Иглу универсализм и этноспецифика корейской культуры
| Вид материала | Документы |
- Фестиваль Корейской культуры в г. Казань Программа фестиваля Корейской культуры, 219.89kb.
- История корейской литературы до начала, 434.52kb.
- Научно-исследовательская работа кафедры педагогики иглу в проблемном поле медиаобразования, 139.82kb.
- Универсализм эстетического опыта, 634.93kb.
- Пхеньян столица Корейской Народно-Демократической Республики, 733.97kb.
- Литература к курсу корейской истории и культуры, 334.18kb.
- Социальный универсализм в русской историософии второй половины xix-начала, 627.3kb.
- Гуманистический универсализм как парадигма мировоззрения, 619.81kb.
- Все о корее краткий обзор, 616.58kb.
- Программа Дня иглу в моу «сош №27» г. Ангарска 12. 00 -12., 63.87kb.
В.В.Аникина, Иркутск, ИГЛУ
Универсализм и этноспецифика корейской культуры
В рамках представленной темы рассматривается возможность сосуществования в одной культуре, в одном языке универсальных и этноспецифических черт. Проявление этноспецифического очевидно обнаруживается на уровне определенного, конкретного языка. В свою очередь, универсализм свойственен формам мышления, присущим всем людям, независимо от их языковой принадлежности.
В.Е.Горшкова, Иркутск, ИГЛУ
Перевод кинодиалога в «тесном контакте» культур
Мы живем в поликультурном мире, проблемы которого усугубляются в контексте глобализации. Представим, к примеру, объединенную Европу и постулируемую свободу перемещения и трудоустройства, которым, как представляется, могут способствовать наличие единой европейской валюты, Европарламента и Европейского суда.
Но, почему же французы, живущие в непосредственной близости от испанской границы, отказываются говорить по-испански, а испанцы делают вид, что не понимают французский язык, даже проживая в пограничном с Францией городке Хироне? Почему англичане с противоположного французскому побережья Ла-Манша говорят исключительно на английском в магазинах г. Гавра, куда они достаточно часто заглядывают в целях покупки более дешевых товаров (в том числе английских), учитывая, что для этого им надо совершить всего лишь пятичасовое путешествие на пароме, обеспечивающем морское сообщение Сутамптон – Гавр? Достаточно поговорить с представителями отдельных европейских культур, чтобы в очередной раз осознать важность и неоспоримую значимость языка как средства межкультурного общения.
Но тема нашего исследования не предусматривает анализ языковой ситуации в Европе. Наша цель гораздо ýже и конкретнее – перевод кинодиалога в «тесном контакте» культур. Чем объясняется такая формулировка? Дело в том, что переводчик кинодиалога находится в ситуации непосредственного пересечения, как минимум, двух культур, требующей практически немедленной интерпретации, чего не происходит, к примеру, при восприятии переводчиком письменного текста, отличающемся возможностью более длительного прочтения и многократного к нему обращения. Не происходит этого и в ситуации собственно устного перевода, когда переводчик, в определенной степени избавленный от воссоздания художественно-эстетического эффекта, ограничивается информативным аспектом перевода. Что касается киноперевода, здесь переводчик находится в специфической роли рецептора и ретранслятора поступающей с экрана информации, причем его активная роль состоит, главным образом, в передаче вербальной составляющей указанной информации. Казалось бы, все просто. Но так ли это на самом деле?
Лучшей иллюстрацией к «тесному контакту» культур при переводе в кино может служить фильм режиссера Александра Рогожкина «Кукушка» (Россия, 2002), съемочная группа которого в 2004 г. была удостоена Государственной премии Российской Федерации в области литературы и искусства.
События фильма разворачиваются в 1944 г. за несколько дней до выхода Финляндии из Второй мировой войны. Фильм примечателен любопытным решением проблемы кинематографического пространства. Действие происходит далеко на карельском севере, что чем-то напоминает произведения А.Кристи, в которых автор искусственно ограничивает возможности передвижения героев (как правило, благодаря природным катаклизмам), усиливая тем самым интерес к происходящему и способствуя нагнетанию таинственности и загадочности происходящего. Но, если у А.Кристи все герои чаще всего относятся к одной лингвокультуре, то в фильме «Кукушка» на указанном ограниченном пространстве сходятся финн Вейкко, русский Иван и женщина Анни, представительница народа саамы (или саами), именование которого этимологизируется из финского языка как «жители окраинной земли».
Национальная принадлежность персонажей фильма не играла бы столь важной роли, если бы наши протагонисты владели единым, возможно четвертым, языком межкультурного общения, который позволил бы им адекватно понимать друг друга и не создавал откровенного непонимания и имеющих место конфликтных ситуаций. Однако это не так. Тот факт, что Вейкко и Анни территориально практически соседствуют и близки этнографически, абсолютно не способствует успеху их вербальной коммуникации. Саамы представляют собой совершенно самостоятельную этнографическую группу, занятия которой определяются сочетанием оленеводства, рыболовства и охоты. Строго говоря, даже с точки зрения антропологии общность финнов и саамов неоднозначна. Саамы принадлежат к лапоноидному типу. Его отличительными особенностями являются низкий рост, широкое лицо, темные волосы, глаза и пигментация кожи. Финны же, напротив, относятся к северной ветви евразийской расы, которой свойствен средний или выше среднего рост, округлое лицо, высокая частота светлых и русых волос, а также светлых глаз.
Наши персонажи оказались в едином и достаточно замкнутом пространстве волей случая и именно «его величество Случай» и определяет их взаимоотношения и развитие последних на протяжении фильма как своеобразного любовного треугольника, в основе которого лежит вербальное непонимание. Дело в том, что Анни, Иван и Вейкко в прямом смысле говорят на разных языках – русском, финском и саамском. И поэтому бывший капитан советской армии Иван никак не может понять, что пацифист Вейкко не «фашист», а просто был переодет в эсэсовскую форму перед тем, как его приковали к скале как снайпера-смертника, и только всепоглощающая воля к жизни позволила ему освободиться, заставив окончательно понять, что для него война закончилась. Непонимание приводит к тому, что Иван несколько раз делает попытки убить Вейкко и не достигает своей цели только из-за слабости после контузии.
Интересен момент знакомства персонажей. При первой встрече Вейкко и Анни принимают фразу Ивана «пшёлты» (от «Пошёл ты!») за имя Ивана. И даже по прошествии довольно большого периода времени, когда контакт, хотя бы относительный, все же устанавливается между протагонистами, Иван пытается объяснить, что его имя – Иван, что лишь смешит Вейкко, для которого все русские Иваны. Однако это не мешает ему в момент окончательного расставания назвать своего незадачливого врага «Пшелты Иван». В свою очередь, оба мужчины воспринимают звучание первых слов, произнесенных саамкой, как «Анни», хотя на самом деле ее по-саамски зовут «кукушка». Отсюда и название фильма, имеющее тройное значение. С одной стороны, «кукушка» (käki) – это прозвище финских снайперов (каковым и является смертник Вейкко), с другой – это имя главной героини, имеющее еще и дополнительное значение «баба-бобылиха», что в полной мере относится к Анни, уже пятый год живущей без мужа.
Как отмечалось выше, переводчик, в первую очередь, передает смысл вербального компонента кинодиалога. Но передача эта невозможна без учета визуального ряда, без учета общей поведенческой и речевой характеристики персонажей фильма. Своеобразный разговор «глухих» не всегда оказывается совершенно бессмысленным. Иногда имеет место определенная «точность попадания» по смыслу, особенно, если слова подкрепляются жестом или имеют место звуковые ассоциации.
Переводчику важно четко провести смысловую линию реплик каждого из протагонистов. Дело в том, что в приведенном диалоге, например, вскрывается суть мировидения трех представителей трех различных культур – саамки Анни и важность для нее таких жизненных ценностей, как брак, простота и ясность отношений; русского Ивана, потрясенного наветом, столь неестественно естественным в ту пору в его стране, всю жизнь находившегося под впечатлением встречи с Поэтом и уверовавшего в то, что и он имеет право писать; финна Вейкко, присутствие духа, практицизм и природная сметка которого постоянно выручают его во всех жизненных коллизиях.
Что касается понимания фильма как эстетического целого, не беда, что все трое с лингвистической точки зрения говорят на разных языках. Непосредственный человеческий контакт для них, выживших в абсолютно экстремальных условиях, важнее проговариваемых слов, важнее смысла сказанного в каждой отдельной реплике. На первое место выходят интонация, с которой слова говорятся, выражение глаз, жесты. Если убрать звук, визуальный ряд отражает мирно беседующих людей, и даже в голову не придет, что эти люди не понимают друг друга. Но поскольку главное достоинство художественного перевода заключается в произведенном художественно-эстетическом эффекте, этот эффект достигнут в полном объеме, и не без помощи переводчика.
Библиографический список
Саамы [Электронный ресурс]. – ссылка скрыта.
Лопари (саамы) [Электронный ресурс]. – ссылка скрыта
А.Д. Дармаева, Иркутск, ИГУ
Ценностный аспект фразеологии бурятского языка
Объектом исследования является фразеологизмы бурятского языка, которые выступают в функции хранителей культурной информации. В них находит отражение взаимосвязь и непрерывное взаимодействие культурной, языковой и ценностной картин мира. Во фразеологии бурятского языка обнаруживаются многочисленные пословично-поговорочные ФЕ, которые передают национальное своеобразие бурятского этноса, обусловленное экстралингвистическими факторами. ФЕ бурятского языка представляют собой особый пласт художественных средств, передающих в том числе и особенности индивидуального стиля писателя.
М.Б.Иванова, Иркутск, ИГЛУ
Место толерантности в коммуникативном пространстве контактирующих языков и культур
В рамках единого коммуникативного пространства контактирующих языков и культур процесс понимания осложняется за счет разного осмысления терпения, терпимости и толерантности, которые являются составляющими межкультурной коммуникации. Толерантность является категорией, объединяющей межкультурную коммуникацию и взаимодействие языков и культур. При взаимодействии разных лингвокультур возникают конфликты, обусловленные противоположностью мировоззренческих позиций, несовместимостью убеждений и верований. И толерантность возникает именно в конфликтных ситуациях, является переходным состоянием от конфликта к взаимопониманию и сотрудничеству, возможностью для взаимодействия. Впервые проблема толерантности возникла в западной цивилизации на религиозном уровне. Исторически это духовное явление, реакция на последствия мировоззренческого конфликта, ставшего предпосылкой религиозных конфликтов, которые и подготовили легитимизацию толерантности.
Рассмотрим этимологию слова толерантность. Оно происходит от латинского tolerantia — «терпение, терпимость». Толковые словари русского языка толкуют толерантность как терпимость к чужим мнениям, верованию, поведению. Терпимость определяется как способность мириться с кем-, чем-либо и как терпимое отношение. Терпимое отношение, согласно словарям, это «терпимое, мягкое отношение к слабостям и недостаткам другого» (URL: u/feb/mas/mas-abc/18/ma416613.htm), и соотносится со снисходительностью, милостью, милосердием, доброжелательностью, либеральностью. Способность мириться соотносится с такими близкими категориями, как великодушие, добро, сердечность, отзывчивость, чуткость, душевность, мягкость, готовность помочь. Мириться имеет значение «терпимо отнестись к чему-либо, прекратить состояние ссоры вражды с кем-либо» (URL: u/feb/mas/mas-abc/13/ma227513.htm). Терпение означает способность терпеть, стойко и безропотно переносить что-либо, также способность долго, упорно и настойчиво делать что-либо.
Приведенные значения понятия терпимость и терпение выражают идею преодоления конфликта, достижение консенсуса, но не являются тождественными понятию толерантность. Также в словарных статьях лексема терпимость как определение толерантности встречается чаще, чем лексема терпение. Это связано с тем, что терпение соотносится больше со страданием, долготерпением.
Толерантность понимается шире, чем терпимость и терпение, является гиперонимом по отношению к ним. В понятийном объеме терпимости и терпения заложен признак пассивности человека по отношению к воздействиям, которые на него оказываются. А толерантность – это проявление активного положительного отношения к «Другому», к различиям во мнениях, поведении, мировоззрении.
Изучение толерантности становится актуальным в современных условиях этнических, социальных, политических, религиозных различий, в условиях плюралистического общества и глобализации. Так, 16 ноября 1995 года была принята Декларация принципов толерантности ЮНЕСКО, в которой толерантность определяется как «уважение, принятие и правильное понимание богатого разнообразия нашего мира, форм самовыражения и способов проявления человеческой индивидуальности». Данное определение все же не выражает всей сути толерантности, так как уважение есть нечто большее, чем толерантность.
В связи с возросшим интересом к вопросу толерантности и с достаточно противоречивой природой этого понятия в современной науке дается множество различных дефиниций толерантности с различных точек зрения.
Так, толерантность трактуется как свойство сознания и поведения, как способность понять и принять различия, инаковость, как качество личности. Данные определения образуют на наш взгляд психическую составляющую толерантности.
Рассматривая толерантность как активное отношение к мнениям, убеждениям и верованиям другого, как продукт коммуникации и условие успешного диалога, мы говорим о ее коммуникативно-значимой стороне. Социально-значимая составляющая толерантности – это соблюдение условий содружества и ненасилия, переходное состояние от конфликта к взаимопониманию и сотрудничеству, определенная ступень социальной зрелости человека. Духовная ценность личности, готовой к взаимопониманию и сотрудничеству является морально-нравственной составляющей толерантности. Помимо всего толерантность неразрывно связана с межличностным и социальным взаимодействием и взаимопониманием. Достижением взаимопонимания определяется успешность этого взаимодействия, коммуникация. Таким образом, толерантность – это категория межкультурной коммуникации, которая учитывает взаимодействие языка и культуры, имеет 4 составляющих: психическую, коммуникативно- и социально-значимую, морально-нравственную.
В зависимости от способов дискурсивного проявления толерантности различают межконфессиональную, политическую, этническую, гендерную, межвозрастную, лингвистическую толерантность и др. Объектом нашего исследования является лингвистическая толерантность, которая наполняется своим особым содержанием и трактуется как тип речевого взаимодействия со специфическими лингвистическими единицами, противопоставленный вербальной агрессии, как единица концептосферы личностной пристрастности человека с положительной маркированностью по отношению к другому, партнеру по общению.
Факторами обеспечения лингвистической толерантности являются взаимопонимание в диалоге; терпимость друг к другу как к участникам речевого акта и терпение в плане способности выждать какой-то момент времени, чтобы найти взаимопонимание; выбор языковых средств с учетом специфики «противоположной стороны», стремление к комфортному самочувствию коммуникантов, стремление избегать конфликтных речевых ситуаций и умение выходить из них, используя речевые стратегии и тактики с положительной маркированностью.
В процессе коммуникации «адресанта» и «адресата», в котором они могут меняться ролями, можно наблюдать два вида проявления лингвистической толерантности. А именно, толерантность адресанта к адресату и толерантность адресанта к описываемому/обсуждаемому событию в сообщении.
Таким образом, определяя место толерантности в коммуникативном пространстве контактирующих языков и культур, мы ставим проблему лингвистической толерантности и способов ее проявления в языке.
И.В. Корогодина, Иркутск, ИГЛУ
Место концепта АНТИПАТИЯ в национальной концептосфере
Эмоции затрагивают все ипостаси человеческого бытия, включая его поведение, общение и познание. Всё, что представляет для нас хоть малейший интерес, вызывает в нас особую, пусть даже незначительную эмоцию. При этом человек предстаёт не только как биологическая особь, использующая эмоцию как «соматическую реакцию», необходимую для выживания, но и как личность, познающую окружающую действительность и мир себе подобных через призму личностной пристрастности.
По утверждению К.Э. Изарда, любое взаимодействие человека с миром начинается с симпатий или антипатий. Это говорит о том, что симпатия и антипатия присущи представителям каждой культуры. Антипатия– это комплексная эмоция, которая отражает негативное пристрастное отношение субъекта к фрагментам мира: агентам, объектам, событиям. Антипатия как комплексная эмоция включает в себя: неприятные ощущения / состояния физиологического характера – отвращение, неприязнь, сопровождаемые телесными реакциями такими как тошнота, паника или обморок, экспрессивными проявлениями (мимика, жесты) и чувства-отношения с ярко выраженными поведенческими характеристиками – вражда, ненависть.
Смесь эмоциональных состояний, испытываемая человеком при переживании антипатии, её физиологические, поведенческие и экспрессивные характеристики репрезентируется концептом. Этноцентрические концепты ориентированы на определённый этнос. Универсальные концепты культуры можно разделить на этические и эстетические с положительной и отрицательной оценкой. Этические концепты отражают представление человека о моральных ценностях, о том, что такое хорошо и что такое плохо и «регулируют взаимодействие человека с Другим (другими, социумом) (Арутюнова 2000: 54).
Наряду с этическими среди универсальных концептов выделяются и эстетические концепты. Эстетические концепты отражают представления носителей каждой культуры о красоте (прекрасном) и уродстве (безобразном). Рассмотрение данных концептов основывается на положении об антиномичности языкового существования концептов, что предполагает взаимодействие концептов и соответствующих антиконцептов, которые являются производными от базовых концептов и кореллируют с ними «по принципу отрицания» (Болдырев 2001: 84).
Помимо этических и эстетических среди универсальных концептов можно выделить эгоцентрические концепты, характеризующие внутренний мир человека – его интеллектуальную и эмоциональную сферы – и отражающие многообразие его отношений с реальной действительностью – социальной и материальной сферами.
Универсальные концепты культуры – эстетические, этические и эгоцентрические с отрицательной и положительной оценкой и этноцентрические концепты формируют национальую концептосферу – некоторое целостное и структурированное пространство, представляющее «мировидение, мировосприятие, миропонимание носителя языка» (Маслова 2004: 34). Из национальной концептосферы можно выделить концептосферу личностной пристрастности, которая «простирается во все основные модусы видения человеком мира и себя в этом мире» (Малинович 1996: 88).
Концепт АНТИПАТИЯ как структурно-смысловое образование репрезентирует всю совокупность знаний об эмоции «антипатия», отражающей негативное пристрастное отношение субъекта к фрагментам мира, является конституентом концептосферы личностной пристрастности – непосредственной составляющей национальной концептосферы. Концепт АНТИПАТИЯ относится к универсальным, эгоцентрическим концептам, характеризующим эмоциональную сферу человека, терминах отрицательной оценочности. Он является компонентом концептосферы эмоций, занимает определённую нишу в концептосфере личностной пристрастности – сфере проявления эмоций, воли, желания. Концептосфера личностной пристрастности входит в национальную концептосферу – целостное структурированное пространство, создающее основу для национального мировидения и оценки мира.
Библиографический список
Арутюнова, Н. Д. О стыде и совести // Логический анализ языка : Языки этики / отв. ред. : Н. Д. Арутюнова, Т. Е. Янко, Н. К. Рябцева. – М. : Языки русской культуры, 2000. – С. 54-79.
Болдырев, Н. Н. Когнитивная семантика: курс лекций по английской филологии; 2-е изд., стер. – Тамбов : Изд-во Тамб. ун-та, 2001. – 123 с.
Малинович, Ю. М. Семантика личностной пристрастности как одна из актуальных проблем современной лингвистики // Язык в эпоху знаковой культуры : тез. докл. и сообщений междунар. науч. конф. (Иркутск, 17-20 сент. 1996). – Иркутск, 1996. – С. 87-89.
Маслова, В. А. Введение в когнитивную лингвистику: учеб. пособие. – М. : Флинта : Наука, 2004. – 296 с.
Пак Кун Ву, Республика Корея
История существования иероглифической письменности и ее влияние на корейский язык
Взаимодействие контактирующих языков на территории корейской культуры и языка происходит наглядно в письменной форме языка. Определяется место китайской иероглифики в письменной традиции корейского языка. Предлагается анализ особенностей функционирования китайских иероглифов в корейском языке.
С. Н. Плотникова, Иркутск, ИГЛУ
Социальное пространство как коммуникативное пространство
В наши дни происходит нарушение устойчивой корреляции между социальным и физическим пространством. Социальное пространство начинает соответствовать не только физическому пространству – модель 1, но и коммуникативному пространству, то есть пространству общения, обмена смыслами, обмена информацией – модель 2.
Первая модель является традиционной социологической моделью; согласно ей, социальное пространство всегда должно воплощаться в определенном физическом пространстве, например, университет как социальное пространство должен воплощаться, объективироваться в зданиях, аудиториях, оборудовании, в людях, занимающих в нем определенные институциональные позиции и выполняющих различные социальные роли в рамках общей иерархической ролевой структуры.
П. Бурдье определяет взаимодействие физического и социального пространства, используя понятия проникновения и присвоения: физическое и социальное пространства проникают друг в друга, присваивают друг друга. Он пишет: «Социология должна действовать, исходя из того, что человеческие существа являются в одно и то же время биологическими индивидами и социальными агентами, конституированными как таковые в отношении и через отношение с социальным пространством, точнее, с полями. Как тела и биологические индивиды, человеческие существа помещаются, так же как и предметы, в определенном пространстве (они не обладают физической способностью вездесущности, которая позволяла бы им находиться одновременно в нескольких местах) и занимают одно место. Место, topos может быть определено абсолютно, как то, где находится агент или предмет, где он «имеет место», существует, короче, как «локализация», или же относительно, релятивно, как позиция, как ранг в порядке» (Бурдье 1993: 33).
Если в физическом пространстве человек занимает определенную площадь и имеет конкретную локализацию относительно других людей, то в социальном пространстве он занимает абстрагированную релятивную позицию по отношению к другим людям (выше других, ниже других, между ними, на одном уровне, на разных уровнях с ними и т. д.). По образному выражению Бурдье, каждое социальное пространство отдает «глухие приказы» структурам своего присвоенного физического пространства – приказы об искоренении и депортации ненужного, неприемлемого для данного пространства.
Согласно этой модели, социальное пространство не может мыслиться без физического: эти два типа пространств неразрывны, одно без другого не существует. Бурдье подчеркивает это очень четко: «Социальное пространство – не физическое пространство, но оно стремится реализоваться в нем более или менее полно и точно. Иначе говоря, физическое пространство есть социальная конструкция и проекция социального пространства, социальная структура в объективированном состоянии» (Бурдье 1993: 34).
Таким образом, согласно первой модели, любое социальное пространство может существовать лишь проецируясь на некое физическое пространство. Считается, что для существования социального пространства требуется постоянное физическое соприсутствие определенных людей и объектов на общей территории, при этом социальное пространство главенствует над физическим, присваивает его себе путем привлечения в него необходимых людей и объектов или, наоборот, устранения из него ненужных людей и объектов.
Наряду с первой, базовой, моделью в наши дни, в эпоху Интернета и других современных средств связи все более утверждается вторая модель, согласно которой социальное пространство организуется по коммуникативному принципу.
Коммуникативное пространство может мыслиться как совпадающее с эвклидовым пространством, в тех случаях, когда коммуниканты находятся рядом друг с другом, непосредственно видят и слышат друг друга. Вместе с тем, коммуникативное пространство может мыслиться иначе – как несовпадающее с эвклидовым пространством: как некая логическая сетевая среда, как виртуальная реальность, в которую человек погружен в качестве свободного индивида – свободного в том плане, что он обладает свободой слова.
Современная лингвистика предлагает теории, которые позволяют по-новому определить понятие свободы слова. Свобода слова предстает как дискурсивная и коммуникативная свобода, когда человек может свободно производить сообщения, дискурсы, и свободно реагировать на них вне зависимости от своего социального статуса и своего ближайшего окружения (Плотникова 2008).
Тем самым, социальное пространство человека расширяется, становится не только видимым, но и невидимым. В последнее время в среде ученых появилось выражение «Invisible College» - «Невидимый Университет» - оно означает, что исследователи, работающие в университетах в разных городах и в разных странах, то есть в разных физических мирах, общаясь друг с другом, как бы начинают работать в одном и том же, пусть и невидимом университете, то есть благодаря постоянной коммуникации люди создают для себя новый социальный мир, независимый от окружающей их социальной среды.
Подобное социально-коммуникативное объединение людей мы наблюдаем и в других сферах, в политике, в культуре, когда создаются обширные коммуникативные пространства, объединяющие по всему миру людей с одними и теми же политическими взглядами, с одними и теми же интересами или носителей одной и той же культуры; в этом смысле можно говорить, к примеру, о русскоязычном мире, англоязычном мире, романском мире и т.д.
Итак, в наше время социальный мир конституируется не только как физический, но и как коммуникативный мир. Социальное пространство начинает соответствовать не только физическому пространству, в котором оно объективируется в виде агентов, выполняющих определенные институциональные роли, оно начинает соответствовать также коммуникативному пространству, создаваемому свободно вступающими в общение людьми поверх физических границ, в виртуальной реальности.
Библиографический список
П. Бурдье. Социология политики. – М.: Socio-Logos, 1993.
С. Н. Плотникова. Языковое, дискурсивное и коммуникативное пространство // Вестник ИГЛУ. Сер. Филология Вып. 1: Язык. Культура. Коммуникация. – Иркутск: ИГЛУ, 2008.
Е.Ф.Серебренникова, Иркутск, ИГЛУ