Российская академия наук

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 15

§ 1.2. Классификация юридических презумпций

Правовые презумпции можно классифицировать по следующим основаниям:

по факту правового закрепления выделяют презумпции правовые и фактические;
по возможности опровержения презумпции бывают опровержимые и неопровержимые;
в зависимости от роли в правовом регулировании презумпции делят на материально-правовые и процессуальные.
по сфере действия: общеправовые, межотраслевые, отраслевые.

Можно выделить и другие основания классификации правовых презумпций, например, по стадиям правоприменительного процесса, по субъектам, на защиту интересов которых направлены правовые презумпция.

§§ 1.2.1. Презумпции фактические и юридические.

Сама постановка вопроса о выделении фактических презумпций при классификации юридических презумпций в известной мере условна. Как справедливо отмечает Н. Ф. Качур, фактические презумпции, как явления не правового характера, находятся вне сферы права, а потому не могут быть разновидностью юридических презумпций^¹⁰⁹. Вероятно, этим вызвано утверждение В. П. Воложанинова о том, что излишне делить юридические предположения на фактические и законные^¹¹⁰.

Законные презумпции - это предположения, прямо или косвенно закрепленные в нормах права и имеющие, поэтому, юридическое значение^¹¹¹. Соответственно фактические (естественные) презумпции (presumptio hominis) не закреплены в нормах права и не имеют обязательного характера. Фактические презумпции являются суждениями (обобщениями) житейского опыта.

Л. М. Васильевым предложено классифицировать фактические презумпции на действительные и мнимые. Существование действительных фактических презумпций, по утверждению Л. В. Васильева, связано с использованием знаний, нашедших закрепление во всеобщих общих и частных законах развития природы, общества и мышления.^¹¹² Представляется, что этот автор под действительными фактическими презумпциями имеет ввиду дедуктивные суждения, которые не могут быть отнесены к презумпциями. Презумпции являются обобщение жизненного опыта, т. е. относятся к индуктивным суждениям. Поэтому представляется нецелесообразным подразделять фактические презумпции на действительные и мнимые.

Фактические презумпции взаимодействуют с правом, как минимум, по двум направлениям. Во-первых, фактические презумпции как обобщения жизненного опыта являются основанием для принятия и формулирования ряда правовых норм. Иными словами, фактические презумпции определяют мотивы законодателя для принятия правовых норм. Во-вторых, фактические презумпции в судебной практике используются при оценке доказательств.

Правовые презумпции могут получать как прямое закрепление в законе, так и косвенное. В ряде случаев бывает довольно сложно определить, являются ли презумпции судебной практики фактическими или правовыми, но имеющими косвенное закрепление. При косвенном закреплении презумпций они выводятся путем толкования законодательства.

Ярким примером является презумпция государственной собственности, существовавшая в советском праве. Презумпция государственной собственности впервые была сформулирована в определении ГКК Верховного суда РСФСР от 11 марта 1924 г. и подтверждена 29 июня 1925 г. Пленумом Верховного суда РСФСР. Эта презумпция не имела прямого нормативного закрепления в законодательстве того периода и оправдывалась нормой о том, что бесхозяйное имущество переходит в собственность государства.^¹¹³

Другим примером выведения правовой презумпции путем толкования является позиция Конституционного суда Российской Федерации относительно вины налогоплательщика^¹¹⁴. Таким образом, одна из центральных презумпций налогового права – презумпция невиновности налогоплательщика была выведена Конституционным судом Российской Федерации путем толкования положений Конституции России.

Презумпции, получившие закрепление в Постановлениях КС РФ, приобретают обязательный юридический статус для всех правоприменителей, т. к. входят в правовую позицию КС РФ. Конституционный суд РФ в Постановлении от 16 июня 1998 г. № 19-П указал, что правовые позиции Конституционного суда РФ обязывают всех правоприменителей, включая суды, действовать в соответствии с такими правовыми позициями^¹¹⁵.

Научный и практический интерес представляет вопрос о том, к какому виду презумпций – фактическим или юридическим относятся презумпции, используемые правоприменителем при толковании налогового законодательства. Актуальность этого вопроса обусловлена тем, что при признании презумпций толкования правовыми они будут обязательны для любого правоприменителя.

Дореволюционный исследователь Е. В. Васьковский писал, что при толковании двусмысленных норм нужно руководствоваться тремя правилами или предположениями о том, что законодатель справедлив, целесообразен, милостив.^¹¹⁶

В практике российского законотворчества нередки ситуации, когда существенный элемент налогового обязательства определен не четко, не достаточно ясно. В этой связи, в литературе было высказано предложение о том, что в законе, определяющем принципы налоговой системы, должна быть установлена четкая презумпция правоты налогоплательщика, поступающего в подобной ситуации наиболее выгодным для себя образом.^¹¹⁷

Законодатель воспринял эти предложения в п. 7 ст. 3 НК РФ, где предусмотрено, что все неустранимые сомнения, противоречия и неясности актов законодательства о налогах и сборах толкуются в пользу налогоплательщика (плательщика сборов).

Таким образом, любой правоприменитель при толковании нормы налогового законодательства обязан исходить из наиболее благоприятного для налогоплательщика смысла нормы. Иными словами, если при толковании обнаруживается два возможных понимания смысла нормы налогового законодательства, то налогоплательщики вправе, а правоприменительные органы обязаны руководствоваться наиболее благоприятным для налогоплательщика смыслом нормы. Поступать так обязывает презумпция о том, что законодатель при формулировании нормы налогового законодательства стремился в наименьшей степени ограничить права собственника (налогоплательщика)^¹¹⁸.

По мнению И. В. Цветкова из п. 3 ст. 7 НК РФ следует презумпция правильности действий налогоплательщика в случае неустранимых сомнений, противоречий и неясностей актов законодательства о налогах и сборах^¹¹⁹. Как представляется, предложенное название – “презумпция правильности действий налогоплательщика” представляется не совсем адекватным сути описываемой правовой презумпции.

Более предпочтительным представляется использование термина “презумпция правоты налогоплательщика”^¹²⁰, т. к. это название указывает не только на оценку конкретных действий налогоплательщика, но и на обязанность толковать законодательство при его неясности благоприятным для налогоплательщика образом. Последний аспект презумпции правоты налогоплательщика позволяет ряду авторов на основании п. 3 ст. 7 НК РФ утверждать о существовании презумпции толкования в пользу налогоплательщика всех неустранимых сомнений, противоречий и неясностей актов законодательства о налогах и сборах^¹²¹. Как думается, использование комплексного понятия “презумпции правоты налогоплательщика” позволяет охватить как аспект наиболее благоприятного смысла нормы, так и аспект правомерности конкретных действий налогоплательщика при неясности законодательства. Поэтому этот термин представляется наиболее удачным.

Как думается, презумпция правоты налогоплательщика (собственника) вытекает не только из п. 7 ст. 3 НК РФ, но имеет и конституционное основание. Согласно ст. 2 Конституции РФ человек, его права и свободы являются высшей конституционно-правовой ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства. Эти положения Конституции РФ получают свое развитие в ст. 18 Конституции РФ, где предусмотрено, что права и свободы человека и гражданина определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием. Таким образом, именно права налогоплательщика, а не его обязанности, определяют смысл и применение налогового законодательства.

Все вышесказанное позволяет считать презумпции толкования налогового законодательства правовыми презумпциями, т. е. обязательными для правоприменителей – налоговых органов и судов.

Эта точка зрения находит поддержку в литературе. Например, И. В. Лабутичев полагает, что при полном совпадении составов наказуемых деяний правоприменитель, пользуясь правилами толкования норм права, из двух одинаково справедливых и одинаково целесообразных норм должен избрать более милостивую.^¹²²

§§ 1.2.2. Презумпции опровержимые и неопровержимые

Опровержимые законные презумпции – это презумпции, в отношении которых закон допускает возможность опровержения и которые считаются истинными пока иное не установлено. Неопровержимые законные презумпции – это презумпции, опровержение которых не допускается. Правило, закрепленное такими презумпциями, считается истинным и опровержению не подлежит.^¹²³

Отношение к неопровержимым презумпциям в литературе неоднозначное. Многие авторы или отрицают существование таких презумпций в праве, или утверждают, что неопровержимых презумпций в праве не должно быть. Основной упрек в адрес неопровержимых презумпций состоит в том, что они, по мнению ряда авторов, противоречат принципу объективной истины.^¹²⁴

Негативное отношение к неопровержимым презумпциям из-за противоречия принципу объективной истины берет свое начало с тех времен, когда в юриспруденции шла борьба против теории формальных доказательств. Как известно, многие формальные доказательства были построены на неопровержимых презумпциях. Так, по мнению противника теории формальных доказательств немецкого ученого ХIХ века Эндемана, всякая презумпция, выступающая с требованием быть приемлемой во всех без исключения случаях представляет опасность для достижения материальной истины, ибо нет такого вполне безошибочного заключения от одного факта к другому, которое в известных случаях не представлялось бы убеждению суда весьма маловероятным.^¹²⁵

В отечественной литературе противниками неопровержимых презумпций были Я. Л. Штутин^¹²⁶, К. С. Юдельсон^¹²⁷, А. П. Сергеев^¹²⁸. И. О. Иоффе и М. Д. Шаргородский полагали, что неопровержимые презумпции порождают чуждый социалистическому праву формализм, и потому нашему законодательству неизвестны.^¹²⁹По мнению Н. Ф. Качур возможность опровержения презумпций заложена в самой ее сути.^¹³⁰Допускали существование неопровержимых презумпций в праве – С. С. Алексеев^¹³¹, В. К. Бабаев^¹³², Я. Б. Левенталь^¹³³, Е. А. Флейшиц^¹³⁴.

Как представляется, наличие неопровержимых презумпций в праве – это неоспоримый факт. В действительности ничто не мешает законодателю, сконструировав презумпцию, запретить доказывание обратного. При этом законодатель сознательно пренебрегает теми случаями, когда действительное положение вещей будет противоречить презумпции. Существование неопровержимых презумпций в праве, равно как и фикций, оправдывается формальной определенность права и стремлением законодателя защитить определенный социальные интересы. Возможность существования неопровержимых презумпций в праве вытекает из телеологической природы правовой презумпции, т.е. из ее направленности на цели правового регулирования. Иногда для реализации целей правового регулирования законодатель вынужден отступать от принципа объективной истины.

Например, в ст. 69 НК РФ предусмотрено, что если налогоплательщик уклоняется от получения требования об уплате налога, то указанное требование направляется налогоплательщику по почте. При этом в НК РФ закреплено, что требование об уплате налога считается полученным по истечении шести дней с даты направления заказного письма. Таким образом, законодатель тесно связывает два юридических факта – факт направления заказного письма налогоплательщику с требованием об уплате налога и факт получения требования об уплате налога. При этом законодатель не допускает доказывания того, что налогоплательщик в действительности такое требование не получал. Законодатель, желая создать определенность относительно столь важного для налоговых правоотношений факта вручения требования об уплате налога, пренебрегает теми случаями, когда заказное письмо все же не будет доставлено и налогоплательщик в действительности не получит требования об уплате налога. Тем самым формальная определенность ставиться в этом случае превыше принципа объективной истины.

Другой пример неопровержимой презумпции. Согласно ст. 4 Закона РФ “О едином налоге на вмененный доход для определенных видов деятельности” объектом налогообложения при применении единого налога является вмененный доход на очередной календарный месяц. Согласно ст. 2 этого Закона вмененный доход – это потенциально возможный валовой доход плательщика единого налога за вычетом потенциально необходимых затрат, рассчитываемый с учетом совокупности факторов, непосредственно влияющих на получение такого дохода. Таким образом, при наличии внешних признаков, например, площади торговых помещений и территориального расположения предприятия законодателем презюмируется получение налогоплательщиком потенциально возможного дохода, который и служит объектом налогообложения. Иными словами в данном случае при наличии определенных внешних признаков (основания презумпции) законодатель презюмирует наличие другого юридического факта – вмененного дохода. При этом налогоплательщик лишен возможности доказать, что им в действительности доход не получен или получен в меньшем размере.

В данном случае для реализации фискальной цели этого налога законодатель пренебрег теми случаями, когда, несмотря на наличие внешних признаков, налогоплательщиками в действительности доход получен не будут.

Презумпция отцовства, опровержимая по действующему законодательству, была, по данным А. Штейнберга, неопровержимой в дореволюционной России.^¹³⁵В данном случае, законодатель при помощи неопровержимой презумпции стремился внести стабильность в семейные правоотношения и защитить интересы детей.

В литературе иногда необоснованно смешиваются мотивы законодателя и неопровержимые презумпции. Например, по мнению И. Л. Петрухина существует неопровержимая презумпция “неразумения” лиц, не достигших возраста уголовной ответственности. По мнению этого автора, в ряде случаев лица, не достигшие возраста уголовной ответственности, в действительности осознавали общественно опасный характер своих деяний в силу раннего развития, однако, закон не принимает эти случае во внимание.^¹³⁶О неопровержимой презумпции непонимания общественной опасности своего деяния лицом, не достигшим возраста уголовной ответственности, упоминает В. К. Бабаев^¹³⁷, В. И. Каминская^¹³⁸. Р. Саватье усматривает неопровержимую презумпцию в том, что закон признает недействительными договоры несовершеннолетних и душевнобольных в силу презюмирования их неспособности принимать обдуманные и свободные решения.^¹³⁹

Как думается, в приведенных примерах отсутствует юридическая презумпция как суждение о наличии юридического факта, основанная на связи с фактом известным. В приведенных примерах существуют нормы права о возрасте уголовной ответственности и о недействительности договора, мотивом принятия которых, возможно, явилось фактическая презумпция. Поэтому, в этих случаях отсутствуют неопровержимые законные презумпции.

Кроме того, в литературе встречается позиция, отрицающая существование в праве неопровержимых презумпций по причине того, что они тождественны норме права. Эта точка зрения принадлежит немецкому ученому ХIХ века Буркгарду. Он полагал, что если известное заключение обязательно для суда в такой степени, что опровержение его доказательством противного вовсе не допускается, то это будет норма jus cogens (понудительного свойства), а не презумпция^¹⁴⁰. Аналогичной точки зрения придерживался и английский исследователь А. М. Уилшир^¹⁴¹.

Как думается, наличие нормы права не может исключить существование правовой презумпции, т. к. именно в норме права презумпция и находит свое закрепление. Поэтому вряд ли можно согласиться с позицией указанных авторов.

Необходимо отметить, что в российском налоговом праве число неопровержимых презумпций и фикций увеличивается. Это свидетельствует о формализации отечественного налогового права, т. е. о стремлении законодателя в ряде случаев добиться целей правового регулирования, несмотря на действительное положение вещей.

§§1.2.3. Презумпции материально-правовые и процессуальные.

В средние века распространенным было мнение о том, что любое распределение бремени доказывания покоится на презумпции. По позиции обязанность доказывания возлагается на каждого тяжущего только потому, что против него существует законное предположение. И. Бентам утверждал, что между истцом и ответчиком презумпция должна быть в пользу первого и в ущерб последнему.^¹⁴² И. Оршанский по этому поводу справедливо заметил, что обыкновенно в процессе не существует никакого предположения ни в пользу одной, ни в пользу другой стороны, и именно поэтому весьма естественно требовать, что бы каждый доказал то, на чем основаны его требования.^¹⁴³

Среди современных исследователей также встречается позиция, состоящая в том, что значение правовой презумпции сводится к распределению бремени доказывания между сторонами^¹⁴⁴. Такой процессуальный уклон в определении презумпций свойственен, например, С. В. Курылеву^¹⁴⁵.

Как думается, нельзя согласиться с позицией о том, что любое распределение бремени доказывания основано на правовой презумпции. Например, в п. 2 Обзора практики рассмотрения споров, связанных с взиманием подоходного налога^¹⁴⁶, ВАС РФ указал, что при рассмотрении споров о размере налогооблагаемого дохода на налоговом органе лежит бремя доказывания факта и размера дополнительно вмененного налогоплательщику дохода, а на налогоплательщике – факта и размера понесенных расходов. Вряд ли стоит на этом основании утверждать, что существует правовая презумпция неполучения налогоплательщиком дополнительного дохода или презумпция отсутствия у налогоплательщика расходов. В действительности же, существует общее правовое требование о доказанности фактических обстоятельств для применения нормы права. Бремя доказывания при этом может быть возложено как на налоговый орган, так и на налогоплательщика.

С другой стороны, невозможно принять точку зрения о сведении правового значения юридической презумпции к распределению бремени доказывения между сторонами (к процессуальным свойствам правовой презумпции). Однако для выявления материально-правовых свойств правовой презумпции необходимо первоначально определиться с критерием классификации правовых презумпций на материально-правовые и процессуальные.

Как справедливо отмечает Н. Ф. Качур, давно отвергнут несколько упрощенный подход, в соответствии с которым презумпции, закрепленные в нормах материального права, относятся к материальным презумпциям, а презумпции, закрепленные в нормах процессуального права, - к процессуальным.^¹⁴⁷

В литературе предложен был другой критерий классификации. Например В. И. Каминская полагала, что если условное принятие за истину не составляет непосредственного содержания нормы, а является лишь основанием для установления в правовой норме какого-либо обязательного порядка отношений, то мы имеем дело с презумпцией материального права. В отличие от этого, по ее мнению, процессуальные презумпции составляют содержание правовой нормы.^¹⁴⁸ Очень близкую позиции занимал Я. Л. Штутин, который полагал, что практическое значение материально-правовой стороны юридической презумпции состоит в том, что с ее уяснением как основания, мотива, которым руководствовался законодатель, вводя ту или иную правовую норму, можно познать истинный смысл правовой нормы, ее назначение, а отсюда – обеспечить правильное ее применение.^¹⁴⁹

Сведение материально-правового значения правовой презумпции к мотиву законодателя справедливо подвергалось критике в литературе.^¹⁵⁰Презумпции, которые остаются мотивом законодателя, но не фиксируются прямо или косвенно в правовой норме нельзя рассматривать в качестве правовых, поэтому предложенное основание деления не адекватно изучаемому правовому явлению.

Представляется, что наиболее верный критерий классификации правовых презумпций на материально-правовые и процессуальные предложен В. К. Бабаевым. По мнению этого автора, при разграничении презумпций надо исходить из оснований деления отраслей права на материальные и процессуальные, из служебной роли презумпций. Согласно этой позиции, критерием отнесения норм права к материальной или процессуальной отрасли права является их служебная роль: если норма права является “первичным регулятором” общественных отношений, содержит правило, которое служит основанием для разрешения дела по существу, то эта норма является нормой материальной отрасли права; если же она предусматривает (регулирует) порядок применения норм материального права, то эта норма – процессуальная. Отсюда В К. Бабаев делает обоснованный вывод: материально-правовое значение презумпции состоит в том, что она предопределяет применение нормы, в которой выражена, либо норм, действие которых возможно лишь в силу действия самой презумпции и тем самым оказывает влияние на разрешение дела по существу.^¹⁵¹

Например, презумпция рыночных цен по ст. 40 НК РФ. Если налоговым органом установлены основания для опровержения цены сделки как рыночной цены, то налоговый орган вправе доначислить налоги исходя из рыночной цены на соответствующие товары (работы, услуги). Таким образом, презумпция рыночных цен при ее опровержении приобретает материально-правовое значение, т. е. является основанием для применения норм законов об отдельных налогов к стоимости товаров, работ и услуг, рассчитанных по рыночной цене.

Кроме того, в литературе существует позиция, состоящая в том, что правовая презумпция приобретает материально-правовое значение только тогда, когда будет исчерпано ее процессуальное действие. Такой позиции придерживается А. В. Венедиктов^¹⁵², А. К. Юрченко^¹⁵³, Т. А. Лилуашвили^¹⁵⁴

Как представляется, данная точка зрения ведет к признанию приоритета за процессуальным аспектом правовой презумпции. Согласно этой позиции вне процессуального своего значения правовая презумпция не может оказать материально-правового влияния на общественные отношения. Вряд ли это так. Думается прав С. С. Алексеев, когда утверждает, что способность презумпции быть средством вынесения судебного решения является лишь процессуальным отражением ее материально-правового действия, состоящего в том, что в силу презумпции могут наступать определенные материально-правовые последствия (возникает право собственности, наступает гражданская ответственность и т. д.).^¹⁵⁵

Представляется справедливым мнение Н. Ф. Качур о том, что материально-правовые презумпции имеют и материально-правовое и процессуальное значение, но существуют презумпции, относящиеся только к процессуальному праву. Например, процессуальная презумпция о том, что судья будет необъективен при рассмотрении дела, если налицо одно из обстоятельств, предусмотренных ст. 18 ГПК РСФСР.^¹⁵⁶По мнению В. А. Ойгензихта, существуют не различные аспекты презумпции, а из одной и той же нормы вытекает и процессуальная и материально-правовая презумпция^¹⁵⁷. Однако, представляется, что для такого удвоения презумпций нет оснований и, все таки, правильнее говорить о процессуальном и материально-правовом значении (аспектах) одной и той же презумпции.

Таким образом, правильнее было бы говорить не о делении правовых презумпций на материально-правовые и процессуальные, а о материально-правовом и процессуальном аспектах одной и той же правовой презумпции.

Существует также деление правовых презумпций на общеправовые, отраслевые и межотраслевые. Общеправовые презумпции получают в налоговом праве самостоятельное правовое наполнение, о чем будет сказано в главе второй настоящей работы.

Правовые презумпции можно, кроме того, классифицировать по элементам юридического состава налога. В этой связи можно выделять презумпции объекта налогообложения, налоговой базы, источника налога и т. .д. Кроме того, необходимо выделять правовые презумпции общей части налогового права (презумпцию невиновности и добросовестности налогоплательщика и т. д.)

Blog

Российская академия наук