«Обитаемы ли планеты». В нем он допускал возможность жизни на Марсе. Однако от своей юношеской фантазии он скоро отрекся. В статье «Новое открытие единичного», написанной и опубликованной в 1891 году, он напрямик заявил, что нет никаких оснований считать, будто жизнь есть где-то вне пределов Земли

Вид материала

Подобный материал:

Проблематика романа Г. Уэлса «Война миров»

Звездный час Герберта Уэллса настал в 1897 году. Однажды Герберт гулял с братом в окрестностях Уокинга, неподалеку от своего дома. Вдруг в каком-то мирном особенно уголке Френк Уэллс произнес: «А представь себе, что нежданно-негаданно какие-то обитатели другой планеты свалились здесь с неба и начали крушить все направо и налево». Большего Герберту было не надо. У него мгновенно возникла идея нового романа. Тем более, что он давно уже был к нему готов.

19 октября 1888 года Уэллс прочел в Дискуссионном обществе своего родного Королевского колледжа науки доклад на тему «Обитаемы ли планеты». В нем он допускал возможность жизни на Марсе. Однако от своей юношеской фантазии он скоро отрекся. В статье «Новое открытие единичного», написанной и опубликованной в 1891 году, он напрямик заявил, что нет никаких оснований считать, будто жизнь есть где-то вне пределов Земли. Он утверждал на сей раз, что чудо жизни уникально. Сделав первый шаг по пути к будущей «Войне миров», он тут же пошел на попятный. Объяснить это в общем-то не слишком трудно.

Уэллсу иногда случалось приходить в противоречие с Томасом Хаксли (с ним Уэллс занимался биологическими изысканиями, фактически Хаксли оказал огромное влияния на фантаста, как человек от науки). Но на первых порах Уэллс все-таки больше доверял ему, чем себе, и всякий раз, когда его посещала какая-нибудь «антихакслинская» мысль, очень ее пугался. Но в шедшей уже доброе десятилетие дискуссии об обитаемости планет он вступал в прямое противоречие с Хаксли, причем по вопросу отнюдь не частному. Именно здесь Хаксли и дал свой бой научной фантастике, в которой видел если не разновидность поповщины, то, во всяком случае, - путь к ней.

Свою точку зрения Хаксли изложил в статье «Спорные вопросы», опубликованной в 1892 году, иными словами, за три года до того, как Уэллс окончательно определился как научный фантаст. По мнению Хаксли наука может оставаться наукой, лишь оградив себя от фантастики. Наука требует полноты знания, фантастика находит себе пищу в его неполноте, т.е. наука и научная фантастика – антагонисты. Уэллс пришел к противоположным выводам. В «Опыте автобиографии» он писал, что именно занятия биологией с Хаксли сделали его фантастом, поскольку в этой науке оставалось еще множество неисследованных проблем, чего Хаксли никак не скрывал. Неполнота знания не препятствовала научности.

Но на момент написания «Войны миров» Уэллсу казалось, что он исходит как раз не из пустой фантазии, а именно из науки. Из самых последних ее данных.

В 1877 году директор миланской обсерватории Джованни Скиапарелли, составляя карту Марса, наметил на его поверхности длинные темные линии, которым дал название «каналы», хотя туту же сделал две оговорки. Во-первых, заявил он, слово «каналы» употребляется им условно, потому что «мы еще не знаем что это такое», во вторых «преждевременно высказывать догадки о природе каналов». Люди, заинтересовавшиеся наблюдениями Скиапарелли, не проявили, впрочем, его осторожности сделали гипотезу итальянского ученого одним из основных доказательств существования разумной жизни на Марсе. В 1882 году во Франции вышла сенсационная книга Камиля Фламмариона «Планета Марс», сразу же переведенная на многие языки. Еще три года спустя была опубликована книга американского астронома Персивала Ловелла «Марс». В ней Ловелл высказал твердое убеждение, что на марсе есть жизнь и каналы созданы разумными существами. Уэллс встал на его точку зрения. 4 апреля 1896 года он напечатал в «Сатерди ревью» статью, в которой писал, что на марсе есть жизнь и что интеллект марсиан должен сильно отличаться от нашего.

Другие данные, найденные им в этих книгах, должны были подтолкнуть его к мысли о возможности полета с Марса на Землю и о необходимости для марсиан такого полета. Марсианское притяжение настолько меньше земного, что килограммовая гиря, перенесенная на Марс, весила бы по земному счету лишь 381 грамм. Значит, приобрести вторую космическую скорость на Марсе гораздо легче, чем на Земле. Для этого вполне могла бы подойти и отлитая в специальной яме пушка – вроде той, какую использовали герои романа Жюля Верна «С Земли на Луну» («Из пушки на Луну»). К тому же Марс – угасающая планета, утерявшая значительную часть своей атмосферы; условия существования для живых организмов там много труднее, чем на Земле. Почему в таком случае марсианам не замыслить колонизацию Земли?

Подобная мысль пришла в голову не одному Уэллсу. Вторжение с Марса – чем не лакомый кусочек для писателей? И они буквально набросились на него. За короткий срок появились романы американцев Густавуса Попа, Джеймса Ковена и Гаррета Путнама Сервиса, англичан Мэри Корелли, Тремлета Картера и Джоржа Дюморье. Большинство этих имен нам ничего сейчас не говорит, но тогда эти романы относились к числу сенсационных, их широко читали. В 1889 году написал рассказ «Марсианин» Ги де Мопассан. Отстоять свое первенство среди такого множества популярных авторов было непросто. И если Уэллсу это удалось, то отчасти благодаря «актуальности», даже «актуальной документальности» своего романа. Уэллсовские марсиане должны были высадиться на Землю в ближайшее время. Полет с Марса на Землю легче всего осуществить в период великого противостояния этих планет, когда расстояние между ними сокращается до минимального – 55 миллионов километров, а такие противостояния бывают раз в 15 лет. Последнее к моменту написания книги было в 1884 году, нового следовало ожидать лишь в 1898 году, всего год спустя после того как писатель Уэллс предупредил об этом все человечество.

И конечно, те, кто решился вторгнуться на Землю, должны быть сильнее нас. «Уэллс мог бы исходить из той самой статьи Томаса Хаксли, которая, казалось, преграждала ему дорогу к этому роману. Не сказал ли Хаксли в своих «Спорных вопросах», что считает «безосновательным и попросту наглым» «утверждение, будто в мириадах миров, разбросанных в бесконечном пространстве, не существует интеллект, во столько же раз превосходящий интеллект человека, во сколько человеческий интеллект превосходит интеллект черного таракана»? И если Хаксли боится развивать эти предположения из нежелания создать нечто подобное «научной демонологии», так ли уж трудно было Уэллсу обойти это препятствие?» (см. Кагарлицкий Ю.И. указ. соч. стр. 174). На первой же странице «Войны миров» мы находим такие слова «Никто не поверил бы в последние годы девятнадцатого столетия, что за всем происходящим на Земле зорко и внимательно следят существа более развитые, чем человек, хотя такие же смертные, как он». Это «такие же смертные, как он» специально было вставлено, чтобы избежать обвинения в «научной демонологии».

Облик марсианина Уэллсу уже давно был известен. Он уже много лет назад описал это существо, хотя и назвал его тогда другим именем.

В 1885 году Уэллс прочитал в Дискуссионном обществе доклад «Прошлое и будущее человеческой расы». Два года спустя на его основании написал очерк «Человек миллионного года». В 1893-м его удалось опубликовать в «Пэлл-Мэлл баджет», а в 1897 году Уэллс включил его под названием «Об одной ненаписанной книге» в сборник «О некоторых личных делах». Человек миллионного года послужил прототипом для нескольких образцов, созданных Уэллсом. И притом в двух случаях – из числа самых важных.

“Человек миллионного года (вернее, существо, которое придет на смену человеку) не покажется нам красавцем, но что поделаешь, «она (эволюция) представляет собой всего-навсего непрерывное приспособление органической жизни к окружающим условиям»” (см. Кагарлицкий Ю.И. указ. соч. стр. 175). Эволюция по-разному повлияет на разные части тела. Рука разовьется, поскольку она является «учителем и толмачом мозга». Она сделается сильнее и гибче, приспособленной к тонким работам. Остальные мускулы тела, напротив ослабнут и будут почти неразличимы. Зато необычайно увеличится голова – вместилище разросшегося мозга. При этом она не сохранит прежних пропорций. Черты лица сгладятся, уши, нос, надбровные дуги не будут больше выступать вперед, подбородок и рот станут крошечными. Химия даст человеку наиболее легко усваиваемые вещества в наиболее законченном виде. Нужда в пищеварении отпадет, пищеварительный аппарат исчезнет. Поскольку в результате человек еще больше, чем теперь, отдалится от животного царства, угаснут его эмоции, и возрастет способность к логическому безэмоциональному мышлению.

Марсианин из «Войны миров» - человек миллионного года во плоти. Уэллс не удержался от того, чтобы на страницах романа не вспомнить о статье в «Пэлл-Мэлл баджет», автор которой еще в конце 1893 года предсказал появление существа, очень похожего на марсианина. Что до автора «Войны миров», то ему кажется, что марсиане произошли от существ, в общем похожих на нас. Но марсиане усовершенствовали свою систему питания. Они впрыскивают себе в жилы людскую кровь. Колонизировать Землю марсианам надо еще и потому, что на Марсе стало трудно с пищей, а на Земле ее неиссякаемые запасы.

Словом «марсианин» Уэллс называет своеобразные симбиоз живого мозга и машины, который представляют собой треножники, двинувшиеся на Лондон.

Разъезжая по окрестностям Уокинга , Уэллс разыскивал место, где бы лучше всего было упасть первым «цилиндрам с Марса». В конце концов, он остановился на Хорсельской пустоши и оттуда проследил путь марсиан на Лондон.

Надо было еще придумать, как будут технически оснащены марсиане. “С тепловым лучом – главным оружием марсиан – Уэллс никаких трудностей не испытал. Эту идею можно было заимствовать на выбор, из повести Рони-старшего (Жосефа анри Бекса) «Ксинехузы» или из романа Э.Булвера-Литтона «Грядущая раса», никак не нарушив авторских прав, ибо и они, скорее всего, откуда-то ее позаимствовали: впервые о чем-то подобном заговорил в ХIII веке Роджер Бекон (1214-1292 гг.), собиравшийся создать систему зеркал, которая «стоила бы целого войска против татар и сарацин». А вот боевые треножники были уже собственным изобретением Уэллса” (см. Кагарлицкий Ю.И. указ. соч. стр. 177).

“Роман Уэллса об инопланетном вторжении становился одним из тех романов, которые позже назовут «романами катастрофы»” (см. Кагарлицкий Ю.И. указ. соч. стр. 178). Выдержит ли современное и современный человек такую серьезную проверку как столкновение цивилизацией, обогнавшей земную более чем на миллион лет? Не выявит ли глобальная катастрофа несостоятельность человека и общества, притязающего на гуманность, цивилизованность и эффективность? «Уэллса интересует проблема не столько инопланетного вторжения, сколько столкновения будущего человечества с его прошлым» (см. Кагарлицкий Ю.И. указ. соч. стр. 178). Будущее, которое Уэллс увидел в «человеке миллионного года» служит страшным предупреждением настоящему. В «Войне миров» будущее явилось в настоящее в одном из пугающих своих обличий. Будущее, выросшее из настоящего, и по отношению к нему разрушительное…

Итак, рано поутру на Хорсельской пустоши, неподалеку от железнодорожного узла Уокинг, упал первый цилиндр с Марса, за ним второй, третий, четвертый… Десять вспышек на поверхности Марса, которые астрономы наблюдали в 1894 году с интервалом в сутки, означали десять выстрелов из гигантского орудия, и все снаряды достигли цели. Они доставили 50 марсиан, которым и предстояло завоевать Землю. Малое их число не снижало опасности: ведь они были практически неуязвимы на своих огромных треножниках, двигавшихся со скоростью курьерского поезда, вооруженные генераторами теплового луча и ядовитыми газами и овладевшие тайной аппаратов тяжелее воздуха. Никакие контакты с ними были невозможны – они пришли завоевывать.

Людям они преподнесли тяжелый и весьма ценный урок. Они излечили их от самоуверенности. Политическое и гражданское общество перестали существовать. Остались лишь дикие орды, мечтавшие о спасении любой ценой. Общество не выстояло, человек не выстоял. Страшные картины разворачиваются при «исходе из Лондона», напоминающем страницы «Хроники чумного года» (1722) Дефо. Матросы топят баграми желающих попасть на переполненные корабли…

История по-своему распорядилась ситуацией описанной в «Войне миров». Одно локальное событие оказалось даже более показательным, чем уроки первой и второй мировых войн. В 1938 году двадцатитрехлетний актер, в будущем- знаменитый кинорежиссер, Орсон Уэллс – решил впервые попробовать свои силы в режиссуре. Для своего дебюта он выбрал «Войну миров», которую и приспособил для радиоспектакля.

Передача начиналась небольшим прологом Орсона Уэллса. Он говорил от лица человека будущего, вспоминающего 1938 год, когда марсиане напали на Землю. Он рассказывал о том, какой выглядела жизнь в конце октября, о росте деловой активности и торговли, о том, сколько людей слушало в тот день, 30 октября, радио…

Затем его выступление было прервано, началась трансляция концерта. Через минуту-другую концерт тоже был прерван, и по радио передали «экстренный бюллетень Межконтинентального бюро радиоинформации», где сообщалось, что профессор Форрел из чикагской обсерватории Маунт-Джаннигс «наблюдал несколько взрывов раскаленного газа на планете Марс, которые происходили через равные промежутки времени. Данные спектрального анализа свидетельствуют о том, что это водород, и что он движется с огромной скоростью к Земле». Концерт возобновился и снова был прерван. Диктор сказал, что радиокомпания организовала интервью с профессором Пирсоном, знаменитым принстонским астрономом (его роль исполнял Орсон Уэллс). Интервью открывалось рассказом комментатора об обсерватории, затем рассказывалось о планете Марс. Этим интервью и несколькими сообщениями канадских астрономических станций, подтвердивших наблюдения американских астрономов, кончалась вступительная часть передачи. Всед за нею сразу шло сообщение о падении первого цилиндра. Орсон Уэллс в отличие от Герберта Уэллса даже не дал марсианам времени преодолеть десятки миллионов километров мирового пространства. Они оказались на Земле, что называется, во мгновение ока. Но этого решительно никто не заметил. Дальше шла прямая инсценировка ключевых эпизодов романа, сделанная применительно к иному времени и топографии другой страны. Ничего принципиально нового по сравнению с романом Уэллса там не содержалось. Но и этого оказалось более чем достаточно.

Бертран Рассел как-то заметил, что в «Войне миров» Уэллс показал свою способность «представить себе массовые реакции на необычные ситуации». Эксперимент Орсона Уэллса подтвердил это достовернейшим образом.

В США в те годы насчитывалось шесть миллионов человек, регулярно слушавших радио. Около миллиона человек приняло инсценировку за действительный репортаж. В стране вспыхнула паника. «Тысячи перепуганных людей готовились к эвакуации или горячо молились о спасении, - рассказывает американский профессор астрофизики в своей книге «О летающих тарелках». – Некоторые считали, что на страну напали немцы или японцы.

Скоро все узнали истину. Хотя паника и улеглась, страсти кипели еще много недель. Возмущенная пресса обвиняла мистера Уэллса в том, что он недостойно сыграл на легковерии публики. Федеральная комиссия связи поставила вопрос о цензуре радиопередач…

Конечно, Орсон Уэллс и его сотрудники не ожидали такого эффекта и, как говорится, недооценили своих талантов, но они, очевидно, недооценили и талант Герберта Уэллса. Сам он немедленно присоединился к «возмущенной прессе». «Глубоко огорчен последствиями радиопередачи, - телеграфировал он. – Я снимаю с себя всякую ответственность за столь вольное обращение с моей книгой. Ответственность Уэллса на самом деле была очень велика: он написал на редкость убедительный роман. Радиопаника в США, как ее с тех пор принято называть, произошла через сорок лет после издания романа, причем между 1898 и 1938 годом лежала первая мировая война. Инсценировка Орсона Уэллса отстоит от нас еще на 65 лет, а от романа Уэллса нас отделяют еще две мировые войны, а «Война миров» по-прежнему захватывающе интересна. «Война миров» отличается от других произведений Уэллса не только особой широтой художественного мышления, но и непосредственным масштабом происходящих на наших глазах событий, нигде не утрачивая доказательности, психологической достоверности, напряженности действия, отработанности каждого эпизода. Это роман с большими взлетами, но при этом и без провалов.

Именно «Война миров» помогла Уэллсу завоевать признание за пределами англоязычного мира. В год выхода «Войны миров» появились две первые статьи об Уэллсе в России, и этот роман был его первым произведением, переведенным в тот же год на русский язык. Сам Уэллс тоже, видимо, высоко оценивал свой роман. Во всяком случае, из всей своей фантастики он только его отправил в ноябре 1906 года Льву Толстому, когда тот захотел познакомиться с его творчеством.

«Одна из задач будущего в романах Уэллса – снять покров с настоящего» (см. Казанцев А.П. указ. соч. стр. 19.). «Война миров» не составляет исключения. Две недели герою романа приходиться провести в полузасыпанном доме в обществе теряющего рассудок священника, который непрерывно твердит, будто нашествие марсиан – наказанье божье за людские грехи. Что ж, в известном смысле он прав.

Победа не далась марсианам совсем уж просто. Три их треножника погибли, армия и флот землян показали несколько примеров подлинного героизма, и все же «их поражение – расплата за робость мысли, ограниченность, предрассудки, мелкость чувствований» (см. Кагарлицкий. Ю.И. указ. соч. стр. 183). В известном смысле Уэллс не щадит даже главного героя, от лица которого ведется рассказ. В начале романа тот сочиняет типично позитивистскую статью о прогрессе морали вместе с прогрессом цивилизации. Как легко догадаться статья эта никогда не будет дописана. Нашествие марсиан заставит его думать по-другому. Ну, а что сказать о всех этих бесчисленных клерках, живущих в окрестностях и пригородах Лондона?! «У них нет мужества, силы, гордости. А без этого человек труслив. Они вечно торопятся на работу… С завтраком в руке они бегут как сумасшедшие, думая только о том, как бы попасть на поезд, на который у них есть сезонный билет, боясь, что их уволят, если они опоздают. Работают они, не вникая в дело; сидят вечером дома, опасаясь проходить по глухим улицам; спят с женами, на которых женились не по любви, а потому, что у них есть деньги. Жизнь их застрахована и обеспечена от несчастных случаев. По воскресеньям они думают о Страшном суде. Как будто ад создан для кроликов. Для таких людей марсиане прямо благодетели: чистые, просторные клетки, отборная пища, порядок, полное спокойствие. Побегав на пустой желудок с недельку по полям и лугам, они сами придут и станут ручными. Даже еще будут рады. Они будут удивляться, как это они раньше жили без марсиан. Представляю себе всех этих завсегдатаев баров, сутенеров и святош… Среди них появятся разные секты. Многое я видел раньше, но понял только теперь».

Эти слова вложены в уста случайно спасшегося ездового артиллерийской батареи, в мгновение ока уничтоженной марсианами. Рассказчик уже встречался с ним раньше и теперь сидит с ним в одном из немногих уцелевших домов, слушая его рассуждения.

«Может быть, эти марсиане сделают из некоторых своих любимчиков, обучат их разным фокусам… Некоторых они, может быть, обучат охотиться за нами…Найдутся люди, которые с радостью будут делать это. Глупо думать, что не найдется таких». Рассказчик невольно соглашается с солдатом.

Здесь, впрочем, мы сталкиваемся с единственным, пожалуй, немного неловким местом в романе. И дело не только в том, что все эти рассуждения принадлежат простому солдату, а не самому рассказчику, которого нам рекомендовали как автора философских работ. Уэллс, видимо, отнюдь не случайно вложил эти рассуждения в уста человека из народа.

У артиллериста есть свой план спасения человечества. Люди, избежавшие марсианского плена, должны организоваться на военный лад и поселиться под землю. Им надо культивировать свою животную природу, чтобы выдержать суровые условия жизни и выращивать здоровое потомство. Неприспособленных и слабых будут выбрасывать. В результате человечество распадется на две «породы». «Те, которых приручат, станут похожи на обыкновенных домашних животных; через несколько поколений это будут большие, красивые, откормленные, глупые животные. Мы же, решившие оставаться дикими, рискуем совсем одичать, превратиться в больших диких крыс». Впрочем, может быть, этого удастся избежать. Надо постепенно завладевать знаниями, принесенными марсианами, потом захватить их треножники и отвоевать Землю…

В этом рассказе то и дело проскальзывают нотки, которые бы мы сегодня назвали фашистскими*, но рассказчик на первых порах совершенно заворожен планом артиллериста и лишь с трудом избавляется от этого наваждения, да и то ему помогает сам его нечаянный товарищ, - при ближайшем рассмотрении он оказывается отнюдь не тем сверхчеловеком, каким себя рисовал, а болтуном, лентяем и обжорой. Но этот способ дезавуировать его не самый удачный. Хотя таким образом, от разоблачения действительного положения дел в настоящем (неэффективное общество, слабые люди) прокладывается путь к антиутопии* (см. Казанцев указ. соч.)

Однако все это, к счастью, лишь разговор, завязавшийся между двумя людьми, уверенными, что Земля уже целиком попала под власть марсиан. Уэллс не берется подробно прорабатывать все эти предположения и придавать им какую-то наглядность. Он находит более счастливый конец. Марсиане погибли от микробов, к которым у них не было иммунитета. По мысли Уэллса, человек, в конечном счете, составляет некое единое целое со всей своей планетой. Он отвоевал право жить на ней, заплатив за это миллиардами жизней – начиная еще с доисторических времен, «и это право принадлежит ему вопреки всем пришельцам. Оно осталось бы за ним, будь марсиане даже в десять раз более могущественны. Люди не живут и не умирают напрасно». И все-таки тот факт, что марсиане погибли, по сути, случайно, и человеческие усилия оказались тщетны, должен насторожить и заставить задуматься любого здравомыслящего читателя. Примитивная техника, не способная противостоять технологиям высокоразвитой инопланетной цивилизации, общество, которое при столкновении с серьезной проблемой масштаба космической катастрофы, не способно консолидироваться и готово сразу скатиться до уровня первобытнообщинного строя – здесь есть над чем подумать людям, шагнувшим в третье тысячелетие. Мнение Уэллса относительно слабости человеческой цивилизации перед лицом грядущих опасностей разделяют и многие современные фантасты. По прежнему земляне не обладают должной долей общественного сознания. Мы все еще не ощущаем себя жителями единой планеты.

“Будущее, которое Уэллс изображает в «Войне миров» - это так называемое «экстраполированное будущее», иными словами, будущее, непосредственно, без вмешательства преобразующих жизнь воли и разума, вытекающее из настоящего. Это будущее, которое надо предотвратить. Уэллс не зря назвал свои ранний пессимизм «преднамеренным», а все им написанное, - призывом к переменам. Чтобы не пришло такое будущее, надо изменить настоящее. Уэллс в своих ранних романах никогда не сталкивает настоящее с тем будущим, о котором мечтает. Он сталкивает его с нежелательным будущим. Настоящее и это нежелательное будущее не узнают друг друга потому, что разделены сотнями тысяч, если не миллионами лет, но они в чем-то существенном очень сродни” (см. Кагарлицкий Ю.И. указ. соч. стр. 184-185). Нежелательное будущее – это повзрослевшее и состарившееся настоящее. То настоящее, которое в ходе лет оказалось на краю могилы. И надо заботиться, чтобы оно не увлекло за собой все и всех, кому еще жить и жить. А для этого приходится говорить самое неприятное, разрушать самодовольство обывателя, ставить его на место, пугать его, если простые уговоры не действуют. Может быть, хоть испуг пробьет его защитную броню?

У научной фантастики есть одно неоспоримое, на мой взгляд, свойство: рано или поздно фантастические прогнозы сбываются. Многие вещи, придуманные писателями фантастами, вошли в быт современного человека. Кто знает, может из далеких глубин космоса за нами внимательно следят, и недалек тот день… Урок, который по замыслу Уэллса должен был извлечь человек из «Войны миров» сформулирован в эпилоге: «нельзя считать нашу планету вполне безопасным убежищем для человека, невозможно предвидеть тех незримых врагов или друзей, которые могут явиться к нам из бездны пространства». «Вторжение марсиан не останется без пользы для людей; оно отняло у нас безмятежную веру в будущее, которая так легко ведет к упадку… оно способствовало пропаганде идеи о единой организации человечества».

Процесс глобализации в современном мире набирает обороты. У человечества уже сейчас появился «единый враг» - международный терроризм, с которым оно пока справляется не очень успешно. Что же ждет нас, если не дай бог, фантастика Герберта Уэллса станет реальностью?.. «Сумеем ли мы бороться и победить?»…

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

Кагарлицкий Ю.И. – «Вглядываясь в грядущее», М. 1989
Казанцев А.П. – «Великий провидец», вступ. ст. в кн. «Мир фантастики» М., Правда, 1988

Blog