Трансформация общественной правовой культуры в постсоветский период: специфика многонационального региона (на материалах Юга России)

Вид материалаДиссертация

Содержание


Общая характеристика работы
Основное содержание работы
Общественная правовая культура – определение понятия, структура и взаимосвязь элементов; особенности национального и региональны
Правовая грамотность
Правовой идеал
Региональная специфика ОПК Юга России в дореволюционный период и советское время
Основные векторы трансформации социально-правовой культуры населения областей и краев Южного округа в постсоветский период»
Общероссийские тенденции в развитии ОПК населения в конце ХХ – начале XXI века
Первая половина 90-х годов.
Вторая половина 90-х годов.
Начало XXI века
Северная Осетия-Алания
Подобный материал:

На правах рукописи


Минко Оксана Юрьевна


Трансформация общественной правовой культуры в постсоветский

период: специфика многонационального региона

(на материалах Юга России).


специальность: 24.00.01. – теория и история культуры


АВТОРЕФЕРАТ

на соискание ученой степени

кандидата философских наук


Ростов-на-Дону

2007

Диссертация выполнена в ГОУ ВПО «Южный федеральный университет»,

в Северо-Кавказском научном центре


Научный руководитель: доктор философских наук


Розин Михаил Дмитриевич


Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Бакулов Виктор Дмитриевич


кандидат философских наук, доцент

Лубский Роман Анатольевич


Ведущая организация: ГОУ ВПО Ростовский филиал

Российской академии правосудия


Защита состоится 22 февраля 2007 г. в 14.00 на заседании диссертационного совета Д 212.208.11 по философским наукам при ГОУ ВПО «Южный федеральный университет» по адресу: 344038, г. Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина, 13, РГУ, ауд. 434.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Южный федеральный университет» (г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 148).


Автореферат разослан ___ января 2007 года.


Ученый секретарь

диссертационного совета М.В. Заковоротная


ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы. Успешность осуществляемых в современной России реформ в значительной степени зависит от скорости процесса модернизации отечественной социокультурной системы, одним из составных элементов которой является и социально-правовая культура русского и других народов российской государственности. Реальная демократизация общественной жизни, построение эффективной рыночной экономики предполагают существенную коррекцию национальной правовой традиции и правового менталитета, требуют ощутимого повышения правовой грамотности населения и формирования более реалистического общественного социально-правового идеала (а в конечном счете, создания у широких социальных слоев российского социума положительного «правочувствия» /термин А.И.Ильина/).

Эта, сама по себе непростая задача, максимально усложняется в условиях полиэтнокультурного и многоконфессионального региона, каковым является Юг России. В постсоветский период именно он оказался наиболее проблемным регионом Российской Федерации. Помимо ряда серьезных межэтнических конфликтов, регион характеризовался максимальными масштабами «деиндустриализации» отдельных административных образований, высочайшим уровнем безработицы (и соответственно формированием обширных зон затяжного социально-экономического кризиса и депрессии), самым значительным уровнем развития теневой экономики. Характерно, что большинство этих проблем в той или иной степени было связано с уровнем развития и специфическими особенностями общественной правовой культуры населения различных административных и социально-территориальных общностей Юга России.

Этнокультурный подъем северокавказских народов сопровождался реставрацией на местах традиционных социально-правовых механизмов и институтов, заполнявших вакуум, возникший в процессе распада и демонтажа советской правовой системы. Сложившийся на национальном Северном Кавказе в 90-е годы ХХ в. симбиоз элементов обычного, конфессионального, российского и советского права, не является устойчивым и в полной мере органичным образованием. Как и наличное состояние социально-правовой культуры республиканского населения, основные элементы которой требуют модернизации в целях приведения их в соответствие с реалиями современного демократического общества.

С другой стороны, области и края Южного округа в постсоветский период демонстрировали максимальные среди субъектов Федерации уровни миграционной активности. Значительный приток населения менял национальную структуру населения местных социумов, актуализировал проблемы трудозанятости, социокультурной и социально-правовой адаптации различных групп мигрантов к новой среде жизнедеятельности. В таком контексте задача взаимной «притирки» и модернизации сопряженных в едином социальном пространстве правовых субкультур, становилась одним из основных условий успешного и динамичного развития каждого из региональных социумов.

Степень разработанности проблемы. Проблеме правовой культуры в советском обществознании была посвящена достаточно обширная литература. Исследование данной темы осуществлялось преимущественно в содержательных рамках правового знания, однако ряд исследователей, в той или иной степени затрагивал и ее методолого-культурологические аспекты. Отметим здесь работы С.С.Алексеева, В.П.Казимирчука, В.И.Каминской, Д.А.Керимова, В.П.Кудрявцева, Е.А.Лукашевой, А.Р.Ратинова, А.П.Семитко.

В последнее десятилетие появился ряд работ анализирующих динамику общественной правовой культуры российского общества в постсоветский период. Выделим диссертационные исследования Крыгиной И.А. и Сорокина В.В., работы Е.А.Певцовой. Интерес для исследователей представляли особенности правовой культуры отдельных социальных прослоек и профессиональных групп населения (работы Л.А.Ершовой, Н.М. Кейзерова, В.П.Сальникова, Н.Я.Соколова, З.Ч.Чикеевой).

Социально-философский ракурс анализа поднятого проблемного комплекса содержится в трудах отечественных мыслителей, посвященных мировоззрению и национальному характеру русского народа, отечественной общественно-политической и социально-правовой культуре (работы Н.А.Бердяева, А.И.Ильина, Н.О.Лосского, С.Л.Франка). Данная тематика затрагивалась и в трудах таких известных российских правоведов конца XIX начала ХХ века, как Б.А.Кистяковский, М.М.Ковалевский, П.И.Новгородцев.

Непосредственное отношение к изучаемой проблеме имеют работы, посвященные анализу мировоззренческих основ, традиционных (базовых) социокультурных и социально-правовых архетипов, определяющих особенности национальной правовой культуры народов Северного Кавказа. В последнее десятилетие на данном научном направлении появилось много интересных работ, принадлежащих Б.Х.Бгажнокову, В.В.Дегоеву, В.М.Каирову, З.Х.Мисрокову, М.В.Савве, А.Ю.Шадже, К.Х.Унежеву, Р.Б.Унарокову, Р.А.Ханаху, А.А.Цуциеву. Анализу современной соционормативной культуры народов Северного Кавказа посвящены работы И.Л.Бабич, В.О.Бобровникова. Множество исследований касается различных аспектов оптимизации межэтнических отношений в регионе. А данная проблема, в свою очередь, связана с определением наиболее приемлемых форм модернизации общественной правовой культуры северокавказских социумов (работы В.А.Авскентьева, В.Ю.Верещагина, Ю.В.Васильева, Г.С.Денисовой, Л.М.Дробижевой, А.Г.Здравосмыслова, В.А.Тишкова, В.В.Черноуса, Л.Л. Хоперской и др.)

Самостоятельным социоэнокультурным феноменом Юга России является казачество, принявшее самое активное участие в становлении, историческом развитии и самоидентификации южнороссийской общности, и представленное в регионе целым рядом крупных анклавов. Особенности социально-правовой культуры казачества, ее историческая эволюция затрагиваются в работах М.П. Астапенко, Е.И.Дулимова, И.И.Золотарева, А.П.Скорика, Р.Тикиджяна.

В работе использовались данные социологических мониторингов, позволяющие высветить некоторые важные особенности современной отечественной правовой культуры (уровень правовой грамотности, характеристики правовой традиции и менталитета и т.п.), зафиксировать отношение россиян к российской судебно-правовой системе (особенности общественной правооценки и национального правового идеала). Специфика социально-правовой культуры населения находит свое отражение и в сфере «социальной патологии» - статистика правонарушений, общее число их различных видов, динамические тенденции, позволяют выявить определенные различия правовых традиций, менталитета, психологии различных территориальных социумов.

Таким образом, поднятая в работе проблематика не обделена научным интересом. И, тем не менее, ее социально-философский аспект до настоящего времени остается недостаточно проработанным. Малоизученным остается вопрос о взаимозависимости особенностей общественной правовой культуры народов Северного Кавказа и сценариев их общественно-политического развития в постсоветский период. В дальнейшей разработке нуждается и проблема определения наиболее оптимальных и эффективных способов модернизации региональной правовой культуры, форм социокультурной и социально-правовой взаимоадаптации отдельных территориальных социумов Юга России.

Методологическую основу исследования составляют работы по социальной философии, теоретической культурологии, а также исследования, выполненные в рамках ряда специальных наук (этнокультурологии, социологии культуры, философии и социологии права). Теоретическим основанием исследования стал общенаучный системный подход. Историческая динамика российской социально-правовой культуры, формирование ее региональных вариантов и взаимосвязи с другими элементами интегральной социокультурной системы общества потребовали использования в работе элементов диахронного анализа и структурно-функционального метода.

Целью исследования является изучение динамики общественной правовой культуры населения Юга России, как одного из значимых факторов социокультурной и социально-правовой трансформации и модернизации крупного российского региона в постсоветский период. Общая цель конкретизирована в следующих проблемно-исследовательских задачах:

- изучить морфологическую структуру понятия «правовая культура», определить основные ее подсистемы;

- исследовать историческую динамику и современное состояние общественной правовой культуры казачества и народов Северного Кавказа как важных структурных элементов регионального социума;

- установить основные направления трансформации общественной правовой традиции, правового менталитета, правооценки, правовой грамотности и других элементов социально-правовой культуры населения Юга России в конце ХХ – начале XXI века;

- выявить общероссийские тенденции и региональную специфику в эволюции социально-правовой культуры населения Юга России в постсоветский период;

- проанализировать направления и характер влияния на общественную правовую культуру регионального социума, современных динамических трендов в сфере миграционных процессов и области межнациональных отношений;

- установить основные аспекты воздействия региональной социально-правовой культуры на общественно-политическую и социально-экономическую динамику Юга России в постсоветский период.

Научная новизна диссертации состоит в развернутом исследовании процесса комплексной модернизации общественной правовой культуры народов Юга России в постсоветский период. Научная новизна диссертационной работы определяется следующими положениями:

- исследована морфологическая структура понятия «правовая культура»; установлено, что в ее пределах могут быть выделены две самостоятельные подсистемы: правовая культура социума и социально-правовая культура;

- зафиксированы скорости и векторы трансформации правовой традиции, правового менталитета, правооценки, правоповедения, правовой грамотности и других элементов общественной правовой культуры Юга России в постсоветский период;

- определены возможные направления и формы модернизации социально-правовой культуры народов Северного Кавказа (формирование индивидуальной «правовой этики» - современной общественно-правовой «системы координат», повышение правовой грамотности; психоментальная, социокультурная, профессиональная адаптация к реалиям демократического секуляризованного общества начала XХI века);

- установлено, что успешная общественно-политическая модернизация российского социума подразумевает существенную коррекцию ряда элементов отечественной общественной правовой культуры («прагматизация» национальной правовой традиции и правового идеала, повышение правовой грамотности, формирование положительного правочувствия и т.п.), что в свою очередь предполагает оптимизацию современного социально-экономического и общественно-политического курса развития России.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Говоря о правовой культуре, представляется необходимым разделять правовую культуру социума (совокупность функционирующих в обществе правовых учреждений и организаций и непосредственно само право) и общественную правовую культуру - совокупность элементов, связанных с преломлением права в общественном сознании (коллективное правосознание, система общественных правоотношений и правоповедение).

2. Общественная правовая культура Юга России в постсоветский период менялась фрагментарно. При этом отдельные ее структурные элементы трансформировались с различной скоростью, повторяя общероссийскую динамику. Наибольший консерватизм демонстрировали общественная правовая традиция и правовой менталитет. Отметим также устойчиво негативный характер общественной правооценки и инверсионный переход общественного сознания от правового идеализма к правовому нигилизму.

3. По основным динамическим трендам своей правовой культуры территориальные сообщества Юга России достаточно отчетливо делятся на две части – области и края, с одной стороны; республики Северного Кавказа – с другой. Эволюция общественной правовой культуры первых в системном плане совпадала с общефедеральной динамикой данного показателя (при наличии специфики, связанной с повышенным индивидуализмом, социопсихологической и экономической мобильностью местного населения, а также с большим миграционным притоком, изменявшим национальную и социопрофессиональную структуру населения).

4. Эволюция социально-правовой культуры республиканских сообществ была сопряжена с более или менее значительной реставрацией элементов традиционного адатного и шариатного права (и связанных с ними архаичных социально-правовых механизмов и институтов – кровная месть и т.п.); укреплением у народов Северного Кавказа полиюридического правосознания, сочетающего элементы национальной правовой традиции, советской правовой парадигмы и российского права. Данному реставрационному тренду способствовал отток из республик русского (и русскоязычного) населения

5. Жесткая межнациональная конфронтация и сопутствующие ей кризисные явления в общественно-политической и социально-экономической жизни ведут к утрате правопорядка, криминализации общества и падению уровня его правовой культуры. Тем самым, урегулирование и оптимизация межэтнических отношений на Северном Кавказе - важнейшее условие поддержания и дальнейшего развития общественной правовой культуры населения республик.

6. Интенсивная миграция северокавказского населения в пределы краев и областей Юга России, усложняя палитру общественной правовой культуры принимающих сообществ, одновременно способствует социально-правовой модернизации формирующихся диаспор и самих республиканских социумов.

7. Сложившийся в настоящее время на Северном Кавказе полиморфный вариант общественной правовой культуры не является устойчивым, поскольку многие ее элементы требуют модернизации. Сроки и варианты таковой могут различаться по республикам, но сохранение их в составе Российской Федерации предполагает трансформацию местной социально-правовой традиции и правового менталитета, ощутимую коррекцию правового менталитета и ценностных правовых установок, позволяющих населению северокавказских республик легче «вписываться» в гражданское общество России.

8. Процессы укрепления российской государственности, оптимизация взаимоотношений власти и гражданского общества, общественно-политическая и социально-экономическая стабилизация в стране в немалой степени зависят от эффективности усилий государства по приведению базовых характеристик российской правовой системы в большее соответствие с отечественным общественным правовым идеалом, который ориентирован на создание политико-правового порядка, обеспечивающего высокий уровень социальной защищенности для всех граждан страны. В обратном случае, отрицательное правочувствие и правовой нигилизм будут существенным тормозом на пути комплексной модернизации российского социума.

9. Трансформация российской общественной правовой культуры в постсоветский период представляет элемент более широкого по своему масштабу процесса комплексной модернизации русского и других народов Российского государства. Данная системная модернизация не является синонимом прямолинейной «вестернизации», доминировавшей в 90-е гг. ХХ в., но представляет сложную производную адаптированных к российским реалиям внешних инноваций и модифицируемой в соответствии с потребностями времени национальной традиции.

Научная и практическая значимость исследования. Диссертационная работа представляет интерес для широкого круга обществоведов: философов, правоведов, культурологов, регионоведов. Материалы исследования могут быть использованы в вузовских лекционных курсах по социокультурной и социально-правовой динамике Юга России, при прогнозировании и разработке программ социально-экономического развития Юга России, а также для дальнейшей научно-исследовательской деятельности.

Апробация работы. Результаты диссертационного исследования докладывались на конференции аспирантов Северо-Кавказского научного центра высшей школы, февраль 2006 г., г. Ростов н/Д и Всероссийской научной конференции «Человек в изменяющейся России: философская и междисциплинарная парадигмы», октябрь, 2006 г., г. Белгород.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав (включающих 8 параграфов, 3 таблицы), заключения и списка литературы. Объем текста - 164 страницы компьютерного набора, список литературы включает 184 наименований.


ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во «Введении» обосновывается актуальность, теоретическая и практическая значимость избранной темы, характеризуются теоретико-методологические основания исследования; определяются его объект и предмет; излагаются цель, задачи и основные положения, выносимые на защиту, формулируется научная новизна.

Первая глава « Общественная правовая культура – определение понятия, структура и взаимосвязь элементов; особенности национального и региональных вариантов» посвящена анализу понятийно-терминологического аппарата работы, исследованию специфических черт национальной правовой культуры России и ее южнороссийского регионального варианта.

В первом параграфе «Правовая культура – определение понятия, внутренняя структура и взаимосвязь элементов» анализируются различные дефиниции понятия правовая культура, исследуются варианты его морфологической структуры и содержательного наполнения. Изучение совокупности существующих в современной науки определений данного понятия позволило сделать вывод о необходимости выделения в составе правовой культуры двух системных компонент, которые могут быть условно обозначены как правовая культура социума (ПКС); и социально-правовая или общественная правовая культура (ОПК).

Первая заключает функционирующую в данном обществе совокупность правовых норм (право), а также систему правовых учреждений и общественных организаций, обеспечивающих правовой контроль и реализацию права (правоприменение). Тем самым, морфологически правовая культура общества в значительной степени совмещается с его правовой системой. Отличием является выраженный аксиологический акцент – оценка уровня развития правовых институтов и системы действующего права (здесь применима дефиниция А.П.Семитко охарактеризовавшего правовую культуру как качественное состояние правовой жизни общества или «уровень правовой культурности данной юридической системы»1).

Общественная правовая культура (ОПК) заключает совокупность идеальных элементов, относящихся к сфере действия права, их отражению в сознании и поведении людей. К этим элементам относятся правосознание, система правоотношений и правоповедение. ПКС и ОПК безусловно взаимосвязаны, определенным образом содержательно пересекаются и достаточно плотно коррелируют друг с другом в процессе своего развития. И, тем не менее, речь идет о двух содержательно разных подсистемах правовой жизни общества.

Объектом диссертационного исследования является вторая из выделенных подсистем правовой культуры.

Из трех элементов ОПК (правосознание, совокупность правоотношений, правоповедение) «базовое» значение имеет первый. Что в частности фиксируется и его сложным внутренним устройством. Существует множество определений и структурных схем правосознания. Но характерно, что большинство из них не представляет точного перечня его составных элементов. Причина – расплывчатость содержательных границ всех основных понятий, связанных с правовой жизнью общества. Частичное их содержательное пересечение.

Представляется, что структура правосознания может быть определена вполне отчетливо. Исходя из того, что оно, в первую очередь, является субъективным (общественным, групповым, индивидуальным) осознанием и оценкой существующей правовой реальности в составе правосознания можно выделить совокупность правовых представлений, оценок и стереотипов доминантных (модальных) для данного социума. С социопсихологического ракурса, данная совокупность выступает как национальный (коллективный) правовой менталитет. Существенно то, что данная совокупность свойств и характеристик связана с самыми глубинными основаниями социальной жизни, и функционирует в режиме самовоспроизводства. Каждое новое вступающее в жизнь поколение усваивает ее «стихийно», в процессе своей социализации.

Правовая грамотность – представляет второй элемент правосознания. В отличии от самовоспроизводящихся правовой традиции и правового менталитета, специфика правовой грамотности определяется уровнем знания обществом своей системы правовых институтов и свода нормативно-правовых документов; характером источников социально-правовой информации, их количеством и соотношением.

Правовой идеал представляет третью компоненту общественного правосознания. Он включает выработанные обществом представления о должном, наиболее оптимальном правовом устройстве общества. То есть, речь идет о своего рода идеальном, «образе права».

Последним элементом общественного правосознания является правооценка (или правоощущение, учитывая, что зачастую речь идет о почти неотрефлектированной общественной оценке существующих правовых реалий). Однако изначальная субъективность общественной правооценки и ее эмоциональная окрашенность не означают ее случайности, прихотливой «необязательности». Общественная правооценка имеет вполне объективное основание, формируемое всеми остальными элементами правосознания. И.А.Ильин вариативно определял его как «естественное чувство права и добра»2, «особого рода инстинктивное правочувствие»3.

Конкретное наполнение правооценки определяется соотношением существующей правовой реальности и сконструированного общественным сознанием правового идеала, а также амплитудой существующего между ними расхождения. Чем оно больше, тем негативнее отношение общества и отдельных его членов к существующей правовой системе, тем меньше их внутренняя мотивация и ориентация на правомерное поведение.

Содержательное разграничение всех перечисленных элементов общественного правосознания не является полным и жестко очерченным. Все они в определенной степени пересекаются друг с другом, образуя единое целое.

Вторым структурным компонентом ОПК является система правоотношений, под которой понимается сложившаяся в социуме (его отдельной группе) правовая «система координат», регулирующая всю совокупность общественных отношений, связанных с областью права. Подобная система координат напрямую связана с общественным (национальным) правосознанием, формируется его правовой традицией, уровнем правовой грамотности и доминирующей в обществе правооценкой.

Третьим структурным элементом ОПК является правовое поведение (деятельность в правовых ситуациях). Оно не только является последним элементом, «венчая» морфологическую структуру правовой культуры, но и аналогично взаимоувязано со всеми другими ее составляющими. Выбор одной из правовых (как правомерных, так и противоправных) поведенческих альтернатив обуславливается совокупным воздействием всех компонент правосознания и сложившийся в обществе системой правоотношений.

Можно также говорить о различных системных уровнях ОПК, первичным из которых является уровень отдельного члена общества, а средние системные этажи заполняются правовыми субкультурами, представляющими различные социальные (профессиональные, половозрастные, конфессиональные и т.д.) группы и элементы данного социума. Определенным образом соотносясь и сопрягаясь друг с другом они сохраняют известную специфику.

Во втором параграфе «Общественная правовая культура - основные черты национальной традиции» исследуются ведущие факторы формирования ОПК российского социума. Среди них можно отметить некоторую «предправовую» отсталость языческой Руси, не успевшей на стадии варварства полностью внутренне переработать соответствующий социальный материал и слишком рано столкнувшейся с правовыми формами раннеклассового общества.

Не меньшее значение имело само «пространство-время» (термин евразийца Савицкого) развития отечественного социума во всем спектре его компонент и характеристик (от ландшафтных и агроклиматических до геополитических); а также выбор православия в качестве духовно-конфессионального стержня (а во многом и динамического вектора) Российской цивилизации; и, наконец, выработанные в процессе исторического развития особенности соотношения государства, общества и человека. Формирование государства как «военно-служилого» образования с ярко выраженной стратегической функцией защиты старых и колонизации новых земель, способствовало жесткому, зачастую «потребительскому» отношению властных структур к своему населению.

Самую значительную роль в формировании Российской цивилизации, ее социальной структуры и правовой организации играл и демографический фактор - пространственная «рассеянность» местных территориальных сообществ, низкая плотность населения. Редкое население не только тормозило экономический рост, но и не позволяло сформировать плотную систему социальной коммуникации, связывающей различные иерархические уровни государственного организма. Сфера непосредственных взаимодействий государственной власти и населения оставалась неразвитой и чрезвычайно узкой – государство и подавляющая часть народа, представленная сельским населением существовали и развивались «параллельно», мало соприкасаясь друг с другом.

Власть по-преимуществу удовлетворяясь регламентированными знаками подчинения и налогами, старалась не вмешиваться во внутреннюю жизнь включаемых сообществ. В бытовой и социально-экономической сферах жизнедеятельности такие первичные сообщества осуществляли самоуправление по своим установленным обычаям («обычному праву»). Подобное положение сохранялось на протяжении многих столетий – неформальные правовые нормы сохраняют заметное присутствие в народной жизнедеятельности вплоть до начала ХХ века. Как результат, правовая культура самой значительной части русского народа ограничивалась знанием данной «крестьянской» правовой традиции и сформированным социально-правовым идеалом, с которым по мере необходимости и осуществлялась сверка общественно-правовых реалий.

Не менее значимым для развития социально-правовой культуры населения было и то, что власть ориентировалась на взаимодействие с общинами не «опускаясь» до уровня отдельного индивида. Тормозя формирование индивидуального, личностного начала община, тем самым, препятствовала и развитию ОПК русского и других народов российской государственности, способствовала архаизации общественной правовой традиции и правового менталитета.

Минимальное знание политико-правовых реалий детерминировало и отчетливый утопизм народного образа права – общественного правового идеала. Амплитуда расхождения между ним и социально-правовой действительностью неизбежно вела к формированию негативного общественного правочувствия (правооценки), обуславливала внутри русского общественного правосознания устойчивую доминанту отрицательных оценок существующих политико-правовых реалий, стойкое недоверие к закону, критическое отношение к государственности как таковой и к институтам своего национального государства, в частности.

Итак, особенности отечественной социально-правовой культуры закладывались самим типом социокультурной системы, ее основными архетипами, существенно отличавшими Россию от государств западной цивилизации. Если фундаментальными ценностями последней являются индивидуализм, собственность, рациональность, право, демократия, повышенная креативность (стремление к новаторству), то для Российской цивилизации в качестве таковых определились державность, соборность, социальный патернализм, ориентация на традицию (хотя и не столь выраженная как в чисто восточных культурах), «воля-свобода» (анархическое начало).

Речь, тем самым, идет о разных типах правовой культуры. Их можно сравнивать друг с другом, но некорректно использовать при этом в качестве базового эталона ценностную систему координат одной из них.

Существенные изменения отечественной ОПК были связаны с советским периодом. Вслед за целенаправленной ликвидацией ряда социальных слоев исчезали и целые сегменты дореволюционной социально-правовой культуры. Но советская эпоха была и периодом огромных социально-экономических и социокультурных перемен. Кардинально изменилась система расселения. Самым значительным образом вырос уровень образования населения, глубоко трансформировалась его социально-профессиональная структура. Сформировался мощный слой кадровой интеллигенции. Городское, хорошо образованное и профессионально квалифицированное население страны периода «развитого социализма» (60-80-е г. ХХ в.), было в значительно большей степени подготовлено к восприятию правовой информации и участию в правовой жизни общества.

С другой стороны, масштабная секуляризация отечественного социума также способствовала развороту общественного сознания к правовой сфере, поскольку все причинно-следственные связи социальной динамики сводились теперь к «земным» факторам, в т.ч. и к правовым регулятивам. Нельзя не отметить и активную деятельность СМИ, способствовавших росту правовой информированности граждан СССР.

Но в советской действительности присутствовали и факторы тормозившие развитие ОПК. Существенное ограничение института частной собственности сузило область повседневной правовой практики населения. Крупнейшие области социальной деятельности в Советском Союзе практически выпадали из сферы правового регулирования и правовые знания оказывались невостребованными в практической жизни самой значительной части советских людей. Свою роль играла «формализация» многих аспектов общественно-политической жизни в стране, не позволявшая почувствовать себя гражданином, самостоятельной социальной единицей, от волеизъявления которой что-либо зависит в социально-правовой сфере.

Таким образом, эволюция ОПК в советский период определялась сочетанием различных тенденций, нередко противоположных по своему направлению (как способствовавших, так и препятствовавших комплексному развитию социально-правовой культуры).

В третьем параграфе « Региональная специфика ОПК Юга России в дореволюционный период и советское время» анализируются особенности исторического становления Южнороссийского региона, территориальное сообщество которого формировалось в XIX-XX вв. в процессе встречи и взаимодействия ряда социоэтнокультурных составляющих и миграционных потоков.

Его специфическими чертами стали полиэтнокультурный и полисословный состав, динамичное в психоментальном и экономическом плане население. Доминирующие социокультурные и психоментальные типы личности, сформированные в Степном Предкавказье, были существенно иными, нежели в центральных областях России или на Русском Севере отличаясь повышенной предприимчивостью и индивидуализмом; были более секуляризованными (при сохранении общей религиозности) и жесткими в процессе социального взаимодействия.

Обратной стороной данных качеств, становились меркантилизм, известная склонность к пограничным в правовом отношении деловым и финансовым операциям. Общинность (соборность в духовном плане) и «христианская благотворительность» этим региональным личностным модификациям, наоборот, были присущи в меньшей степени, чем населению исторической России.

Ведущие южнороссийские социоментальные типы, преимущественно локализовались в пределах городской системы (купечество, мещанское население). Достаточно широко они были представлены и в диаспорах, значительная часть которых составляло торговое и ремесленное население.

Иной была ситуация на национальном Северном Кавказе - ко времени его включения в государственный состав России местные национальные сообщества обладали развитой системой обычного права (адаты), при известных различиях имевшего общерегиональное значение. Ситуация еще более усложнялась распространением в регионе ислама и системы мусульманского права (шариата), достаточно противоречиво сочетавшегося с местными адатами. Взаимодополнение адатно-шариатной и российской правовых систем еще более усилило полиюридизм местной нормативно-правовой базы.

Определенную дистанцию от регионального социоэтнокультурного «плавильного котла» сохраняло и казачье население. Его социально-статусная специфика, вынесенность за пределы жестко структурированной иерархии российских сословий (казаки не являлись податным населением, но и не относились к служивому населению, обязанному отрабатывать свои привилегии ратным трудом) обуславливали известное своеобразие ОПК южнороссийских казачьих анклавов и прежде всего донских казаков.

Вместе с тем, казачьи социумы в трансформированном виде воспроизводили черты «низовой» социально-правовой культуры крестьянской общины – «мира», представлявшего первичный, в значительной степени автономный коллектив.

Динамика ОПК населения Юга России в советский период была связана с процессами унификации и дифференциации – т.е. трансформируясь в направлении, задаваемом вектором общественно-политического и социально-правового развития страны, характеризовалась специфическим преломлением данного системного направления в конкретных формах социальной реальности.

Юг России, как и все остальные региональные сообщества СССР в послереволюционный период прошел через существенную трансформацию социальной структуры населения и параллельное возникновение новых секторов трудовой и социальной активности. При этом эволюция социально-правовых взглядов и ОПК у русского (и русскоязычного) населения региона с одной стороны и у горских народностей Северного Кавказа с другой, заметным образом разнилась. Областные и краевые территориальные социумы в этом отношении мало чем отличались от остальных территорий Центральной России. Иной была ситуация в республиках Северного Кавказа. При всей своей социально-политической жесткости советская власть первоначально достаточно взвешенно отнеслась к правовым традициям северокавказских народов: вплоть до начала 30-х гг. мусульманское право сосуществует на Северном Кавказе с советской юрисдикцией, сохранялись и элементы адатных норм.

Социально-правовая политика на национальном Северном Кавказе заметно ужесточается с начала 30-х гг. Но добиться полной правовой унификации региона не удалось даже жесткими силовыми методами. И в 50-80-е гг., вслед за ослаблением репрессивного аппарата, в северокавказских республиках в латентно возрождается традиционное судопроизводство, формируется вариант северокавказского правового плюрализма. Неформальное восстановление данных норм само себе являлось свидетельством сохранявшейся специфичности социально-правовой культуры местного населения.

Вторая глава « Основные векторы трансформации социально-правовой культуры населения областей и краев Южного округа в постсоветский период» посвящена анализу процессов, ответственных за динамику региональной ОПК в конце ХХ – начале XXI века. Исследуются основные сценарии развития ОПК, характерные для отдельных территориальных социумов Юга России.

В первом параграфе « Общероссийские тенденции в развитии ОПК населения в конце ХХ – начале XXI века» указывается, что масштаб и системность реформ рубежа и начала 90-х гг. предопределили доминирование общефедерального содержания над местной спецификой и региональные различия, обнаруживались скорее как малоощутимые частности. Но по мере адаптации страны к новым реалиям, эти «частности», на деле представлявшие формы и способы выхода из системного кризиса набирали вес и все отчетливее проступала дифференциация территориальных сообществ по их способности вписаться в политические, экономические и социально-правовые циклы новой России.

Первая половина 90-х годов. Системной чертой данного периода является доминанта деструктивных процессов практически во всех сферах российской действительности. Возникавший на месте разрушенных общественно-правовых форм вакуум заполнялся по-преимуществу криминальным и полукриминальным содержанием. Впрочем, и легальные правовые формы данного времени имели самый несовершенный вид.

Масштабные перемены не могли не сказаться на социально-правовой культуре населения, с учетом того, что отдельные элементы ОПК, обладают различной пластичностью и способностью к укоренению новационного содержания. Наиболее консервативным элементом оставалась общественная правовая традиция. За первую постсоветскую «пятилетку» она не изменилась и не могла измениться в сколько-нибудь существенной степени. Национальный правовой менталитет также характеризуемый высокой устойчивостью, проявил несколько большую пластичность (в силу взаимосвязанности не только с правовой идеологией, но и с правовой психологией, формирующейся в процессе повседневной практики).

Шоковая терапия и способы приватизации самым существенным образом отразились на правооценке россиянами происходящих в стране реформ. Был нанесен сильнейший удар по общественному образу права. Данный психологический негатив проецировался на всю систему правоотношений, как и общественное правоповедение. Удельный вес преступных элементов в составе российского общества увеличился в разы.

Но и немалая часть остального населения была вытеснена социально-экономическим кризисом в обширную зону «пограничного» социально-правового поведения. Об этом в полной мере свидетельствует показатели социальных девиаций - количественная динамика наркомании и алкоголизма; число суицидов; количество бездомных и безработных. Многократный рост такого рода социальных отклонений свидетельствовал об очевидной деградации социально-правовой культуры значительного числа россиян.

Вторая половина 90-х годов. В данный период на первый план выступают процессы стабилизации общественной жизни; разнообразные формы адаптации российского социума к новым механизмам и институтам (в т.ч. и социально-правовым). Соответственно эволюция ОПК и общественного правосознания (как основного элемента социально-правовой культуры) во второй половине 90-х гг. продемонстрировали более значительные результаты.

Огромное количество людей переместилось из индустриального сектора экономики в сферу посредничества, торговли и индивидуального предпринимательства. Данные формы экономической жизнедеятельности (и шире – постепенно формируемые новые «структуры социальной повседневности») требовали трансформации социально-правовых взглядов и стереотипов, ценностных установок, т.е. предполагали модернизацию правового менталитета. Способствовала этому и развернувшаяся в стране массовая приватизация жилья.

Именно со второй половины 90-х гг. становится ощутимым сдвиг общественных социально-правовых архетипов, представлявших национальную традицию и сохранявших до этого времени значительные элементы коллективного мировоззрения. Изменения распространились и на другие элементы ОПК. Новые формы социальной реальности требовали повышения правовой грамотности. И в силу практической необходимости значительное число россиян было вынуждено тем или иным способом прибрести правовые знания.

Вместе с тем, на данный период приходится окончательный спад перестроечной правовой эйфории и переход от правового идеализма, доминировавшего в общественном сознании перестроечного времени, к правовому нигилизму. Тем самым, российское общественное правочувствие своей динамикой в 90-е гг. ХХ в. подтвердило известную приверженность отечественного правосознания (как и всей социокультурной системы) к инверсионному алгоритму развития («полюсности» переходов из одной крайности в другую). Однако данный инверсионный переход не был полным. Глубокое разочарование в социально-правовых реалиях ельцинской России не развернуло общественный образ права в сторону коммунистического политико-правового идеала, что подтверждает «водораздельный» характер данного периода - после него возвращение к советскому строю становится невозможным.

Начало XXI века связано с экономическим ростом, политической стабилизацией, укреплением административно-управленческой вертикали, правоохранительной и судебной системы государства. Социальный позитив способствовал положительной динамике основных элементов ОПК. Очевидные «подвижки» демонстрировала даже инерционная социально-правовая традиция. Меняется и общественный правовой менталитет. В самом общем виде можно говорить о его очевидной прагматизации и «коммерциализации». Данные характеристики не являются исключительным приобретением постсоветской России («стяжательное» начало входило в национальный социогенотип русского народа, как и всех остальных, достигших определенного уровня развития). Однако православие, как духовный стержень Российской цивилизации, а затем и коммунистическая идеология, были подчеркнуто «антипотребительскими». Тем сильнее оказался обратный «перегиб» постсоветского периода, выразившийся в тотальной коммерциализации социальной реальности, а в известной степени и социально-правового менталитета россиян.

Определенным образом изменился и общественный социально-правовой идеал. Данные социологических мониторингов, свидетельствуют о его «прагматизации». В коллективном опыте народа постепенно закрепляется понимание ограниченности возможностей любых реформ по приведению государственного устройства в полное соответствие с общественным социально-правовым идеалом. С другой стороны ограниченность успехов социально-правовой модернизации предопределила и сохранение отрицательной общественной правооценки существующего положения.

Во втором параграфе «Динамика социально-правовой культуры населения областей и краев Южного округа» указывается, что скорость и направления трансформации социально-правовой культуры населения областей и краев Юга России в значительной степени определялись успешностью социально-экономической адаптации различных по системному уровню территориальных сообществ (городов, сельских административных районов, отдельных поселений). Можно говорить о внутренней градации самих региональных областных и краевых администраций на ареалы (очаги) динамичного развития, и зоны социально-экономического кризиса. К адаптационно успешным сообществам в середине 90-х гг. относились крупные полифункциональные центры, с развитой сферой услуг и торговли, образованным и профессионально квалифицированным населением, объемным потребительским рынком. Зонами затяжного кризиса и социальной деградации стали промышленные районы; моноиндустриальные центры, а также большинство сельских административных районов областей и краев Юга России.

Однако даже в этих проблемных зонах с рубежа – начала XXI в. ситуация начинает стабилизироваться. Достаточно быстрому выходу местных социумов из системного кризиса среди прочего способствовали региональные культурно-исторические традиции (торгово-ремесленный характер городской среды, «зажиточно-кулацкие» черты южнороссийского крестьянства), распространенность социоментальных типов населения с повышенным социально-экономическим динамизмом и ориентацией на индивидуальные формы деятельности (достаточно сказать, что все администрации Северного Кавказа в период перестройки находились в числе лидеров кооперативного движения).

Как результат, более пластичными оказались и элементы местной социально-правовой культуры (в т.ч. и такие консервативные как правовая традиция и правовой менталитет).

С другой стороны, способность местного населения успешно вписаться в рыночные механизмы современной России, означало максимальные масштабы развития теневой экономики, более широкое распространение в южнороссийских сообществах административной коррупции и других форм «низовой» противоправной социальной практики. Последние (различные варианты должностного «благодарения», разнообразные способы ухода от налогов, уклонение от армейской службы и т.п.) региональное общественное правосознание вообще не относит к числу сколько-нибудь серьезных правонарушений.

Существенное влияние на ОПК населения областей и краев Южного округа оказывали миграционные процессы, поскольку данные территории входили в число основных ареалов миграционного притока в пределах Российской Федерации.

Центральное значение в данном случае играет не само наличие существенных социокультурных и психоментальных различий между мигрантами (прежде всего представителями кавказских народов) и коренным населением, а низкая степень сочетаемости доминирующих типов личности, представляющих данные группы населения, а также разный уровень социокультурной модернизрованности (последний напрямую проецируется в сферу ОПК, определяя сущностные характеристики ее ведущих элементов – степень архаичности национальной правовой традиции, уровень толерантности социально-правового менталитета; показатели правовой грамотности, характер правового идеала и т.д.) Именно здесь обнаруживается одна из основных причин повышенной криминогенности этнической миграции.

Учитывая масштаб миграционного притока и очевидные перспективы его дальнейшего роста, региональной власти необходимо разрабатывать комплекс мер по комплексному укоренению мигрантов, а с другой программу действий по адаптации местного коренного населения к существованию в полиэтнокультурном общежитии.

В третьей главе «Динамика социально-правовой культуры населения республик Северного Кавказа в постсоветский период» анализируются основные сценарии развития ОПК республиканских общностей Юга России, исследуются основные векторы трансформации социально-правовой культуры в каждой из республик.

В первом параграфе «Общерегиональные сдвиги ОПК республиканского населения» констатируется, что социально-политическая динамика республик Северного Кавказа в перестроечное время отличалась системной сближенностью. Во всех республиках шли процессы формирования разнообразной (демократической, исламской, этнорадикальной) оппозиции. Параллельно набирал оборот процесс возрождения этнокультурных традиций.

В правовой сфере он был связан с трансформацией сложившейся в советское время ОПК и индивидуальной правовой культуры, возвращением в сферу практической жизнедеятельности ряда традиционных социально-правовых норм. Интенсивность этого процесса зависела от уровня социально-экономического развития отдельных республик и особенностей различных национальных сообществ (степени урбанизации, образовательной и социопрофессиональной структуры, демографических и половозрастных характеристик, и т.д.).

Отметим, что в сложившихся условиях заполнение правового вакуума нормами адата и шариата становилось более приемлемым паллиативом, чем тот, что реализовался во многих территориальных социумах Большой России, допустивших широкое распространение откровенно криминальных практик (данная констатация верна в тех случаях, когда горская правовая традиция была в состоянии реально контролировать социальную практику).

Отток русского и русскоязычного населения, стремительная «титулизация» республик, со своей стороны способствовали возрождению традиционных социально-правовых институтов. С другой стороны, глубокий социально-экономический кризис обвальное снижение жизни уровня населения, стали причиной существенной деградации всех устоявшихся структур повседневности, от которых в значительной степени зависит социально-правовой климат в обществе и сама ОПК населения. Профессиональная маргинализация населения вдавливали людей в область криминальных практик и теневой экономики, получившей в постсоветский период на национальном Северном Кавказе максимальное развитие.

Необходимо также учитывать возрастную структуру населения региональных национальных администраций. Наиболее «проблемные» республики отличаются исключительной молодостью своего населения: средний возраст жителей Чечни по данным переписи 2002 г. равнялся 22,7 года, в Ингушетии и Дагестане 22,2 и 25,2 года соответственно.

Тем самым, молодежная правовая субкультура, характеризуемая повышенной динамичностью, максимализмом (легко переходящим в радикализм) и одновременно высокой манипулируемостью играла в наиболее проблемных республиках Северного Кавказа значительно большую роль, чем в целом по России.

Во втором параграфе «Сценарии трансформации социально-правовой культуры населения в отдельных республиках Юга России» представлена динамика ОПК у различных республиканских социумах.

Чечня. Специфика чеченского общественно-политического сценария заключалась в сопряжении практически всех значимых факторов потенциальной этноконфликтности (исторического, конфессионального, социокультурного и т.д.) К концу советского периода чеченцы по особенностям своей социально-правовой культуры оставались одним из наиболее традиционных народов Северного Кавказа. Результатом сопряжения данных обстоятельств и стало развитие этнополитического процесса по самому радикальному сценарию подтвердившему правило, согласно которому утрата властными структурами контроля над ситуацией оборачивается правовым беспределом.

Социально-экономические потрясения, две военные кампании, неэффективное руководство республикой ичкерийской элитой в период фактической независимости Чечни привели к глубокой эрозии у населения системы ценностных социально-правовых установок и ориентаций. Правовая система координат советского образца у значительной части титульного населения под влиянием этнорадикальных идей была вытеснена архаичной этноконфессиональной системой регулятивов, ставившей во главу угла национальность и религиозную принадлежность человека. Восстановление цивилизованных форм правосознания и социально-правовой культуры потребует длительного времени. При этом, общая успешность данного процесса будет напрямую зависеть от способности власти восстановить «структуры повседневности» (экономику, ЖКХ, культурную инфраструктуру), решить проблему трудозанятости местного населения. Речь идет о комплексной психоментальной, социкультурной и экономической модернизации республики.

Северная Осетия-Алания демонстрирует среди республик региона максимальные уровни правовой и социокультурной модернизированности. К началу XXI в. здесь сформировалось общество с преимущественно российским правосознанием при значительном ослаблении местных правовых традиций. По степени модернизированности общественного правового менталитета осетинский социум приближался к показателям характерным для областей и краев Юга России.

Динамика правосознания и социально-правовой культуры населения Ингушетии отличается большей сложностью. Существенное влияние на ситуацию в республике оказывает фактор сопредельности Чечни и самой этнической близости ингушей и чеченцев. Все повороты многолетнего чеченского кризиса в той или иной форме отражались на Ингушетии. Самостоятельным фактором, влиявшим на динамику ОПК национального сообщества, стало достигнутое в постсоветский период состояние фактической «моноэтничности», а также общесистемный консерватизм ингушей.

Тем самым, целый комплекс причин работал на быструю реставрацию социально-правовой традиции ингушей. Однако этого не произошло в той степени, в которой можно было ожидать. Среди сдерживающих национальный консерватизм факторов можно указать устойчивую ориентацию самой значительной части ингушского народа на сохранение республики в государственном составе Большой России, а следовательно и ее пребывания в федеральном правовом пространстве. Свою роль играл и негативный пример Чечни, наглядно иллюстрировавшей максимальную проблематичность широкой политико-правовой суверенизации и пагубность ее последствий для широких слоев населения.

Дагестан. Уровень социокультурной и психоментальной модернизации отдельных титульных народов Дагестана в советский период имел тенденцию к сближению, что со своей стороны способствовало сходству их ОПК и так имевших много общих черт, сформированных в процессе многовекового совместного общежития. Анализ тенденций развития конфессионального права в постсоветский период позволяет сделать вывод, о росте влияния шариата на различные стороны жизни дагестанцев. Однако наряду с данной тенденцией присутствует и другая - фиксируется существенное сужение его правового поля.

Иная ситуация складывается в области адатного права, восстановлению многих форм которого способствовал кризис первого постсоветского десятилетия. При стремительном коллапсе советской государственно-правовой системы, именно кровнородственные правовые механизмы поддерживали в республике социальный порядок.

Вместе с тем, некоторые формы конфликтов коренное население республики предпочитает решать не в системе адатного права, а через государственные суды. И в целом, социально-правовая жизнь современного Дагестана регулируется сложным симбиозом, сочетающим элементы шариата, адата и российского законодательства. Соответственно полиморфной является и ОПК жителей Дагестана. Причем удельное сочетание данных элементов в каждом индивидуальном (и групповом) случае колеблется достаточно широко – от вариантов с очевидной доминантой традиции (жители высокогорья) до модернизированной социально-правовой культуры столичной интеллигенции.

Известное воздействие на ОПК населения Дагестана оказала сопредельность Чечни. С начала – середины 90-х гг. на территории отдельных административных районов республики получил распространение ваххабизм. Быстрый рост его влияния свидетельствовал о существенной трансформации правосознания части населения Дагестана. Элементом, динамика которого в данном случае приводила в движение все структурные компоненты ОПК, являлось правочувствие - глубокая фрустрация общественного сознания, нарушение чувства социально-правовой справедливости вызванные кризисом и реформами 90-х гг.

Кабардино-Балкария относится к числу модернизированных по меркам региона республик. Однако и в ней постсоветский период был связан с возрождением традиционных социально-правовых институтов и механизмов. В правовой сфере данный процесс нашел выражение в утверждении умеренного полиюридизма. Обобщая сдвиги, происшедшие в социально-правовой культуре двух титульных народов республики, можно констатировать, что их ОПК не утратила своего «светского» характера, хотя заметно усилила свою традиционную этнокультурную составляющую. Усиление российской государственности, федеральной и административно-управленческой вертикали, совершенствование законодательной базы, вновь актуализировали вопрос о соотношении базовых элементов полиюридического симбиоза, действующего на территории республики.

Адыгея. В адыгской национальной среде также произошла реставрация традиционных социально-правовых механизмов. Однако она не была столь значительной, как в пределах Северо-восточного Кавказа. Реанимация традиции тормозилось небольшим удельным весом коренного населения в республике. Даже в значительной степени взяв под «контроль» командные высоты в администрации, экономике и культуре, титульная национальность не могла ощутимо трансформировать «низовую» социокультурную и социально-правовую действительность, воспроизводящую свои стереотипы и эволюционирующую в направлении общем с соответствующей динамикой облкраевого пояса Юга России.

В третьем параграфе «Направления и способы модернизации ОПК коренного населения Северного Кавказа» отмечается, что в постсоветский период республики региона «уходят» от России самым непосредственным образом – через процесс стремительной этнической «коренизации», а также через социальную повседневность, все более автономную и тяготеющую к своим традиционным социальным механизмам. Присутствие России на национальном Северном Кавказе становится все более «информационно-виртуальным».

Но именно наиболее традиционные национальные сообщества характеризуемые максимальным уровнем социально-правового консерватизма, формируют и наиболее крупные, территориально разветвленные диаспоры. Этнически «выдавливая» Большую Россию со своей материнской территории, они сами заметной частью перемещаются в ее пределы. И вынесенная в пределы русских администраций миграционная компонента национальных сообществ берет на себя посредническую роль между ними и Большой Россией. Адаптируясь к социокультурной среде российского города, диаспоры параллельно становятся трансляторами новых социальных практик, установок, стереотипов на основную часть этноса.

Речь идет о весьма длительном процессе, поскольку распад СССР и совокупность кризисных процессов 90-х гг. подорвали у республиканских социумов доверие ко всем государственно конструируемым общностям (типа «советского народа»); придали традиционным институтам мощный запас жизненной потенции. Даже «углубившись» в новую интеграционную попытку по созданию гражданской нации россиян они будут помнить о том, что успех ее не гарантирован. А стало быть, нельзя отказываться от своих базовых социокультурных ценностей, норм и институтов.

Но указанный объективный «ограничитель» модернизационных начинаний не повод для бездеятельного пессимизма, а скорее дополнительный стимул к активизации усилий по решению проблемного комплекса Северного Кавказа, в т.ч. развитию и коррекции ОПК его национальных социумов. Данная коррекция не подразумевает полной этнокультурной «стериализации» республиканской социально-правовой действительности, ликвидации всех форм обычного и конфессионального права. К тому же темпы коррекционно-модернизационных трендов могут различаться в зависимости от степени традиционализма отдельных национальных сообществ Северного Кавказа.

Областным и краевым социумам Южного округа может принадлежать особая роль в деятельности по социально-правовой «взаимопритирке» национального Северного Кавказа и Большой России. Сформированный на пересечении ряда миграционных волн, многонациональный и поликонфессиональный «славянский» Юг России изначально выработал специфические формы социального общежития, приемлемые для представителей различных культур и этнических общностей. Более того, «южные» социопсихологические типы русских в определенной степени впитали в себя элементы кавказской ментальности и культуры, что само по себе облегчает организацию межкультурного диалога.

Но, подчеркивая роль в этом процессе областей и краев Юга России, а также сосредоточенных в них этнических диаспор, следует заметить, что основная работа должна быть проделана непосредственно самими северокавказскими сообществами в своих национальных пределах.

В заключении подводятся итоги проведенного исследования, формулируются основные теоретические выводы.


Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора:

1. Минко О.Ю. Правовая культура общества: дефиниция, структура, содержание // Гуманитарные и социально-экономические науки. – 2006. - № 1. – 0,5 п.л.

2. Минко О.Ю. Социально-правовая культура населения краев и областей Юга России – основные векторы трансформации в постсоветский период // Гуманитарные и социально-экономические науки. – 2006. - № 2. – 0,4 п.л.

3.Минко О.Ю.Динамика социально-правовой культуры республик Северного Кавказа в постсоветский период // Научная мысль Кавказа – 2006. – Приложение

№ 11 – 0,4 п.л.

4.Минко О.Ю. Общественная правовая культура – определение понятия и его структура // Человек в изменяющейся России: философские и междисциплинарные исследования, парадигмы. Материалы Всероссийской конференции. – Белгород. 2007.0,3 п.л.



1 Семитко А.П. Указ. соч., С. 21

2 Ильин И.А. Собрание сочинений (в 10 т.). М., 1993, С. 140

3 Там же. С. 142-145