Geum.ru

Н. Д. Потапова “Что есть истина?”: критика следственных показаний и смена исторических парадигм

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5
Союз благоденствия” и “тайное общество”: преемственность или объединение дел.

Еще одной важной для следствия дейктической диатезой стало временное противопоставление “тогда - теперь”. В воспоминаниях С.П. Трубецкой определил как компромисс свои показания утром 15 декабря, когда - уличаемый текстом Рылеева - он, с одной стороны, не отрицал “существование в России тайного общества”, но отнес его к прошлому, определив так некие ныне не существующие отношения: “тайное общество, которое хотело составить в России конституционную монархию, существовало некогда и потом разрушено. Остались некоторые рассеянные члены” - в их числе и указываемый следствием Пестель. Свои контакты с Рылеевым и Оболенским в настоящем - декабре 1825 г. он объяснил “прежним” знакомством, действия же их связаны с бывшим некогда “обществом” лишь “прежними намерениями”. (1: 6-7)

16 декабря, интерпретируя показания Трубецкого, Рылеев продолжал настаивать на существовании общества в настоящем - здесь и на юге у Пестеля. 17 декабря этим текстом будут уличать передопрошенного Трубецкого. Есть свидетельство мемуаров Трубецкого о том, что ему была представлена информация из рапорта Дибича (без указания на ее источник: Левашев “прочел многие подробности”), что косвенно подтверждается текстом записи его показаний61. В рапорте со ссылкой на Майбороду тоже говорилось, что начало общества лежит далеко в прошлом, но утверждалось и его продолжение в настоящем - через некую трансформацию: “более 10 лет назад началось и более и более увеличивается общество” составленное в начале под одним видом “общества просвещения”, но затем (после того как многие отклонились) продолжившее существовать доныне как “общество либералов”62.

Однако есть некоторые основания предполагать, что в этот день Трубецкому будет предъявлена информация еще одного текста. Запись его показаний Левашевым удивительно перекликается с текстом донесения М.К.Грибовского, представленного еще императору Александру I весной 1821 г. Донесение находилось среди бумаг канцелярии Александра, которые были вскрыты после его смерти63 (там же находилось донесение Дибича о Тугенбунде). В воспоминаниях С.П. Трубецкого есть косвенное указание на возможность “уличения” его текстом донесения Грибовского во время повторного и зафиксированного Левашевым допроса 17 декабря в Петропавловской крепости. В донесении, где перечислены “члены Союза Благоденствия” Муравьевы, Пестель, Трубецкой - следом назван Бибиков. Еще в ночь на 15 декабря, оправдываясь, что его действия днем 14-го во время восстания не были преступны, Трубецкой показал, что, в частности, навещал Бибикова. В воспоминаниях он укажет, что 17 декабря Левашев настоятельно спрашивал его об участии Бибикова в “тайном обществе”. Именно после этого допроса Левашев и записал скрепленные Трубецким первые показания, ассоциативно и терминологически перекликающиеся с донесением Грибовского. 19 декабря Трубецкой написал специальное письмо-показание, еще раз настаивая, что И.М. Бибиков, у которого он был днем 14 декабря, не был “членом тайного общества”. (1: 9-10)

Донесение Грибовского об “обществе Союз Благоденствия”, имевшем “особую книгу, по цвету обертки названною Зеленою книгою” помимо того перекликалось с полученным к 17 декабря рапортом Дибича от 11 декабря, в котором содержалось изложение на русском языке французского письма Вадковского Упомянутые в рапорте имена знакомых Вадковского - адресата письма (имя указано Шервудом) Пестеля, С.Муравьева-Апостола и Трубецкого перекликались с донесением Грибовского. В письме сообщалось, что “некто Толстой из Москвы... сказал ему, что Зеленая книга (“вероятно название какого-либо общества”, - допускал Дибич) сделала себе реформу и что она решительно против их общества”. Предъявление этой информации для уличения отрицавшего существование общества в настоящем Трубецкого вероятно.

Можно упомянуть так же о раздвоенности цели на “ближнюю и дальнюю”, которая представленная в ответах Е.П. Оболенского на вопросные пункты после допроса 27 декабря (1: 230-231) - в тот же день отмечается и в ответах А. Бестужева (1: 431-432). С одной стороны, это перекликается с рапортом Грибовского, но также является и указанием на определенное понимание архетипического образа “тайного общества”.

Так 17 декабря было закреплено, что “общество в прошлом”, переставшее существовать где-то в момент пребывания Трубецкого заграницей (с лета 1819 до осени 1821) имело “название Союз Благоденствия”. Надо сказать, что пограничные даты так и остались ассоциативными от 1819-21 в ряде показаний Е.П. Оболенского (1: 233) до 1822-23 у Орлова и Трубецкого (1:34), Рылеев же и вовсе укажет на период “после Семеновской истории” (1: 157). На начальном этапе в показаниях, наряду с четкой формулировкой у Комарова “Союз Благоденствия” встречается и ряд перифраз понятия “Благоденствия”: у Перовского “общество благотворительности”, Кавелина “общество, цель - благотворение”, Оболенского “Союз добра и правды”, Краснокутского “общество благоденствия”, - а двумя неделями позже у А. Крюкова перифраз цели “общество, известное под названием распространения просвещения” (что, возможно, восходило к формулировкам Майбороды).

Между тем, скажем Граббе, упомянутый в письме Вадковского и доносе Грибовского, отрицал организационный характер описанного “собрания небольшого числа лиц”. 3 января была проведена одна из первых очных ставок между ним и принявшим формулировку Комаровым, закончившаяся компромиссом: Граббе допустил, что прервал отношения, как только “ему показалось, что оно приняло форму общества и искать стали оному название”.64

Однако следствие больше всего интересовало “теперь”. 17 декабря в записи показаний Трубецкого сказано лишь о том, что после возвращения гвардии из похода в 1822 г. Н.Муравьев, Пущин и неизвестно когда “принятый” Оболенский выразили желание “нескольких членов собрать”. 23 декабря на первом допросе в Комитете Трубецкой вновь был “уличен” записью Левашевым показаний Вадковского и Свистунова и показанием Рылеева с интерпретацией визита Пестеля в Петербург. В результате, в показаниях Трубецкого также появилась сюжетная антитеза: роль антигероя выпадет навязанному ему имени Пестеля - образ “хитрого честолюбца” объединяет эти показания с теми, которыми его уличали - рылеевскими. Желанием противопоставить что-либо “безумным замыслам” Пестеля объяснит Трубецкой “восстановление общества”. Таким образом, с одной стороны, он не менял свои показания, продолжая настаивать, что в 1823 г. “общество здесь не существовало”, с другой - принимал версию следователя.

На следующий день Рылееву были представлены сведения о динамике общества во времени. Он признал, что однажды на “собрании” у Митькова его посетила “догадка”, что общество существует давно, и будто бы это подтвердил ему Пущин (последняя информация не проверялась - Пущин об этом не был допрошен). (1: 155) Следствию было не важно, правду ли говорил Рылеев, важнее было, что он собственноручно написал показание, формально совпадающее в деталях описания с показанием Трубецкого.

В итоге жестким формулировкам “рушилось/уничтожено/расстроилось” об обществе "здесь" случайно оказалась противостоящей начальная идея континуитета, продолжения общества у антигероя-Пестеля, что в конце декабря начнет интерпретироваться как продолжение Союза Благоденствия. 27 декабря дал показание о “введении и распространении общества во 2-й армии под названием Союз Благоденствия” Н.И.Комаров.65

Пестель к этому времени был уже арестован и допрошен при штабе 2-й армии будущим членом Следственного комитета А.И. Чернышевым. Они прибыли в Петербург почти одновременно, Пестель - с фельдъегерем. Расследование Чернышева было начато по донесению Майбороды синхронно петербургскому следствию. К этому расследованию командующим армии П.Х.Витгенштейном был привлечен также ген. И.В. Сабанеев, на несколько лет ранее расследовавший дело В.Ф. Раевского, где (тоже в связи с информацией Грибовского) фигурировало понятие “Союз Благоденствия”. Сообщения донесения Майбороды о преобразовании “общества просвещения” в “общество либеральное” вызвало ассоциации с Союзом Благоденствия. Однако в Тульчине Пестель все отрицал .

3 января в Петербурге Левашевым было зафиксировано принятие Пестелем предлагаемых формулировок: вступление в общество в 1816 г., имевшее правила Тугенбунда, которое по несогласию членов разошлось. Было зафиксировано и то, что он решился продолжать общество; в записи оно названо “Южное”. После допроса Левашевым он был дополнительно допрошен Чернышевым, в записи которого было закреплено: “Союз Благоденствия... есть наше общество”. Пестель с готовностью начал перечислять “слышанные” им где-то (!) названия: “Русские рыцари”, “Свободные садовники”, “общество малороссийское”, “Зеленая лампа”, “прочие тайные союзы Европы и Англии” (4: 82-83). 12 же января в развернутых ответах он крайне жестко формализовал и структурировал существовавшие отношения, определив свои связи как “Южный округ Союза Благоденствия”. Переопределяя так свои прежние показания, он будет настаивать на “единстве общества в двух округах”, противопоставив эту идею попыткам представить его “антигероем” в условиях правового диалога о “добре” и “зле”. (4: 97-99) Следствие устраивала высокая степень формализации описываемых в этих показаниях отношений. Они предъявлялись для “уличения” многим лицам, от которых требовалось признание в принадлежности к “Югу”: в результате, наименование “Союз Благоденствия” достаточно часто встречается в дальнейших показаниях о “тайном обществе Пестеля”.

Структура: понятия, образы или мифы.

“Отрасль” и “Управа”

Пространственный образ “тайного общества” был задан в первом собственноручном показании Рылеева от 14 декабря при помощи двух введенных им понятий: “Дума” и “отрасли”. Обобщенно-личная конструкция в этом показании (“каждый имел свои отрасли”) оставляла пространство для интерпретации способа построения “паутины связей”: из показания было не ясно, имелся ли в виду “каждый” - член общества или член Думы. Следующая далее конструкция “мою отрасль составляли... от них шли” указывала с одной стороны, на косвенное утверждение Рылеева, что даже он как член “Думы” знает только свою отрасль (это в сочетании с заданным публицистикой пониманием образа “тайное общество” наведет следствие на версию, что могла существовать и “главная дума”, а так же прочие в разных точках империи, что отразится в вопросных пунктах в конце декабря), с другой стороны - задавала образ карты, схемы - точек, соединенных линиями. Восходящий к архетипическому пониманию тайного общества образ цепочки, соединения нашел отклик и в показаниях Трубецкого того же дня, утверждавшего, что в некий момент в прошлом тайное общество было “разрушено” и “остались... рассеянные члены” (что одновременно коннотировало с масонским понятием “уснувшей ложи”). В ответах Н. Бестужева после допроса в Комитете 26 декабря на вопрос о “учредителях тайного общества” он обрисует предполагаемую структуру (в тексте предположительность передана вводным словом “полагаю”) при помощи метафоры реки: “источник в принятии... выше... далее...” (2: 63). С этим перекликается метафора “ветвей общества” в показаниях А.И. Якубовича от 25 декабря (2: 287).

Рылеевская указательная конструкция “от них шли” как бы перекликалась с относящимся к конкретному действию предлогом “через” в записи показаний Сутгофа (“...доставляемы были через Сутгофа наставления...”) (2: 121). Эти указательные конструкции с расплывчатым смыслом будут заменены следствием понятием “сношение/быть в сношении с”. Затем, в начале января появилось новое понятие - “непрямое сношение” (имелись в виду люди, лично не знакомые, но о которых подследственный вынужден был давать показания) (Впервые они встречаются в записи Левашевым допроса Лорера 3 января (12: 36)).

27 декабря А.И. Одоевский направил письмо императору с жалобой на фиксацию Левашевым его показаний: он настаивал, что на характерный для участников воинских беспорядков вопрос “не ввел ли его кто в заблуждение” (логика права диктовала выделение зачинщиков “бунта”) он ответил метафорой “je suis un chainon perdu” (“я погубленное звено”) и эта брошенная им метафора была интерпретирована и записана Левашевым как участие в “тайном обществе” (дословно в записи: “склонен войти в общество”), а слово “увлечен, извещен, принят или подобное” - как “принят” (“склонен”) (2: 250-51). Одоевский пытался возражать против сфабрикованного Левашевым термина “тайное общество”.

В записи Левашевым первого допроса Вадковского на эти отношения ассоциативно указывает метафора “живой цепочки”: “после некоторых обоюдных уверений... я дал ему руку в знак моего с ним содействия... он сдал меня на руки Трубецкому”. Обращает внимание неопределенность записи показаний, следствие так и не поинтересуется, в чем заключались, скажем, “обоюдные уверения”, а также метафоричность при описании отношений, определенных в формулировках следствия как “тайное общество... Северное и Южное”) (11:200-201). Образ рук часто встречается в показаниях. Так 2 января на вопрос о статусе Батенкова А. Бестужев ответил, уходя от однозначности смысла: “Батенкова принял на руки Рылеев... с ним обходились как с членом” (14: 42). В записи Левашевым допроса 3 января Н.И.Лорера сказано, что “принявший его”, “уезжая, сдал на руки” (36-37). Тизенгаузен, уличаемый в “членстве”, в середине января в письме предложил следователям самим решить, можно ли рассматривать как членство завершение беседы с С.И. Муравьевым-Апостолом тем, что тот, вскочив, протянул ему руку со словами “вы наш” (11: 262-63). Уличаемый на очной ставке в апреле Арбузов допустил, что как “прием его в тайное общество” можно рассматривать монолог Завалишина, наполненный подобными аллегориями: “спицы колес, струны, звенья цепи” (2: 48-49).

С 16 декабря меняется формуляр левашевской записи: вместо указания на предполагаемых “зачинщиков”, источника “внушения” появилась формула “кем и когда в общество приняты”, а так же вопрос “кого еще знаете” членами .Подобное определение отношений при фиксации оказалось результативно - следствию быстро удалось сфабриковать обширный “уличающий” материал. Однако взаимные указания так переплетались - в “тайном” обществе настолько многие оказывались знакомы, что потребовались объяснения этому явлению. 29 декабря нарисовавший было архетипический образ структуры общества М.Ф. Орлов (за основу, показывал он, - была взята “система иллюминатов: двое подчиненных и один вышестоящий”), объяснял наблюдение, что “все разветвления спутаны, каждый член был известен другому”, тем, что участники общества (факт участия он принимает) “до системы не доросли” и оказались “рассеяны по всему пространству без связи”.66

Синхронно в показаниях ряда членов обретает бытование иное, более формализованное описание структуры “общества” - но того общества, которое “существовало прежде, а ныне разрушено”. Это описание перекликается с текстом донесения Грибовского Александру I. Выше нами высказаны предположения о вероятностном влиянии информации этого текста на запись Левашевым допроса Трубецкого 17 декабря. В этой записи говорилось о разделении общества “на управы, состоящие не более 10 членов” с председателем и блюстителем в каждой.

Показание Е.П. Оболенского от 27 декабря перекликается с рапортом Грибовского в указании на принцип разделения “прежнего общества” - в зависимости от избранной стези - судопроизводства, просвещения, благотворения или гос. хозяйства, однако элементы этой структуры названы “отраслями”. Выше нами отмечалось, что Пестиель отождествил навязываемые ему в Тульчине следователями сведения о “Союзе Благоденствия”с расследуемым в Петербурге “Тайным обществом”. В записи Левашевым его показаний зафиксировано понятие “Южная управа”. Применявшееся в начале в показаниях о “бывшем обществе” понятие будет перенесено на отношения во 2-й армии. В показании 12 января Пестель переопределит структуру, выделив в “Южном округе Союза” три управы (Тульчинскую, Васильковскую и Каменскую) под “ведением Тульчинской директории” - так оказались номинативно связаны через членство в “управах” лица, разделенные многими километрами и практически не встречавшиеся (на первом допросе Левашевым Волконского будет зафиксировано “правило” встречаться один-два раза в год (10:99) - таким образом Левашевым была формализована объективная невозможность видеться чаще для лиц, командовавших воинскими соединениями, расквартированными на расстоянии не одних суток езды друг от друга). Показания Пестеля очевидно прямо или косвенно использовались для уличения после того, как на следствии выявились проблемы со сходным структурированием “Юга”. Так в записи произведенного в тот же день, 12 января, допроса А. Поджио “управы” пространственно привязывались к месту квартирования указанных членов: Линцам - Пестеля, Василькову - С.Муравьева-Апостола, Петербургу - Н. Муравьева (11: 34). В записи показаний Волконского понятия отрасль и управа также выступают как синонимичные: “отрасли на разрушение не согласились... я принадлежал к пестелевой управе, которая была в Линце”. Барятинский 15 января выделит “главные управы” в Петербурге, Киеве, Каменке, а “отрасли” почему-то в Тульчине и Василькове (10: 254). На следующий день в письме Левашеву он укажет на недостоверность этих своих показаний вследствие “плохого владения русским языком” - и признает, что, уличаемый следствием, размышлял, где бы могли быть подобные управы, если бы они действительно существовали, как это утверждалось следствием (10: 256-57). Об уличении свидетельствует формулировка в показании Давыдова от 22 января: “хотя я назван начальником управы”. Дабы избежать отрицания достоверности предложенных ему показаний, он воспользовался оговаркой, что управа в Каменке “существовала более в названии” (10: 184). Закреплением названий в показаниях и был занят Следственный комитет в это время.

“Дума” и “Директория”

Выше мы отмечали, что формализация описываемых отношений была задана в первых показаниях Рылеева. В этих показаниях он вводит новое для следствия, пока еще никем не упоминавшееся лицо - Трубецкого, сюжетно перенося на него и его “знакомства и связи” акцент. Рылеев изберет 4 центральных фигуры для описания, фокусировки отношений - Оболенского, себя, Н.Муравьева и Трубецкого; он ихопределит как “Думу тайного общества”. В его первых показаниях “дума” определялась только большим знанием “тайн” и тем, что в нее можно быть “избранным” (как это “произошло” с Рылеевым).

Главный антагонист Рылеева Трубецкой - именно так была его роль задана самим Рылеевым - отрицал утверждаемое Рылеевым существование “общества” в настоящем. Однако к 17 декабря в Петербурге был получен второй рапорт Дибича от 11 декабря. В рапорте излагалось написанное по провокацииИ.В. Шервуда письмо Ф.Ф. Вадковскоо, где фигурировало и имя Трубецкого. В этом письме автор не рекомендовал открываться (в оригинале -ne pas s’ouvrir) Трубецкому - бывшему сослуживцу Вадковского по Семеновскому полку. Однако автор рапорта ссылался на устную передачу Шервудом слов Вадковского, что на самом деле он считает Трубецкого “одним из усерднейших членов”. В этом рапорте речь шла о существовании в обществе степеней - бояр. Уличаемый одновременно и показаниями Рылеева, и сведениями рапорта, Трубецкой так свяжет два услышанных понятия: “Состав оного общества”, существовавшего в прошлом, “называем был думою, сочлены оного боярами”. (То что “бояре” составляют “Думу” подсказывала аллюзия “Боярской думы” из “Истории Государства Российского”.) Уже в первые дни понятие “дума” используется в пока нефиксированных вопросах следствия, на что указывают, прежде всего, отрицательные конструкции, выражающие незнание об этом явлении: на незнание укажут Якубович и Вяземский, в записи показаний Каховского речь идет о некой “южной думе”, А.Бестужев введет понятие “дума” в свои ответы 27 января с характерной оговоркой “так называемая дума” - понятие диктовалось уже вопросными пунктами.

Наряду с понятием “бояре”, из изложения письма Вадковского в рапорте Дибича от 11 декабря на следствие придет понятие “Директория”. 22 декабря в записи Левашевым первого допроса Вадковского оно будет соотнесено следствием с рылеевским понятием “Дума” (Левашев вычеркнет его из предложения: “дума господствующая точка южная составлена из трех председателей”, - приписав сверху “Directoire occulte”). Понятие “Главная/господствующая/центральная точка” в это время встречается в ряде зафиксированных Левашевым показаний и принадлежит языку следователя. Термин же “Directoire occulte2 принадлежит Вадковскому. Подлинник его письма, в котором было зафиксировано это французское понятие еще не был доставлен - Дибич привезет его в Петербург лишь несколько дней спустя. Сквозь формулировки следствия в записи Левашевым, таким образом, проступает настояние Вадковского на мистическом характере связывавших его с Пестелем отношений.

В текст записи показаний Вадковского Левашеввключил кроме того введенные Рылеевым пространственные ориентиры - “южное общество” и его логический антипод “северное”. Эти показания были, очевидно, предъявлены Трубецкому на первом допросе в Комитете 23 декабря. В результате этого допроса имя Пестеля оказалось как-то соположено в представлении Трубецкого с понятием “Директории” (понятие будило ассоциации из истории Франции). Трубецкой интерпретирует его как элемент размышлений Пестеля о будущем устройстве “временное правление... должно состоять из пяти директоров облеченных во всю верховную власть на неопределительное время” (речь шла о последней встрече - разговорах с ним в Петербурге в начале 1824 г. На следующий день, 24 декабря, был подвергнут первому допросу в Комитете Рылеев. Тема - референция на очередные показания Трубецкого о Пестеле. Реминисценции в тексте указывают на продолжение своего рода “цитатной дуэли” на расстоянии (через трансляцию следователей) между Трубецким и Рылеевым. То, что, согласно показаниям Трубецкого, в представлении Пестеля некое “правление/власть должно состоять из директоров” (у Трубецкого - своего рода описание “будущего в прошедшем” - но будущего России) было отнесено Рылеевым к структуре “общества Пестеля”. Он интерпретировал понятие “Директория” как своего рода структурный антипод “Северной Думе”. После этих допросов Трубецкому, вероятно, было указано на общую неудовлетворительность его показаний, - в своих дополнениях от 26-27 декабря он соединил две интерпретации “Директории в понимании Пестеля” - своего футуристического и структурного рылеевского: “Пестель садился в Директории” будущей России. (1: 6-21; 153-160)

На допросе Пестеля 3 января понятие “директория” было зафиксировано Левашевым применительно к польскому обществу (4: 82-3). На следующий день в комитете первый раз был допрошен Вадковский. Помимо прочего, от него требовалось уточнить, кто и где составлял “директориат”, упоминаемый в его письме. - Вадковский, оговорившись, что не всегда “соображал” свои рассказы “членам” с истиной, покажет, что только пару раз слышал о том, что “правит всем невидимый Директориат (Directoire occulte)”. То, что в записи его показаний Левашевым были указаны как члены “Директората” Пестель и генерал-интендант 2-й армии, имени которого он даже не знал, Вадковский попытался объяснить как свою догадку. (11: 211) В вопросных пунктах послепервого допроса в Комитете 5 января Н.М. Муравьева понятие “Директории” употреблено в значении рылеевского понятия “Думы”: “Обо всех членах и Директориях, вам известных здесь, в России находящихся, так равно и Польского и вообще Иностранных имеющих сношение со здешним”. Из вопроса это понятие перейдет и в ответ Н. Муравьева: “Директорий известных мне в России я показал” (таким образом он отсылал к записи Левашева, где, правда, было зафиксировано понятие “Дума” и левашевское “центральные точки”).

12 января оговорки Вадковского отразились в следующей постановке вопроса на первом допросе в Комитете Пестелю: “Вы ли с Юшневским, или еще кто кроме вас составляли ту невидимую директорию (Directoire occulte) которые таинственно действовали на всех прочих, и как далеко простиралась власть ваша в деле общества”. В преамбуле к вопросным пунктам Пестелю указывалось на убежденность следствия, что все описываемые в вопросах обстоятельства “непременно должны быть” ему “известны и доказать искренне чистосердечие”, к которому апеллировал сам Пестель, накануне отправляя в Комитет ходатайство о разрешении дальнейшей службы, на успех которой в отличие от предыдущего царствования он вдруг стал уповать. В данных после этого допроса ответах Пестель, как сказано выше, крайне формализует все описываемые отношения. Слухи и догадки о роли Пестеля в процессе расследования каким-то образом коснуться подследственных, - в воспоминаниях А.Е. Розена передан слух о том, что Пестель “поучал” следователей, как нужно задавать вопросы, чтобы получить искомый результат.67 12 января, среди прочих элементов “организации” Пестель выделит “Южный Округ Союза Благоденствия”, который “ управлялся Главною/Тульчинскою Управою или Директорииею” (4:111).

Термин Директория в конце января оставался актуальным в языке следствия. В Записи Левашевым показаний Волконского 14 января (10: 256) и С.Муравьева-Апостола 21 января (4: 261) , а так же в постановке вопроса Юшневскому от 19 января он использован для описания Польского общества В записи Левашевым 17 января показаний М.Муравьева-Апостола как “директоры северного общества” определяются Н.Муравьев, Оболенский и Трубецкой (рылеевская “Дума”) (9: 189). Интересное понимание термина “директория” содержится в ответах арестованного по показаниям Вадковского И.Ю.Поливанова. Он определит как “Directoire National” объясняемое Пестелем “распределение земель на равные участки” (13: 52)

Несколько дней спустя, с благодарностью за предоставленные ...условий содержания, М.Муравьев-Апостол направит письмо с “развитием” показаний, где понятие “Директория” применено в значении Пестелевских показаний от 13 января (“удостоверяющих” догадку Вадковского) (9: 200-201), также как и в записи Левашевым показаний С.Муравьев-Апостол от 21 января. С 25 января понятие “Тульчинская директория” закрепляется в вопросах следствия Волконскому, Барятинскому, Авраамову, И. Поджио, Заикину, Бестужеву-Рюмину, С.Муравьеву-Апостолу, М. Муравьеву-Апостолу, Арт. Муравьеву, Враницкому, А.Поджио, Фохту. (Бестужев-Рюмин определит по аналогии и “думу” как директоров) Однако, наряду с описанием Тульчинского “центра”, понятие “директория” в этих вопросах закрепляется и применительно к описанию управления предполагаемым Польским обществом.

В.Л. Давыдов (где то между 21 и 24 января - после допроса Левашевым и до получения вопросных пунктов комитета с указанием на структуру тайного общества как она “известна” следствию), определит “директорию” как одну из возможных форм правления, наряду с представительной монархией и президентом о которых “помышляли”, задумывались те его знакомые, кто ныне под следствием. Лишь 24 января вопросы комитета “указали” ему, что имеется в виду: “Пестель, который более всех писал о правлении, и казался первым членом, или лучше сказать был одним из Директоров”, - написал Давыдов (10: 189). А.Поджио, рассказывая о “планах тульчинской директории” вдруг использует этот образ для описания временного правления: “Давыдов мне говорил о намерении общества назначить Николая Семеновича Мордвинова членом в Директорию по совершении Революции” (11: 60). Понятие закреплялось после признания того, что описываемые отношения являются “обществом” - у Басаргина 2,5 месяца несмотря на тяжело переносимое им одиночное заключение отрицавшего то, что “масонское общество благоденствия можно определить как “тайное”, а связи со знакомыми ему Пестелем и Юшневским, несмотря на то, что он мог и сказать им про это общество, поскольку рассказывал многим и не делал тайны, носили формальный характер, примет формулировки следствия лишь к началу апреля (12: 282-290).

Нужно отметить, что сталкиваясь с вопросом следствия о персональном составе какой-то “Думы” или “Директории” ряд лиц выражает готовность назвать себя, очевидно полагая, что их именно в этом “уличают”. Таковы показания А. и Н. Бестужевых, Пущина. (Место Пущина в “структуре общества” было во многом не понятно, поскольку Рылеев часто ссылался на него и, в конце концов, оказывалось, что он все узнавал от Пущина. Это особенно обращало внимание в контексте архетипического понимания тайного общества - общества, где обычные члены не допущены к знанию много, на чем настаивал в показаниях и сам Рылеев. Долго “искало” следствие третьего (кроме Пестеля и Юшневкого) “директора” в “Директорию” Пестеля: в записи допроса Левашевым Вадковского значится, что тот “не вспомнил” его, затем Трубецкой показал, что это место Пестель предлагал ему. Когда же в середине января Следствие одновременно сконцентрировало внимание на роли Н.И. Тургенева в “тайном обществе”, собирая на него обличительный материал, его определят как члена Думы Оболенский и Бестужев-Рюмин.

Думается перед нами два явления. Во-первых, результат описанной вышепрактики “уличения” информацией из уже полученных показаний в целях закрепления формулировок. Но так же в формировании представления о “структуре общества” можно усмотреть и следы перевода на русский язык некоего французского понятия, на которое более или менее определенно указывало следствие. Не всегда русский язык следствия вызывал адекватную теме допроса ассоциацию. Ассоциации эти были связаны с образным представлением о модели тайного общества.