Стенограмма заседания «круглого стола»
| Вид материала | Документы |
- Стенограмма заседания «круглого стола» на тему, 426.46kb.
- Итоги заседания «круглого стола», посвященного проблемам реализации в Алтайском крае, 23.91kb.
- Стенографический отчет о заседаниях «круглого стола» 12 мая 2004 г. Вступительное слово, 3172.81kb.
- Уважаемый участники «круглого стола», 109.89kb.
- Программа научно-практического круглого стола на тему «Российский модернизационный, 40.25kb.
- Рекомендации по итогам «круглого стола» на тему, 145.52kb.
- Программа конференции предусматривает пленарные заседания, работу секций, заседания, 41.38kb.
- Резолюция «круглого стола» на тему, 119.49kb.
- Программа круглого Стола по теме: Функционально-активный текстиль, полученный с использованием, 27.33kb.
- Протокол «круглого стола» по теме, 885.79kb.
Но есть важный момент – результаты Копенгагена могут задержать развитие глобального углеродного рынка. Сейчас одобренных проектов Киотского протокола около 2200, и еще столько же заявлены как находящиеся в процессе подготовки3. Общий объем всех проектов, включая заявленные, в единицах снижения выбросов - около 3 млрд. т СО2-эквивалента. Ориентируясь на текущие и прогнозируемые цены на квоты, поток средств составляет порядка 30 млрд. долларов США на 5 лет, с 2008 по 2012 гг4. Торговля квотами гораздо скромнее, она «добавляет» к общей цифре не более 20-30%. Поток таких климатических инвестиций – 6-8 млрд. долл. в год может прерваться. Поэтому одной из задач развития «Копенгагенского соглашения» будет этого не допустить.
Более серьезным провалом Копенгаген обернулся для наиболее уязвимых стран - он не продолжил Киото, а сменил парадигму, но любая кардинальная замена требует немалого времени. Это неизбежно приведет к отсрочке поступления средств и помощи, которая многим прибережным государствам, засушливым регионам и малым островным государствам нужна немедленно. С другой стороны, потенциально они выиграли. В Копенгагенском соглашении содержатся очень весомые цифры помощи: 30 млрд. долл. на 2010 – 2012 гг. и к 2020 году рост потока средств до уровня в 100 млрд. долл. в год. При продлении подхода Киото – переименовании протокола в том или ином виде, вряд ли наиболее уязвимые страны могли бы рассчитывать на столь щедрые обещания. Практическим индикатором развития Соглашения в 2010 году будет то, насколько мы увидим на практике средства, обещанные наиболее уязвимым странам.
И, конечно, это не провал климатической науки. Перед конференцией в Копенгагене мы видели беспрецедентную не нее атаку в СМИ. Все неблаговидные факты, все разногласия между учеными тщательно подбирались и были «случайно» вброшены во второй половине 2009 г. Обратимся к «истокам». Есть ли раскол в научном сообществе, что действительно не известно и как это влияет на принятие решений по «Копенгагенскому соглашению»? Принципиально важно указать, что имеется в виду под научным сообществом. Сложилась парадоксальная вещь. Если о ракетной технике или методах лечения опасных болезней никто не решается судить самостоятельно – понятно, это сложно, для профессионалов. То о погоде решается судить каждый, не осознавая сколь сложен и специфичен вопрос. Характерны результаты опроса, проведенного в 2008 г. среди ученых в области естественных наук,5 в основном из США и Канады. Степень Ph. D имели 90% респондентов. Задавались 2 вопроса: 1) считаете ли вы, что идет глобальное потепление; и 2) считаете ли вы, что деятельность человека – значительный фактор в росте температуры. «Да» ответили 90 и 82% на первый и второй вопросы соответственно. Кроме того, выяснилось: процент сильно зависит от области естественных наук и от того, публикуется ли сейчас данный ученый в научной печати. Особенно в ответе на второй вопрос. Процент «да» для не климатологов, не печатающихся в научной печати – 78%. Процент «да» для геологов - только 47%. Для всех климатологов, как и для всех активно работающих ученых – 88-90%. Для профессионалов в области изменений климата, публикующихся в научной печати, ответ «да» - 97,4% ! Это резко контрастирует с опросом Института Гэллапа, где только 58% жителей США согласились с большой ролью человека в происходящих изменениях6.
Количественная оценка вклада человека в текущее изменение климата имеется. В 2009 году вышел основополагающий двухтомный труд российских ученых, где приняли участие все профильные институты Росгидромета и РАН7. Процитируем два его принципиально важных вывода: «крайне маловероятно (< 5%), что изменения климата, наблюдавшиеся за последние 50 лет, происходили без внешнего воздействия; с высокой степенью вероятности (> 90%) можно утверждать, что наблюдаемое увеличение концентраций антропогенных парниковых газов обусловливает большую часть глобального потепления, начиная с середины XX века».
Таким образом, профессиональное сообщество не расколото. Но оно оперирует строгими терминами вероятности, что малоинтересно СМИ, где популярностью пользуются либо страшилки, либо отрицание влияния человека. Но, научный консенсус охватывает только рост средних по планете температур. Как минимум два принципиально важных вопроса пока неясны. Во-первых, как будет реагировать океан на повышение концентрации СО2 в атмосфере и как пересчитать рост средней температуры в рост числа и силы стихийных бедствий.
Итак, наших знаний уже достаточно, чтобы более активно предпринимать превентивные меры, совпадающие с приоритетами национального развития, но знаний недостаточно для того, чтобы снижение выбросов имело приоритет перед целями социально-экономического развития, что мы и наблюдали в Копенгагене. Принцип предосторожности хорошо понимаем министрами экологии и чрезвычайных ситуаций, но не всегда понимаем министрами финансов и экономики.
«Копенгагенское соглашение» часто критикуют за расплывчатость и отсутствие конкретных цифр. Действительно там нет иных цифр, кроме общей цели удержать рост глобальной температуры в пределах 20С и указанных выше финансовых средств8. Там мало цифр, но там нет ни одной «плохой» цифры. Пока события развиваются неплохо. Все крупные страны выразили желание двигаться дальше на основании Копенгагенского соглашения и уведомили об этом Секретариат РКИК ООН. На конец февраля 2010 г. это 106 стран, покрывающих 81,4% глобальных выбросов9. Отказались только 4 относительно небольших страны с выбросами в 0,6% от мировых.
Подводя итог, хотелось бы призвать отбросить излишний пессимизм. «Копенгагенское соглашение» не содержит никаких экономически вредных или экологически ошибочных положений. Потенциально оно может привести к прорыву, знаменующему начало новой эры эффективного сотрудничества между всеми основными странами-эмитентами парниковых газов. Но для этого его положения должны быть воплощены в жизнь.
Т.Г.АВДЕЕВА. Копенгагенская конференция стала важным, рубежным мероприятием в климатической сфере и показателем итогов двадцатилетнего международного сотрудничества по изменению климата. Мнения в отношении Конференции самые различные – кто-то называет ее откровенно провальной, кто-то видит ее скорее как успех, кто-то высказывает осторожно сбалансированные оценки. На мой взгляд, Конференция стала «моментом истины» в климатическом переговорном процессе: она, как лакмусовая бумажка, высветила ту объективную ситуацию, которая сложилась на сегодняшний день в данной сфере международного взаимодействия, выявила главные камни преткновения, главные конфликтные зоны переговорного процесса, и одновременно – обозначила те опорные моменты, которые могут стать каркасом нового климатического соглашения на пост-Киотский период.
Как представляется, по итогам Копенгагенской конференции можно сделать несколько главных выводов. Первое. Слабые итоги Конференции я бы связала, в первую очередь, с сохраняющейся неоднозначностью научных оценок в мире о степени влияния на изменения климата антропогенного фактора. Как известно, по этой теме в научном мире многие годы существует раскол на два лагеря – ученых-алармистов, считающих главной причиной происходящих изменений климата рост выбросов парниковых газов от хозяйственной деятельности человека, и ученых-скептиков, или реалистов, полагающих, что антропогенный вклад есть, но он не является определяющим, а главная причина изменений климата на планете - не зависящие от человека объективные естественные цикличные процессы. В обоих лагерях – авторитетные ученые, в арсенале которых – серьезная научная аргументация, оба накопили немало поводов для критики оппонентов. Однако, разноголосица научных мнений по этой важнейшей проблеме современности чрезвычайно осложняет принятие научно обоснованных, адекватных и эффективных политических решений. Отсюда – чрезмерная политизация климатической проблемы в мире, ее раскрутка как некоего глобального проекта, который, к сожалению, все больше отдаляется от своей научной первоосновы. Научная неопределенность – благодатная почва для всякого рода политических спекуляций, манипулирования общественным мнением. Вброс накануне Копенгагена информации о перехвате хакерами переписки ведущих западных ученых о, якобы, намеренном сгущении красок об изменении климата, недавние «разоблачения» о некорректности выводов последнего доклада МГЭИК – лишь самые последние тому подтверждения. Возникает закономерный вопрос: если в проблеме не могут разобраться ученые, чего мы хотим от политиков?
Второе. Переговорный процесс по проблеме климата никогда не существовал сам по себе, а с самого начала был тесно завязан на международную дискуссию о социально-экономических аспектах развития. Иными словами, климатические переговоры – это плоть от плоти переговоров о проблемах развития и реформировании международного экономического порядка. А, как известно, эти дискуссии ведутся в ООН, Всемирном банке и других ведущих экономических организациях, уже не один десяток лет и с весьма скромным успехом. Главные споры ведутся вокруг того, как сократить разрыв между богатыми и бедными государствами, как повысить эффективность международной помощи развитию, как быстрее решить комплекс насущных социально-экономических проблем в развивающихся странах. Похожие проблемы составляют суть противоречий различных групп стран и в климатическом процессе – какой объем средств необходим для помощи развивающимся странам в деятельности по противодействию изменениям климата и адаптации к ним, как за разговорами о климате не ущемить приоритеты экономического развития этих стран, обеспечить им передачу передовых энергосберегающих технологий и т.д. Дискуссия на эти темы ведется очень жестко и порой заходит в тупик. Есть разногласия по климатической проблеме и между развитыми странами, и внутри группы развивающихся государств. На мой взгляд, переговоры по климату превратились сегодня в новую попытку перестроить мировой экономический порядок под предлогом климатического фактора. Почему? Потому что речь идет о введении экологических регламентаций для базовых отраслей экономики любой страны – ее энергетики, тяжелой промышленности, строительного сектора, транспорта, сельского хозяйства. Поэтому совсем неудивительно, что страны весьма болезненно воспринимают климатические переговоры – для них эта научная проблема выливается в конкретные экономические последствия и затраты. Речь идет о том, как не потерять своих позиций в мировой экономике, где сегодня из без того стремительно меняются лидеры, меняется расстановка сил, как не проиграть в новой конкурентной борьбе с учетом климатического фактора, не дать другим странам с менее жестким экологическим регулированием вырваться вперед.
Третье. Копенгагенская конференция однозначно показала, что климатическая проблема не исчезнет с мировой повестки дня сама собой даже в случае появления новых доказательств преимущественно неантропогенных причин изменений климата. Изменения климата реально происходят, и реагирование на этот процесс становится важнейшим фактором обеспечения международной и национальной безопасности. Перед лицом рисков затопления малых островных государств, разрушения инфраструктуры приполярных регионов, учащения экстремальных погодных явлений в различных частях света нужны согласованные международные меры раннего предупреждения и реагирования. Нужны стратегии смягчения нашего воздействия на климат. Пока же страны не готовы пожертвовать своими экономическими интересами ради проблемы климата. Необходимо продолжать серьезно изучать проблему изменений климата и их последствий на междисциплинарной основе, с привлечением экспертов как естественно-научных, так и гуманитарных и смежных областей.
Четвертое. Выход климатической проблемы на авансцену международного экологического сотрудничества оживил и подтвердил идею, витающую в умах ученых уже несколько десятков лет – о необходимости перехода к новой долгосрочной модели экономического роста, или новой парадигме развития. Более двадцати лет назад была разработана концепция «устойчивого развития», которое предполагает соизмерение наших экономических потребностей с ограниченными возможностями окружающей среды, минимизацию нашего воздействия на нее. И это вопрос не только климата - по-прежнему актуальны задачи сокращений выбросов разного рода загрязнителей в атмосферу, воду и почву, разумные пределы в использовании базовых природных ресурсов, новое качество продуктов питания, медицины и т.д. Сегодня эта концепция обогатилась новой идеей «низкоэмиссионного» или менее «углеродоемкого» развития, то есть снижения объемов выбросов СО2 на единицу производимого ВВП. В этом смысле провозглашенный Программой ООН по окружающей среде (ЮНЕП) «новый зеленый курс» мировой экономики не есть что-то принципиально новое. И сегодня не только многие развитые страны (США, ЕС, Япония), но и развивающиеся (Китай, Южная Корея, Бразилия) выбрали «зеленый» рост, инвестиции в энергоэффективность и низкоэмиссионные технологии в качестве локомотива своих экономических стратегий по выходу из кризиса. Климатические аргументы могут послужить в этом плане хорошим дополнительным стимулом технологической перестройки всей мировой экономики, и нам никак нельзя пропустить, проворонить этот процесс.
Пятое. Будущее климатическое соглашение видится как соглашение компромиссов: науки с политикой, развитых стран с развивающимися, правовых режимов международных экологических соглашений с реалиями мировой экономической жизни (например, с правилами ВТО, актами, регулирующими охрану прав интеллектуальной собственности, суверенитет стран над своими природными ресурсами) и, наконец, экономических и экологических приоритетов.
Шестое. Копенгаген стал серьезным испытанием для климатического переговорного процесса, проверкой его на прочность. Перед ООН и, в частности, РКИК, стоит задача подтвердить свою главную координирующую роль в переговорах, особенно на фоне формирующихся новых коалиций в переговорном процессе. Копенгаген ярко высветил растущую роль климатического диалога США и Китая; значение группы BASIC, включающую Бразилию, ЮАР, Индию и Китай; стоит ожидать активизации обсуждения климатической проблемы в региональных форматах, в Группе восьми, Группе двадцати, возможно, БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай). Необходимо извлечь уроки из неудач Копенгагена, в частности, не перегружать повестку дня следующей конференции, вывести отдельные крупные темы в самостоятельные переговорные форматы, выходить на сегмент высокого уровня с максимально согласованными проектами документов, свести к минимуму сбои процедурного характера.
Говоря о задачах, стоящих в связи с климатическими переговорами перед Россией, хотела бы отметить следующее. Россия выглядела на Копенгагенской конференции весьма достойно. Большой политический резонанс имело участие в этом мероприятии Президента России Д.А.Медведева – это на фоне того, что за последние двадцать лет на экологических саммитах первых лиц от России не было. Очень важными стали принятые накануне и в дни работы Конференции решения об учреждении должности Советника Президента России по вопросам климата, утверждение Президентом Климатической доктрины страны. Полностью отвечали задачам Конференции принятые в последние два года российским руководством решения, направленные на сокращение энергоемкости экономики, повышение доли возобновляемых источников в энергобалансе, курс на модернизацию российской экономики. Как известно, на нашу страну приходится половина мировых объемов сокращений эмиссий парниковых газов за последние 20 лет. На Конференции российский президент подтвердил намерение России к 2020 году сократить выбросы ПГ на 25% ниже уровня 1990 года, и далеко не каждое государство может похвастаться таким обязательством. Свое внимание к проблеме климата Президент России подтвердил и в ходе совещания 18 февраля 2010 г.
Между тем, сделать предстоит еще много. Как представляется, в России давно назрела задача создания специального межведомственного органа по вопросам климата с выходом на руководство страны, как это сделано во многих государствах. Такой орган мог бы заняться расчетом сценариев выбросов парниковых газов в России и выработкой рекомендаций в отношении наиболее низкозатратных путей их сокращений, анализом экономических последствий для России осуществления Схемы Евросоюза по торговле квотами на выбросы СО2, реагированием на планируемые рядом стран меры по введению пограничного «углеродного» налога и др.
Требуется существенное повышение роли главного законодательного органа страны - Федерального Собрания России - в разработке национальных стратегий в отношении климатической проблемы.
Россия готова и к более активной роли на международных переговорах по климату. У нашей страны есть все основания для того, чтобы уверенно выступать со своей позицией, смелее предлагать свои формулировки в проекты документов. Нужно активнее искать новых союзников в климатических переговорах: выходить на контакты со странами группы BASIC, БРИК, ШОС, искать точки соприкосновения с государствами СНГ, странами Центральной и Восточной Европы, позиции которых в отношении изменений климата во многом перекликаются с нашей.
В.Б.ПОСПЕЛОВ По оценкам некоторых экспертов и участников Конференции в Копенгагене, мероприятие, от которого так многого ждали, закончилось, фактически, провалом. Позволю себе не согласиться с подобным утверждением. Считаю, что в целом результаты климатических переговоров в Дании соответствуют интересам России. Безусловно, задача максимум – подписание юридически обязывающего документа взамен Киотского протокола – не была выполнена: слишком серьезными оказались разногласия развитых и развивающихся стран. Однако на саммите было разработано «Копенгагенское соглашение», которое публично поддержали уже более 100 стран. В официальном решении Конференции «Копенгагенское соглашение» «принято к сведению», что дает достаточные правовые и процедурные основания для дальнейшей работы с этим документом.
Вместе с тем, не стоит забывать, что текст документа написан политическим, а не юридическим языком. Для того, чтобы осуществить «перевод» текста и разработать юридически обязывающее соглашение потребуется немало усилий. В первую очередь необходимо определить «технологию» дальнейших переговоров. Обсуждение климатических вопросов в таких форматах, как «Группа восьми» и Встречи ведущих экономик мира, принесло позитивные результаты. Однако, на данный момент эта дискуссия в значительном степени себя исчерпала. Первоочередной задачей на сегодняшний день является вовлечение в диалог ведущих развивающихся стран (в первую очередь, Индии и Китая). Несмотря на то, что эти страны формально поддержали «Копенгагенское соглашение», открытым остается вопрос о принятии ими конкретных обязательств по сокращению парниковых газов, а также отчетности по данному вопросу. Развитым странам в свою очередь необходимо договориться о формах и направлениях передачи технологий и финансирования мер по защите климата.
Независимо от переговорного процесса по глобальному сокращению выбросов парниковых газов, международным сообществом должны приниматься меры по адаптации к климатическим изменениям. В этом году в рамках «Группы восьми» Российская Федерация выступила с инициативой о переносе акцента на проблематику адаптации к климатическим изменениям. Мы предложили партнерам по «восьмерке» сфокусировать свои усилия, в том числе, на расширении сети научных центров наблюдения за климатическими изменениями и улучшении координации таких наблюдений с целью повышения качества прогнозов и оценки рисков, а также создании глобальной системы «климатических услуг», нацеленной на предоставление необходимой информации регионам и отраслям экономики, наиболее чувствительным к изменениям климата. Россия имеет огромный научный, технический и экспертный потенциал в этой области и могла бы оказать существенную помощь развивающимся странам, в первую очередь странам СНГ, в области адаптации к изменениям климата.
А.С.ГИНЗБУРГ Известный закон Мерфи гласит: «Все, что есть в жизни приятного, либо вредно, либо аморально, либо ведет к ожирению». Это вполне применимо к роли человечества в изменении климата, потому что можно спорить о том, каков антропогенный вклад в глобальное потепление – 50 или 70 процентов, – но понятно, что все, что человечество делает с окружающей средой, ведет к нежелательным изменениям климата.
Однако и целенаправленные изменения ничего хорошего не сулят. Времена И.В. Мичурина, когда «мы не могли ждать милостей от природы, взять их – вот была наша задача» давно прошли, и сейчас не надо делать этого с климатом.
То, что сейчас + 2, а недавно было холодно и очень много снега – это на самом деле погода, это не климат. Климат – это средний ансамбль погод за период в 25 – 30 лет, и изменение климата из года в год – это не отличие погод данного года от предыдущего и последующего, а сдвиг среднего состояния за плюс-минус пятнадцать лет от текущего года. Мы знаем, что температура воздуха у поверхности Земли за последние 100 лет выросла и продолжает расти все быстрее и быстрее, кроме последних двух-трех лет, когда этот процесс немножко замедлился. Что это, антропогенное воздействие или природное изменение? Есть способы понять климатические проявления именно хозяйственной деятельности человечества. Например, если вы посмотрите на данные наблюдений, то увидите, что зимние температуры растут значительно быстрее, летние растут медленнее, а в Москве за последние 30 – 50 лет средние летние температуры практически не изменились. В численных моделях такое поведение присуще именно антропогенному воздействию на климат.
Что надо сказать в отношении климатических моделей? Тут говорили и про G-8, и про БРИК, и про BASIC - это новая группа стран, но до недавнего времени глобальные климатические модели существовали только в странах G-8. В этом смысле, когда Россия была приглашена в «Восьмерку», она попала не только в клуб экономически развитых государств, но и в клуб стран, имеющих климатические модели.
Когда мы говорим о климате, надо помнить, что речь идет не только о средних величинах. Вот мы в этом году наконец-то рассказываем своим детям и внукам, что бывает и в Москве зима. Но бывают и очень теплые зимы. Отец-основатель нашего института, ученик А.Н. Колмогорова академик А.М. Обухов любил говорить, что растет «нервозность» климата. Это замечательное наблюдение подтверждается тем, что при современном изменении климата мы наблюдаем, как более устойчивыми становятся экстремальные события: долгие засухи, долгие снежные зимы, аномально теплые зимы, как это было в 2006 – 2007 гг. Это тоже очень хорошо согласуется с антропогенной теорией изменения климата, потому что по этой теории в тропических широтах температура растет значительно меньше, чем в полярных широтах. Что из этого следует? Что перепад температуры «экватор – полюс», который является одним из основных движущих сил рассасывания всяких застойных ситуаций, становится менее значимым. И все засухи, и блокирующие ситуации, когда циклон и антициклон сцеплены между собой и долго стоят, рассасываются все хуже и хуже. Таким образом, все, что мы наблюдаем, никак не противоречит антропогенной теории климата. Какой процент антропогенный – это надо продолжать изучать и по наблюдениям и по моделям.
Еще очень интересный вопрос, что по антропогенной теории изменения климата получается, что, если внизу у поверхности Земли температура воздуха растет, то в стратосфере и выше – на высотах нескольких десятков километров – температура падает. Если бы все изменения были природными, например, за счет изменения светимости Солнца, то температура должна расти и там, и там.
Институт физики атмосферы имеет станцию в Звенигороде, где самые длинные в мире ряды наблюдений за температурой верхней атмосферы, и они показывают, что за последние полвека температура верхней атмосферы падает, т.е. верхняя атмосфера холодает, что прекрасно вписывается в теорию антропогенного изменения климата и никак не вписывается в теорию чисто природных изменений.
А.О. Кокорин сказал про геологов, которые против антропогенной теории. Это вполне понятно, потому что геологи живут совсем другими временами. С их точки зрения, если взять миллионы лет, то за это время было и потепление, теперь идет некая медленная-медленная ветвь похолодания. Поэтому геологи – и американские, и российские – не очень любят теорию глобального потепления, они говорят, что через 100 – 200 тысяч лет, с их точки зрения, похолодает. Если провести опрос в России, то я уверен, что будет точно такой же результат, как и в США.
Все настоящие ученые верят в результаты своих исследований, но давайте скажем прямо, что наука голосованием не решается. Может оказаться прав тот один, который поперек всех, но только если то, что он говорит, понятно большинству специалистов. Дело же не в том, кто «за» похолодание, а кто «против». Просто 97 % ученых понимают, что говорят физики, геологи, географы, климатологи, метеорологи, а те, которые против, обязательно хотят придумать свою, любую теорию, пусть даже никому не понятную.
Иногда же случаются и совсем удивительные вещи. В 2004 году по инициативе Британского посольства в Москве проходил семинар молодых российских и британских ученых-климатологов, на котором выступал советник британского премьер-министра по науке сэр Дэвид Кинг. Тогдашний советник президента России господин А. Илларионов неожиданно для участников семинара привлек со всего мира выступающих из тех самых трех процентов ученых, которые «поперек». И была замечательная сцена в зале Президиума Российской академии наук, когда два советника – сэр Дэвид Кинг, советник Тони Блэра, и г-н А. Илларионов, советник президента В.Путина – на замечательном английском языке ругались, потому что один – за антропогенную теорию, а другой – против. Это уже разговор политический, о чем здесь сегодня много говорилось.
Есть различные международные программы, например, большая программа по изучению северной Евразии, в которой участвуют Россия и США, называется она “The Northern Eurasia Earth Science Partnership Initiative (NEESPI)” или НЕСПИ - это обратный перевод английской аббревиатуры. И в северной Евразии, и в Канаде существует проблема, о которой мало известно широкой общественности. При таянии вечной мерзлоты реки перестают держать свое русло так, как они держат, и начинают меандрировать, т.е. берега рек начинают «ходить» и рвать трубопроводы. Оказывается, и в Канаде, и в Сибири эту проблему знают, но, к сожалению, я не видел ни одной научной работы о том, как скорость таяния вечной мерзлоты будет влиять на трубопроводы. На мой взгляд, это очень интересная проблема.
И, наконец, об адаптации. Наука должна давать так называемое раннее погодное предупреждение не только о снегопадах и штормах, но и раннее климатическое предупреждение. Надо заранее готовить население сопредельных с Россией стран и регионов, и в первую очередь стран СНГ, к грядущим климатическим изменениям, потому что у России есть определенная ответственность перед ними, поскольку таких климатических моделей, как в России, в других странах СНГ нет.
Очень приятно, что здесь есть представитель Совета Федерации. Как я понимаю, С.М.Миронов проявил инициативу провести в апреле этого года однодневный семинар под условным названием «Климат как политика». Я приветствую такую инициативу и думаю, что если наши политики даже в своих политических целях будут интересоваться климатическими проблемами, ничего плохого для науки о климате в этом не будет.
С.А.РОГИНКО Мое выступление озаглавлено достаточно агрессивно, а именно: «Климатические войны». Где-то в мае прошлого года я поспорил с несколькими основателями углеродного рынка на следующую тему: если когда-то в нынешнем виде концепция антропогенного потепления будет развенчана, то она будет развенчана ближе к Копенгагену. Почему Копенгаген? Потому, что это - родина Андерсена, автора сказки о «Голом короле». Давайте сразу оговоримся - речь идет не об отрицании естественных процессов потепления. Поскольку эти процессы идут, есть длинные циклы – 150 тысяч лет, есть 60-летние циклы, это известно. Не стоит отрицать и определенное влияние антропогенных факторов. Но развенчанию подлежат попытки преувеличить как картину глобального потепления, так и вклад человечества в него.
Для того, чтобы «построить» мировое сообщество на гигантские затраты в сотни миллиардов долларов и полную перестройку всей структуры экономики, на перенос в производственную сферу модели личного потребления, т.е. модели разбазаривания ресурсов, нужны веские основания. А именно: нужно показать, что катастрофа неизбежна, произойдет завтра, денег нужно много и прямо сейчас. Поэтому была изобретена так называемая «хоккейная клюшка» - график повышения глобальной температуры, показывающий, что температура последнюю тысячу с лишним лет почти не росла и взвилась, как ракета, в конце ХХ века. Чтобы добиться такого графика, были намеренно проигнорированы многие исторические данные о климате в Европе. Естественно, рано или поздно такой способ подачи данных должен был быть раскритикован. В 4-м оценочном докладе Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК) начали выискивать мелкие неточности типа того, что ледники в Гималаях не растают к 2035 году (как это было сказано в докладе). Другой неточностью Доклада стало то, что Нидерланды покрыты водой не на 55 %, а на 27%. Появились сообщения, что в 4-м Докладе игнорируется углеродный цикл, игнорируется водяной пар. Потом появились факты внезапного прозрения ведущих специалистов МГЭИК. Джон Кристи, который играл не последнюю скрипку в подготовке 4-го доклада, написал, что, оказывается, потепление, подобное нынешнему, случалось не раз в последнюю тысячу лет. Все знают название «Гренландия». Почему она называлась так, а не «Айсландией» например? Потому что это сейчас она покрыта льдами, а во времена викингов там росла трава, это был зеленый остров.
Другой важный момент: точки съема информации. Выяснилось, что, если системно рассмотреть те базы данных, которые используются для выявления тенденций потепления, т.е. базы данных до 1985-1990 годов и после, то они сильно отличаются. Раньше в глобальные базы входило до 6 тысяч станций, по которым набиралась статистика, в ту же базу NASA (National Aeronautics & Space Administration), в базу CRU (Climate Research Unit of the University of East Anglia) и т.д. Но, начиная с конца 80-х годов, количество станций сократилось в несколько раз. Из массива станций были прежде всего «выбиты» высокоширотные станции, полярные, высокогорные и станции из малонаселенных пунктов. На всю Канаду существует 100 полярных станций, находящихся за Полярным кругом. В глобальных базах данных с некоторых пор фигурирует только одна. Что получается? Естественно, что если нет данных по более северному кластеру, используются данные из кластера более южного. И тогда, вместо более низкой температуры за Полярным кругом, фигурируют данные от станции, расположенной южнее. Получается действительно антропогенная теория потепления, т.к. в Заполярье, оказывается, теплеет. То же самое – с высокогорными станциями. Каждые 100 метров высоты для станции – это минус 1 градус. 1 километр – это минус 10 градусов. Давайте уберем все высокогорные станции, оставим только нулевой уровень, и сразу получим потепление на 10 градусов. Малонаселенные пункты, исключаемые из баз, тоже отличаются от больших городов: там почти нет эффекта «теплового острова» - повышения локальной температуры за счет отопления, промышленности, теплотрасс и т.д. Оказывается, что в городах с населением больше миллиона человек, глобальное потепление за последний век составило 2 градуса, в городах от 100 тысяч до 1 миллиона – 0,5 градуса, а в населенных пунктах меньше 100 тысяч человек – 0,05 градуса, т.е. в пределах естественной погрешности.
Почему именно перед Копенгагеном, именно сейчас пошел этот процесс выявления погрешностей в климатической науке, причем этот процесс уже не остановишь. Рамочная Конвенция ООН об изменении климата и Киотский протокол создавались как инструменты воспроизведения господства западной технологической базы над всем миром и навязывания всем собственных технологических форматов в качестве best available technology. И в принципе конструкция была запущена, Киотский протокол работал, все было в общем-то достаточно хорошо заточено. Проблема возникла только в одном: начиная с 2004 – 2005 года руль переговорного процесса по климату полностью переложил на себя Китай, став в нем фактически доминирующей силой и оттеснив Евросоюз на периферию. Кроме того, то технологическое превосходство, на которое уповали создатели всей этой конструкции, фактически уже не существует. Китай с его способностью имитировать, с его специфическим отношением к авторским правам и с его потенциалом практически вышел на уровень западных технологий по большинству позиций энергоэффективного оборудования. Поэтому вся эта климатическая конструкция – это во многом свет умерших звезд. Просто в структурах, регулирующих западный миропорядок, было принято решение о дальнейшей неэффективности действий по этому вектору и, соответственно, конструкция теперь обречена на тихий распад. А в качестве «мейнстрима» будут такие темы, как энергоэффективность и энергобезопасность. Подтверждением этого является последнее выступление сэра Николаса Стерна, который получил это звание за алармистские работы по климату, а теперь говорит, что главная задача Запада – выиграть энергетическую битву XXI века.
Б.Н.ПОРФИРЬЕВ. Первый тезис связан с вопросом о причинах климатических изменений, ответ на который имеет принципиальное значение для принятия решений относительно того, что и кому из экономических субъектов нужно делать. Если принять точку зрения об основном вкладе техногенных факторов в изменение климата, то на глобальном уровне это означает, что у развивающихся стран действительно имеется серьезная аргументация в пользу ответственности промышленно развитых стран за примерно 200-летнюю деятельность, приведшую к росту концентрации парниковых газов в атмосфере, породившей хорошо известные негативные социально-экономические последствия. Если же принята концепция доминирования естественной изменчивости климата, вышеприведенная аргументация исчезает, и решение проблемы климатических изменений связывается не с ответственностью конкретных групп государств, а с их активным участием, всех без исключения, в данном деле.
Относительно исторической ответственности государств стоит сделать оговорку о том, что новейшие исследования влияния характера землепользования на изменение климата в исторической ретроспективе подчеркивают до недавних пор недооцененный значительный вклад подсечно-огневого земледелия, которое по-прежнему широко применяется в развивающихся странах, в увеличение выбросов парниковых газов. Такая оценка представляет роль этих стран в генезисе пресловутого потепления климата уже в ином свете. Однако при этом трудно избежать вопроса о степени политизации таких исследований, учитывая, что они выполнены специалистами из США и стран ЕС.
Если речь идет о преимущественно антропогенном влиянии, то это связано с так называемыми внешними издержками или экстерналиями, и означает необходимость сделать упор на снижение выбросов парниковых газов и установить на них цену. Последнее можно сделать и делается либо через механизм рыночной, в том числе биржевой, торговли – в таком случае основным регулятором становятся сами фирмы и предприятия, т.е. прежде всего, частный сектор экономики. Либо путем введения налога на эти выбросы, что является уже прерогативой государства. Вместе с тем не следует недооценивать роль государственных институтов, прежде всего законодательства, устанавливающих правила поведения рыночных игроков.
Совсем другая ситуация, если речь идет о естественной изменчивости климата. Основной стратегией становится адаптация населения и экономики к климатическим изменениям, в которой объективно роль государства приоритетна. Соответственно, качественно по-иному распределяется ответственность сторон и финансовое бремя их издержек на мероприятия по подготовке и реагированию на указанные изменения.
Следующий тезис связан с количественной оценкой соотношения техногенных и природных факторов. С точки зрения инвестора важна степень неопределенности такой оценки, которая напрямую коррелирует со степенью рискованности капиталовложений. В качестве примера можно привести хорошо известный последний IV Оценочный доклад Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК) от 2007 г., в котором утверждается: существует «очень большая вероятность» (более 90%) того, что техногенный вклад является «основным» (последнее не расшифровывается). Предположив, что вероятность равна 0,91, а доля вклада 55%, что вполне соответствует принятым в докладе допущениям, получим, что соотношение техногенных и природных факторов 50/50.
При таком раскладе риск капиталовложений, которые, учитывая масштабы возможных последствий изменения климата, исчисляются миллиардами, а также длительность сроков инвестиций очень высока. Это не значит, что инвестиции не надо вкладывать, но означает сложность выстраивания инвестиционной стратегии, предполагающей определение системы приоритетов и многоэтапного эшелонирования при хеджировании климатических рисков. В частности, становится очевидным императив увязки капиталовложений в меры снижения этих рисков с инвестициями в экономическое развитие, являющееся источником средств для упомянутых капиталовложений. Не менее очевидной становится ключевая роль государства и как инвестора, и в создании стимулов для привлечения частных инвесторов.
Третий тезис – по конкретным цифрам инвестиций и совокупных затрат. В фундаментальном исследовании по экономике климатических изменений, опубликованном в 2006 г. под руководством Н. Стерна, на данные которого ссылается МГЭИК в упомянутом докладе, утверждается, что упомянутые затраты должны составить примерно 0,11%–0,12% от мирового ВВП. Исследования Всемирного банка приводят другие цифры – порядка 150 млрд. долл. только на адаптационные мероприятия и только в развивающихся странах. Если перевести эти абсолютные данные и учесть расходы на снижение выбросов парниковых газов, получится примерно 0,32%–0,33% совокупного ВВП этих стран.
Приняв во внимание, что реальные капитальные расходы превышают смету в среднем вдвое–втрое, цифра существенно возрастет, вероятно, в среднем до 0,5% мирового ВВП. Но «и это еще не все»: по подсчетам того же Всемирного банка, на начальной фазе (2010-2020 гг.) инвестиционного цикла, который должен занять период 2010-2100 гг., капитальные затраты существенно превышают средние цифры в соотношении примерно 3:1. Например, для развивающихся стран они оцениваются в 560 млрд.долларов, что дает величину 1,2%–1,3% совокупного ВВП этих государств. Попытка сделать соответствующую оценку для России (к сожалению, соответствующие экономико-математические модели отсутствуют) дает величину затрат порядка 1% ВВП. Если эти средства расходовать на адаптацию и снижение выбросов парниковых газов «в чистом виде», без увязки с развитием экономики, то это может привести к опасному замедлению темпов роста, последствия которого мы почувствовали в течение нынешнего кризиса.
Отсюда значимость следующего тезиса – о многофункциональности или, как говорят экономисты, мультипликативном эффекте, инвестиций, которые должны сопрягать решение задач развития экономики России, поддержания темпов роста и, главное, качественной перестройки экономики, ее модернизации на основе инноваций с задачей снижения климатических рисков. Отрасли и производства, в которых упомянутого эффекта можно добиться в сравнительно сжатые сроки, известны: прежде всего, это ЖКХ и промышленные предприятия, а также транспорт, в которых благодаря мерам энергоэффективности и энергосбережения удается получить добавленную стоимость и снизить выбросы при сравнительно небольших затратах или даже экономии совокупных затрат. Однако, судя по текущей ситуации и Концепции долгосрочного развития страны до 2030 г., эта увязка просматривается слабо. В Концепции даже нынешний глобальный экономический кризис никак не был учтен, не говоря про изменение климата.
Между тем, под влиянием фактора климатических изменений и их последствий для мировой экономики в ней активно идет процесс формирования двух новых сегментов, которые, вероятно в ближайшие 20 лет, сложатся окончательно. Один из них – в реальном секторе – развивающаяся «зеленая» экономика, включающая технологии и производство оборудования по уменьшению и контролю выбросов, энерго- и ресурсосбережению, мониторингу и прогнозированию климатических изменений, адаптации зданий и сооружений к резким колебаниям температуры, влажности и ветровой нагрузки и т.д. На сегодняшний день масштабы «зеленой» экономики в мире оцениваются в 2 трлн. долл.
Другой сегмент находится в финансовом и торговом секторах мировой экономики и включает, в первую очередь, рынок производных финансовых инструментов (так называемый углеродный рынок) и торговли квотами на выбросы парниковых газов. Емкость указанного рынка пока невелика: в 2009 г. порядка 150 – 160 млрд. долл., львиную часть которых обеспечивает Европейская торговая система. Но темпы роста впечатляют: втрое за пять лет (2005-2009), из которых последние два года пришлись на кризис. По некоторым оценкам, к 2020 г. емкость углеродного рынка может приблизиться к 1 трлн. долл. России необходимо «встраиваться» в оба этих новых сегмента, в том числе активно развивать производства «зеленой» экономики, многие из которых находятся на острие научно-технического прогресса и воплощают те самые инновации, столь необходимые для модернизации промышленности и повышения конкурентоспособности отечественной экономики.
Наконец, здесь уже отмечалась исключительно важная роль естественных наук и связанных с ними НИОКР. Мне же хотелось бы подчеркнуть значимость экономической науки и, шире, комплекса гуманитарных наук. В частности, речь идет об экономико-экологическом моделировании. На сегодняшний день в мире уже разработано примерно 200 моделей экономического роста с учетом климатического фактора, из которых активно используются порядка 30. Они по-своему неплохие, но содержат все-таки слишком много допущений. Поэтому здесь необходима очень серьезная работа, в том числе отечественных экономистов, учитывая особую значимость разнообразия последствий изменения климата для населения и экономики России.
Есть и другой аспект, связанный с моделированием – политический, который предполагает разработку эффективных игровых моделей ведения переговорного процесса по климатической проблематике и построение различных вариантов коалиций, позволяющих наилучшим образом учесть экономические и политические интересы России и укрепить ее позиции на таких переговорах, и в целом в рассматриваемой сфере международных отношений. Эффективность такого подхода подтверждают ход и результаты саммита в Копенгагене, который, по нашему мнению, был никаким не провалом, а наглядной демонстрацией на практике теории игр, в частности ее раздела о кооперативных играх, и идей нобелевского лауреата Дж. Нэша.
А.А.АВЕРЧЕНКОВ Я остановлюсь на двух вопросах: интерпретация принятых в Копенгагене решений относительно предоставления новых финансовых ресурсов развивающимся странам, и оценка возможных вариантов участия России в выполнении этих обязательств или, скорее, финансовых обещаний.
Известно, что по нескольким принципиальным вопросам, связанным с финансированием мер в развивающихся странах, был достигнут прогресс, что и нашло отражение в «Копенгагенском соглашении». Во-первых, – договорились об объемах выделения средств развивающимся странам в виде «климатической помощи»: не менее 30 млрд. долларов США – за период 2010 – 2012 годы, с доведением ежегодного объема помощи до 100 млрд. к 2020 году. Для сравнения: в прошлом году вся официальная помощь развитию составляла 120 миллиардов, т.е. предполагается через десять лет выделять на предотвращение климатических изменений и адаптацию в развивающихся странах объем средств, сопоставимый с тем, что сегодня выделяется на всю помощь международному развитию. При этом, речь идет о выделении «новых и дополнительных» финансовых ресурсов, а не о замещении одного вида помощи другим - за этим развивающиеся страны будет следить очень строго.
Во-вторых, было принято решение о создании Копенгагенского зеленого климатического фонда, однако пока не понятно, когда, где и на какой основе он будет создан. Не определено, как будет соотноситься этот новый фонд с Глобальным экологическим фондом (ГЭФ), действующим финансовым механизмом Рамочной Конвенции ООН об изменении климата (РКИК). Видимо, новый Климатический фонд заменит ГЭФ в качестве финансового механизма РКИК, хотя об этом прямо не сказано.
В третьих, будет учрежден Комитет высокого уровня для мониторинга выполнения финансовых обязательств. Генеральный Секретарь ООН Пан Ги Мун создал группу высокого уровня – Гордон Браун и премьер-министр Эфиопии ее будут возглавлять. Открытым остается вопрос: тот ли это Комитет, который в Копенгагенском соглашении? Если да, то он должен получить мандат от стран, ассоциировавших себя с этим Соглашением. Кстати, в объявленный состав этой группы не попали представители стран Восточной Европы и бывшего СССР, что не может не вызывать вопросов относительно сбалансированности ее представительства.
К настоящему времени уже вышли десятки публикаций с интерпретациями результатов конференции, в том числе и финансовых аспектов. Эксперты сходятся во мнении, что многие положения данного соглашения в части выделения финансовой помощи по-прежнему остаются открытыми и требуют прояснения в ходе последующих переговоров. Кратко остановлюсь на этих нерешенных вопросах:
Кто получатель помощи? Это могут быть наиболее уязвимые к климатическим изменениям страны или наиболее уязвимые группы населения. Наиболее общая трактовка, что право на доступ к помощи должны получить все развивающиеся страны. При этом не ясно, относятся ли страны с «переходной» экономикой, не входящие в приложение I, к получателям? Как мы знаем, не все бывшие республики Советского Союза приняли статус развивающейся страны, хотя по уровню дохода они должны претендовать на помощь.
Каковы каналы доведения средств до получателей (новые или существующие институты)? Скорее всего, первые 30 миллиардов будут выделены через действующие международные финансовые механизмы, такие как Глобальный экологический фонд (ГЭФ), трастовые фонды и программы ООН, международные банки развития, а также двусторонние каналы помощи, которые имеет большинство стран - доноров. А вот под новые большие деньги, выделяемые после 2012 года, видимо и будет создан Копенгагенский зеленый климатический фонд, хотя очевидно, что не все 100 миллиардов пойдут через один канал.
Какие источники финансирования будут рассматриваться в качестве приемлемых? По-видимому, не только бюджетные ресурсы стран-доноров, но ли средства частного бизнеса, инвестируемые в низкоуглеродные производства в развивающихся странах или выделяемые в виде льготных кредитов международными и национальными банками.
Какие инструменты доведения помощи будут засчитываться? Вопрос тоже пока открытый: только ли гранты, или субсидии, или и займы льготные и прямые инвестиции. Видимо, набор финансовых инструментов будет весьма разнообразным. Важно, кто и по каким критериям будет принимать решение об отнесении выделяемых средств к «климатической». Сегодня отнесение средств в рамках официальной помощи к тем или иным тематическим категориям принимается на уровне стран, т.е. в каждой стране-доноре есть органы и процедуры планирования и учета средств содействия международному развитию. В России такой системы еще нет, она только создается.
Насколько предсказуемым и своевременным будет выделение этих средств? Даже если 30 миллиардов долларов будут выделены до 2012 года, это не означает, что они будут использованы в этот период. Процедуры подготовки и принятия решении и доведения реальных средств в международных механизмах, в том же ГЭФ, довольно длительны. Если сегодня страны подписываются под выделением определенных сумм, то это означает, что они будут предоставлены странам под программы и проекты, которые начинают готовиться. Подготовка полномасштабного проекта ГЭФ занимает 2-3 года, реализация -4- 5 лет. Таким образом, последний доллар из выделенных сегодня средств будет потрачен через 7 – 8 лет.
Россия является новым донором международного развития, наращивает свой финансовый вклад. Если в 2008 году Россия выделяла 220 миллионов на программы помощи развитию, то в 2009 году, во время кризиса, выделила уже 800 миллионов, и собирается продолжать наращивать свое участие в этих программах. Россия намерена участвовать в качестве донора в Глобальном экологическом фонде, в 16-м пополнении Международной ассоциации развития (МАР). Россия, очевидно, примет участие и в предоставлении развивающимся странам «климатической» помощи, российские официальные лица говорили о возможном участии России в выделении срочной помощи в размере 200-250 млн. долларов.
В настоящее время прорабатывается концепция участия России в предоставлении указанных средств и, среди прочих возможностей, должно быть рассмотрено создание собственной программы финансовой помощи странам – партнерам, прежде всего, - в рамках Евразийского Экономического Сообщества и СНГ. Такая программа могла бы не только внести вклад в глобальные процессы климатического сотрудничества, но и создать условия для продвижения внешнеэкономических интересов России, в частности по поддержке наименее богатых стран СНГ.
Возможны различные, инструменты предоставления российской «климатической» помощи. Наиболее традиционным является внесение бюджетных средств в международные трастовые фонды, но при этом варианте возможности влияния на использование этих средств – минимальны. Другим вариантом является учреждение собственной программы помощи, основанной на отборе и реализации проектов в развивающихся странах – получателях. В этом варианте, помимо бюджетных средств, могут быть привлечены средства российских компаний, банков, инвестируемые или выделяемые на каких-то более-менее льготных условиях нашим партнерам в развивающихся странах, в странах СНГ и прочее. Эти средства также могли бы засчитываться в качестве вклада России в климатическую помощь.
Правительство России могло бы принять решение об отчислении части средств от продажи «единиц сокращения выбросов» в рамках проектов совместного осуществления (ПСО). До последнего времени в ходе климатических переговоров Россия противилась введению обязательного налога на ПСО, но Россия может ввести его добровольно, обязав участников российских ПСО отчислять какую-то часть дохода на цели предоставления климатической помощи.
Можно также ввести механизм отчисления части средств от продажи «единиц установленного количества», т.е. части российской квоты на выбросы парниковых газов, на содействие международному развитию. Аналог – Германская климатическая инициатива, где они через аукционы продавали часть квоты в рамках европейской системы, а потом часть пускали на внутренние меры, а примерно 40 % - на международную помощь развитию.
Наиболее инновационным инструментом может стать подготовка операций «обмен квоты на климатическую помощь». Часть резерва квоты можно разместить в специальном фонде, оперирующем с участием международной организации, вынести на продажу при условии, что выручка будет направлена развивающимся странам в виде климатической помощи. К участию в таком фонде в качестве доноров могу быть приглашены и другие страны с избытком квоты (Украина, а впоследствии Казахстан и Белоруссия).
Программа развития ООН сейчас готовится к переходу от технического содействия России к новому партнерству, целью которого будет являться поддержка лидерской роли России в области глобального развития. Мы активно работаем с Россотрудничеством, с Минфином, с МИДом и другими министерствами, и один из проектов, который предлагается и активно сейчас обсуждается – создание в Москве Международного центра по энергоэффективности и изменениям климата. Этот центр мог бы быть инструментом, поддерживающим разработку и реализацию конкретных программ и проектов, предлагаемых к финансированию из средств «климатической» помощи.
Проработка и реализация инновационных механизмов предоставления климатической помощи не только обеспечит достойное участие России в международном сотрудничестве по климатической повестке, но и позволит повысить результативность участия, создать новые государственно-частные партнерства и, в конечном счете, развить и укрепить национальные институты поддержки модернизации экономики.
Н.А.ПИСКУЛОВА. Перспективы участия России в «климатических» переговорах и новых глобальных экологических рынках, в том числе, рынка парниковых газов, следует оценивать с точки зрения формирования новой парадигмы развития.
Уже в 1960-1970-е, и еще более в 1980–е гг. экология стала учитываться при разработке и реализации международной и национальной экономической политики. В 1990-е – начале 2000-х гг. экология постепенно интегрируется в экономические стратегии и политику всех уровней – от фирменного до глобального.
В самые последние годы экология стала постепенно выдвигаться на первый план в системе глобальных отношений, становясь двигателем глобального экономического развития и составной частью всей системы государственного и международного регулирования. В первую очередь, речь идет об экономической сфере, но постепенно обозначаются и другие сферы, в том числе политическая и культурная. Это не просто развитие старой тенденции, а ее качественно новый этап.
Элементы этого подхода проявились в новых инициативах международного сообщества, государств и компаний во время кризиса, когда развитые страны уже фактически, в силу острой необходимости, стали на путь реализации этой модели. В том же направлении разворачивают свои долгосрочные стратегии и другие государства, в первую очередь, быстроразвивающиеся (например, Китай), где ускоренное экономическое развитие сопровождается резким ухудшением состояния окружающей среды. Эта парадигма носит различные названия: «экологически ориентированный рост» и пр. На ежегодной встрече Специальной рабочей группы по реализации Программы действий в области охраны окружающей среды ОЭСР в октябре 2009 г. в Париже говорилось об экологически-ориентированном росте как двигателе развития национальной и мировой экономики, предполагающем, в частности, переход от ресурсоемкого производства «в более или менее закрытый цикл движения материалов и сырья».10
Проявлениями новой тенденции являются масштабное и оперативное принятие новых и кардинальный пересмотр имеющихся природоохранных стратегий и законов, масштабное инвестирование в новые технологии, в первую очередь новые виды энергии и другие важные мероприятия.
Среди новых законодательных актов можно выделить один из самых кардинальных в истории США в области энергетики и экологии Закон о чистой энергии и безопасности (American Clean Energy and Security Act), который предусматривает снижение на 20% по сравнению с 2005 г. выбросов парниковых газов в атмосферу (к 2050 г. они должны сократиться на 83%). В ЕС в настоящее время осуществляется пересмотр Европейской стратегии устойчивого развития (A Sustainable Europe for a Better World – A European Strategy for Sustainable Development). В 2009 г. принят общеевропейский План восстановления экономики, предусматривающий в частности принятие мер по борьбе с изменением климата, в области энергоэффективности и внедрения экологически чистых технологий и поддержки экологически-ориентированной продукции.
На осуществление новых стратегий выделяются беспрецедентные средства. Так, в США согласно принятому Закону о восстановлении экономики и реинвестировании 2009 г. (American Recovery and Reinvestment Act), из общей суммы инвестиций для стимулирования экономики (787 млрд. долл.) около 80 млрд. (то есть почти 10%) непосредственно предназначены для реализации экологических проектов. По некоторым оценкам, объем косвенного финансирования охраны окружающей среды намного выше (только инвестиции в развитие экологически чистых источников энергии составляют 114 млрд. долл.)11. В ЕС выделяются значительные суммы на разработку экологически чистых технологий, в первую очередь, в области возобновляемых источников энергии. Китай в 2009 г. объявил о планах инвестировать 454 млрд. долл. в экологию в ближайшие 5 лет.12
Оперативность принятия в последние годы различных природоохранных обязательств, прежде всего в области изменения климата, обусловлена рядом факторов. Помимо задачи решения проблемы глобального потепления важной причиной и толчком к новому качеству развития стала необходимость значительного повышения эффективности экономики в результате финансово-экономического кризиса. Среди других факторов можно назвать стремление снизить зависимость от стран, являющихся поставщиками энергоресурсов, а также прагматические мотивы получения выгод компаниями и соответственно «дивидендов» государствами от развития рынков новых экологически чистых технологий, которые по многим оценкам станут лидирующими в развитии мирового хозяйства в XXI веке.
Учитывая серьезность намерений государств и ограниченность капиталовложений, есть все основания предполагать, что эти цели будут достигнуты в обозримом будущем.
В рамках нацеленности на новую модель развития и ведутся переговоры по заключению нового «климатического» соглашения. Именно на это надо обратить серьезное внимание и учитывать России при выработке позиции на международных переговорах, которые имеют далеко идущие экономические и политические последствия.
Ориентация на новую модель развития и переход на технологии с низкими выбросами парниковых газов неизбежно приведут к тому, что развитые страны введут многочисленные импортные ограничения на поставку товаров и технологий с высоким уровнем эмиссии «вредных» веществ.
В этой связи перед Россией встает задача наладить конструктивный диалог и сотрудничество с западными странами по этим вопросам, включая вопросы введения импортных ограничений и передачи новых технологий.
А.В. КУКУШКИНА. Проблема глобального изменения климата стала одним из важнейших вызовов человечеству в ХХI веке. Возрастающая угроза разбалансировки климатической системы заставляет ставить вопрос о том, что делать для предотвращения глобального изменения климата, как обезопасить человечество и окружающую среду от негативных проявлений этих изменений.
Инвентаризация выбросов парниковых газов – первый и чрезвычайно важный шаг в определении мероприятий, направленных на снижение антропогенного воздействия на климатическую систему.
Основная доля в суммарных выбросах парниковых газов в России приходится на углекислый газ (80%). Главным его источником в России является сжигание ископаемого топлива, и прежде всего, угля, природного газа, а также продуктов нефтепереработки (мазут, бензин, и т.д.), на долю которых приходится свыше 97%. За период 1990-1999 гг. выбросы парниковых газов (ПГ) в России сократились на 36,1%. Это связано, главным образом, со снижением потребления топлива в результате экономического кризиса в стране, падения производства, изменения структуры экономики и рядом других факторов.
Многие регионы России могут уже в ближайшее время столкнутся с негативными последствиями изменения климата. Это, в первую очередь, обострение экстремальных погодных явлений: разрушительные наводнения, засухи, обильные снегопады и т.п. Для предотвращения и снижения возможного ущерба необходимо предпринять меры по адаптации к климатическим изменениям. РКИК и Киотский протокол позволяют российским регионам использовать механизмы международной помощи при адаптации. Кроме того, регионы могут рассчитывать и на получение средств из российского бюджета в случае реальной угрозы возникновения ущерба от климатических изменений.
Для выработки национальной климатической политики в России очень важно учитывать региональную структуру выбросов. Масштабы страны, вероятно, потребуют выработки такой политики, которая позволяла бы различным регионам использовать преимущества их географического положения, климата, особенностей энергоснабжения и многие другие факторы.
Целый ряд российских регионов достаточно активно готовится к участию в механизмах международного сотрудничества в области повышения энергоэффективности, энергосбережения, использования альтернативных источников энергии и т.д. Все эти меры в комплексе позволяют также снижать потребление ископаемых видов топлива и выбросы парниковых газов.
В различных регионах анализируются разные подходы к управлению выбросами. Одним из самых распространенных является разработка и реализация региональных программ повышения энергоэффективности и энергосбережения. В них предусматриваются меры по модернизации объектов тепловой энергетики, муниципальных котельных и т.д.
В настоящее время сложились условия для участия регионов России в механизмах Киотского протокола. Однако анализ реальных возможностей привлечения инвестиций в проекты и мероприятия, сокращающие выбросы парниковых газов, в обмен на так называемые «углеродные кредиты» показывает, что их будет не так много, как хотелось бы. Реальные выгоды получат те, кто первыми проявит инициативу, и раньше других создаст на реальном уровне инфраструктуру, необходимую для использования Киотских механизмов.
Одним из первых российских инвестиционных проектов, зарегистрированных Секретариатом РКИК, стал проект РУСГАЗ, направленный на снижение утечек природного газа из магистральных газопроводов, осуществленный совместно ОАО Газпром и компанией Рургаз в конце 1990-х годов. В результате оптимизации транспорта газа удалось существенно снизить утечки метана (225 тыс. т СО2 – эквивалента)13.
Существует реальный интерес к сотрудничеству с Россией со стороны потенциальных партнеров, которые не смогут выполнить свои обязательства по Киотскому протоколу без использования механизмов гибкости. Прежде всего, это: Италия, Ирландия, Дания, Нидерланды, Австрия, Канада и Япония. В Правительство России с инициативой подписания двусторонних Меморандумов о сотрудничестве по реализации Киотского протокола и использования его механизмов обращались представители правительств Швейцарии, Дании, Швеции, Голландии, а также представители Экспериментального углеродного фонда Всемирного банка. К сожалению, из-за несогласованности позиций заинтересованных министерств ни один из меморандумов так и не был подписан.
В процесс подготовки к реализации механизмов Киотского протокола в регионах уже вовлечено более 40 регионов Российской Федерации. К международному сотрудничеству по проблемам стабилизации выбросов парниковых газов проявляют интерес следующие регионы: Псковская, Московская, Ростовская, Орловская, Архангельская, Вологодская, Воронежская, Калининградская, Кемеровская, Кировская, Костромская, Новгородская, Новосибирская, Нижегородская, Омская, Оренбургская, Сахалинская, Свердловская, Тамбовская, Тверская и Читинская области, Ставропольский край, РСО – Алания, Республика Хакасия.
В настоящее время реализация предусмотренных РКИК мер как элементов национальной политики предусмотрена и осуществляется в рамках ряда федеральных целевых программ (ФЦП), финансируемых из бюджетов различного уровня, а также за счет собственных средств предприятий. В контексте выполнения обязательств РКИК с целью обеспечения энергосбережения в топливно-энергетическом комплексе принято 43 региональных закона и 362 нормативных акта. По инициативе Минэнерго России более, чем в 50 субъектах Российской Федерации приняты региональные программы энергосбережения. Кроме того, федеральными органами исполнительной власти принято 26 отраслевых программ энергосбережения, действуют 62 центра энергосбережения.
В этих условиях Российской Федерации необходимо скорейшее внедрение административных и рыночных механизмов, стимулирующих снижение уровней выбросов парниковых газов и формирование национальной политики и мер, включая нормативно-правовую базу, позволяющих применять эти механизмы в России. Очень полезной может стать подготовка региональной климатической программы, в которой будут определены наиболее важные направления деятельности по снижению выбросов в регионе.