Geum.ru

С. В. Ткаченко Рецепция права: идеологический компонент

Вид материалаДокументы

Содержание


2.4. миф о необходимости искоренения «позорного» правового советского прошлого.
2.5. Миф о благотворности полномасштабной рецепции для общественности.
2.6. миф о бескорыстности донора.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13

2.4. миф о необходимости искоренения «позорного» правового советского прошлого.

В современной российской литературе прямо или косвенно, но совершенно безаппеляционно утверждается ошибочность всего советского прошлого России и острая необходимость следовать «проторенной» Западом тропой.

Показательно, что в учебном пособии по истории России Московского педагогического государственного университета, дословно пишется следующее: «Крах социализма … нанес сильный удар не только по марксистской идеологии, но и еще раз продемонстрировал бесперспективность каких-то особых путей, принципиально отвергающих передовой, апробированный опыт человечества, воплощаемый, по крайней мере, в последнее тысячелетие странами Запада. …. Нынешние драматические попытки выбраться на наезженную дорогу мировой цивилизации с целины, по которой мы изо всех сил пробивались (таща на себе и другие государства) вновь возвращает нас к механизмам и особенностям российских реформ».1

М.С. Каган также считает, что нельзя «двигаться вперед с головой, повернутой назад, оправдываясь красивыми формулами «верности традициям», «памяти предков», «национальной идентификации».2 Бывший в свое время академик АН СССР, А.Н. Яковлев сейчас уже вполне уверен, что «большевизм – родное дитя марксизма. С точки зрения исторической – это система социального помешательства»3.

В отношении правовой системы постулат определяется так: «старая» (советская) судебная система исчерпала себя в принципе и невозможна к употреблению в новых российских условиях. Несмотря на то, что советская система судопроизводства достаточно эффективно функционировала в рамках социализма, исследователи находят в ней все большее число недостатков, обилие которых должно в принципе отбросить мысль о какой-либо преемственности с прошлым. И.Л. Петрухин в этой связи дает следующую характеристику советской судебной системы: «В недалеком прошлом, когда Россия была советской, судейские и прокурорские должности замещались в номенклатурном порядке, судьи находились в полной зависимости от партии и Советов, господствовало «телефонное право» (согласование приговора или решения по телефону), суды, включенные в систему правоохранительных органов, делили с ними ответственность за состояние преступности и не предъявляли высоких требований к качеству предварительного следствия, интересы обвиняемого и потерпевшего не были надлежащим образом защищены. К началу 90-х годов стало очевидно, что нужна коренная судебная реформа, призванная создать подлинно демократическую гуманистическую и цивилизационную систему судоустройства и судопроизводства»1. И.Б. Михайловская весомо считает, что хотя в советский период суд функционировал как партийно-государственное учреждение, имела место судебная система, «однако наличие системы судебных органов еще не говорит о том, что в данном государстве есть судебная власть»2. При этом игнорируется очевидный факт, что описываемые ей недостатки если и не остались неизменными, то только усилились либо приобрели новые негативные качества, утратив положительные.

Влияние этого мифа реализуется и в других отраслях права. В связи с этим показательна позиция доктора экономических наук, профессора А.М. Афанасьева, аргументирующего позицию по принципиальному отказу от советских «нерыночных условий раздачи жилья», т.е. от государственного обеспечения жильем. Он размышляет следующим образом: «В нерыночных условиях раздачи жилья, когда его получение не зависит от возможностей, а, наоборот, от бедственного положения семьи, рождается особая человеческая психология – просительства, иждивенчества, равнодушия к сегодняшнему месту проживания. Заложенная в институте государственного обеспечения забота о человеке развращает его, порождает стремление к постоянной демонстрации своих бедствий и спекуляций на них. Эта психология тем прочнее укореняется в человеке, чем дольше существование института государственного обеспечения и чем шире он охватывает разнообразные социальные слои населения. Запущенность жилых кварталов, вандалистское отношение к состоянию подъездов, лифтов и прочего – следствие этой рабской, унизительной психологии»1.

Любопытно, что иного варианта вышеназванным ученым не предусматривается в принципе. И это, не смотря на факт, что новая квартира уже представляется несбыточной мечтой для большинства российского населения на фоне его катастрофического обнищания. Исключение, видимо, составляет сам профессор, освобожденный от этой «особой человеческой психологии».


2.5. Миф о благотворности полномасштабной рецепции для общественности.

Миф о том, что проводимые государственной властью западные реформы осуществляются во имя и во благо российского народа является одним из основных. Населению внушается мысль, что в ходе осуществления такой формы рецепции, общественное благосостояние будет постоянно улучшаться.

Данный миф активно поддерживается, прежде всего, представителями власти. Достаточно в этой связи привести слова главы РАО «ЕЭС России» Анатолия Чубайса, сказанные на церемонии присуждения ему почетной докторской степени в Санкт-Петербургском государственном инженерно-экономическом университете 25 сентября 2003г.: «Двенадцать лет в стране ведется правая политика. В стране, которая не предрасположена к этому. Мало того, совершенно очевиден вывод о том, что эта правая политика, эта правая идеология вытащила страну из тяжелейшей катастрофы в переходный период. Россия приняла эту идеологию и приняла ее необратимо».2

Миф отражен в тезисе, что ценность современной модели российского права состоит именно в том, чтобы служить интересам народа России, выступать в качестве мощного инструмента, обеспечивающего защиту прав и свобод российских граждан.1 В русле этой тенденции, Д.И. Степанов декларирует построение светлого настоящего: «бурное развитие отечественного гражданского права во всех его проявлениях и на различных уровнях правовой действительности, наблюдаемое в последнее время, являет собой одну из наиболее удивительных и уникальных особенностей новейшей российской истории. Пройдет, вероятно, не одно десятилетие, прежде чем мировым сообществом будет оценен по достоинству тот культурный пассионарный взрыв, который произошел в России в девяностых годах двадцатого столетия. Необычайный интерес к частному праву, который пробудился в последнее время в нашей стране, представляет собой не просто достижение в области российской юриспруденции, а является значительным феноменом в мировой литературе»2. Им игнорируется факт, что пресловутый Гражданский кодекс 1994г., полностью основанный на рецепции западной правовой мысли, написан исключительно с предпринимательских позиций, образуя «торговый» кодекс. Его тяжеловесный характер мало доступен обществу с иными задачами по выживанию в непростых условиях современной жизни.

Однако в науке все совсем по иному видится, наверное работает все тот же пресловутый феномен «духовного видения». Так, А.Е. Выгорбина констатирует, по ее мнению, очевидный факт, что «современное правоведение России развивается в русле гуманитарной культуры современности, определяемой стремлением общества к благополучию и процветанию страны, незыблемости ее демократических основ, соблюдению прав и свобод человека, гражданского мира и согласия».3 О.И. Орлова с уверенностью пишет в отношении российской действительности: «Что же касается современной России, то цель формирующегося здесь гражданского общества сегодня во многом совпадает с целью государства – обеспечение свободы человека, удовлетворение его потребностей и разнообразных интересов, признание естественных и неотчуждаемых прав человека».1 Доктор юридических наук, профессор В.А. Летяев в своем исследовании пришел вообще к потрясающему воображение обывателя открытию, что осуществляемые в последние десять лет истории России преобразования экономических отношений, переход от административно-командной системы управления экономикой к рыночным принципам хозяйствования «опирается на многовековую историю развития права».2 Конечно, при этом имеется в виду уже, наверное, не российское, а западное право.

Но в настоящее время, очевидно, что данная форма рецепции в российских условиях осуществляется в пользу лишь немногочисленного процента богатого населения в ущерб всему остальному проживающему народу. В литературе российские исследователи, преимущественно – правоведы, принципиально предпочитают не «вскрывать» идеологический компонент российской рецепции, так это может наглядно продемонстрировать цели государственной власти, качество реформ и наметить печальные контуры будущих преобразований и будущего России.

Зачастую исследователи вольно либо невольно «проговариваются». Так, С.Н. Бондов в работе, посвященной брачному договору, пишет следующее: «…. наш законодатель воспринял нормы зарубежного законодательства о брачном договоре, предоставив супругам право устанавливать режим супружеского имущества по своему усмотрению. Нормы, регулирующие имущественные отношения супругов, отныне носят диспозитивный характер, позволяя смотреть на брак как на «договор, юридическую сделку». Практика заключения брачного договора существует, как правило, в состоятельных семьях».1 А для упрощения восприятия имущественного характера брачного договора в частности, и брака – в целом, в науке осуществляются попытки признания брака в контексте западной правовой мысли договором. Так, например, М.В. Антокольская, исследуя правовые теории брака как договора, как таинства и как института особого рода, делает вывод, что «соглашение о заключении брака по своей правовой природе не отличается от гражданского договора. В той части, какой оно регулируется и порождает правовые последствия, оно является договором».2

О нацеленности российских реформ в сторону исключительно малого числа обеспеченного населения свидетельствуют и проводимые жилищные реформы. Даже в лояльной государственной власти учебной литературе признается, что неравенство в жилищных условиях зачастую еще более значимо, чем неравенство в денежных доходах. Хотя реальные доходы населения растут (в 2003г. они выросли на 9,2% по сравнению с 2002г., а в 2004г. прогнозировался дальнейший рост еще на 6,7%), приобретение и строительство нового жилья остается прерогативой населения с высокими доходами. Граждане со средним достатком не могут преодолеть «порога» решения жилищной проблемы. Не имея возможности постепенно, по мере роста доходов, вкладывать средства в улучшение жилищных условий, люди переориентируются на потребление товаров и услуг, которые носят престижный, но менее значимый характер (машины, отдых за границей и т.п.) В итоге, значительная часть платежеспособного населения «работает» на импорт3. И, конечно же, у законодателя находится образец для подражания за рубежом: так, в Вене насчитывается 800 тысяч квартир, из которых 240 тысяч – городские муниципальные, 250 тысяч – кооперативные и 310 тысяч находятся в частной собственности. Но из частных квартир только 10% используются для личного проживания, остальные сдаются в аренду.

Для состоятельных граждан внесены необходимые «дополнения» в УК и УПК РФ. Достаточно привести такие меры пресечения в уголовном процессе как залог, домашний арест. Конечно же, данные институты не предусматривают в качестве субъекта обычных, малоимущих граждан. И не о них заботливо пекутся современные ученые-процессуалисты. Так, Е.Н. Александров мотивирует необходимость активного использования судебного залога следующим образом: «Ни для кого сейчас не секрет, что следственные изоляторы переполнены, содержание в них подозреваемых (обвиняемых) в совершении преступлений являются фактически пыткой. Но у государства нет организационных и финансовых возможностей для строительства новых СИЗО и увеличения штатной численности их персонала. … Кроме того, хотя заключение под стражу эффективно, но, как показывает следственный опыт, зачастую усложняет работу следователя с подозреваемым (обвиняемым). Возникают сложности общения с обвиняемыми, с их этапированием, размещением для допросов и т.д.».1 Но не представляет никакой тайны, что данная мера пресечения предназначена и будет реализована только маленькой, но достаточно состоятельной частью населения.

Предпринимались также активные попытки ввода института сделок о признании вины. Так, постановлением от 3 апреля 1998г. Совет судей РФ высказал предложение о предоставлении обвиняемому и защитнику полномочий в ходе предварительного слушания заключать с согласия обвиняемого соглашения о признании вины. Такое соглашение должно контролироваться судом (судьей), который и будет назначать наказание.2 Этот институт, как справедливо отметил С.В. Боботов, предусмотрен только для обеспеченных обвиняемых, так как обвиняемые, располагающие значительными денежными средствами, имеют больше возможностей «откупиться» от потерпевшего и, что самое главное, суд будет обязан принять эту сделку3. И.Л. Петрухин признает, что российскому менталитету чуждо само понятие «сделки о признании». В российском уголовном правосудии сделка – явление аморальное, порочное, бесчестное; это торг, компроментирующий власть, свидетельствующий о ее бессилии, неспособности установить истину по уголовному делу. В условиях современной России «сделки о признании» будут способствовать распространению коррупции, и без того поразившей государственную систему.1

Как же воплотился данный институт в новую правовую систему Российской Федерации? Неоднократно Верховный суд РФ указывал на то, что присутствие адвоката при проведении следственного действия исключает применение незаконных методов расследования и, следовательно, получение доказательств недозволенными методами. В связи с широким распространением участия адвокатов в предварительном расследовании или судебном заседании по назначению дознавателей, следователей, прокурора и суда расходы на оплату труда адвокатов компенсируются из федерального бюджета. Положения, разработанные Минюстом России, возложило калькуляцию гонорара защитнику на обвинение и суд, что само по себе недопустимо по этическим соображениям и в своем развитии выдавливает из сферы защиты адвокатов отстаивающих интересы клиентов, оставляя склонных к сотрудничеству и подношениям. Федеральным законом Российской Федерации от 04.07. 2003г. №92-ФЗ в статью 314 УПК РФ внесены изменения по особому порядку рассмотрения уголовных дел, где он предусмотрен и для тяжких преступлений. Это, в свою очередь, грубо попирает конституционный принцип состязательности сторон.

Новое уголовно-процессуальное законодательство также обогатилось институтом «мирового соглашения»: уголовное дело может быть прекращено, если обвиняемый договорился с потерпевшим (ст.25 УПК РФ). И, конечно, это делается не в пользу основной массы населения.

За проводимыми государственной властью реформами в рамках декоративной рецепции постоянно проглядывает жутковатая реальность. Достаточно вспомнить радикальное реформирование характера Уголовного кодекса РФ 1996г. в декабре 2003г. Изменениям подверглись 266 из 372 статей. Результат – приобретение, хранение, перевозка и изготовление наркотиков в крупном размере, совершенные с целью сбыта, фактически преступными не являются.

Принципиальное нежелание государственной власти придерживаться установленных ею правил правового поля хорошо констатируется текстом Указа №1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации» (от 21 сентября 1993г.), где декларировалось что для государственной власти существует «более высокая ценность, нежели формальное следование противоречивым нормам, созданным законодательной властью».1

В современной России с ее «декоративной» рецепцией в принципе неприемлема основная идея западной цивилизации – ответственность власти перед народом. Известно, что президент США Р. Никсон досрочно ушел в отставку в результате скандала, связанного с нечестным ведением предвыборной борьбы (1974г.), Президент США Б. Клинтон едва избежал подобной участи в результате процедуры импичмента в связи с делом о лжесвидетельстве и сексуальных домогательствах по отношению к стажерке Белого дома. Бывший канцлер ФРГ Г. Коль в конце 1999г. вынужден был покинуть пост председателя партии ХДС за сокрытие источников финансовых поступлений, превысивших установленные нормы и не подвергшихся налоговому обложению. Неоднократно покидали свои посты за финансовые нарушения премьер-министры Японии. Появляются и новые «основания» для привлечения к ответу высших лиц государства. Так, в Эквадоре парламент отстранил президента в 1997г с мотивировкой «из-за слабых умственных способностей». В России же институт отрешения от власти настолько усложнен и политизирован, что воспользоваться им общественности не представляется никакой возможности. Де-юре институт импичмента есть, а де-факто – нет. Необходимо также помнить, что иммунитетом от уголовной ответственности обладают и бывшие руководители страны «декоративной рецепции». В их числе бывший президент России Б.Н. Ельцин, М. Касьянов и прочие….


2.6. миф о бескорыстности донора.

В «декоративной» рецепции активную, если не важнейшую роль, выполняет и донор. Как уже отмечалось выше, рецепции предписывается добровольность как обязательный признак. Однако такая «добровольность» становится не очевидной при рассмотрении взаимоотношений между донором и реципиентом. При рассмотрении внутреннего содержания «декоративной» формы рецепции приходим к закономерному выводу о наличии экспансии (открытой или закамуфлированной) донора, которая выражается, помимо прочего, в навязывании правовой идеологии, в ее рецепции, в рецепции различных проявлений собственной культуры в общем, и правовой в частности. Не говоря уже об откровенно принудительных моделях рецепции – таких как колониальная и оккупационная.

Политическая и экономическая экспансия реализуется под лозунгами добровольной всесторонней безвозмездной помощи в ликвидации правовой отсталости и модернизации отечественных правовых систем. Очевидной целью является упрощение ограбления донором реципиента, в частности, вывоза природных ресурсов, жесткая эксплуатация его рабочей силы, индустриальная, торговая, финансовая и иная эксплуатация.

Влияние донора определяется следующим образом: донор - более сильное государство, оказывает давление в той или иной форме на реципиента - государство, находящееся в той или иной степени зависимости от донора, либо находящееся в глубоком общественном и экономическом кризисе, т.е. на слабое государство. Как заметил известный российский историк В.О. Ключевский, «влияние наступает, когда общество, его воспринимающее, начинает сознавать превосходство среды или культуры влияющей и необходимость у нее учиться, нравственно ей подчиняться, заимствуя у нее не одни житейские удобства, но и самые основы житейского порядка, взгляды, понятия, обычаи, общественные отношения».1 А.Е. Наговицын через призму донорства пришел к абстрактному выводу, что народ, как живой организм, может породить в ином народе свое подобие, родить самого себя через свой «детородный орган» - культуру2, ничего не сообщив о дальнейшей судьбе этого «иного» народа.

В настоящее время таким принципиальным донором выступает США, занимающее доминирующее положение на международной арене. Донорская политика США по рецепции американского права в странах Западной Европы, а отчасти и в других странах обусловливаются американской индустриальной, торговой, финансовой и иной экспансией и носит характер материальной экспансии.3 Но США лишь лидер в такой экспансии. В литературе отмечается и факт всеохватывающей экономической экспансии, которая осуществляется США, развитыми странами Запада и Японии, особенно на территории новых государств, в первую очередь России, преследующей конечную цель – ликвидацию их как независимых государств, превращения в колонии, раздробленные регионы выкачивания дешевых энергоресурсов, в «задворки» мировой экономики. Такого рода экспансия извне на территорию страны обычно осуществляется весьма изощренными способами практически во всех сферах жизнедеятельности как отдельного человека (общества), так и государства в целом4.

С характером материальной экспансии хорошо знакома и наша правовая система, которая изменялась в русле пожеланий политиков и экспертов США. Поэтому и неудивительно предположение, что за рецепцией зачастую скрываются происки зарубежных спецслужб. А.Бойков пишет, что на процесс учета зарубежного опыта (т.е. рецепции) влияют «скрытые усилия некоторых зарубежных спецслужб, заинтересованных в развале державы и превращения ее в колониальный придаток западной цивилизации».1 Но в этом контексте необходимо отметить, что рецепция иностранного права в рамках «декоративной» модели лишь закрепляет уже сложившиеся отношения по экспансии. В связи с чем, происки иностранных спецслужб необходимо искать гораздо раньше самого факта рецепции права. В качестве примера достаточно хотя бы изучить некоторые из ставших известными документы иностранных спец. служб.

Еще меморандум СНБ 10/2 от 18.06.48г. обозначил задачу создания в рамках ЦРУ отдела социальных проектов, которому предписывались следующие подрывные действия: «Тайные операции включают пропаганду, экономическую войну, превентивные военные действия, включая саботаж…, подрывную работу против враждебных государств, включая помощь подпольному движению…. Эта деятельность планируется и проводится так, чтобы внешне не был заметен ее организатор – правительство США, а в случае каких-либо разоблачений правительство США могло правдоподобно отрицать всякую ответственность за него». Два года спустя, в Директиве СНБ-68, утвержденной Трумэном 30.09.50г., предусматривалось втягивание СССР в гонку вооружений, а также предписывалось «сеять семена разрушения внутри советской системы», вести «открытую психологическую войну», осуществлять «меры и операции тайными средствами в области экономической, политической и психологической войн». Причем делать все это так, чтобы американская политика и действия вызывали «коренные изменения в характере советской системы… Если эти изменения явятся в основном результатом действия внутренних сил советского общества, то они будут эффективнее и обойдутся США дешевле». Результатом такой политики, по видимому, является поражение в холодной войне, развал СССР и декоративная форма рецепции в России. Отдельные представители исторической науки отрицают в принципе декларируемую «объективность» развала СССР. Так, Ш.М. Мунчаев и В.М. Устинов пишут, что «распад Советского Союза не был распадом классической империи. Распад уникальной многонациональной страны произошел не по естественным причинам, а главным образом по воле политиков, преследующих свои цели, вопреки воле большинства народов, проживающих в те годы в СССР».1 А.И. Молчанов, рассматривая экономические аспекты СССР, отмечает, что состояние экономики, в частности финансовых систем, стран СНГ начала 90-х годов показывает, что не было экономической необходимости в «распаде» СССР. Это было чисто политическое, во многом спровоцированное мероприятие, в ходе которого экономического распада еще не произошло. Советскую экономику с ее высокой степенью консолидации, гигантскими предприятиями и огромными расстояниями было трудно разрушить2. Известный российский ученый И.Я. Фроянов также отмечает искусственность развала СССР: «Говоря о гибели СССР необходимо, на наш взгляд, иметь в виду не столько мнимые или явные системные пороки экономического, общественного, политического и государственного строя страны, сколько спланированное действие разрушительных сил, внешних и внутренних3.

Конечно же, неразумно игнорировать спланированные и скоординированные усилия зарубежных государств по развалу крупнейшей ядерной державы, могучего конкурента в области политики и экономики. История пестрит многочисленными примерами по развалу государственной идеологии, приводящей к уничтожению и государства - ее носителя. Еще в Древней Греции считался общеизвестным факт, что именно благодаря рецепции только одного из законов соседнего государства могучая Спарта погибла. Рецепция воплотилась в закон эфора Эпитадея, изменившего порядок наследования от отца к сыну. В результате «каждый мог подарить или оставить по завещанию свой дом и надел кому угодно» (Плутарх). После принятия этого закона фактически спартанские граждане могли уже свободно распоряжаться своими наделами, тогда как раньше их клеры были неделимыми и передавались в виде майората только старшему сыну. В этом и заключалась новизна реформы, ибо она допускала полную свободу дарения и завещания даже при наличии законных наследников. В результате спартанское общество перестало быть общественно равным, что привело к медленной агонии такого типа государства.

Но и в настоящее время политика США направлена на принципиальное ослабление мощи современной России. Известно, что в «Директивах в области обороны на 1994-1998гг.» США поставило вполне определенную и закономерную задачу – «не допустить появления на территории Советского Союза …. нового соперника, представляющего угрозу, аналогичную той, которая исходила из СССР». К реальному выполнению этой задачи США постоянно стремится. Известные американские политики признают характер своей неприкрытой экспансионистской политики в отношении Российской Федерации. Так, бывший министр юстиции США Р. Кларк признался, что «Соединенные Штаты не желают слышать о вашей стране ничего положительного. У нас прислушиваются только к тем из России, кто продолжает настаивать на так называемых реформах, направленных, как известно, на наше собственное (США – Авт.) процветание и на геноцид русского народа»1.

Активная роль донора в российских преобразованиях видна практически во всем. Известно, что в целях экономической и политической выгоды донора была запущена российская приватизация, механизм которой подсказан именно западными специалистами - консультантами команды Гайдара. Западный капитал причастен и к теневым финансовым операциям, осуществляемый российскими бизнесменами, поскольку для своих «теневых» сделок они используют контракты с западными фирмами и банками и т.д.1 Характер проведенной приватизации справедливо оценен бывшим советником российского правительства американцем Джеффри Саксом. Он назвал ее «злостной предумышленной, хорошо продуманной акцией», целью которой было «широкомасштабное перераспределение богатств в интересах узкого круга лиц»2

Известно, что указания США являлись руководящими в области рецепции правовых и иных культурных ценностей, даже если это наносило существенный ущерб внешней и внутренней безопасности России. Данную деятельность в лице администрации Клинтона в России сами же американские политологи окрестили «крестовым походом», так как «… их политика носила ярко выраженный миссионерский характер: это был настоящий крестовый поход во имя превращения посткоммунистической России в некое подобие американской демократии и капитализма»3. Понятно, что любой «крестовый поход» в истории связан с войной, насильственным характером. Не исключение и его принудительный, силовой характер на территории современной России, хоть и не в форме открытой агрессии.

Результаты специфической донорской политики охарактеризованы С.Ю. Глазьевым, отмечающего, что в российских условиях кризисного сокращения производства рецепция принятых за рубежом принципов бюджетного федерализма и следование навязываемым транснациональным капиталом тенденциям регионализации экономик крупных стран приводит к ситуации, когда «бедные становятся все беднее», а возможности сближения уровня жизни в регионах ухудшаются.4

Затушевывание, игнорирование экспансионистской политики США приводит к охарактеризованию ее как «либо ошибочную, либо страдающей от шизофренического расстройства»: «Своими пространными разговорами о дружбе и общих ценностях она заявила о себе как о самой прокремлевской администрации со времени союза между США и СССР во Второй мировой войне. Но если судить по практическим действиям, которые администрация предпринимала вопреки и против России, она была самой антироссийской администрацией в современной истории».1 В результате «дружеской» политики, США получило широчайший доступ к любым ресурсам Российской Федерации, превратив экономическое и правовое поле страны - реципиента в экспериментальную площадку.

Ряд российских исследователей принципиально отрицают подозрения в отношении влияния донора на ход российской рецепции. Л.Я. Косалс и Р.В. Рывкина убеждены, что в современной негативности отношения к Западу виновата историческая советская традиция: «Для коммунистов Запад являлся враждебным «капиталистическим окружением». Население воспитывалось в духе ненависти к нему. Идеологи КПСС рисовали Запад в черных тонах, не стесняясь прямой дезинформации. Ложный образ Запада внедрялся в массовое сознание, формировал негативное отношение населения к Западу. И только небольшая часть советских людей, выезжавших за рубеж, знали, как на самом деле живут люди в Европе и в США. Однако обе названные концепции – и «особого пути», и враждебного «капиталистического окружения» имеют под собой более глубокие психологические корни. Психологический «корень проблемы» - наличие у России устойчивого «комплекса неполноценности» перед Западом, корни которого уходят вглубь истории».2 Конечно же, такая «политическая близорукость» идеологически выгодна и донору и правящей элите, которая проводит прозападные преобразования.

Другие исследователи считают благотворным влияние такого донора на весь политический мир. Так, М.В. Стрежнева восторженно пишет следующее: «США остаются единственной страной в мире, окруженной доктриной и практикой, благоприятствующей экстерриториальному применению национального законодательства. Соответственно такому положению, американские власти проявляют большую смелость в одностороннем и расширительном толковании того, что такое незаконная торговая практика и какие государства нарушают международные законы в торговле. Международный порядок, основанный на праве, по сути означает для американцев распространение американских хозяйственных правил и процедур на весь остальной мир. В подобной мировоззренческой перспективе Америка нужна миру как либеральный гегемон, как генератор либеральных культурных импульсов – для того, чтобы международная экономика оставалась либеральной»1.

Политика донора (доноров) осуществляется в разнообразнейших формах, начиная от разнообразных форм подкупа должностных лиц государства-реципиента и заканчивая деятельностью различных международных организаций. Достаточно привести в пример политическую деятельность известного американского финансиста Джорджа Сороса в Грузии. Лидер оппозиционной партии «лейбористы» Шалва Нателашвили охарактеризовал создавшуюся в Грузии ситуацию как уникальную – один человек оккупировал всю страну и весь ее государственный аппарат. По его мнению, «для Сороса Грузия – его личный концентрационный лагерь, и визит в страну – это инспекционная поездка по собственным владениям». Фонд Сороса принял решение выделить 5 млн. долларов на финансирование государственного аппарата Грузии в течение шести месяцев. При этом финансист надеется на развитие «демократических ценностей в Грузии»…2

Обескураживает безусловная «зашоренность» и близорукость большинства российских ученых. Исследователи зачастую видят только ширму, но не действительность. Так, судья Конституционного суда В.О. Лучин определяет основную проблему только в подчинении государственной власти требованиям Международного валютного фонда: «Основная причина бед в России в том, что экономическая политика российского правительства в последние годы осуществлялась под диктовку Международного валютного фонда».1 И ни слова о влиянии донора на ход рецепции в России….

Также в последнее время становится модным говорить о необходимости вступления России в процессы глобализации, забывая при этом тот факт, что глобализация с самого начала используется и зачастую управляется Соединенными Штатами Америки и особо заинтересованными в ней странами «золотого миллиарда» (в котором Россия не значится) и их транснациональными компаниями, исходя только из своих интересов, реализация которых несет для других стран высокую криминогенность.2 Особо настораживает и сама доктрина глобализации. В ней проявляется бесспорный диктат Запада остальным странам. Отдельные политологи справедливо отмечают, что там, где Запад (речь идет в первую очередь о США) рассчитывает извлечь максимум пользы от ослабления былых границ и барьеров, он настаивает на принципе глобального «открытого общества». Глобальная «открытая экономика» означает беспрепятственную экспансию наиболее развитых стран, разоряющих более слабые экономики, лишенные привычной национальной защиты. В целом «открытое глобальное общество», как оно интерпретируется сегодня на Западе, означает откровенный социал-дарвинизм – глобальное пространство ничем не сдерживаемого «естественного отбора», в котором более слабые экономики, культуры, этносы обречены погибнуть, уступив планету сильным и приспособленным. И это подается как высшее откровение современности!3 В этом контексте справедливо мнение В. Левченко, что современное угодничество и научная беспринципность ученых-юристов перед властьпредержащими, начиная от Академии Наук СССР и выше, превратили правовую науку в марионетку командно-административной системы. Этот факт объясняется также и тем, что во власть Новой России и в науку пришли люди, отобранные по более опасному критерию – быть исполнителями заморских спецслужб.1

Донор может оказывать и выгодное для себя воздействие на правовую систему реципиента с помощью международного права, которое в России рассматривается как олицетворение «человеколюбия».2 Известно, что международное право формируют, как правило, ведущие державы мира. Именно ими осуществляется диктат другим неугодным государствам, навязывание им своего образа жизни. Достаточно привести один из важнейших документов международного права - Парижскую Хартию для новой Европы. Она провозглашает: «Мы обязуемся строить, консолидировать и укреплять демократию как единственную систему правления в наших странах».3 Иными словами, хочешь быть в Европе – будь как Европа! При этом, конечно, нет никакой речи о сохранении национальной самобытности.

Но необходимо отметить, что в Российском государстве существует и легальная основа рецепции для донора через международное право. Иными словами, Российская Федерация достаточно широко открыта перед диктатом международного сообщества. Конституция РФ 1993г. (ст.15) устанавливает приоритет международного права над внутренним законодательством государства. Из истории известно, что впервые формула о приоритете принципов международного права над внутренним правом страны была включена в текст конституций государств, потерпевших поражение во Второй мировой войне: Конституции Италии 1947года, Конституции Японии 1947года, Основного Закона ФРГ 1949года. Ее суть заключалась в установлении постоянного контроля над побежденными, в частности со стороны США. В настоящее время симптоматичен вообще факт признания прохождения проекта Конституции РФ некоей «экспертизы за рубежом», зафиксированный в докладе Президента РФ.1 В связи с этим, напрашиваются известные исторические аналогии. Н.А. Боброва справедливо отмечает, что вообще трудно представить суверенное государство, которое в добровольном порядке низводило себя до необходимости «зарубежной экспертизы» своего основного Закона. Как и трудно представить ситуацию, при которой Конгресс США начал бы обсуждать саму возможность принятия поправки к Конституции США о приоритете международного права над внутренним.2 Должен настораживать в принципе сам факт, что в области правового поля, Конституция РФ, а также отдельные кодексы и законы прошли и проходят успешную правовую экспертизу за рубежом. Это, конечно же, свидетельствует о весьма условном государственном суверенитете реципиента перед донором. А этого «успешно» и не замечают виднейшие представители юридической мысли.

Кроме того, необходимо отметить, что постоянное подчеркивание «примата» международного права в правовых актах, ссылки в них на западные стандарты права приобретают в России анекдотичные для обывателя формы. Так, например, Устав городского округа Новокуйбышевска Самарской области пестрит обилием «правовых основ» местного самоуправления: «Правовую основу местного самоуправления городского округа Новокуйбышевск Самарской области составляют общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры Российской Федерации, в том числе Европейская Хартия местного самоуправления, Конституция Российской Федерации, федеральные конституционные законы, Федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» от 06.10.2003г. №131-ФЗ, другие федеральные законы и издаваемые в соответствии с ними иные нормативные правовые акты Российской Федерации (указы и распоряжения Президента Российской Федерации, постановления и распоряжения Правительства Российской Федерации, иные нормативные правовые акты федеральных органов власти), Устав Самарской области, законы Самарской области, иные нормативные правовые акты Самарской области, решения, принятые на местном референдуме, настоящий Устав и иные правовые акты городского округа».1 Данное изобилие как отечественных, так и международных источников права должно, по видимому, декларировать «цивилизованность» этого городского округа. Однако обыденная жизнь его обитателей остается неизменной, что достаточно характерно для декоративной рецепции. Зато представители юридической науки празднично торжествуют о вхождении в цивилизованное правовое поле.