Л. И. Сокиркиной издательство саратовского университета

ПРОБЛЕМЫ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ЯЗЫКА


ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПОВТОРЫ

В ФУНКЦИИ МЕЖФРАЗОВОЙ СВЯЗИ В УСТНОМ СПОНТАННОМ ДИСКУРСЕ

ПРИ ОВЛАДЕНИИ ВТОРЫМ ЯЗЫКОМ


Е.Н. Даштоян

Поволжская академия государственной службы им. П.А. Столыпина

Кафедра немецкого и французского языков


Фундаментальными категориями текста выступают связность и целостность. Грамматический аспект изучения структуры дискурса предполагает, по К.Ф. Седову, рассмотрение дискурса вне его когнитивно-культурологических функций [1; 24], т.е. как текст – «почти жестко фиксированную, передающую определенный связный смысл последовательность предложений, связанных друг с другом семантически, что выражено различными языковыми способами» [2; 28].

В центре исследования текстовой когезии находятся связи между предложениями, входящими в микротекст. Большинством исследователей центральным средством реализации межфразовых связей считается лексико-семантический повтор. Как справедливо отмечает М.И. Откупщикова, «повторение смысла – необходимое условие появления и существования текста» [2; 40]. Основной механизм его реализации – замещение (субституция), в ходе которого происходит «преобразование замещающего в заместителе под влиянием грамматических свойств последнего» [2; 55]. Рассмотрим разные виды проявления этого универсального для связной речи явления. Применительно к спонтанному монологическому дискурсу прежде всего необходимо различать собственно лексико-семантический (контекстный) повтор и ситуативное замещение. Ситуативные замещения связывают высказывание не с предшествующим текстом, а с реальной ситуацией общения. Механизм замещения здесь строится на употреблении дейктических элементов – наречий (типа тут, там, здесь), местоимений (типа этот, тот), частиц (типа вон, вот) и т.п. Контекстные повторы основаны на воспроизведении информации, имевшей место в предшествующем предложении.

По характеру осуществления замещения В.Г. Борботько различает разноименные и соименные повторы. «К группе разноименования относятся наименования одного и того же референта (предмета речи) в дискурсе различными способами. К группе соименования относятся средства, указывающие на отнесенность различных референтов к одной и той же семантической области» [3; 43]. Разноименные повторы включают в себя собственно повтор, прономинализацию (местоименный повтор), ноль-именова-ние (эллипсис), синонимический повтор и т.п. Характеристикой, показательной для овладения этой разновидностью межфразовых связей, следует считать степень синонимии средств субституции.

В разряд соименных повторов следует включить антонимический, топонимический (повтор на основе объединяющего пространства), повтор по сопринадлежности к множеству, гипо- и гиперонимический повторы и т.п. Нужно сказать, что по своей психологической природе соименные повторы предполагают более высокий уровень речевого аналитизма, по сравнению с разноименным повтором. В качестве определенного критерия степени связности текста посредством лексико-семантических повторов в целом К.Ф. Седов рассматривает категорию кратности повтора – средний показатель количества повторов, соединяющих одно предложение с предшествующим текстом [1; 99].

В своем исследовании лексико-семантических повторов в функции межфразовой связи в устном спонтанном дискурсе в условиях русско-немецкого учебного двуязычия мы используем методику К.Ф. Седова. Им выделяются следующие аспекты исследования:

а) степень ситуативности высказываний (соотнесенность в тексте дейктических и анафорических замещений);

б) своеобразие употребления разноименных повторов;

в) уровень кратности повторов в целом.

Информантами являлись студенты 1-го, 3-го и 5-го курсов, изучающие немецкий язык в качестве специальности. Материалом исследования служили 90 описаний сюжетных картинок (по 30 в каждой группе испытуемых). Представляет интерес сравнение речевого развития человека в онтогенезе и речевое развитие при овладении вторым языком (Я2). С.Л. Рубинштейн считал, что в основе становления устной связной речи в процессе онтогенеза лежит переход от ситуативных дискурсов к контекстным [4; 120]. С учетом того, что процесс овладения Я2 является процессом формирования «вторичной языковой личности» [5; 72], можно предположить, что в процессе развития речевого мышления при овладении Я2 также происходит переход от ситуативных дискурсов к контекстным.

Формальным показателем степени ситуативности текста, по К.Ф. Седову, можно считать частотность использования в речевом произведении дейксисов по отношению к общему количеству слов [1; 110]. В нашем исследовании наибольшее число ситуативных замещений содержится в текстах студентов первого курса (2,8%). В описаниях студентов третьего курса ситуативность дискурса снижается (2,1%). Ситуативное замещение здесь вытесняется анафорическим повтором и постепенно отходит к периферии средств текстовой организации. В речи студентов пятого курса дейктических элементов еще меньше (1,6%).

На основе приведенных фактов можно сделать предварительные выводы о функционировании лексико-семантических повторов в устной монологической речи при овладении Я2. Дейктические замещения, связанные с описываемой ситуацией, постепенно сменяются анафорическими контекстными повторами. Заметим, что ситуативность спонтанной монологической речи к пятому курсу уменьшается, но полностью не преодолевается, сохраняясь в качестве неотъемлемой характеристики устного дискурса.

Обратимся к рассмотрению динамики функционирования в речи студентов анафорических лексико-семантических повторов. Начнем свой анализ с разноименных повторов, основанных на замещении одного референта в разных предложениях текста [6; 24].

Разноименный повтор в исследуемых описаниях лучше всего проявляется в обозначении действующих лиц описываемых ситуаций. Местоименная репрезентация действующего лица рассматривается как один из синонимов. В нашем исследовании минимальные показатели частотности разноименных повторов по отношению к общему количеству предложений были получены при анализе описаний студентов первого курса (8,8%). Повтор здесь главным образом осуществляется в виде местоименной замены референта. В текстах студентов третьего курса частотность разноименных повторов возрастает до 26,2%, а у студентов пятого курса достигает 44,1%.

Следует отметить, что студенты первого курса еще слабо владеют разноименным повтором для связи предложений текста. По мере овладения Я2 к третьему курсу повтор становится одним из центральных средств построения когезии устного дискурса. Однако упомянутый ранее референт чаще всего заменяется личным местоимением в простом предложении. Студенты пятого курса в целом овладевают нормами использования разноименных повторов для построения межфразовых связей в устных дискурсах. Однако по-прежнему доминируют местоименные репрезентации действующих лиц как главный способ разноименного повтора. В отличие от студентов третьего курса замена референта здесь осуществляется не только личным местоимением, но и (в большинстве случаев) относительным местоимением в сложноподчиненном предложении.

Степень связности спонтанного монологического дискурса, реализуемой при помощи лексико-семантического повтора, наглядно показывает критерий кратности повторов, т.е. среднестатистический показатель количества анафорических повторов в одном предложении текста. Помимо показателей частотности лексико-семантических повторов (получаемых в результате деления числа повторов, имеющихся в тексте, на количество предложений, минус одно, первое предложение сверхфразового единства), представляет интерес и качественный анализ состава анафорических повторов (соотношение в них разноименных и соименных разновидностей).

В описаниях студентов первого курса кратность повторов составила 0,24. Это означает, что лишь четвертая часть предложений связана между собой при помощи лексико-семантических повторов. В текстах данной группы студентов используется лишь один тип повтора – разноименный. Для осуществления пространственной локализации студенты первого курса прибегают к дейктическим локальным ситуативным замещениям.

Кратность лексико-семантических повторов в описаниях студентов третьего года обучения увеличивается вдвое – 0,47, т.е. почти половина предложений текста связана с предшествующим контекстом. Основной тип повторов, употребляемых данной группой информантов, по-прежнему разноименный повтор, реализация которого не предполагает сложных текстовых обобщений. Однако, хотя и в незначительном количестве, в текстах появляются и соименные, главным образом топонимические повторы, которые конкурируют с дейктическими локализаторами.

Показатель кратности повтора в речи студентов пятого курса также увеличивается вдвое и составляет 0,98. Практически каждое предложение текста связано с предшествующим дискурсом хотя бы одним повтором.

Количественные показатели лексико-семантических повторов в речи студентов разных уровней владения Я2 даны в таблице.


Динамика использования лексико-семантических повторов в речи студентов

на разных этапах овладения вторым языком

Лексико-семантические повторы	Первый курс	Третий курс	Пятый курс
Ситуативные замещения	2,8%	2,1%	1,6%
Разноименные повторы	8,8%	26,2%	44,1%
Кратность повтора	0,24	0,47	0,98

Общая тенденция развития связности устных спонтанных дискурсов определяется увеличением кратности повтора. Приведенное описание наглядно демонстрирует увеличение в спонтанной речи студентов пятого курса роли соименных повторов. Топонимические лексико-семантические повторы (auf dem Balkon, auf dem anderen Balkon, direkt neben dem Balkon и т.п.) практически полностью вытеснили дейктические локализаторы. Кроме этого в описаниях появились более сложные по своей психологи-ческой природе гипо- и гиперонимические повторы, свидетельствующие о повышении в дискурсах студентов старших курсов уровня текстового обобщения.


БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Седов К.Ф. Дискурс и личность: эволюция коммуникативной компетенции. М.: Лабиринт, 2004.

2. Откупщикова М.И. Синтаксис связного текста. Л.: Изд-во ЛГУ, 1982.

3. Борботько В.Г. Элементы теории дискурса. Грозный: Изд-во Чечен.-Ингуш. ун-та, 1981.

4. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. М.: Учпедгиз, 1940.

5. Залевская А.А., Медведева И.Л. Психолингвистические проблемы учебного двуязычия: Учеб. пособие. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002.

6. Ионице М.П. Глоссарий контекстуальных связей (на материале французского языка). Кишинев: Штиинца, 1981.


ЧАТ-КОММУНИКАЦИЯ: ГИПОТЕЗЫ И ПОДХОДЫ

РОССИЙСКИХ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ

Н.А. Кубракова

Саратовский государственный университет

Кафедра английского языка и межкультурной коммуникации


Любому человеку, владеющему английским языком, знакома аббревиатура BC (before Christ), которая традиционно переводится на русский язык «до нашей эры». Любопытно однако, что в последнее время у нее появилась новая интерпретация before Computer («до компьютера») [1; 336]. Это не просто дань оригинальности. Подобное толкование указывает на то, насколько изобретение компьютера и создание Интернета изменило жизнь человечества. Исследователи рассматривают влияние компьютерных технологий на общество не только здесь и сейчас, но и пытаются наметить перспективы их развития: «Компьютер сегодня становится рядовым средством общения, а в будущем превратится в одно из основных средств коммуникативного воздействия. Если это действительно произойдет, то, помня, что «The medium is the message» (средство сообщения есть само сообщение), логика компьютерных сетей неизбежно начнет превращаться в логику общения современного человека. Тем самым «сеть сетей», т.е. современная технологическая база информационно-коммуникационных потоков, обещает стать эпицентром развития современной организации социума» [2; 51].

Из множества вопросов, связанных с компьютерными технологиями, нас прежде всего интересуют особенности Интернета как новой среды общения. Взаимодействие пользователей в сети сразу получило несколько названий (общение, опосредованное компьютером, интернет-дискурс, компьютерный дискурс, компьютерно-медийный дискурс, электронная коммуникация) и стало предметом исследования представителей различных областей знания: психиатров, психологов, социологов, философов и лингвистов. Так как родина Интернета – США, первенство в осмыслении общения, опосредованного компьютером, несомненно принадлежит американским ученым. В России подобные исследования начались значительно позже, но за последнее десятилетие накопился достаточный материал, который позволяет делать определенные выводы об основных характеристиках этого вида коммуникации и его национальных особенностях.

Изучение общения, опосредованного компьютером, осложняется тем, что Интернет – полисегментная структура, в которой сосуществует множество компонентов, отличающихся своим назначением, целями, организацией и характером представляемой информации. Одним из элементов этой системы являются электронные жанры. К ним традиционно относят форумы, конференции, электронную почту, электронные доски объявлений, сетевые дневники, ICQ и чаты. Предметом нашего исследования является чат, так как эта разновидность взаимодействия в сети в наибольшей степени сближается с повседневной коммуникацией. Соответственно общение в чатах мы будем далее называть чат-коммуникацией.

В одной из наших статей мы уже рассматривали основные подходы к анализу чат-коммуникации, которые были разработаны в Америке [3]. Настоящая статья служит своеобразным продолжением указанной работы и ставит своей целью знакомство с российским опытом в данной области.

Необходимо отметить, что так же как и на Западе, в России изучение общения людей посредством Интернет носит междисциплинарный характер. В связи с этим мы считаем логичным выделить основные направления исследований указанной сферы коммуникации, и в частности чат-комму-никации: психологическое, социологическое и лингвистическое.

Первыми к описанию общения, опосредованного компьютером, обратились психологи и психотерапевты, которые стремились оценить влияние Интернета на психику человека, его самооценку и собственное «Я» [410]. Наиболее полно круг проблем, которыми занимаются психологи и к которым им еще придется обратиться, очертил А.Е. Войскунский: «Например, в чем привлекательность работы с компьютерами и применения Интернета детьми и подростками? Какова психологическая специфика опосредствованной Интернетом коммуникативной, игровой и познавательной деятельности? Специалистами по психологии чтения и понимания практически обойден вопрос о том, какие психологические механизмы обеспечивают быстрый просмотр гипертекстовых структур человеком (т.н. browsing  одно из ключевых понятий для психологии Интернета), каким образом при этом осуществляется селекция, как отбираются полезные/значимые/пертинентные элементы и как принимается решение о переходе к просмотру следующего элемента. Не до конца проясненным остается психологический статус виртуальной реальности и возможной связанности ее, например, с проблематикой измененных состояний сознания и психоделического опыта. Правомерно ли утверждение о <наркотическом типе зависимости от Интернета> (интернет-аддикции)? Неизвестно, насколько справедливо распространенное убеждение, согласно которому увлечение компьютерными играми, и в особенности ролевыми групповыми играми (MUD¹), следует объяснять исключительно защитными тенденциями и стремлением к эскапизму. Открытым остается вопрос о том, как относиться к попыткам многих пользователей Интернета менять идентичность и создавать множественную “сетевую” идентичность» [5].

Данная общая для исследований интернет-общения проблематика раскрывается в различных работах применительно к чату как одному из способов взаимодействия пользователей наряду с on-line конференциями и MUDs¹. Из перечисленных выше вопросов самыми популярными среди психологов являются проблемы идентичности, соотношения мнимого и подлинного «Я», стратегии самопрезентации, анонимности, смены пола и интернет-зависимости [6, 7, 9, 10].

Все указанные явления связаны с конструированием виртуальной личности, что наиболее ярко представлено в чатах. Некоторые исследователи дают отрицательную оценку процессу создания виртуального «Я». В частности, В.А. Бурова, врач-психиатр и психотерапевт, утверждает, что «нормальные гармоничные люди, чаще всего, довольствуются реальным Я-образом как при общении тет-а-тет, так и по телефону или в чате» [8]. В то же время И. Васюков рисует более оптимистическую картину чат-коммуникации: «Несомненно, чатовская субкультура есть самый мощный, массовый и дерзкий вызов Интернет инертной и обюрокраченной культуре реального мира. Участник чата играет, творит себя и окружающих, придумывает (или транслирует) особый язык общения и ситуации, у которых никогда не будет одного автора» [10]. Комментируя неослабевающий интерес подростков к общению в самых разнообразных чатах, исследователь указывает на его значимость для развивающейся личности. Такой способ взаимодействия, по его мнению, для взрослеющего человека – своеобразный мостик к «более индивидуальным и утонченным сервисам Интернет» [10].

Даже при несовпадении точек зрения и при огромном разнообразии изучаемых вопросов усилия психологов, прежде всего, ориентированы на всестороннее рассмотрение личности пользователя, который осваивает новые формы общения в новой среде и неизбежно испытывает влияние процессов в ней происходящих. В то же время личность не существует отдельно – она состоит во множестве пересекающихся связей с другими личностями. Анализом этих связей и групп пользователей занимаются социологи. Мы остановимся на работах двух исследователей – В.Ю. Нестерова и С.В. Бондаренко [1115].

Одной из главных единиц здесь становится сетевое сообщество, или сетевой социум. В.Ю. Нестеров дает ему следующее определение: «Под сетевым социумом мы понимаем группу людей, взаимодействие которых протекает преимущественно в глобальных компьютерных сетях. Сетевые социумы следует отличать от сетевых социальных агрегатов, поэтому обязательной характеристикой сетевого социума является осознание своей общности, члены социума связаны общей идеологией, традицией и т.п.» [11]. В этой же статье рассматривается и универсальный механизм возникновения сетевых сообществ, который включает в себя создание определенной программной оболочки, заполнение этой оболочки пользователями, взаимодействие между постоянными пользователями, которое ведет к трансформации «социального агрегата» в социальную группу [11]. Отмечаются также нестабильность подобных сообществ, отсутствие ярко выраженной социальной структуры, ограниченное количество пользователей.

С.В. Бондаренко также занимается изучением сетевых сообществ и социальной структурой киберпространства. По его мнению, «социальная система киберпространства выступает как новая глобальная социальная общность» [12]. В своих работах С.В. Бондаренко ставит акцент на анализе микро- и макросоциальных сетевых сообществ, типологизации личностей в киберпространстве, социальных процессов модели социализации пользователей в киберпространстве. Исследователь отмечает специфический характер социальной общности киберпространства: «Социальная общность киберпространства является формой общественной жизни людей, впервые в истории человечества носящей глобальный, наднациональный, надклассовый и надполитический характер. При этом локальные общности могут иметь национальную специфику, отражать особенности политических режимов своих стран, и в этом состоит одно из проявлений диалектичности социальных отношений в виртуальной реальности» [12].

По мнению В.Ю. Нестерова, «о ситуации “человек в виртуальном социуме” можно говорить только применительно к полилогичным формам общения, прежде всего конференциям и чатам» [13]. В.Ю. Нестеров отмечает отсутствие тематики в чатах, подчеркивает фатический характер чат-коммуникации. В.Ю. Нестеров первым стал проводить параллель между общением в чатах и карнавалом: «Дело в том, что чат  это не что иное, как карнавал. Но не современный карнавал, а карнавал в его интерпретации М. Бахтиным, понимаемый как “сама жизнь, но оформленная особым игровым образом”. Чат карнавален по своей сути. Как и карнавал, описанный М. Бахтиным, чат  это отрицание реальной жизни, реальных статусов, общепринятых норм общения, да и в определенной мере просто реальных людей. Это игра условностей и условных персонажей» [14].

Одной из составляющих карнавального общения в рамках чат-коммуникации является виртуальный образ. Считается, что в условиях анонимности человек может создавать любого себя. При этом, как отмечает В.Ю. Нестеров, вступает в действие противоречивая тенденция. В чате общение реализуется через текст, пользователи лишены паралингвистических средств, к которым относят тембр речи, дикцию, жесты, мимику и т.д. Чтобы выйти из этой ситуации, были введены эмотиконы (специальные значки для выражения эмоций), написание фраз или отдельных слов заглавными буквами для обозначения повышения голоса, функции «Сказать» и «Сделать». Однако именно этот ограниченный набор дополнительных элементов предоставляет неограниченные возможности для самовыражения [14, 15].

В.Ю. Нестеров также утверждает, что не всегда пользователи в чатах довольствуются анонимностью и карнавальным общением. Несмотря на то, что в чате пользователь представлен виртуальным образом, эти образы созданы реальными людьми, и «каждый «виртуальщик» старается пробиться к реальному человеку, стоящему за заинтересовавшим его виртуальным персонажем» [13]. Такой стиль общения автор называет «доверительным».

Материал, который демонстрирует исследователям общение пользователей в чатах и в Интернете в целом, неисчерпаем и чрезвычайно интересен. Сейчас очень важно всесторонне осмыслить значение новой среды коммуникации для общества, особенно ее влияние на язык. Анализом подобного влияния занимаются лингвисты.

Одной из самых важных посылок для лингвиста является то, что взаимодействие пользователей в интернет-пространстве – это, прежде всего, общение на естественном языке, поэтому человек привносит в новую среду коммуникативный опыт, накопленный им в реальном общении. В по-следние годы появилось достаточно работ, в которых рассматриваются общие проблемы организации и параметров интернет-дискурса, а также отдельные жанры и компоненты, составляющие его полисегментную структуру [1635].

Чат-коммуникация, на наш взгляд, пока еще недостаточно изучена. Описанию этого электронного жанра, как правило, отводятся отдельные параграфы в монографиях, посвященных общим вопросам исследования интернет-дискурса [2932], или статьи, затрагивающие некоторые его аспекты или дающие общее представление о нем [1, 3335]. Рассмотрим указанные работы подробнее. Остановимся, прежде всего, на исследованиях, которые ставят своей целью выделение базовых характеристик компьютерного общения.

Е.Н. Галичкина в работе «Специфика компьютерного дискурса на английском и русском языках (на материале жанра компьютерных кон-ференций)» пишет о следующих признаках компьютерного общения: 1) электронном сигнале как канале общения; 2) виртуальности; 3) дистантности, т.е. разделенности в пространстве и во времени; 4) опосредованности (так как осуществляется с помощью технического средства); 5) высокой степени проницаемости; 6) наличия гипертекста; 7) креолизованности компьютерных текстов; 8) по преимуществу статусном равноправии участников; 9) передаче эмоций, мимики, чувств с помощью «смайликов»; 10) комбинации различных типов дискурса; 11) специфической компьютерной этике [29; 7374]. Автор кроме прочего рассматривает и жанры, присущие данному виду общения. Однако, сообразуясь с материалом исследования, подробная характеристика дается только компьютерным конференциям, чат же описан достаточно кратко. Тем не менее при более детальном анализе чат-коммуникации мы можем согласиться с Е.Н. Галичкиной, что указанные ею параметры компьютерного дискурса в полной мере присущи и интересующему нас жанру.

Другие характеристики компьютерного дискурса выделяет П.Е. Кондрашов в исследовании «Компьютерный дискурс: Социолингвистичекий аспект»: динамичность и процессуальность, коммуникативность, персонифицированность, ситуативную обусловленность, коннотативность, социальную и культурологическую заданность [30]. Через призму этих дискурсивных характеристик П.Е. Кондрашов так описывает чаты: «Итак, чаты как жанровая разновидность синхронного КД отличаются сверхвысокой динамичностью, коммуникативной ориентацией на фатическую и отчасти творческую функции, «карнавальной» (масочной) персонифицированностью, полилогичными и разнотемными ситуациями общения, выраженной коннотативностью, социальной свободой коммуникации» [30; 144].

В работе «Национально-культурные особенности электронной коммуникации на английском и русском языках», которая носит в большей степени описательный характер, Ф.О. Смирнов также останавливается на рассматриваемом нами электронном жанре. Предлагаемая им характеристика чата во многом повторяет описания, сделанные Е.Н. Галичкиной и П.Е. Кондрашовым. Однако она затрагивает одну из интересных проблем чат-коммуникации – сближение ее с устной речью при письменной форме существования. Ф.О. Смирнов придерживается мнения, что «чат, обладающий целым рядом характеристик синхронной межличностной коммуникации, остается весьма далек от привычной устной беседы», поскольку у каждого пользователя есть время обдумать или исправить высказывание или решить не отправлять сообщение [31, 45]. Эта особенность чат-комму-никации открывает новые горизонты пользователям и предоставляет обширный материал для исследователей: «Уникальная ситуация балансирования между письменной и устной коммуникацией, сочетание синхронного характера общения и коммуникативной дистанции, технологической новизны и привычного средства коммуникации (естественный язык) создают условия для расширения функций чата» [31, 46].

Указанная проблема более детально разрабатывается в монографии Г.Н. Трофимовой «Языковой вкус интернет-эпохи в России (функционирование русского языка в Интернете: Концептуально-сущностные доминанты)». Она следующим образом описывает сооношение устной и письменной речи: «В средствах электронной коммуникации инкорпорированы обе формы речи – и устная, и письменная. Письменная форма, благодаря техническим особенностям гипертекста, приобрела более высокую степень структурности, получила дополнительное пространственное измерение, приобрела интерактивность. Письменная фиксация устной формы привела к возникновению такого синтетического явления, как chat-talk-de facto, результата передать все особенности разговорной речи графическим способом, включая эмоции, усеченные разговорные фразы, особенности произношения и интенсивности тона («звуковое письмо»). Таким образом, в письменной форме происходит структурная перестройка, а в разговорной устной форме наблюдается попытка максимального сохранения ее изначальных особенностей» [32; 130].

Кроме проблем устной и письменной речи в компьютерном общении, Г.Н. Трофимова обращается к характерной для него тенденции к усилению разговорности, которая затрагивает все уровни языка. При этом максимальное сближение с разговорной речью наблюдается именно в чат-коммуникации: «Общение в чате – особый случай функционирования устной разговорной речи в ее письменной фиксации. Единое поле презентации реплик, хотя и в линейной последовательности, но все равно создает иллюзию устного спонтанного полилога, вербально запечатленного в пись-менном виде» [32; 171].

Г.Н. Трофимова также предлагает различные критерии, которые могут быть использованы для описания речевого общения в Интернете и, в частности, чат-коммуникации как одной из его разновидностей. Например, способы коммуникации в сети могут, по ее мнению, разграничиваться с точки зрения активности и пассивности, а для характеристики речевых актов служат такие признаки, как коммуникативная активность участников, их коммуникативные роли и коммуникативные цели, степень близости коммуникантов и т.д. При этом непременно учитываются все особенности, которые налагает Интернет на речевое общение пользователей [32].

Статьи лингвистов, посвященные изучению чат-коммуникации, можно разделить на две группы. В первую группу входят работы, которые дают общее представление о чат-коммуникации и основных ее характеристиках, во вторую – исследования отдельных аспектов этого электронного жанра.

К первой группе мы относим статьи М.Л. Макарова «Жанры в электронной коммуникации: quo vadis?» и Е.Н. Галичкиной «Прагмалингвистичекие характеристики жанра «чат» в компьютерном общении». В них в общем виде дается определение чата как синхронного способа взаимодействия в сети, в реальном времени, «здесь и сейчас»; отмечается отсутствие стержневой темы, употребление различных языковых формул для сближения с устной речью, использование знаков препинания и регистра для имитации интонации, возможность обращаться к определенному пользователю при помощи его ника, введение в текст сообщений, ремарок, описывающих действия участников чата [1, 33].

В работах С.В. Заборовской «Речевые маски в компьютерном общении» и М.Л. Макарова и М.С. Школовой «Лингвистические и семиотические аспекты конструирования идентичности в электронной коммуникации» затрагиваются более узкие проблемы [34, 35].

С.В. Заборовская обращается к использованию ников как начальному этапу создания речевых масок пользователями. Автор опирается на одно из важных условий чат-коммуникации – анонимность. Человек в праве не давать никаких сведений о своем возрасте, поле и социальном положении; он представлен только ником, своеобразной маской. Именно с вопросов о нике зачастую и начинается общение в комнатах чатов. «В дальнейшем ник может служить основанием для создания соответствующей нарративной маски, а может остаться лишь отправным пунктом начала коммуни-кации. И это всецело зависит только от коммуникативных целей и намерений субъекта коммуникации, скрывающегося за виртуальной личностью» [34; 44].

Чат-коммуникация дает неограниченные возможности для конструирования неповторимых виртуальных образов и масок, и успех в этом во многом зависит от творческих способностей пользователя, от степени владения языком, поскольку вся информация о нем считывается из текстовых сообщений, которые он отправляет в общее пространство чата: «Ведь именно то, как мы говорим, дает представление другому коммуниканту о том, кем мы являемся. Следовательно, для создания определенной маски в виртуальном общении необходима вербализация собственных мыслей и взглядов, которые складываются из отдельных реплик диалога в своеобразные виртуальные нарративы, раскрывающие виртуальные личности невидимых собеседников» [34; 43].

М.Л. Макаров и М.С. Школовая останавливаются на изучении двух видов графических приемов, свойственных компьютерному общению,  эмотиконов и акронимов. Рассматриваются их семантические особенности, функции, структурно-семантические отношения между эмотиконами и акронимами и вербальными составляющими интернет-дискурса [35]. Во второй части статьи авторы обращаются к языковым средствам, оформляющим процесс конструирования социальной идентичности, который в чате, как правило, связан с переходом «виртуальной личности из статуса «новичка» в «старичка» или «старожила»» [35; 367]. Исследователи также выделяют успешные тактики привлечения внимания, которые обычно усваивают пользователи в чате, упоминаются и неуспешные тактики.

Любопытно, что многие рассмотренные нами лингвистические исследования чат-коммуникации опираются на работы психологов и социологов в вопросах конструирования виртуальной личности, влияния анонимности и карнавальности на общение пользователей, что еще раз подчеркивает междисциплинарный характер изучения компьютерного общения.

В заключение хотим отметить, что, несмотря на возрастающий интерес к анализу отдельных разновидностей интернет-дискурса, чат-ком-муникация изучена фрагментарно, а некоторые выводы не учитывают разнообразия этого жанра. Представляется интересным анализ видов чатов, жанровой составляющей чат-коммуникации, типов коммуникативных лич-ностей и т.д.


БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Макаров М.Л. Жанры в электронной коммуникации: quo vadis? // Жанры речи: Сб. науч. ст. Саратов: Изд-во ГосУНЦ «Колледж», 2005. Вып. 4. Жанр и концепт. С.336352.

2. Михайлов В.А., Михайлов С.В. Особенности развития информационно-комму-никативной среды современного общества // Актуальные проблемы теории коммуникации: Сб. науч. тр. СПб.: Изд-во СПбГПУ, 2004. С.3452.

3. Кубракова Н.А. Чат-коммуникация: подходы и гипотезы американских исследователей // Лингвометодические проблемы преподавания иностранных языков в высшей школе: Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. Л.И. Сокиркиной. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2006. Вып. 3. С.8895.

4. Войскунский А.Е. Общение, опосредованное компьютером: Дис. … канд. психол. наук. М., 1990 (на правах рукописи).

5. Войскунский А. Е. Психологические аспекты деятельности человека в интернет-среде. 2000 ссылка скрыта

6. Жичкина А.Е. Социально-психологические аспекты общения в Интернете. 1999. ссылка скрыта

7. Жичкина А.Е., Белинская Е.П. Стратегии самопрезентации в Интернет и их связь с реальной идентичностью. 1999. ссылка скрыта

8.ссылка скрыта В.А. Некоторые аспекты общения в WWW-чатах русскоязычного Интернета. 2002. .narod.ru/texts/chats.html