Geum.ru

Внезапамятные времена посреди первозданного Океана возникла Гора, состоящая из Неба и Земли, слившихся воедино

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
очувствовала Шамхат, что пришло время собираться в путь, и заставила встать Энкиду, сидевшего у ее ног. Потом она разорвала пополам ткань, в которую заворачивалась и которая ей служила платьем. В одну половину этой ткани она сама завернулась, а в другую – его одела и, взяв его за руку, повела по степи в сторону Урука. Шли они мимо пастушеской деревни, шли мимо загонов для скота. Там собирались пастухи, на них глядя, и стали перешептываться.

– Муж этот с Гильгамешем на диво сходен обличьем, – произнес один.

– Да, но ростом он пониже будет, зато костью крепче, – проговорил другой.

А третий, до которого уже дошел слух о диком человеке, сказал:

– Это, вероятно, Энкиду, порождение степи. По всей стране уже идет молва о его силе, равной силе небесных воинов Ана. Молоком зверей он вскормлен – вот откуда его сила!

Когда Шамхат и Энкиду остановились возле пастухов, те предложили им хлеб и ячменное пиво, сказав:

– В степи надо есть всем вместе, какова бы ни была еда!

Но вид хлеба смутил дикаря: никогда прежде такой еды не знал он.

Заметила Шамхат растерянность Энкиду и говорит ему:

– Ешь хлеб, Энкиду, – хлеб жизнь человека питает, и пей ячменное пиво – так принято во всем мире!

Преодолел свою робость Энкиду: поел он досыта хлеба, выпил семь кувшинов ячменного пива, и стало ему радостно на душе. В сердце его поселилось веселье, и лицо его стало излучать сияние. Энкиду ощупал свое тело, подивившись его волосатости, потом умастился елеем, надел мужскую одежду и совсем уподобился людям.

Ночью, когда пастухи заснули и к стойбищу подошли львы и волки, Энкиду взял оружие и сразился с ними. Он укротил волков и победил львов, и не было у спящих пастухов вернее стража ночного, чем этот воин, смелый и неусыпный.

Утром Шамхат и Энкиду возобновили свой путь к стенам благословенного Урука, но слухи об их пребывании у пастухов их опередили: один человек, вышедший из стойбища раньше и раньше их оказавшийся в городе, рассказал Гильгамешу о ночной битве Энкиду с грозными хищниками. И не успел этот человек завершить свои речи, как Гильгамеш увидел Шамхат и Энкиду, идущих по главной улице Урука, усталых, но веселых, радующихся тому, что долгий их путь окончен.

Гильгамеш подозвал к себе блудницу:

– Подойди, Шамхат, ко мне и приведи человека, что рядом с тобою.

Подошли они, и Гильгамеш обратился к Энкиду:

– Куда ты, о муж, поспешаешь? Для чего ты поход свой совершил трудный?

И тут мудрость заговорила устами Энкиду:

– В свадебный покой нет входа посторонним, – сказал он и продолжил: – Удел людей – подчинение высшим. Вижу я, как люди града твоего грузят кирпичом корзины и возводят чертоги, а женщинам поручено готовить всем пропитание. Лишь перед царем огражденного Урука свадебный покой открывает двери, и ждет его там суженая супруга. Все он может, все ему доступно было в прошлом, но будущее у него, как и у всех прочих, во власти богов, и судьба его была определена ими до того, как была обрезана его пуповина.

Побледнел Гильгамеш, услышав эти слова.

Еще когда Энкиду шел впереди Шамхат по улицам огражденного Урука, вокруг них собрались люди и последовали за ними ко дворцу Гильгамеша. Всех, кто его увидел, поразило, насколько он сходен с Гильгамешем обличьем. Заметили и то, что ростом он был пониже царя, но костью крепче, и все ощутили непреодолимую мощь и силу в его походке и повадках.

– Вот что значит быть вскормленным молоком зверя! – друг с другом перешептывались о нем люди.

А вообще народ Урука был очень доволен приходом Энкиду.

– Герой появился! – радостно говорили о нем мужчины. – Будут теперь в Уруке вечный праздник и благодарственные жертвы, ибо у славного и прекрасного как бог Гильгамеша появился достойный богоравный соперник!

И праздники не заставили себя ждать: царю и верховному жрецу Урука Гильгамешу предстоял священный брак с богиней Исихарой. Уже не раз поднимался герой к ней на ложе, проводил у нее ночи, без устали ее познавая. Но однажды путь ему к богине прямо на улице, у самых дверей опочивальни, не дав ему войти к божественной супруге, преградил Энкиду, захотевший изведать его силу, и в облике его Гильгамеш увидел не друга, а дикого мужа с развевающимися за спиной кудрями.

Не уклонился Гильгамеш от боя и решил разрушить эту живую преграду, возникшую на его пути. Схватились они, как два разъяренных тура, высадили дверь вместе с рамой, и каменная стена содрогнулась от их ударов. Вскоре, однако, Гильгамеш гнев свой успокоил, унял он свое сердце, толкавшее его на битву. Так и не повергнув Энкиду на землю, он сам преклонил колено. И говорит ему Энкиду:

– Один ты такой на свете, о сын богини Нинсун, Буйволицы ограды, и ни одна мать на свете не смогла родить подобного тебе сына! И высоко над всеми вознесся ты: Энлиль, владыка-Ветер, над людьми судил тебе царство. Зачем же ты буйствуешь без причины? Зачем необузданный нрав свой не врагам, а подданным своим являешь?

И тронули речи Энкиду сердце Гильгамеша, всколыхнули душу его упреки, но принял он их, как добрые советы. И обнял Гильгамеш Энкиду, и, поцеловавшись, заключили они между собой дружбу.

После этого повел Гильгамеш Энкиду к Нинсун, Буйволице ограды, – к матери своей. Пришли они к ней, вывел он Энкиду перед ее очи и сказал:

– Вот друг мой, что из гор и степей сюда явился. Еще до его прихода во всей стране нашей ходила о нем слава, и восхищен был весь народ его силой, равной по своей мощи силе воинства Ана. Благослови же его быть мне братом!

С радостью выслушала Нинсун речи сына. Молча приласкала она взглядом Энкиду и лишь потом уста свои открыла, вещие слова промолвив Гильгамешу:

– Сын мой, – Нинсун сказала. – Дождалась я появления у тебя друга. Плохо даже сильному быть одному на свете, и теперь вас двое. Вижу я, что всегда будет верен тебе Энкиду, всегда готов он будет прийти тебе на помощь. Отведет он от тебя вражеские угрозы, но и ты защищай его, где бы ты ни был. Помни, что только взаимная преданность дружбу питает!

Склонив голову и опустив очи долу, внимал Гильгамеш мудрым поучениям Нинсун, своей матери, и кротости и раскаяния был исполнен его ответ:

– О Нинсун, мудрая мать моя, я обязан многим Энкиду с первых минут нашей встречи. Встретил он меня у дверей, вразумил меня своей мощью. Показал, что на всякую силу найдется такая же или еще большая. А потом горько плакал он от того, что трачу я свои силы на бесплодное буйство, которое, кроме горя, ничего не приносит людям. И узнал я, что не имеет Энкиду ни отца, ни друга, что никогда не стриг он свои распущенные по плечам кудри, не носил царственные одежды. И все потому, что в степи он родился, и один жил в горах и в пустыне среди зверей, и никогда не видел себе подобных!

Энкиду стоя выслушал Нинсун и стоя внимал Гильгамешу. И жалость к себе пробудили в нем эти речи. В глубокой печали сел он и заплакал. Кинулся Гильгамеш к другу, посмотрел в его заплаканные очи. Крепко обнялись они и за руки взялись, как братья родные.

Поселился Энкиду рядом с Гильгамешем в благословенном городе Уруке за его высокими стенами. Стал он жить, как все люди: питался хлебом, пил ячменное пиво, пользовался душистыми умащениями, и благоухало его тело, укрытое царственными белоснежными одеждами. Лишь в одном он не изменился – не стал стричь свои длинные кудри, рассыпанные по плечам. Много ли, мало ли дней прошло, но вдруг заскучал Энкиду. Слишком уж тоскливой показалась ему жизнь среди людей по их законам и обычаям в большом, безопасном и благоустроенном городе. И опять слезы стали застилать ему свет божий. Заметил и царь Гильгамеш, что с другом его, Энкиду, что-то неладное творится, и с грустью в голосе говорит он ему:

– Почему твои очи снова наполнились слезами? Чем опечалилось твое сердце? Почему вздыхаешь ты так глубоко и громко?

– Жалостливые слова, друг мой, разрывают мне сердце, и вопль отчаяния сдерживаю я с трудом! – отвечает Энкиду. – Плохо, что без дела сижу я, и слабеет от этого моя сила. Пропаду я.

И тогда Гильгамеш, чтобы утешить друга обещанием великого дела, рассказал ему о своих мечтах и желаниях.

– О друг мой! – сказал он. – Далеко отсюда есть Ливанские горы. Спускаются они к Верхнему морю, каждый вечер принимающему солнечного бога Уту-Шамаша в свои волнующиеся воды. Все склоны этих гор покрыты лесом, из могучих кедров состоящим. Живет в том лесу, охраняя кедры, свирепый Хувава. Давай же, храбрый Энкиду, пойдем вместе с тобой в эти горы и убьем грозного стража кедрового леса и все зло изгоним из нашего мира! А потом нарублю я кедра, покрывающего горы, много кедрового дерева доставлю в Шумер и прославлю этими деяниями себя навеки!

Выслушал Гильгамеша Энкиду, но замысел его не одобрил.

– Горы эти, друг мой, мне хорошо известны. Бродил я в них вместе со зверями, до того как пришел к людям. Лес этот горный за тысячи часов не обойдешь, и кто же решится проникнуть в его середину?! – так Энкиду начал предостерегать Гильгамеша и продолжил: – Но более всего страшен Хувава. Голос его шума урагана сильнее, тысяча рук у него, ослепительный свет от него исходит, а уста изрыгают пламя! Смертельно его дыхание, а сам он, как говорят, бессмертен. Как ты можешь, друг мой, решиться на такое?! Не равен будет бой в жилище Хувавы, где все будет ему в помощь!

Упрям был, однако, Гильгамеш, царь Урука. Не остановили его опасности, о которых говорил Энкиду. На своем стоит юный герой.

– Ничего не боюсь я, – молвит он Энкиду. – Я желаю подняться на горы Ливана, и в кедровый лес войти я желаю, в самую его середину – в жилище Хувавы. Свой боевой топор прикреплю я на пояс сбоку, и пойду я вперед, а ты иди за мной следом!

Еще раз пытается отговорить его Энкиду.

– Не должны мы идти в лес кедровый, – говорит он. – Не забывай, о Гильгамеш, что хранитель этого леса – истинный воин. Могуч он и не смыкает глаз ни днем ни ночью! От бога, от великого Уту-Шамаша его сила, а бог Адду – повелитель туч грозовых, наградил его отвагой, и богами ему поручено охранять лес кедровый. А Энлиль, бог-Ветер, особую власть ему над людьми вверил – власть страха. В страх людей ввергает его голос, реву урагана подобный. Лишь уста свои он откроет – содрогается небо, сотрясаются горы, колеблются скалы, и все живое прячется в ущельях! Еще раз повторяю тебе, Гильгамеш: из уст его вырывается пламя, смерть повсюду сеет он своим дыханьем! Ох, тяжек путь к кедровому лесу, и недоступна никому его середина, ибо всякому, кто туда направится, путь преградит страж, грозный и ужасный, и тогда всякий власть страха людского на себе испытает и трепет его объемлет! И тебя, Гильгамеш, ждет та же участь!

Разумные речи говорил Энкиду, но еще никому не удавалось переубедить Гильгамеша, если он что-то замыслит. Не изменил он своего решения, и только в грустные раздумья погрузился он, услышав предостережения Энкиду, и тихим голосом обратился Гильгамеш к другу:

– Знаешь ли ты, о друг мой, кого-нибудь, кто вознесся на небо? Только боги и Солнце пребудут там вечно! А человеку дана короткая жизнь, и сочтены его годы! Самый высокий не достигнет неба, самый большой не покроет Землю, и не раскроет гаданье тайны жизни. И что бы ни делал человек, все улетает, как ветер! И если ты уже сейчас боишься смерти, то где же твои мощь и отвага? Я буду идти впереди, а ты, находясь за моей спиной, должен кричать мне: «Иди и не бойся!» вместо того, чтобы стращать меня Хувавой. Пусть паду я в бою со злом в его свирепом облике, но останется обо мне добрая память, и потомки навечно запомнят мое имя. Ты играл с детьми в моем доме, с тех пор как здесь появился, и когда меня не станет, прибегут они к тебе с просьбой: «Расскажи нам, какие подвиги совершил наш отец и друг твой?» И ты откроешь перед ними мою славную долю, расскажешь о славных делах моих. А то, что ты до сих пор говорил, лишь опечалило мое сердце. Нет, не послушаю я тебя! Пойду я и срублю кедры ливанские и тем создам себе вечное имя! Устал возражать своему другу Энкиду. «Будь что будет», – решил он и пошел вместе с Гильгамешем к оружейникам в мастерские. Там царь приказал мастерам: отлить и выковать тяжелые и острые секиры. Те собрались с духом и отлили героям секиры большие, топоры отлили тяжелые, весом в три таланта каждый; выковали длинные кинжалы – одни только лезвия у них весили по два таланта, а по тридцать мин – эфес на каждом. Да еще по тридцать мин золота ушло на рукоять кинжалов.

С этим тяжелым оружием в руках пошли герои к крепостным стенам и сняли семь запоров с городских ворот. Смирился Энкиду с предстоящим походом и об одном лишь просит Гильгамеша:

– Друг мой, когда в горы пойдем мы, оповести бога Уту! Обязательно оповести Уту! Ведь все горы находятся под властью бога Солнца, и он должен знать о нашем походе.

Тем временем люди увидели их, и толпы народа стали следовать за ними, заполняя улицы и площади огражденного Урука. И Гильгамеш встал перед народом. Вскоре собрались и старейшины Урука, прошли они в первый ряд и перед военным вождем уселись.

Поднял руку Гильгамеш, и затихла толпа, нестройный хор ее голосов умолк, и он обратился ко всем, кто был вокруг него:

– Слушайте, старейшины огражденного Урука. Слушай, народ огражденного Урука! Гильгамеш обращается к вам!

Хочу я увидеть того, чье имя сотрясает страны и устрашает народы. Хочу я увидеть свирепого Хуваву и победить его в собственном жилище – в лесу кедровом. И узнает весь мир, сколь могуч я, сын огражденного Урука! А я подниму руку и нарублю для вас кедра, чем создам себе вечное имя!

Молчит народ. Никто тишину не нарушает. Все ждут, что скажут старейшины, и вот один из них, от имени всех старейшин огражденного Урука, берет слово и обращается к Гильгамешу с такою речью:

– Ты юн, Гильгамеш, и следуешь порывам своего сердца. Ты сам не понимаешь, что собираешься совершить! Мы с детства слышим, сколь чудовищен образ Хувавы. Кто же сможет противостоять его оружию? Леса там такие, что не обойдешь их за сотню дней, а в середину их еще никто не смог проникнуть.

Рев ураганов не заглушит жуткий голос Хувавы. Из уст его вырывается пламя, и смертельно его дыхание для всего живого! Зачем же пожелал ты совершить такое? Зачем обрекаешь себя на неравный бой в обители Хувавы?

Услыхал Гильгамеш это слово и с усмешкой посмотрел на Энкиду, от которого недавно слышал подобные речи, и сказал ему громко, чтобы до всех донеслись его слова:

– Вот что теперь скажу тебе, друг мой, – напугали вы все меня до смерти, и, чтобы не пребывать после этого всю жизнь в страхе, пойдем мы с тобою в лес кедровый на горах Ливанских и убьем Хуваву, и пусть все страхи людские вместе с ним навсегда исчезнут!

И хоть только к другу своему Энкиду Гильгамеш обратил свое слово, все вокруг услышали его и приумолкли. Поняли и старейшины, и народ весь, что бесполезно спорить с юным героем. Как решил он, так оно и будет! И опять заговорил один из старейшин огражденного Урука:

– Что ж, наш властитель, герой наш юный, отправляйся в путь, который ты себе выбрал. Помни древнюю мудрость: «Мал ты или велик – только боги твои союзники». Пусть же хранит тебя бог твой, пусть всегда с тобой пребудет наша покровительница богиня Инанна-Иштар, и дорога твоя да будет благополучна, и да будешь возвращен ты к пристани Урука!

Заколол Гильгамеш жертвенного козленка, прижал свою жертву к груди, встал на колени и к небесам, к божьей обители, обратил свой голос:

– Слово, что сказали мне старцы, я слышал и отправляюсь в путь. В горы я иду, бог мой Угу, хочу срубить кедр – будь мне помощником, и пусть дорога моя будет благополучной!

Говорит ему в ответ с небес великий Уту-Шамаш:

– И для слабых, и для сильных ты, герой, воистину страшен, но зачем идти тебе в горы?

Не оставил Гильгамеш вопрос бога своего без ответа:

– О великий Уту-Шамаш, слово я хочу тебе сказать, к слову моему склони ухо. Причины решения своего хочу тебе поведать, подари мне в ответ свою мудрость! Люди города моего смертны, и от этого тяжесть лежит на моем сердце. Исчезают люди, не оставляя по себе памяти. Поднялся я на городскую стену и вижу: трупы плывут по великой реке Евфрат. Кто они, куда и откуда – никто не знает. И со мной такое может случиться! Сделай же так, чтобы совершил я задуманное, и возврати меня к пристани Урука, сень твою простри надо мною!

Ведь дорогой иду я неведомой – по воле своей и с радостью в сердце. И пока мой путь добрым будет, не устану тебя, о Уту-Шамаш, славить. Уходя же, кумиры твои возношу я в храме на престолы!

Благосклонно внимал Уту этим мольбам Гильгамеша и облагодетельствовал его перед походом. Семь живых амулетов-оберегов дал он ему с собою, семь дивных героев-братьев единой матерью рожденных: первый – чудовище с лапами льва и когтями орла, второй – змея смертельно ядовитая, третий – яростный змей-дракон, четвертый – пожирающий огонь, пятый – дикий удав, удушающий любого, шестой – тот, кто, как мощный поток, дробит скалы и хребты горные, седьмой – скорпион со смертельным жалом, не умеющий отступать, и все они как один – всеведующие, известны им все пути на земле, звезды на небе.

Обрадовался Гильгамеш этому несравненному дару, полученному им от бога Солнца, и увидел в нем залог успеха своего похода. Вышел он к народу огражденного Урука и провозгласил:

– Кто из вас семью имеет, пусть к семье домой возвращается. У кого мать одна, пусть при ней остается. Только одиноких молодцев призываю я. Пятьдесят бойцов мне нужно, пусть придут ко мне и за мною станут.

Опустели площади и улицы огражденного Урука: семейные ушли к своим семьям, мать имеющие возвратились к родительницам оберегать покой их – и только пятьдесят одиноких молодцев встали за Гильгамешем.

Вооружил свой отряд Гильгамеш секирами, кинжалами большими и палицами из крепкого дерева – из самшита и яблони, а когда мастера разложили перед ним оружие, выбрал для себя и надел на свое плечо лук аншанский, взял топор, набил колчан стрелами, а кинжал заткнул себе за пояс. Так со своим другом Энкиду и со своей дружиной приготовился он к походу.

Перед походом в Ливанские горы




Старейшины благословляют Гильгамеша и на дорогу ему дают советы:

– Не надейся ты, Гильгамеш, только на свою силу, бдителен будь и береги себя. Не иди впереди. Перед тобой пусть идет зоркий Энкиду, исходивший прежде все земные дороги. Знает он безопасные лесные проходы и тропы. Да и все повадки Хувавы он знает. Впереди идущий, оберегать он тебя будет. И да исполнит великий Уту-Шамаш все твои желания и все задуманное тобой осуществить поможет! Пусть откроет он тебе нехоженые тропы, пусть отворит шагам твоим дороги, пусть подчинит стопам твоим горы. Пусть является он тебе во сне, укрепляя твои силы и отвагу радостным словом! И образ отца твоего, Лугальбанды, да пребудет с тобою и поможет осуществить все твои желания!

Преподнесли старейшины Гильгамешу мех с холодной водой, и тот из них, кто говорил ранее, продолжил свою речь, обращаясь к герою:

– Когда ты Хуваву убьешь, как задумал, то обязательно омой свои ноги, а чтобы без холодной воды не остаться, на каждой стоянке в походе вырывай колодец, и тогда вода в твоем мехе всегда будет чистой. Да и великому Уту-Шамашу не забывай ежедневно возлияния делать водой холодной и чистой. И постоянно помни Лугальбанду!

Молча и смиренно выслушал Гильгамеш поучения старца, ни в чем ему не противореча, и тогда говоривший от лица старейшин повернулся к Энкиду.

– О Энкиду! – сказал он. – Береги своего товарища и боевого друга. Следи за каждым его шагом, преодолевай вместе с ним преграды. Мы в своем совете решили, что в походе этом мы тебе царя огражденного Урука, славного Гильгамеша, поручаем, и, когда вернетесь вы домой благополучно, тогда ты нам его беречь поручишь!