С. В. Ткаченко Рецепция права: идеологический компонент

Вид материалаДокументы

Содержание


2.3. миф о принципиальной отсталости отечественной правовой системы.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13
2.2. Мифология декоративной рецепции

Для реализации «декоративной» рецепции активно используется политическое мифотворчество. Здесь миф выполняет роль своего рода «социальной склейки», так как единство нации покоится на общей истории патриотического содержания и общих национальных символах. Гражданские (политические) мифы создают основу для образования государства и обеспечивают полномочия правительства, объединяя всех граждан с помощью общего символизма1.

Основой «декоративной» рецепции является политический миф, что с отказом от своего правового прошлого и настоящего и полноценным заимствованием правовых ценностей благополучных стран, страна успешно выйдет из системного кризиса.

Данный миф активно и с успехом распространялся через средства массовой информации в обществе. Политологи отмечают, что население, искренне надеявшееся, что Россия как по мановению волшебной палочки вдруг очутится в компании развитых, процветающих государств, т.е. поверившее в миф «декоративной» рецепции, испытало тяжелое потрясение2. Как справедливо заметил Ю.Е. Пермяков, новизна нынешней ситуации в России состоит в том, что основания права, с которыми связано становление современной европейской цивилизации, изрядно пошатнулись и не кажутся такими незыблемыми, как это пытается представить преподаваемая в высшей школе история политико-правовых учений. Их фундаментальный вид внушает восхищение, уважение и трепет лишь у тех, кто подобно посетителям музея, способен пройти мимоходом, едва коснувшись взором старых колонн. Однако стоит только остановиться на пятиминутный разговор с администратором, и окажется, что стены музея готовы рухнуть, а крыша протекает и нуждается в срочном обновлении3.

Российская наука, в русле описываемого мифа, идеализирует иностранные правовые системы, лидирующие на международной арене. Так, отмечается, что «уникальность английской правовой системы как единого и во многом неповторимого культурно-правового явления, видимо, сохранится и в третьем тысячелетии, несмотря на столь стремительные и глобальные перемены и многочисленные реформы и нововведения. … Основными составляющими европейской правовой культуры являются: персонализм, легализм и интеллектуализм».1 Выдвигается в качестве ключевого принцип, сформулированный российским ученым А.С. Ахиезером: «Запад – мера всех вещей».2

Только изредка в современной литературе встречается критика западного материала рецепции. Так, Б. Соколин выделяет такие недостатки западной культуры, которые заимствуются Россией, это: - необоснованный рост ресурсопотребления; - низкая адаптивная способность экономической системы; - кризис нравственности; - деградация человеческой духовности; - межцивилизационный конфликт3. Но, как правило, в рамках рассматриваемого мифа, происходит постоянная идеализация западного пути развития и, соответственно, западной правовой культуры. Принципиально замалчиваются успехи других стран, принципиально отказавшихся от полномасштабной рецепции западных ценностей. Активную политику в этом играет США, которое не устраивает успехи по модернизации социалистического Китая. В литературе отмечается, что американцев не устраивает возникшая сверхдержавность КНР, помимо прочего, и в связи с тем, что это – социалистическое государство. И если это государство станет таким же сильным, как Америка, это опровергнет идеологические установки всего капиталистического мира. Опровергнет их аксиому, что, дескать, только капитализм, только «демократические ценности» являются основой для успешного развития. Пример поражения социализма в России явно померкнет на фоне успехов экономического развития КНР. И этот момент беспокоит Запад, прежде всего США, в значительно большей степени, чем военные программы Пекина. Именно поэтому американские ученые требуют от Вашингтона активнее вмешиваться во внутренние дела внутренние дела Китая с тем, чтобы подтолкнуть его руководство к «демократическим» преобразованиям на западный манер. Успех социалистического Китая в деле превращения в сверхдержаву явится самым больным ударом по капиталистическому Западу1.

Полностью замалчивалась не только как следствие реципируемый жесткий характер эксплуатации населения со стороны капиталистов, но и – пресловутое «безвозмездное присвоение чужого труда». Только сейчас экономисты начинают говорить, что безвозмездное присвоение чужого труда было неизбежно при полномасштабной рецепции западной культуры по следующим причинам:

- неравное общественное положение работодателя (собственника решающих средств производства и обращения, значительных социальных и духовных благ) и наемного работника, лишенного подобных преимуществ;

- хроническая и нередко массовая безработица, а также устойчивая инфляция, что позволяет снижать заработную плату;

- постоянная ожесточенная конкуренция между предпринимателями, требующая максимального сокращения финансовых затрат, в том числе при оплате наемных работников;

- устойчивая тенденция к интенсификации труда при неизменности заработной платы;

- широкое распространение экономического и другого монополизма, обеспечивающее крупное и массовое перераспределение результатов труда;

- все большее использование относительно низкооплачиваемых иностранных работников.

В результате делается запоздавший вывод: «Все перечисленные обстоятельства не случайны, не преходящи; все они внутренне присущи капиталистическому обществу».1

Реципирование западной теории капитализма на российскую почву, не выработавшую защитных механизмов, приводит к губительным результатам. И здесь уже не помогут никакие императивные гуманные требования законодательства о труде. Известно, что в настоящий момент случаи несоблюдения законодательства о труде составляют примерно одну третью часть от общего числа нарушений социально-экономических прав. Работодатели в большинстве своем игнорируют требования законодательства при оформлении трудовых отношений с работниками, их увольнении, обеспечении права на отдых и безопасные условия труда. Многочисленны нарушения, связанные с невыплатой или несвоевременной выплатой заработной платы.2 Это еще довольно мягкие, проправительственные оценки. Ситуация гораздо хуже: работник практически полностью не защищен законом от произвола работодателя. Уже вошли в обиход «джентльменские соглашения» работодателя с работниками. Так, одно из многочисленных соглашений касается беременности – «забеременела – увольняйся». Зачастую отбираются расписки о том, что работница не должна беременеть в течение первых трех лет. Процветает и сексуальное домогательство на работе.

Идеологи реформ забыли также «предупредить» население, что торжество западной цивилизации в мире закономерно сопровождается ростом преступности и ужесточением самих преступлений. Известен факт, что стоит только какой-нибудь стране воспринять в полном объеме западную модель развития, как почти сразу же ее население начинает утрачивать отечественные нравственные ориентиры. Следствием этого является рост насилия, агрессии в обществе. Причем в самих западных странах, несмотря на все их экономические достижения, уровень насилия и агрессии не снижается, а, наоборот, неуклонно растет1. В данном случае показательно, что криминальными делами нередко занимаются даже руководители буржуазных государств: премьер-министр Италии, канцлер Германии, президенты Южной Кореи, президент США и даже Генеральный секретарь НАТО. В сентябре 1993г. почти половина итальянских парламентариев находилась под следствием или подозревалась в различных преступлениях (главным образом во взяточничестве). Что же здесь говорить о российской политической элите…

Любопытно, что уже после очевидного провала данной политики в глазах населения, ее творцы стали объяснять общественности, что оказывается и «большинство стран с рыночной, капиталистической экономикой (точнее, с элементами такой экономики) пребывает в жалком состоянии застойной бедности. …. Опыт множества зарубежных государств показывает, что сам по себе отказ от социализма, от излишнего администрирования в хозяйственной системе не гарантирует еще ни экономического процветания, ни достойных условий жизни, как наивно надеялись у нас в 1990году, веря, что достаточно поменять фетиши – и мы в обмен на отказ от «коммунистического первородства» как-то почти задаром получим капиталистическую похлебку, обменяем «Капитал» на капитал»2.

Конечно, этот политический миф пошатнулся, но все еще продолжает действовать. Россиянину все еще приятно осознавать себя европейцем, вооруженным западным правом с западной рыночной экономикой, хоть он и является при этом униженным, бедным и голодным. Представители науки все так же издевательски убеждают общественность, что «рыночная экономика – бесстрастный механизм. Она не имеет совести, не приспосабливается к моральным нормам, определяющим, что есть «рыночная экономика – бесстрастный механизм. Она не имеет совести, не приспосабливается к моральным нормам, определяющим, что есть «беспристрастность» или «справедливое распределение дохода»1, забывая, что в западном обществе всегда существовал и существует институт сдерживания произвола рыночной экономики. Раньше этим занималась церковь, в настоящее время – государство.

Но даже, несмотря на выработанные человечеством порой эффективные рычаги сдерживания развития рыночных преобразований, исследователи предупреждают об опасности этого пути развития цивилизации. Достаточно привести выводы исследователей международного научно-исследовательского института космической антропоэкологии В.П. Казначеева и А.В. Трофимова: «Мы утверждаем, что до тех пор, пока будет существовать рыночный механизм, «рыночный панцирь» всей материальной, интеллектуальной деятельности цивилизации, этносов, национальностей, религий и т.д., он будет сдерживать, нейтрализовать все положительное и концентрировать все больше устойчиво болезненные, катастрофические феномены на планете Земля»2.


2.3. миф о принципиальной отсталости отечественной правовой системы.

Политический миф, что с отказом от своего правового прошлого и настоящего и полноценным заимствованием правовых ценностей благополучных стран, страна успешно выйдет из системного кризиса, приводит как следствие к рассмотрению реципированного правового материала в качестве прогрессивного, неотъемлемого элемента российской правовой системы. Современная российская государственная идеология, «чтя память предков, передавших нам любовь и уважение к Отечеству, веру в добро и справедливость, возрождая суверенную государственность России»3, опирается на постулат принципиальной отсталости отечественной правовой системы перед другими иностранными правовыми системами развитых капиталистических стран. Соответственно и в научной литературе сразу же твердо укрепился тезис о патологической «отсталости» российского правового менталитета от западных стран. Такую тенденцию российская наука в настоящее время восприняла от западной науки, открыто пропагандирующей в России свои культурные и правовые ценности. Получивший «научное» обоснование, он позволяет подвести идеологический фундамент для крупномасштабных государственно-правовых преобразований в рамках «декоративной» рецепции.

В силу разнообразных причин западная наука права пристрастно и негативно относилась и относится к российской исторической действительности. Существует большой пласт переведенной на русский язык или цитируемой в научных работах подобной литературы. Известно, что еще Г. Гегель принципиально не включил русских в свой перечень «христианских народов Европы». Но и современными западными исследователями сохраняется данная тенденция. Так ими «установлен» факт, что Россия «будучи современным государством, по хронологии, по внешней стороне цивилизации, по усвоению технических знаний Европы, по своей армии и бюрократии, она остается средневековой по духу и нравам своего народа. Ни Возрождение, ни реформация, ни революция не коснулись ни городского, ни сельского населения. Все, что случилось в Европе со времен Колумба и Лютера, Вашингтона и Мирабо, для России как бы не существовало…»1. Показательно, что российские исследователи положительно отнеслись к данному высказыванию, опубликованному в виднейшем российском правовом журнале «Государство и право» в 1992г.

А вот как описывает «невезение» России современный французский ученый Каррер д'Анкосс Э: «Невезение России обусловлено ее историей: безусловно европейская страна, выросшая на византийский традициях, она была внезапно вырвана из Европы татарскими завоевателями. Конечно, им она обязана заимствованием некоторых принципов организации власти, но, тем не менее, на протяжении двух с половиной столетий они держали ее в стороне от нормального хода европейского развития. Невезение России состояло также и в том, что в свое время она не приняла норм римского права (которые могли бы уменьшить влияние татарского ига) и не признавала закон, частную собственность, договорные отношения – все, на чем в течение долгих веков строилась европейская цивилизация».1

Против такой пристрастности западной науки в свое время выступала и сама российская императрица Екатерина Великая. Екатерининская Россия, с точки зрения многих западноевропейских современников, была именно тиранией, в которой рабами в равной степени являлись как крестьяне, так и дворяне. Ознакомившись с одним таким произведением французского аббата Шаппа д’Отроша, Екатерина возражала ему, что в России действуют законы, и, следовательно, нет никакой тирании2. Как писал автор предисловия к сочинениям императрицы А.Н. Пыпин, императрица несколько раз возвращалась к обвинениям Шаппа, «она доказывает ему, подданному Людовика XV, при котором система так называемых letters de cachet получила высшее развитие, нет повода так печаловаться за русский народ, так часто твердить об отсутствии свободы в России, колоть ей глаза произволом администрации».3 Славянофилы также пытались объяснить общественности всю пагубность мифологии «декоративной» рецепции, указывая на существенные недостатки и порочность западной правовой культуры и преимущества российской.

В настоящее время принципиально игнорируются, «забываются», искажаются любые факты эффективности российской правовой системы прошлого. Хотя известно, что даже знаменитый французский мыслитель Вольтер в 1770г. восхищался подготовленным Екатериной II «Наказом к составлению свода законов России», который, по его мнению, служит неприкрытым упреком французам в их смешной и варварской юриспруденции, построенной на декреталиях папы и церковных норм. В 1777г. Вольтер пишет, что получил немецкий перевод Свода законов и начал переводить его на язык варваров-французов. Кроме этого, он и его коллега внесли по 50 луидоров в пользу того, кто составит уголовный кодекс, близкий к русским законам и наиболее пригодный для страны, где они живут.1 Рост правосознания общества хорошо иллюстрируется фактом российской истории: привлечению Ивана Грозного к церковно-правовой ответственности. По решению Собора 23-х иерархов Русской церкви в 1575г., он подвергся осуждению и должен был пройти открытое покаяние за четвертый брак в течение трех лет.2

Отрицательные тенденции в рассмотрении российского правового прошлого отчетливо сохранились в западной правовой науке, считающей Россию оплотом варварства. Так, пристрастность очевидна и в работе знаменитого исследователя Рене Давида, считающего, что «до Октябрьской революции русский народ не считал право основой социального строя. В законах он видел капризы царя и способ административного управления. Когда марксизм провозгласил отмирание права, это настолько мало шокировало русских, что полное отмирание права можно было осуществить уже на следующий день после революции»3. В русле этой же тенденции американский исследователь Х.Дж.Берман в одной из статей привел «любопытную» метафору относительно западного, советского и китайского (после 1949г.) права, своеобразно использовав систему родственных связей. Советское он считал незаконнорожденным сыном западного права, который уже достиг зрелости, а китайское сравнил с капризной дочерью советского права, которая все еще «слоняется по улицам»4.

Приведенные выше высказывания, конечно же, не носят научного характера. Но они активно поддерживаются маститыми российскими учеными, которые вполне могут не только опровергнуть все эти тезисы, но и представить контраргументы общеизвестной аналогичной правовой культуры Запада. Однако этого по определенным причинам не происходит. Наоборот. Достаточно в качестве иллюстрации привести «пророческие» слова В.Е. Гулиева, «обоснованно» считающего, что наше государство «генетически подвержено авторитарным тенденциям и склонно к репрессивно - антиправовым проявлениям».1

Удивляет прозападная позиция российских ученых, убежденно пишущих о некоем правовом нигилизме российского общества, якобы активно противодействующего всем благим начинаниям государственной власти. Так, В.А. Туманов пишет, что как только страна отказалась от тоталитарных методов правления и попыталась встать на путь правового государства, так сразу же дал о себе знать низкий уровень правовой культуры, десятилетиями царившие в нем пренебрежение к праву, его недооценка.2 Е.С. Козина убежденно рассуждает о народном «социальном инфантилизме», мешающем воцарению демократии западного образца: «Отсутствие опыта реального участия российского избирателя в политическом процессе, его неспособность критически оценить предлагаемый социальный проект во многом объясняет как первоначальную поддержку радикальных изменений в области социально-экономического устройства государства и общества, так и последующее разочарование в «прекрасном демократическом будущем».3 Здесь же нужно говорить только о научном инфантилизме, выражающемся в искаженном восприятии действительности, либо в выполнении политического заказа.

Особенно любопытна в этой связи позиция таких ученых как Бирюков Н.И. и Сергеев В.М. Ими был открыт очередной российский «политический феномен», выражающийся в том, что существует некая посттоталитарная фаза развития общества, многие черты которой настолько неожиданны, что поневоле приходишь к выводу: стандартные политические и экономические рецепты по реконструкции и реорганизации этого общества, направленные на то, чтобы привить ему основные достижения мировой цивилизации, попросту не работают. И дело вовсе не в том, что рецепты эти плохи. За годы своего господства тоталитаризм преобразует общество, создавая в нем такое сознание, такие институциональные структуры и такие социальные группы, что все подобные рецепты форсированного перехода к состоянию гармонии с «цивилизованным миром» отвергаются теми силами общества, которые одни только и в состоянии осуществить необходимые реформы. Традиционные для политической культуры России непринятие и критика институтов представительской демократии не могли остаться без последствий, не стать препятствием для эффективного функционирования подобных институтов. Активность новых форм политической жизни немыслимо отделить от адекватной этим формам политической культуры – той почвы, в отсутствие которой экзотическое растение, перенесенное в новую среду, быстро увядает1.

Судья Конституционного суда РФ В.О. Лучин видит причину правовой узурпации государственной власти только лишь в том, что такая «гипертрофированная президентская власть утверждается, как правило, в условиях несвободы и неразвитости демократических институтов»2, т.е. виновато только лишь злосчастное гражданское общество как источник всех бед. Но как же иначе, считает президент Фонда «Либеральная миссия» Евгений Ясин, «наша демократия просто очень молода, мы только-только слезли с дерева советского феодализма».3

Поневоле приходит крамольная мысль, что данные преобразования предназначены совсем для иного народа, существенно отличного от российского. Удивляет также и очевидная «близорукость» исследователей, не желающих замечать откровенное манипулирование гражданским обществом, дальнейшее усиление отчуждения гражданского общества от детища «перестройки» - внезапно выросшего западно-российского монстра.

Так, представитель философской науки, Э.Ю. Соловьев старательно выделяет основные «установки» российского правового нигилизма в современных условиях:

- право считается неполноценной и даже ущербной формой регулирования социальной жизни; в нем видят отживающий институт, лишь на время и лишь в силу печальной необходимости заимствованный у иных (западных) обществ;

- отрицается гуманистический смысл правовой нормы; ее непременная (если не прямая, то косвенная) отнесенность к задаче защиты личной независимости: гражданской, трудовой, имущественной, вероисповедной, творческой - объявляется чем-то несущественным;

- широкое распространение получает социальный и политический патернализм, то есть понимание государственной власти как «родной и отеческой» призванной осуществлять авторитарное, а если потребуется то и принудительное (ни на какое право не оглядывающееся) попечение о гражданах.1

На «низкую правовую культуру граждан» сетует даже Уполномоченный по правам человека2, рассуждая о проблемах «доступа к правосудию». Доктор юридических наук, профессор В.М. Ведяхин, опираясь на авторитетное мнение российского ученого Р.С. Байниязова, также приходит к выводу, что, оказывается, «беда российской действительности состоит в отсутствии законоуважающего, правоуважающего сознания. Российская ментальность по своей сути является закононигилистическим образованием. Именно это доминирует в ее юридической традиции. …. Надо отметить, что при принятии тех или иных законов законодатели учитывают уровень правосознания общества, а он не всегда соответствует высоким идеалам»1.

Забывается, что именно право должно служить народу, а не народ - праву. Иногда, правда, кажется, что политики и виднейшие представители научного мира юриспруденции живут просто в другой благополучной стране западного типа. Иначе чем объяснить тот ужасающий разрыв между разрабатываемой ими теорией и российской действительностью?

Российская правовая ментальность успешно сопротивлялась и сопротивляется всем реформам западного направления, не соответствующего основным устоям пропагандируемой российской жизни. В литературе даже отмечается «особый российский феномен»: «ни одна рыночная реформа не была завершена, ни одна не привела к созданию развитой органической рыночной системы в национальной экономике. Каждый раз очередной реформатор надеется, что именно он, именно сейчас сумеет сделать то, что до него не смог сделать никто. И каждый раз рыночные реформы или прекращаются, или медленно замирают, или замедляются попятным, а то и реакционным движением»2.

Вера в «Запад», постепенно уходящее в недалекое прошлое своеобразная истерия российских политиков и отдельных реформаторов проскальзывает в различных высказываниях тех лет. Достаточно привести хорошо известные фразы-лозунги: «Россия- сука!» - А. Синявский; «Россия – тысячелетняя раба» - В. Гроссман; «Россия должна быть уничтожена»- Т. Щербина; «Русские дебильны в национальном отношении» - Р.Озолас; «Русский народ – народ с искаженным национальным самосознанием» - Г. Старовойтова и пр.3 Они объясняют то многое из современных проблем российской правовой действительности.

Несмотря на успешное многовековое существование отечественного права, позволявшего обществу и государству эффективно решать разнообразные культурные и хозяйственные задачи, своеобразную правовую ментальность, не уступающую по своему уровню западную, российская юридическая литература усвоила и активно демонстрирует показательное пренебрежение ко всему отечественному, поддерживая пристрастное мнение западных исследователей о «примитивизме» российской правовой системы и «научно» его обосновывая.

В большинстве научных исследований (!) выделяются как характерные черты российской цивилизации и «особое положение собственности», и «отрицание обществом личности», и особый менталитет русского народа, и нереформированость гражданского общества и отсутствие среднего класса как социальной основы реформирования российской государственности, а также дезорганизация, постоянный поиск национальной идеи.1 Отмечается и «низкая степень развития правовой активности граждан России», «низкий уровень правовой культуры»,2 «правовой нигилизм русского народа»3, при этом подчеркивается, что при формировании в России правового государства «важным является формирование истинности права. Право должно основываться на принципах морали и как явление цивилизации быть призвано носителем высших начал, основополагающих ценностей общества».4 А.В. Поляков «обоснованно» и безаппеляционно считает, что только лишь «в западных цивилизациях право является основной социальной ценностью»5. А.Г. Сорокин сухо констатирует, что многочисленные социологические исследования свидетельствуют о низком уровне правосознания современного российского общества6. Он же пишет и про негативные последствия не до конца преодоленного «крепостного» сознания: замкнутость, безынициативность граждан, неумение и нежелание отстаивать свои права, командно-административные методы, низкая роль суда, всяческое игнорирование прав и свобод человека и гражданина, - все это накладывало и продолжает накладывать отпечаток на правосознание граждан1.

О.В. Орлова выделяет даже характеристику культуры «неправового» типа: «в культуре же неправового типа, или в цивилизациях системо-центристского типа, преобладают неправовые способы и методы регуляции общественных отношений и соответственно доминирует неправовой тип личности, для которого характерно отрицание свободы, ограничение личной инициативы и, наоборот, коллективизм в самых разных его исторических формах (например, сельские общины, артели, колхозы и т.п.). Коллективизм предполагает властную организацию любой социальной деятельности и безусловное подчинение власти, порождает нивелирование отдельных индивидов, уравнительность. Он демонстрирует высокую мобилизационную способность населения в экстремальных (кризисных) ситуациях и дает человеку ощущение стабильности бытия. Но это не свободное бытие, а бытие сытого раба. Неправовая культура воспитывает рабскую покорность в ответ на насилие или угрозу насилия».2

Некоторые исследователи вообще не рассматривают российскую государственность как цивилизацию: «Россия не является самостоятельной цивилизацией и не относится ни к одному из типов цивилизаций», так как народы, населяющие Россию, «проповедуют ценности, которые не способны к сращиванию, синтезу, интеграции… татаро-мусульманские, монголо-ламаистские, православные, католические, протестантские, языческие и другие ценности нельзя свести воедино»3.

Е. Басина, в ключе рассматриваемой тенденции, также «обоснованно» заявляет, что «Россия – это всего лишь «кривое зеркало Европы»…, восточно-европейская культура, тщетно притязающая быть самостоятельной цивилизацией».1

Для Н.Г. Козина Россия – «вечно переходное общество, потому что являемся цивилизационно не закрепленным обществом, а потому вечно переходим к нечто иному, до конца не реализовав потенциал развития наличной социально-экономической реальности».2

Л.И. Семеникова убежденно пишет, что Россию можно назвать не иначе как «дрейфующим обществом на перекрестке цивилизационных магнитных полей»3.

Любопытно также по своей направленности и мнение кандидата технических наук С. Четвертакова, выделяющего в основных чертах русского народа массовое воровство, которое «следует считать почти национальной чертой россиян, но, прежде всего, русских», ложь – «мы привыкли ко лжи, и потому население России на данный момент не способно инициировать начало борьбы с коррупцией» и т.д.4

Е.Н. Стариков в своей монографии, в русле обозначенной тенденции, пишет следующие строки относительно российской действительности: «Не было права, не было и собственности. Нечто весьма схожее с западными аналогами на самом деле оказалось обратимым, текучим. Право-собственность у нас оказалось подмененным властью-собственностью. Право было заменено морализаторством. «Судить не по закону, а по совести» - вот это наше, родное, близкое, кровное… На том стояли и стоять будем. Отсюда и обратимость всей русской истории. В соревновании с уходящим все дальше и дальше «в отрыв» Западом заспавшийся Илья Муромец (он же Обломов), продрав «очеса своя», совершает дикий рывок вдогонку. Но перенимать все эти «западные штучки» - право и собственность – ему тошно, претит его «православной нравственности», да и непонятно, на кой ляд они ему. И рывок в будущее оборачивается гигантским откатом в прошлое, ибо на пути к архаизации препон нет: главные завоевания цивилизации – право и собственность – отсутствуют, а стало быть русская история принципиально обратима вспять».1

Политический миф основывается на вольных интерпретациях истории и не имеет ничего общего с исторической наукой. Рассматриваемый миф об отсталости русского народа поставлен на «научную историческую основу». Приведу одно из распространенных «доказательств» - в рецепции византийских религиозно-правовых ценностей многочисленные российские ученые «наблюдают» основы современного государственного и правового кризиса.

Так, Г.Ю. Любарский утверждает, что «Русь строила себя по образцу Византии, а Византия была многонациональным государством без естественных границ и в окружении агрессивных соседей. Византии было свойственно на протяжении всей ее истории централизованное мощное государство, подчинившее себе все остальные сферы общественного развития. … Переразвитие государственной власти сопровождалось своими следствиями: Византия характеризовалась пересечением функций различных административных органов, всеобщим взяточничеством, казнокрадством, покупкой титулов и должностей. Имущественная и социальная неустойчивость порождали произвол властей и эгоизм, индифферентность населения. Возникает особое сочетание индивидуализма населения без свободы личности. Этот культурный шаблон и заимствовала Россия».2 Данную тенденцию продолжает и Вячеслав Полосин: «По образу Византии русские стали пресмыкаться перед всякой властью, якобы данной от Бога, а вместо суверенного права на изгнание любых нечестивых и профнепригодных воевод стали все терпеть и ждать «доброго царя-батюшку». Свободолюбивые Святославы, Игори, Всеволоды, Дружины, лады, Людмилы и Ярославны стали «ваньками» и «маньками» у чужеземных «помазанников свыше», не имевших часто и капли русской крови. Даже считающееся почему-то русским имя «Иван» в оригинале на иврите пишется «Иегоханан», звучит «Йоханан» (в греческом произношении: «Йоханис», славянское «Иоанн») и переводится на русский язык как «подарок Иеговы»».1 Даже доктор экономических наук, научный сотрудник РАН Г.С. Лисичкин призывает к исторической памяти россиян: «давайте не забывать, что свое христианское родство мы ведем не от Рима, а от Византии, где существовала тоталитарная государственность, где изначально отрицались права человека, индивидуума, где осуществлялось порочное огосударствление Церкви»2.

Конечно, влияние Византийского государства на Древнюю Русь бесспорно. Оно проявлялось во многом (однако это вовсе не умаляет самостоятельность и самобытность Древней Руси). Этот факт отмечают и западные исследователи, известные своей пристрастностью, что в древнерусском государстве новые политические теории опирались на византийские образцы, но при этом вовсе не теряли универсальный характер и принимали соответствующую национальную окраску. Достаточно сказать, что и теория Третьего Рима в значительной мере восходит к византийским источникам, которые в свою очередь обосновали непреходящее значение Второго Рима - Византийской Империи. То же можно сказать и о концепции «государства правды» во главе с самодержавным царем. И она сформировалась главным образом под влиянием византийских идей. Иными словами, общеизвестно, что любой реципированный правовой институт проходит переплавку в горниле российской правовой ментальности. Происходит сложнейший процесс адаптации к местным условиям российской жизни. Зачастую, такие реципированные институты используются в рамках другой правовой философии и приносят совсем иные плоды как для донора, так и для реципиента.

В ряде исследований сквозит сожаление, что Древняя Русь восприняла не чистое римское право, а только его византийскую переработку: «Византийское право уступало римскому праву именно с точки зрения формально-юридического: его понятия, терминология были сравнительно неопределенны, расплывчаты, носили более конкурентный характер».1 При этом совершенно игнорируется, что вся рецепция средневековья основывалась именно на византийском законодательстве императора Юстиниана, а не на классическом римском праве. Иными словами, по мнению вышеупомянутых ученых, феномен российской «декоративной» рецепции, развернутый в настоящее время, по видимому, является следствием рецепции Православия и права, проникнутого православием. Это очень удобная научная позиция, позволяющая оправдать любой произвол власти. Встречаются попытки проследить генетическую «правовую отсталость» русского народа еще дальше, глубже 988г., основываясь на характере славянской языческой мифологии. Так, А.П. Семитко считает, что если сравнить древнерусскую мифологию с мифологией некоторых других этносов, известных своей высокой правовой культурой (например, древнегреческой, древнеримской), то можно обнаружить, что древнерусская мифология, языческая религия сосредоточены, главным образом, на осознании и понимании восточными славянами природных явлений и процессов. Славянская мифология носила в основном аграрный, природный характер. Древнерусский человек не выделял, не воспринимал и не осознавал еще с достаточной четкостью социальности своего бытия, его нормативности, упорядоченности и иных характеристик, складывающихся в предправовой комплекс. Он был во многом погружен в природность, натурность, в кровнородственные связи и зависимости. Языческая религия была бедна организационными, нравственными и общественными идеалами2. Хотелось бы обратить внимание, что данная статья была опубликована в таком уважаемом юридическом журнале как «Государство и право» и почему-то прошла незамеченной, не вызвав каких либо нареканий со стороны специалистов.

Существуют активные попытки показать, что российская правовая система развивается исключительно с помощью рецепции западного права, в результате чего происходит радикальная смена культур – с отсталой исконно российской на передовую североамериканскую: «главное конкретное содержание этого «тектонического» сдвига заключается в замене традиционно российских форм жизни, на протяжении многих столетий (а не только 70 послеоктябрьских лет!) базирующихся на феодальном холопстве и рабстве, некими качественно новыми формами, фундамент которых – свободная личность и которые в современном мире связываются с понятием североамериканской цивилизации. Это означает, что, имея в виду данные процессы, мы должны говорить о разрыве России не только с идеологией и практикой коммунизма (тоталитаризма), но и с русизмом вообще, русизмом как таковым…»1.

Стали возможны и закономерны весомые суждения российских ученых, доказывающих обоснованность рецепции именно западных правовых ценностей. Так, вице-президент Торгово-промышленной палаты РФ, доктор юридических наук В.Б. Исаков пропагандирует: «Жизненный выбор, перед которым стоит Россия, заключается в том, чтобы определиться: ориентация на западную модель экономического и социального развития или на некий «самобытный путь», альтернативный и оппозиционный тому, которым идет западная цивилизация. Анализ последних пятнадцати лет не оставляет сомнений, что руководство страны, ее правящая элита сделали однозначный выбор в пользу западной модели развития. Я считаю этот выбор правильным, на данном этапе – перспективным».2 Иными словами, выбор существенно ограничен. Только либо на Восток, либо только на Запад. И ничего собственного. В таком случае лучше, конечно, на Запад….

Сторонники рецепции активно действуют в рамках государственной идеологии, подготавливая «почву» для успешного внедрения иностранного правового элемента и формируя свои «мифы» о необходимости полномасштабной рецепции. Известны и широко распространены призывы «шагать нога в ногу с современным миром». Так, Г.А. Хомяков пишет следующее: «… глобализация явилась вызовом для традиционных атрибутов суверенитета России и ее государственно-правовой системы. Когда в начале 90-х гг. ХХв. прекратил существовать биполярный мир, разделенный на капиталистический и социалистический лагерь, Россия оказалась перед выбором: адаптироваться в глобальный мир или превратиться в режим-изгой, обреченный на замкнутость в собственных границах».1 М.Л. Энтин откровенно пишет, что для России, «по причине сравнительно недавнего выбора в пользу рыночной экономики», была бы полезна рецепция права ЕС».2

В.И. Мильдон предлагает заново не «изобретать велосипед» - все последующие реформы должны быть именно прозападными: «Россия, вступив в сферу рыночных отношений и переориентированности на капиталистические отношения в экономике, неизбежно присоединилась к тем тенденциям развития, которые свойственны другим капиталистическим странам».3 Иными словами, другого пути уже нет… По видимому, этим и объясняется «предсказание», что России еще предстоит «пережить самую драматичную эпоху своей многовековой истории – ломку архетипа, связанную с необходимостью отказа от устойчивых в течение сотен лет архетипических реакций».4

Интереснее и показательнее позиция российской ученой Т.В. Кашаниной. Она нашла панацею выхода из кризиса, который довольно прост. Вдумаемся в ее «рецепт», сформулированный в учебном пособии: «Российскую цивилизацию от пресловутой жестокости, так же, как, впрочем, от неустойчивости, шараханий из стороны в сторону, резких взлетов и падений, спасет открытость перед внешним миром. Россия может сама поделиться своими природными ресурсами, своим социальным опытом (как положительным, так и отрицательным) с другими народами. И, конечно, она может обогатиться достижениями, которые имеются в других странах в области новых технологий, менеджмента, опыта государственного строительства и т.д.). Все это позволило сделать экономику более эффективной уровень благосостояния людей, уровень их сознания. Жесткая государственность станет не нужной. Государство не будет довлеть над обществом, а превратиться в «служанку» общества.1 Мысль этого представителя науки достаточно понятна и не нуждается в дополнительном комментировании…

Здесь говоря здесь о некоем «варварстве», «отсталости» российского народа перед Западом, необходимо отметить, что оно порождено вовсе не восточной архаикой или остатками исторических империй, а тем самым западным влиянием, осуществляющим не цивилизационное, а политическое вторжение на суверенную территорию России.2