53. Реформа печати и цензуры в контексте реформ 1860-х годов

Вид материала

Документы

Содержание 56. Организаторская деятельность Некрасова по обновлению «Отечественных записок» в 1867-1868 гг. Условия договора с Краевским.

Подобный материал:

• Программа экономических реформ на 2010 2014 год Комитет по экономическим реформам при, 1297.56kb.
• «Реформы 1860-1870-х годов» §43-44, с. 316-322, 23.49kb.
• Вологодский государственный педагогический университет, 218.49kb.
• Собой журнальный вариант главы из подготавливаемой к печати монографии автора Экономическая, 922.38kb.
• Проблема ценностей в русской исторической и философской мысли (середина 1860-х годов, 427.89kb.
• Конституционная реформа в россии (1989-1993г.), 396.76kb.
• Зміст Програми відображає найбільш чуттєві питання порядку денного реформи: Реформа, 926.08kb.
• Содержание: I введение, 407.1kb.
• Тема: Либеральные реформы 60-70-х годов, 68.57kb.
• Вагома складова реформ, спрямованих на модернізацію держави сучасний стан адміністративної, 311.67kb.

Но дело в том, что буквальное исполнение самого точного закона о печати должно бы теперь и в будущем оказаться делом бесполезным и даже вредным (выделено мною – Г.Ж.). Оно никак не соответствовало бы назначению цензуры, при учреждении которой имелось Правительством в виду ограждать общество от вредных учений и начал. А если принцип сей был начертан в немногих параграфах Устава, то стало быть – на обязанности цензуры оставалось и остается исполнять задачу свою разумно, т.е. различать в делах печати полезное от вредного, – понятия – переходные, обусловливаемые уровнем просвещения. Отсюда ясно, что принцип цензуры – оставался все один и тот же, но действия цензуры должны были изменяться по мере того, как изменялись взгляды Правительства, понятия в обществе и силы вещей вообще».

 

Исходя из этих предпосылок, Ф.И. Тютчев стремился «согласовать действия цензоров с современностью, соблюдая при том полную солидарность с Правительством, т.е. не выходя из начертанного законом принципа – ограждения общества от действительно вредного и предосудительного». Работа КЦИ на таких «основаниях» вела к сокращению «запретительных решений», возвращению обществу того, что было отнято у него предыдущей деятельностью иностранной цензуры: «масса запрещенных книг со времени учреждения Комитета» превысила цифру 10000. Тютчеву удалось добиться пересмотра запретительных решений своего предшественника. 17 февраля 1862 г. при содействии министра народного просвещения А.В. Головнина последовало Высочайшее повеление о пересмотре в КЦИ запрещенных в разное время книг. Одновременно предлагалось представить в Главное управление цензуры соображения: какие из запрещенных сочинений «нужно подвергнуть пересмотру».

Ф.И. Тютчев особо подчеркивает, что и он, и Красовский (фамилия предшественника им не называется) руководствовались в своих действиях одним и тем же Уставом о цензуре. Но новый КЦИ действовал совсем иначе, чем старый до 1858 г. Он, во-первых, «пересмотрел множество прежде запрещенных книг», во-вторых, «в последние 6 лет подверг запрещению несравненно меньшее число сочинений, нежели их было запрещено в течение 4-х лет, считая с 1854 по 1858 год».

Отчеты КЦИ показывают огромную аналитическую работу, которую проделывали его цензоры во главе с председателем. Они нередко содержат оригинальные, интересные обобщения и выводы. Вот один из аргументов, оправдывающих уменьшение числа запрещенных книг в деятельности КЦИ. Рассматривая в отчете 1865 г. характер литературы по философии, Ф.И. Тютчев утверждает, что история философии – это

 

«история ошибок и неудачных попыток стать в области мышления на почву твердую». Но и в ней немало истины, так как «системы и взгляды замечательных мыслителей переходили из века в век, передавались из рода в род и, как плод вековых трудов, принадлежат ныне истории цивилизации народов». Далее следует объяснение позиции КЦИ по отношению к такой литературе: «Поэтому и цензуру неудобно продолжать, на основании устава подвергать запрещению этого рода книги, которые, по содержанию и изложению, не доступны для массы публики, привозятся сюда в малом числе экземпляров, и то только для специально-ученых»

 

В отчетах почти всегда особо говорилось о таком значительном явлении социальной, общественной и культурной жизни России того периода, как русская зарубежная литература. У Ф.И. Тютчева было свое отношение к деятельности А.И. Герцена, вообще русской зарубежной журналистике. Оно ярко раскрыто в его статье о цензуре и письме.онимая значение деятельности А.И. Герцена, во многом одного из своих оппонентов, Тютчев подходил к журналистике Русского зарубежья дифференцированно, разделяя герценовские и другие русские заграничные издания. Наиболее точно его отношение к первому направлению выражено в статье о цензуре – письме князю А.М. Горчакову: «Это явление бесспорно важное и даже весьма важное, заслуживающее самого глубокого внимания... он (Герцен) служит для нас представителем свободы суждения»... и т.д. Без сомнения, Тютчев – государственный человек и цензор, как того требовал закон, принимал меры против распространения в стране произведений, зовущих к низвержению монарха, власти, хотя, судя по переписке, понимал тщетность этих усилий.

В целом позиция КЦИ и его председателя Ф.И. Тютчева сводилась к тому, чтобы как можно меньше запрещать иностранной литературы, ввозимой в Россию. В отчете за 1866 г. объясняется:

 

 

.

Перед Министерством внутренних дел в этом плане встала совершенно новая проблема, решение которой отняло у графа П.А. Валуева как министра немало времени и сил: это взаимодействие, взаимоотношения, а также разделение контроля над журналистикой с юридическим ведомством. Министерство внутренних дел в глазах общества как самый консервативный и репрессивный правительственный орган явно проигрывало защитнику прав этого общества Министерству юстиции. П.А. Валуев отчетливо представлял это уже на стадии обсуждения проекта будущего цензурного законодательства, подготовленного Комиссией князя Д.А. Оболенского, главами различных департаментов, а затем и в Государственном Совете 17 ноября 1864 г. и его департаменте законов на четырех заседаниях в январе 1865 г. Некоторые члены Государственного совета выражали недовольство тем, что министр внутренних дел получает слишком большие права в контроле над печатью.

Но граф П.А. Валуев сумел отстоять наиболее важные в административном плане положения проекта, в том числе права министра внутренних дел руководить Советом Главного управления по делам печати, выносить административные взыскания изданиям. 24 марта общее собрание Государственного совета приняло новый закон о цензуре и печати. П.В. Валуев рассматривал это как успех своих усилий, о чем свидетельствует его переписка и дневник. 6 апреля Александр II утвердил «мнение» Государственного совета, получившее силу закона в качестве Временных правил о цензуре и печати 6 апреля 1865 г. Министр внутренних дел граф П.А. Валуев был фактически их создателем. В борьбе с высшими сановниками разных ведомств он отстоял свое детище, согласившись на формулировку «Временные правила». Этот цензурный закон действовал до ноября 1905 г. – никакой другой не продержался целых 40 лет. Новый закон был, без сомнения, шагом вперед во взаимоотношениях власти и журналистики. По нему был открыт путь более прогрессивному виду цензуры – последующей, карательной, с привлечением к ответственности за нарушение цензурных правил по суду. Таким образом, от предварительной цензуры освобождалось большинство газет и журналов страны, так как в России к тому времени провинциальная пресса не получила существенного развития. Даже в 1870 г. лишь в 12 городах государства выходили частные периодические издания. Однако закон был целенаправлен на сохранение старого порядка по отношению периодики и книгоиздания, обращенных к массовой аудитории. Граф П.А. Валуев хорошо представлял, что будущее за газетой, которая действительно получит распространение: с 1865 по 1870 г. число газет, без учета губернских и епархиальных ведомостей, увеличится с 28 до 36. И это произойдет несмотря на то, что освобождение газет и журналов от предварительной цензуры происходило при внесении ими залога от 2,5 до 5 тысяч рублей – сумма фактически добавлялась к тем значительным расходам, которые нес издатель по налаживанию газетно-журнального производства. Естественно, что книги объемом в 10 или 20 печатных листов тогда, как правило, предназначались специалистам. А вот вся продукция меньших размеров, так называемая народная литература, подвергалась предварительной цензуре.

Временные правила 6 апреля 1865 г. не касались духовной и иностранной цензуры, цензуры изобразительной продукции (эстампов, рисунков и т.п.), которые были оставлены «на существовавшем тогда основании».

Именно министр внутренних дел граф П.А. Валуев и начинал эту работу по «совершенствованию» закона 6 апреля, преследуя следующие цели: во-первых, задачи по координации и усилению административных мер к прессе; во-вторых, задачи методического характера: разъяснение цензорам смысла положений закона и как их применять на практике.

три направления в деятельности цензуры этого периода, способствовавших ее адаптации в новых условиях. Во-первых, приспособление цензуры к судебной практике. Оно сопровождалось реставрацией административных репрессивных мер, подменой судебной практики административной. По данным историка В.А. Розенберга, число административных взысканий к печати постоянно росло: 1865–1869 гг. – 60, 1870–1874 гг. – 164. Во-вторых, усложнение задач, стоящих перед цензурой, в связи с увеличением объема информации, циркулирующей в обществе, развитием периодики, введением последующей цензуры, а также трагические события внутренней жизни государства, бывшие следствием террора революционеров, заставили цензурное ведомство продолжить опыт ограничения диапазона информации, проходящей через периодику, установить контроль непосредственно министра внутренних дел над нею. Подводя итоги административного воздействия на прессу, начальник Главного управления по делам печати 1880–1881 гг. сенатор Н.С. Абаза замечал: «Система всякого рода административных взысканий представляется и печати, и публике произволом более тяжелым, чем предварительная цензура».

Наконец, стал проявляться в цензурной практике новый фактор: цензурное ведомство, идя в ногу со временем, положило начало использованию экономического давления на журналистику. На это особое внимание обратил новый министр внутренних дел А.Е. Тимашев, пришедший 8 марта 1868 г. на смену П.А. Валуеву. Одной из первых мер его было предложение, внесенное им в Комитет министров о предоставлении министру внутренних дел по его усмотрению права запрещать розничную продажу газет, которая тогда уже стала принимать довольно широкие размеры. Это вело не только к прямому материальному ущербу для издателя, но и давало возможность другим конкурирующим органам печати распространяться шире и завоевывать читателя газеты, оставшейся без розницы. Эти потери возместить было еще труднее. Мало того, А.Е. Тимашев выбрал для подачи предложения самое удобное время, так как Государственный совет находился «на вакации». Вопрос был решен Комитетом министров и утвержден Александром II 14 июня 1868 г. «Этот прецедент создал целую практику, – подчеркивал К.К. Арсеньев, – с тех пор почти все постановления, ухудшающие положение печати, проходили не через Государственный совет, а через Комитет министров». В этом же году Тимашев в записке Александру II предлагал расширить сферу экономического давления на журналистику: лишить все газеты, кроме правительственной, казенных объявлений, обложить пошлиной рекламу частных газет и др. В остальном новый министр внутренних дел повторял своего предшественника. Так, в докладе, прочитанном императору 14 ноября 1869 г., перечисляя «трудности, с которыми приходится бороться управлению делами печати», он повторяет несколько упрощенно вслед за графом П.А. Валуевым: «Пресса по существу своему есть элемент оппозиционный. Представляющий тем более привлекательности для общества, чем форма, в которую она облекает свои протесты смелее и резче». А.Е. Тимашев также говорит о необходимости «солидарности между лицами, стоящими во главе различных управлений».

Таким образом, в царствование императора Александра II происходившие существенные изменения во всей системе управления страной значительно повлияли на отношения между властью и журналистикой, осязаемо стало ощущаться обособление последней от литературного процесса, что выразилось в расширении диапазона информации, проблематики, содержания журналистики, росте значения газет, в понимании властью управленческих потенций прессы. До 1855 г. лишь 4 газеты имели право касаться вопросов внешней и внутренней политики, после 60-х годов им обладали многие издания. Печать выросла количественно. При Николае I в 1845–1854 гг. был разрешен выход 6 газетам и 19 журналам (без учета органов правительственных учреждений и ученых обществ), при Александре II в 1855–1864 гг. соответственно – 66 и 156. К 1881 г. в стране выходило около 500 частных изданий.

Новые попытки разработать цензурный устав (этим занималась комиссия, учрежденная 2 ноября 1869 г., под руководством князя С.Н. Урусова), как и либерализовать цензурный режим (деятельность министра внутренних дел 1880–1881 гг. графа М.Т. Лорис-Меликова), не увенчались успехом. Под воздействием событий внутренней жизни страны, в связи с проявлениями консервативных тенденций во внутриполитическом курсе правительства ситуация в цензурном режиме мало изменялась. «Свобода печати не совместима с нашим образом правления, – считал начальник III отделения граф П.А. Шувалов, во многом определявший внутреннюю политику в России после 1866 г. – Она возможна лишь в конституционном государстве, где она служит дополнением свободы слова. Свобода печати составляет не первый, а второй фазис развития народной свободы; ей всегда предшествует свобода слова, которое, действуя большей частью на ограниченное собрание людей, может быть тотчас опровергнуто. Где не существует свободы слова, там свобода печати является слишком опасным оружием против правительства, которое не может вступать в ежедневную полемику и делается безответным противником, принужденным уступать в неравной борьбе». Надо полагать, что цензура в этом случае рассматривается как необходимый противовес. Теоретический постулат шефа жандармов довольно точно выразил отношение власти к журналистике тех лет.


54. Сатирическая журналистика периода «первой гласности». Разновидности сатирических и юмористических изадний.

Эпоха шестидесятых годов — время расцвета русской сатирической журналистики. Лучшим сатирическим журналом той поры была революционно-демократическая «Искра» В. Курочкина и Н. Степанова. Прогрессивные тенденции проявлялись также в «Гудке» (под редакцией Д. Минаева) и «Будильнике» (при Н. Степанове). В руках революционных демократов сатирическая журналистика была сильным средством борьбы против крепостничества и либерализма за освобождение страны от рабства и угнетения. Либерально-буржуазные юмористические журналы и листки, обильно расплодившиеся в 60-е годы, не отличались литературными достоинствами, их уделом было пошлое зубоскальство, рассчитанное на вкус обывателя. Весной 1858 г. Петербург наводнили «уличные листки» — копеечные летучие издания, раскупавшиеся городским мещанством и чиновничеством, и это журнальное поветрие оказалось столь заметным, что в сентябрьской книге «Современника» за 1858 г. Добролюбов отозвался на него статьей «Уличные листки». Перечислив три десятка листков — «Бесструнная балалайка», «Дядя шут гороховый», «Муха», «Смех и горе», «Сплетни» и т. д., — Добролюбов дал всестороннюю оценку либерально-буржуазным юмористическим изданиям вообще, показав, что в своем подавляющем большинстве они бессодержательны, наполнены старыми анекдотами и пошлыми рассуждениями. Непременное свойство листков — беспринципность: Другая черта листков — мелкотемье. «Некоторые листки, — писал Добролюбов, — сплошь наполнены тонкими намеками на своих собратий, и если вы не следили за всеми листками, то вы, конечно, ничего не поймете из этих намеков». А между тем, говорит критик, «под покровом шутки можно бы здесь высказывать очень многое».Характеристики эти в большей мере можно отнести также к известным либерально-буржуазным журналам, возникшим в конце 50-х годов, — «Весельчаку» и «Развлечению». Конечно, в литературном отношении они были значительно выше, но мелкотемье и беспринципность сводили на нет общественный вес издания такого типа. «Весельчак, журнал всяких разных странностей, светских, литературных, художественных» выходил в 1858—1859 гг. Вначале его возглавляли О. И. Сенковский (барон Брамбеус) и Н. В. Кукольник. Вскоре Сенковский умер, и руководителем журнала стал реакционно настроенный Н. М. Львов, автор бездарных комедий. Назначение «Весельчака» было определено Сенковским в первом номере так: «Земля наша широка и обильна, но смеху в ней нет... Приходите смеяться с нами, смеяться над нами... надо всем и обо всем смеяться, лишь бы только не скучать». Грубое, площадное остроумие назойливо преследует читателя «Весельчака» времен Сенковского. А при Львове, который решился придать изданию другой колорит, журнал, по словам Добролюбова, «поднялся на ходули и, избегая прежнего остроумия, не умел избежать прежней грубости... Явлением литературным «Весельчак» все-таки не сделался». Однако плоские шутки и пошлые анекдоты — это еще не весь «Весельчак». Рассчитанные на вкус неразборчивого, мещанского читателя, юмористические материалы очень часто разбавлялись здесь враждебными выпадами против «Современника». Редактор «Весельчака» Львов сочинял фельетоны о Некрасове — грязные пасквили на великого поэта. Да и сальные анекдоты журнала тоже не бесцельны: они должны были отвлекать внимание читателя от злободневных событий, уводить в сторону от общественной борьбы. Поначалу это в какой-то степени удавалось. Именно «грубости острот и площадной сальности выходок» редакция «Весельчака», по словам Добролюбова, «была одолжена своим успехом в массе читателей известного разряда»[86]. Все же продержаться долго такой журнал не мог и в начале 1859 г., растеряв подписчиков, бесславно закончился.

Иной была судьба другого известного в 60-е годы юмористического журнала — «Развлечение», выходившего в Москве. Возникнув в 1859 г., это издание продолжалось до 1905 г. Менялись издатели, редакторы, сотрудники, а «Развлечение» — журнал насквозь обывательский, служивший утехой купечеству и мещанству, — продолжал выходить. «Развлечение» основал Ф. Б. Миллер, который был его редактором и издателем до 1881 г. В журнале сотрудничали Б. Н. Алмазов, В. П. Буренин, П. И. Вейнберг, Н. В. Гербель, А. И. Левитов, Л. А. Мей. На страницах «Развлечения» появились, хотя в общем весьма безобидные, но все же обличительные материалы. Прохаживаясь по адресу чиновников, полиции, робко говоря о взятках, рассказывая о грубом разгуле фабрикантов и купцов, журнал отдавал дань времени. Когда обстановка в стране изменилась, критические заметки исчезли, и с 1864 г. «Развлечение» сделалось заурядным обывательским журналом. Даже цензурное ведомство отмечало, что в его направлении не проглядывает ничего «злонамеренного, антирелигиозного или противоправительственного», статейки же «нравственны и благонамеренны». Карикатуры «Развлечения» все­гда были бледны и несамостоятельны.

Боевым органом революционно-демократической сатиры стал еженедельник «Искра», выходивший в течение почти пятнадцати лет — с 1859 по 1873 г. «Искра» была основана в Петербурге поэтом-сатириком В. С. Курочкиным и художником-карикатуристом Н. А. Степановым. Замысел сатирического журнала с карикатурами возник у них в 1857 г.; тогда же удалось получить официальное разрешение, но с выпуском из-за нехватки денег пришлось повременить.Уже первый номер «Искры», вышедший 1 января 1859 г. и составленный талантливо, остроумно, оригинально, получил широкое распространение. С каждым днем известность журнала росла, и вскоре он стал одним из самых популярных изданий. В 1861 г. тираж журнала составлял девять тысяч экземпляров.Успех «Искры» — заслуга прежде всего его редакторов. К началу издания журнала Курочкин и Степанов были хорошо известны в литературных и художественных кругах. Курочкина знали как поэта, талантливого переводчика Беранже, литератора-народолюбца. Позже он вошел в революционное движение и с весны 1862 г. вместе с Н. А. и А. А. Серно-Соловьевичами, А. А. Слепцовым и H. H. Обручевым был членом центрального комитета «Земля и Воля». Н. А. Степанов, талантливый художник-демократ, еще в сороковые годы сблизился с редакцией «Современника» и нарисовал серию карикатур для «Иллюстрированного альманаха» 1848 г., запрещенного к выходу в свет. Курочкин и Степанов, став редакторами «Искры», удачно дополняли друг друга. Курочкин заведовал литературной частью издания, Степанов — художественной. Им удалось привлечь в журнал талантливых поэтов, беллетристов, публицистов, художников преимущественно из лагеря революционной демократии. «В журнале этом, — писал Горький, — собралась компания самых резких и наиболее демократически настроенных людей того времени...»[87]. Здесь много и плодотворно работали поэты — Д. Д. Минаев, В. И. Богданов, Н. С. Курочкин, П. И. Вейнберг, прозаики — Н. и Гл. Успенские, Ф. М. Решетников, А. И. Левитов, публицисты — Г. 3. Елисеев, М. М. Стопановский, Н. А. Демерт, художники-карикатуристы — П. Ф. Марков, М. М. Знаменский, Н. В. Иевлев, В. Р. Щиглев и многие другие. Однако не только усилиями профессиональных литераторов и художников создавался журнал. «Искра» располагала обширной сетью корреспондентов, какой до нее не имело ни одно издание. Из разных углов России в редакцию шли письма обо всем, что делалось на местах, авторы раскрывали злоупотребления властью, взяточничество, казнокрадство, неправедный суд. Нередко бывало, что корреспонденты являлись в редакцию и сообщали Курочкину и его друзьям о фактах, заслуживающих разоблачения в «Искре» Вместо обзоров «Нам пишут» появились «Искорки», где читательские сигналы получили воплощение в виде шуток, афоризмов, пародий, эпиграмм, и «Сказки современной Шехерезады». Другим постоянным публицистическим отделом «Искры» была «Хроника прогресса» — цикл передовых статей, начатый в № 5 за 1859 г. Его вел Г. 3. Елисеев. Статьи из этого цикла помещались не в каждом номере. Очень большое место занимала в «Искре» поэзия. Поэтические произведения, весьма разнообразные по жанрам — от стихотворного фельетона и пародии до лирического стихотворения и пес­ни, — составляли ядро журнала. Поэты «Искры», их сатира имели несомненное влияние на наше поколение. Они учили всматриваться в жизнь, в быт и замечать в жизни, говоря словами Некрасова, «все недостойное, подлое, злое», они учили разбираться в людях». Задачи «Искры» были намечены уже в объявлении об издании журнала, которое рассылалось при газетах в конце 1858 г. «На нашу долю, — говорилось в нем, — выпадает разработка общих вопросов путем отрицания всего ложного во всех его проявлениях в жизни и искусстве. ...Средством достижения нашей цели... будет сатира в ее общем обширном смысле». Политическая и эстетическая платформы издания в объявлении четко не сформулированы, но главная тенденция и жанровая специфика из него ясны. Первые же номера «Искры» показали, что «отрицание всего ложного» понималось редакцией как непримиримая борьба с самодержавно-крепостническим строем, как защита интересов широких масс людей труда. Сатира журнала была обращена против всей системы государственного строя России. Уже в 1859 и 1860 гг. в «Искре» получает широкое развитие тема социального неравенства. Она составляет идейное содержание и публицистики Елисеева, и стихов В. Курочкина, и рассказов Н. Успенского. В этом смысле представляет интерес словарь некоторых слов и выражений, опубликованный в № 8 журнала за 1859 г. Слово «труд» определяется в нем так: «По мнению политэкономов — капитал, по мнению людей практических — неизбежное отсутствие капиталов, с которым бы можно было жить без всякого труда»; слово «собственность» обозначает «для большей части пользование тем, что не стоило никакого труда».Гудок». «Будильник»В русле развития революционно-демократической журналистики шестидесятых годов следует рассматривать сатирические журналы — «Гудок» под редакцией Д. Д. Минаева (1862) и «Будильник» при Н. А. Степанове (1865—1870). По своим идеям, темам, по внутриредакционной организации журналы эти были близки к «Искре», использовали ее опыт. История «Гудка» и «Будильника» — примечательная страница русской журналистики.Сатирический журнал «Гудок», редактировать который был приглашен Минаев, стал выходить с начала 1862 г. Цели нового журнала в объявлении о подписке выглядели так: «Отрицание во имя честной идеи... преследование грубого и узкого обскурантизма, произвола и неправды в нашей русской жизни». Далее говорилось: «Мы верим в смех и сатиру не во имя «искусства для искусства», но во имя жизни и нашего общего развития: одним словом, мы верим в смех, как в гражданскую силу». Как и в «Искре», в «Гудке» важнейшее значение имели социальные проблемы. Много места уделялось крестьянскому вопросу, положению «освобожденного» мужика. Мишенями для «Гудка» служили суд, администрация, чиновники, цензура, полиция и другие органы царского самодержавия. «Гудок» занимал принципиальную позицию в борьбе с консервативной печатью. «Гудок» как тип издания внешне очень напоминал «Искру». Рисунки с остроумными подписями перемежались на страницах журнала текстом. Между «Искрой» и «Гудком» существовали, однако, и заметные различия. «Искра» была журналом, так сказать, «всероссийским», да и темы, которые она ставила, выходили далеко за пределы столицы. «Гудок» же, по преимуществу, составлялся из петербургского материала.Характер сатиры «Гудка», центральное место в котором занимали произведения Минаева, отличался от «Искры». В основе своей сатира «Гудка» была злободневна, политически остра, актуальна. Но у Минаева да и других, близких к нему авторов, идейное начало нередко очень приглушено, а смеха больше, чем протеста против безобразий действительности. Под редакцией Минаева вышло тринадцать номеров «Гудка».Уход Минаева отразился на журнале, который быстро потерял социальную остроту, яркость и злободневность. Цензурные затруднения, а также денежные споры нового редактора А. С. Гиероглифова с издателем Стелловским привели к тому, что после выхода первого номера за 1863 г. «Гудок» прекратил свое существование. По-иному сложилась судьба «Будильника». Этот журнал, возникший в 60-е годы, выходил более полувека. В первые годы существования (1865—1871) «Будильник» находился в лагере демократической журналистики; потом он стал одним из многих легковесных юмористических изданий.«Будильник» был основан Н. А. Степановым, ушедшим в конце 1864 г. из «Искры». Причин разрыва Степанова с «Искрой» было, по-видимому, несколько. Имели значение его идейные расхождения с Курочкиным; Степанову не всегда импонировали резкость суждений и политическая острота в решении злободневных вопросов, свойственные его соредактору. Репутация «Искры», издания оппозиционного, создавала невероятно тяжелые условия для работы. Степанов с горечью наблюдал, как лучшие карикатуры оказывались запрещенными и, по свидетельству современников, даже не всегда понимал, почему так происходит. К этому надо прибавить денежные споры его с Курочкиным.. В «Будильнике» при Степанове печатались обозрения «политической жизни иностранных государств» (в форме юмористических очерков, рассказов, стихотворений, карикатур), «иллюстрированные повести, рассказы, драматические сцены, очерки быта и нравов разных сословий», «юмористические статьи по поводу различных современных событий», «литературная летопись» (краткое обозрение юмористических явлений в области литературы и журналистики, статьи полемические и проч.)», «хроника провинциальной жизни» и т. д. Столь широкий охват стал возможен благодаря активному участию в журнале многих поэтов, публицистов, художников. Так, в литературном отделе «Будильника» сотрудничали Д. Минаев, Г. Жулев, В. Буренин, В. Богданов, П. Вейнберг, Л. Пальмин, Н. Пушкарев, И. Федоров, М. Стопановский и др. Для журнала писали Гл. Успенский и Ф. Решетников. Карикатуры рисовали А. Антонович, Ф. Добужинский, С. Любовников, В. Никитин, Н. Введенский. В 1865—1866 гг. заметную роль в «Будильнике» играл молодой талантливый публицист, сотрудник «Искры» И. Дмитриев. Он заведовал литературным отделом, участвовал в редактировании издания. В марте 1866 г. Дмитриев разошелся со Степановым и покинул журнал. Вместе с ним ушел Минаев, а несколько позже — Богданов, Стопановский и Жулев.Говоря о содержании «Будильника» той поры, необходимо вначале отметить черты, которые роднили журнал с революционно-демократическими изданиями 60-х годов и прежде всего с «Искрой». В «Будильнике» немало материала социально значимого и политически злободневного. Здесь мы найдем характеристику общественной жизни, сдавленной полицейским режимом; высказы­вания о том, как преследуется свободное слово; сатирическое изображение помещичье-дворянской государственной машины (Щиглев в стихотворении «Современный чародей» называет ее «всемогущим кукишем»).«Будильнику» свойственно противопоставление богатых бедным, эксплуататоров эксплуатируемым, причем его авторы всегда на стороне угнетенных, они издеваются над попытками сгладить противоречие между капиталом и нищетой. «...Все население земного шара, — писал И. Рождественский в № 2 журнала за 1869 г., — может быть разделено на два лагеря — обкрадывающих и обкрадываемых, эксплуататоров и эксплуатируемых, притеснителей и притесненных...». Однако по сравнению с «Искрой» и даже с «Гудком» в «Будильнике» было очень много так называемого нейтрального, развлекательного материала. Это, вероятно, объяснялось и объективными, и субъективными причинами.К первым относятся преследования цензуры: она высасывала из журнала все самое яркое, политически острое, общественно значимое. По подсчетам И. Г. Ямпольского, в 1866 г. цензурным комитетом, помимо частичных изъятий и искажений, было вовсе запрещено 12 статей (На облике журнала, несомненно, сказывалось и то обстоятельство, что в течение первых полутора лет «Будильник» в отличие от других изданий такого типа выходил два раза в неделю. Отсюда мелочность некоторых откликов на темы дня, осмыслить которых было нередко просто некогда. Во-вторых, редактор журнала Степанов, человек демократических убеждений, не сблизился с революционными демократами, не сумел преодолеть ту черту, за которой протест против произвола и деспотизма превращался в стремление к глубоким социальным преобразованиям, естественно дополнялся революционным призывом. Ограниченность мировоззрения Степанова привела в свое время к его разрыву с Курочкиным. Теперь же она мешала наиболее революционно настроенным «искровцам», сотрудничавшим в «Будильнике», повернуть журнал навстречу «Отечественным запискам» и «Делу». Вместе с тем, оставаясь демократом, Степанов не мог не понимать, по какому пути идет журнал. С горечью он видел, как читатель отвертывается от «Будильника»: вместо четырех тысяч подписчиков их осталось всего две. В 1871 г. Степанов покинул журнал. «Я очень рад, что схожу вовремя со сцены измельчавшей и дошедшей до рыночного торгашества журналистики», — писал он В. Р. Зотову[105]. «Будильник» же с 1873 г. был возобновлен в Москве А. П. Суховым в виде безыдейного юмористического издания

55. «Свисток как сатирическое приложение к «Современнику».
    

Большую роль в решении задач, поставленных революционными демократами в 60-е годы, играл сатирический отдел «Современника» — «Свисток». Его создателем был Добролюбов. Добролюбов считал, что сатира должна участвовать в подготовке народа к революционному преобразованию России, обличать общественное зло в самом корне, в принципе. «Под покровом шутки можно было бы здесь высказывать очень многое», — писал он, имея в виду сатирические журналы 60-х годов XIX в.Соображения о задачах революционно-демократической сатиры, высказанные Добролюбовым, лежали в основе замысла сатириче­ского отдела журнала «Современник» — «Свистка».Всего вышло девять номеров «Свистка», в том числе в. Основным его сотрудником был Добролюбов; в отделе принимали участие Некрасов, Чернышевский, Салтыков-Щедрин, а также братья А. М. и В. М. Жемчужниковы и А. К. Толстой, выступавшие коллективно под именем Козьмы Пруткова. Уже первый номер «Свистка» имел успех, о нем заговорили, сатирические стрелы точно попали в цель. В редакции «Современника» возникла мысль: не превратить ли отдел в самостоятельную газету? Больше всех думал над этим Добролюбов. Он наметил темы и авторов, тщательно разработал план газеты. Задачи будущего издания Добролюбов видел в том, чтобы с помощью смеха преследовать «зло и неправду». В составленной для цензурного ведомства «Программе» Добролюбов писал, что в обществе есть две категории людей, заслуживающих бича сатиры: «рутинисты, приверженные к своим старым ошибкам и порокам и ненавидящие все новое, — и прогрессисты, кричащие о современных успехах цивилизации, о правде, свободе и чести, без надлежащего усвоения себе истинных начал просвещения и гуманности... Доселе все поражали рутинистов; но «Свисток» предполагает себе задачу не щадить и неразумных прогрессистов, так как они ложными толкованиями и безрассудными применениями могут повредить делу общественного просвещения не менее людей самых отсталых и невежественных»[38]. Под «рутинистами» Добролюбов имел в виду крепостников, откровенных реакционеров, а под «прогрессистами» — либералов. При этом он старался создать впечатление, что критика «прогрессистов» в новой газете будет вестись с умеренных позиций, как бы за избыток у них либеральности.. Выпускать сатирическую газету не позволили. Тогда редакция «Современника» решила публиковать сатирические материалы в журнале по мере их накопления. По своему идейному содержанию «Свисток» был тесно связан с публицистикой «Современника». Фельетоны, сатирические куплеты, стихотворные пародии «Свистка», отмеченные настоящей политической остротой, посвящались злободневным вопросам. Главными из них были: борьба с либерализмом, критика социально-политического строя России, высмеивание «чистой поэзии» дворянского толка. Нетрудно было понять, что, высмеивая либеральный оптимизм, восхищение «эпохой великих реформ» и успехами «российского прогресса», Добролюбов здесь вскрывает истинную сущность либерализма, представители которого, критикуя частные недостатки общественного устройства, испытывали страх, когда речь шла о коренных преобразованиях страны. Все выступления Добролюбова в «Свистке», направленные против обличительной литературы, были подписаны псевдонимом «Конрад Лилиеншвагер». Это был не только псевдоним, но и образ ограниченного и восторженного либерала — служителя обличительной поэзии.Второй цикл, созданный Добролюбовым для «Свистка», — стихотворения Якова Хама. В этих пародиях на реакционных поэтов Добролюбов создал новую литературную маску. Яков Хам — имя, образованное из перестановки слогов в фамилии Хомякова, — по мысли сатирика, поэт-монархист, беспринципный человек, которому ничего не стоит в зависимости от хода политических событий изменить свои взгляды. Сатирический смысл стихотворений особенно подчеркивался тем, что они печатались как переводы с несуществующего «австрийского языка».Третья литературная маска, созданная Добролюбовым, — Аполлон Капелькин, «юное дарование, обещающее поглотить всю современную поэзию». Стихи Капелькина — цикл остроумных и злых пародий на произведения так называемой «чистой» поэзии, на шовинистические оды и т. д. Здесь и «Первая любовь» — пародия на стихотворение Фета «Шепот, робкое дыханье...», и «Общественный деятель» — стихотворение, зло, высмеивающее возвышенные порывы либерала, которых достает лишь на то, чтобы поднять бокал шампанского за «здоровье бедняка, страдающего там!», и другие стихи.

В окружении сатиры «Современника», сопровождаемые небольшими предисловиями Добролюбова творения Козьмы Пруткова, — часто, может быть, вопреки желанию авторов, — звучали весьма злободневно и даже политически остро. Немало сделал для «Свистка» Некрасов. Он печатался почти в каждом номере; после смерти Добролюбова Некрасов руководил этим отделом. Участвовали в «Свистке» также Чернышевский и Салтыков-Щедрин. Чернышевский напечатал два фельетона — «Опыт открытий и изобретений» и «Маркиз де Безобразов», Салтыков-Щедрин — статью «Сопелковцы», ядовитую сатиру на M. H. Каткова и П. М. Леонтьева, которые возглавили крестовый поход против «Современника» и всей революционной демократии.«Свисток» пользовался большим авторитетом у демократического читателя 60-х годов, вызывал ненависть реакционеров и либералов. Насколько он был широко известен, можно судить хотя бы по тому, что в либерально-монархической прессе словом «свистуны» и производными от него называли всех людей, близких к Чернышевскому и «Современнику». Талантливый, яркий, всегда откликавшийся на злободневные темы, «Свисток» содействовал популярности «Современника», включал в его орбиту новых и новых читателей.

• 56. Организаторская деятельность Некрасова по обновлению «Отечественных записок» в 1867-1868 гг. Условия договора с Краевским.
  

«Оте́чественные запи́ски» — русский литературный журнал XIX века, оказавший значительное влияние на движение литературной жизни и развитие общественной мысли в России; выходил в Санкт-Петербурге в 1818—1884 годах (с перерывами). Начиная с 2001 года в Москве издается общественно-политический журнал под тем же названием.

В 1868 Краевский передал журнал Н. А. Некрасову.

В июле 1867 г. Некрасов начал хлопоты об аренде «Отечественных записок». С Краевским был заключен договор, по которому за Некрасовым признавалась полная самостоятельность в руководстве журналом. Лишь в том случае, если Некрасов получит два предостережения, Краевский, очень боявшийся совсем потерять свой журнал, мог вмешаться в редакционные дела. Вместе с тем он оставался официальным редактором и имел определенные финансовые права в журнале. Краевский выторговал еще одно условие — чтобы «Отечественные записки» не критиковали газету «Голос», принадлежавшую ему же.

Приступая к изданию обновленных «Отечественных записок», Некрасов не привлек в журнал двух постоянных сотрудников закрытого «Современника» — М. Антоновича и Ю. Жуковского, которых цензура считала наиболее «опасными» писателями. «...Из бывших сотрудников «Современника» признано было необходимым устранить от участия в «отечественных записках» гг. Антоновича и Юлия Жуковского, отличавшихся крайними воззрениями, о чем и были поставлены в известность как г. Краевский, так и г. Некрасов», — записано в протоколе заседания Совета Главного управления по делам печати от 19 ноября 1871 г.[111] Некрасов не мог пренебречь этим требованием. Кроме того, в ходе переговоров об «Отечественных записках» выяснилось, что Жуковский и Антонович претендовали на особую роль в журнале и желали быть не только сотрудниками, но и соиздателями.

В сложной, чреватой неожиданностями обстановке Некрасову пришлось отказаться от их участия в журнале. Этот факт был тенденциозно описан в выпущенной в 1869 г. Антоновичем и Жуковским брошюре «Материалы для характеристики русской литературы», направленной против Некрасова и «Отечественных записок».

Некрасов не счел возможным отвечать на грубые выпады разобиженных журналистов, обвинявших его в «отступничестве» и переходе на позиции либералов. Антоновичу и Жуковскому на страницах «Отечественных записок» убедительно ответили M. Е. Салтыков-Щедрин и Г. 3. Елисеев[112].

Вместо Антоновича и Жуковского Некрасов привлек Салтыкова-Щедрина, который в содружестве с ним и Елисеевым составил редакцию журнала. Роль Некрасова и Салтыкова-Щедрина в руководстве «Отечественными записками» общеизвестна. Именно ял неустанным заботам и трудам, их принципиальности и художественному вкусу обязан журнал своим влиянием и весом. Но и Елисеев, талантливый публицист и редактор, несмотря на свои либеральные колебания, был им надежным товарищем и помощником. Обязанности членов редакции распределялись так: Некрасов осуществлял общее руководство журналом и вел отдел поэзии, Салтыков-Щедрин редактировал беллетристику, Елисеев — публицистические материалы.

Несмотря на тяжелые цензурные условия уже в конце 1868 г. определился успех «Отечественных записок». Тираж вырос с двух до шести-восьми тысяч экземпляров, все лучшие прогрессивные силы русской литературы и публицистики сосредоточились вокруг журнала. Здесь сотрудничали Г. И. Успенский, Н. А. Демерт, Ф. М. Решетников, А. Н. Островский, Д. И. Писарев, А. П. Щапов, Н. К. Михайловский (который после смерти Некрасова становится соредактором журнала) и многие другие.

Официально с 1865 г. «Отечественные записки» были освобождены от предварительной цензуры, однако это нисколько не улучшило положения журнала. Чтобы избежать ареста отдельных номеров или полного прекращения «Отечественных записок», — такая потеря была бы невосполнима в эти годы, — Некрасов предусмотрительно показывал оттиски набора одному из цензоров, так что фактически они проходили предварительную цензуру. Несмотря на эту меру, редакция нередко выслушивала «внушения» за резкий характер отдельных статей и номеров, получала официальные предупреждения. Первое из них было в 1872, последнее — в 1883 г. Цензура ни на минуту не заблуждалась в понимании истинного характера нового журнала Некрасова и с первых книжек отнесла его к изданиям неодобрительного направления, стремящимся к изменению самих основ существующего государственного строя[113]. Особенно сильно страдали от цензуры произведения Некрасова и Салтыкова-Щедрина. «Отечественные записки», по замыслу организаторов, призваны возродить, продолжить в новых условиях дело «Современника».

Борьба против пережитков крепостничества и царизма, против политической реакции и буржуазного либерализма, против угнетения народных масс — вот главное, что определяло содержание журнала в 70-е годы и придавало ему демократический характер.

Такое направление позволило объединиться вокруг «Отечественных записок» и верным хранителям наследства 60-х годов (Некрасов, Салтыков-Щедрин) и литераторам, сделавшим существенные народнические «прибавки», как говорил В. И. Ленин, к этому наследству (Михайловский, Кривенко, Южаков, Энгельгардт и др.).

Некоторые сотрудники, например Г. Успенский, хотя и испытывали на себе серьезные влияния народнических теорий, стояли все-таки ближе к Некрасову и Салтыкову-Щедрину. Успенский скептически относился к народнической идеализации крестьянства. Он честно и бесстрашно вскрывал противоречия пореформенной деревни, тогда как многие публицисты-народники и беллетристы замазывали эти противоречия и воспевали крестьянскую общину, не замечая, что она разлагается изнутри.

Каждый номер журнала делился на две части: первая отводилась художественной литературе и статьям научного содержания, вторая — публицистике. В обновленных «Отечественных записках», как и в «Современнике», был отлично поставлен отдел беллетристики. Редакции удалось привлечь в журнал лучшие прогрессивные силы русской литературы 70—80-х годов.

В апреле 1884 журнал был закрыт по личному распоряжению главного цензора России, начальника Главного управления по делам печати, Евгения Феоктистова, в недавнем прошлом - сотрудника журнала.