единственной связью Германии с остальной Европой. Германский аспект плана Маршалла имел не только экономическое, но и политическое наполнение - он объективно обострял отношения между СССР и США и таким образом вписывался в логику постепенно развязываемой Соединенными Штатами ХВ. Не случайно Раймон Арон заметил, что удивляться следует не тому тупику, в который зашел германский вопрос в 1947 году, а «двум годам колебаний, которые понадобились для того, чтобы принять неизбежное», то есть разделение Германии на западную и восточную зоны.

План Маршалла важен еще в одном отношении. Помимо прочего, это была первая крупномасштабная акция в интересах американских ТНК и нарождавшейся хищной фракции мирового капиталистического класса - корпоратократии, которая ярко проявит себя в начале 1950-х годов свержением Мосаддыка, а затем, совершив переворот 1963-1974 годов и пройдя по трупам Кеннеди (физическому) и Никсона (политическому), начнет сажать в Белый дом своих президентов. Тээнковская составляющая отчетливо проявилась и в том, что план Маршалла должен был реализовываться как отношения США и Европы в целом (что соответствовало интересам корпораций), а не как двусторонние межгосударственные отношения. Сталин же, разгадав маневр, ведущий к финансово-экономическому закабалению Штатами не только побежденных, но и победителей (причем побежденным в этом процессе отводилось важное место), дал инструкции Вячеславу Молотову настаивать на Парижской конференции (июнь 1947 года) на двусторонних отношениях.

Разумеется, СССР был заинтересован в американском займе миллиардов эдак в шесть. Это весьма помогло бы восстановлению экономики. Поэтому ряд ведущих экономистов - например, Евгений Варга, директор Института мирового хозяйства, - выступали за то, чтобы СССР присоединился к плану Маршалла. Дело, однако, было в цене вопроса, в том, чтобы не попасть в историческую ловушку, как это произошло во время горбачевщины. Сталин колебался, взвешивая плюсы и минусы. По-видимому, все решила развединформация, которую обеспечила «кембриджская пятерка»; хотя ее неформальный руководитель - Гарольд (Ким) Филби - служил в это время в британском посольстве в Стамбуле, другие члены «пятерки» работали в Великобритании. 30 июня Молотов получил от своего заместителя Андрея Вышинского шифровку, в которой содержалась полученная информация о встрече заместителя госсекретаря США Уилла Клейтона и британских министров. Как пишут Джереми Айзекс и Тэйлор Даунинг, из полученных сведений становилось ясно, что американцы и англичане уже сговорились, действуют заодно и план Маршалла будет не расширением практики ленд-лиза, а созданием принципиально иного механизма, в котором к тому же решающее место отводилось Германии, не говоря уже о диктате со стороны США по целому ряду вопросов.

3 июля с санкции Сталина, который, по-видимому, в течение 48 часов анализировал ситуацию, Молотов обвинил США в том, что они стремятся создать структуру, стоящую над европейскими странами и ограничивающую их суверенитет, после чего покинул переговоры. 12 июля в Париже начала работу новая конференция - уже без СССР, а одновременно в деревне Шклярска Поремба в Польше собралось совещание коммунистических партий, результатом которого стало создание Коминформа - новой международной коммунистической организации. Это означало раскол Европы на просоветскую и проамериканскую зоны и возникновение биполярного мира.

Blog

Холодная война и системный антикапитализм1[1]