Правовые реформы в России: проблемы рецепции Западного права Самара 2007

Вид материала

Монография

Содержание 2.3. Правовое государство

Подобный материал:

• Налоговой реформы. Основные ее направления были намечены, 1070.49kb.
• Задачи уголовного права, их эволюция. Нормы международного права как источник российского, 37.79kb.
• Задачи уголовного права, их эволюция. Нормы международного права как источник российского, 61.47kb.
• Либеральные реформы в России 60-70, 47.51kb.
• Московский новый юридический институт право социального обеспечения, 83.49kb.
• Н. С. Таганцев как один из основоположников российского уголовного права, 86.76kb.
• Н. С. Таганцев как один из основоположников российского уголовного права, 41.03kb.
• Актуальные проблемы дорожно-транспортного травматизма и организационно-правовые пути, 55.43kb.
• Учебное пособие Самара 2007 удк 331. 108. 4(075. 8) Ббк 33(07), 2690.85kb.
• Общая информация о реализации мероприятий административной реформы в Томской области, 274.87kb.

2.3. Правовое государство

Западная концепция правового государства составляет основу Конституции Российской Федерации, которая в п. 1 ст. 1 определяет, что Российская Федерация – Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления, и основывается на том, что источником политической власти в правовом государстве является только народ и без реальной демократии не может быть правового государства.

Реализацию этой концепции планировалось осуществлять через принцип разделения властей, основной смысл которого состоит в предотвращении или сведении до минимума возможности злоупотребления властью, сосредоточенной в одних руках. Средством для этого служит установление в государстве такого отношения различных властей между собой, при котором они могли бы сдерживать друг друга, не допуская перевеса одной из них.

Данная система сдержек и противовесов предполагает четкое правовое определение компетенции и функций трех основных видов власти – законодательной, исполнительной и судебной, характера их отношений с обществом и друг с другом. Реализация принципа разделения властей (наряду с принципом народного суверенитета) была решающим шагом при переходе от государственности старого порядка (абсолютизма) к правовому (либерально-демократическому) государству Нового времени²²².

К моменту принятия Конституции РФ 1993 г. в мировой практике сложился богатый опыт по формированию политико-правовых моделей управления государством на основе принципа разделения властей.

Однако даже такие развитые демократические страны, как США, Великобритания, Франция, Италия, Германия и другие, система государственного управления которых построена по принципу разделения властей и имеет многолетний опыт, все больше сталкиваются с необходимостью перераспределения этих полномочий между различными ветвями власти, укреплением «здоровой» независимости властей друг от друга при возможности использования некоторых взаимных рычагов контроля, появлением новых и «обновлением» прежних функций ветвей власти²²³. Таким образом, данный принцип не работает в чистом виде, «множа сущности». А это, в свою очередь, создает разнообразнейшие проблемы, зачастую выходящие за пределы права. Иными словами, несмотря на простоту данной конструкции, однозначно провести разделение властей не представляется возможным ни в одной стране мира.

Данное деление является достаточно условным и подходит далеко не всем правовым системам. Как справедливо отмечает Н.А. Филиппова, формирование постсоветских государств во многом осуществлялось в русле рецепции европейского права, но характер последующих конституционных реформ в ряде государств продемонстрировал имитационную природу такого заимствования, так как учреждение новых институтов не имело системного характера, их место и функции в системе государственной власти не соответствовали конституционным традициям развитых правовых государств²²⁴.

Правовое государство как таковое, в своем идеальном варианте, принципиально противоречит устремлениям Запада в России и российской политической элиты. Так, известно, что концепция правового государства основывается на признании народа как основной государственной ценности. Это положение прямо постулируется в ст. 3 Конституции РФ: «Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления. Высшим непосредственным выражением власти народа является референдум и свободные выборы. Никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуется по федеральному закону»²²⁵.

Однако за этими достаточно красивыми лозунгами Конституции для многонационального народа России скрывается весьма неприглядная действительность. Российская общественность правовым способом «отлучена» от реального управления государством. До сведения населения довели, что для реализации свободных выборов в современной России и построения правового государства была создана западная модель выборной системы, которая более эффективна по сравнению с существовавшими отечественными системами. Получившийся симбиоз западной выборной модели и существующих российских административных рычагов управления закономерно приводил, приводит и будет приводить к нужному для правящей элиты результату. Именно в этом выражается идеологический компонент российской рецепции права.

Следует констатировать безусловный факт – выборы в России задумывались как управляемые и закономерно стали таковыми. А это уже очевидная имитация демократических процессов. Объясняется данный факт тем же идеологическим компонентом рецепции, которую государство проводит, прежде всего, в собственную пользу (а это не всегда предполагает совпадение с общественными интересами) и никогда – во вред себе. Основным девизом политической элиты служит следующее положение: «Что хорошо для власть имущих – то хорошо и для этого государства, а что хорошо для государства – то хорошо и для остального общества». В рамках данного девиза заранее просчитывается политическая выгода при заимствовании тех или иных зарубежных правовых идей, институтов, принципов, инструментов. Не видеть всего этого – в духе современной российской юриспруденции, всегда поощряющей и санкционирующей любой произвол государства.

Абсолютно не соответствующими действительности являются измышления отдельных представителей от науки: «Выборы в нашей стране перестали быть фиктивной процедурой. Постоянной практикой стало наличие нескольких кандидатов на выборные посты и реальная борьба между ними»²²⁶.

Любопытно, что только отдельные представители общественности видят настоящую беду государственности России. Игумен Георгий (Шестун) справедливо пишет, что если смотреть на политическую жизнь, на современные партии, на то, как занимаются должности, как выдвигаются в депутаты, в чиновники, то можно увидеть, что основной движущей силой, к сожалению, стали деньги. Сейчас уже почти не играют роли достоинства человека, личные качества, способности, взгляды. Коррупция пронзила практически всю вертикаль нашего социального устройства. В государственной и политической жизни она занимает такое место, что становится страшно. Все разговоры о демократии приобретут некий внешний вид, и демократии в принципе не будет существовать. Наступает власть денег²²⁷.

Даже некоторые судьи Конституционного Суда РФ осмеливаются публично признать факт, что действительность в современной России такова, что огромное большинство ее граждан практически отстранены от политики государства. Вершит ее явное меньшинство общества – представители и доверенные нарождающейся буржуазии. Народу же оставлена возможность своим участием в выборах обеспечить демократический фасад власти²²⁸. Однако эти популистские замечания так и остаются невостребованными государственной властью, которая очень довольна результатом правовых реформ.

Это негативное для общества явление уже не скрывается правящей элитой, не камуфлируется различными лозунгами. Наоборот, в таком признании звучит нескрываемая гордость строителей «правового государства». В качестве примера достаточно привести слова первого вице-премьера С. Иванова. Он сообщил общественности следующее: «Благодаря тому, что я неплохо знаю иностранные языки, я иногда читаю, что о нас пишут на Западе. Про выборы – все подтасовано, все скучно, отсутствие интриги. Отсутствие интриги – признаю. Но кому хочется интриги – пускай в другом месте эти интриги ищут или создают. Да, политтехнологи лишились больших денег. Ну и что? Почему вся страна должна по этому поводу страдать? Это их проблемы, пускай зарабатывают на выборах в других странах. То, что все было предсказуемо… Ну возьмите Европу, там что – непредсказуемые результаты выборов? <…> Но бывает и такое, что по десять-двадцать лет ничего непредсказуемого нет. А возьмите Японию. Что, она не демократическая страна? Шестьдесят лет у власти была одна партия. И исход выборов заранее понятен всем. Да, премьер меняется, а политика – нет. Вот и я, как в деревне говорят, об том же. Люди должны меняться, а политика – быть стабильной и предсказуемой»²²⁹. Конечно, для правящей российской элиты такое стабильное нахождение их у власти просто идеал, к которому они будут стремиться повсеместно.

Иными словами, демократические выборы есть, и их результат заранее прогнозируем. Чем не демократическая страна Россия? Никакой непредсказуемости для Запада.

В настоящее время в России создана система многоуровневых ограничений прав граждан на участие в выборах. Сначала законодательство о политических партиях ограничивает право граждан на объединение в партии путем сокращения их численного состава, предоставляемой для регистрации информации, запрета региональных партий (хотя Россия является федерацией) и т.д.; затем оно ограничивает партии, предъявляя чрезмерно жесткие критерии к порядку выдвижения кандидатов. В этих условиях, чтобы исполнить требования закона о выборах, надо вначале исполнить требования закона о политических партиях. Главным регламентирующим органом, определяющим, имеет ли право на участие в выборах объединившаяся в ту или иную партию группа граждан, становится регистрирующий их деятельность орган исполнительной власти, напрямую назначаемый Президентом РФ и ему подотчетный, лишенный какого бы то ни было контроля как со стороны парламента, так и со стороны гражданского общества.

Предусмотренный в Федеральном Законе «О политических партиях» механизм их образования предполагает создание партий не путем постепенного аккумулирования местных инициатив (т.е. снизу вверх), а путем фактического найма региональных структур федеральными органами партии (т.е. сверху вниз). Причем после того как партия «условно» зарегистрирована на федеральном уровне, она в течение 6 месяцев должна зарегистрировать региональные отделения не менее чем в половине субъектов Федерации, регистрирующие органы которых нередко занимаются прямым саботажем и вымогательством²³⁰.

Любопытно, что факт такой «управляемой демократии» правового государства исподволь отмечается в научной литературе. Достаточно привести фрагмент из диссертации И.Р. Феоктистовой о результатах референдума 25 апреля 1993 г.: «Результаты референдума оказались неожиданными для многих: действующий президент формально одержал серьезную политическую победу. Более половины россиян выразили ему свое доверие и одобрили его социально-экономическую политику»²³¹.

Этот референдум и его «неожиданные» результаты достаточно ярко показали гражданскому обществу его место в ряду современных российских демократических ценностей.

Игнорирование идеологического компонента рецепции института выборов Запада приводит к «недоумению» и западных исследователей. Так, афишируя сам факт рецепции западной модели выборов, пристрастные западные политологи отмечают, что почему-то голосование в России не стало средством «создания власти» в том смысле, какой вкладывают в эту процедуру сторонники западного либерального конституционализма. По большей части россияне уже не выбирают правителей, а только «поддерживают власть», уже существующую и слабо зависящую от реальных интересов рядовых граждан. С. Холмс приводит свое определение сложившемуся в России устройству, называя его «обществом разбитых часов», в котором «привилегированные не эксплуатируют и не оказывают давления и даже не правят, а просто игнорируют большинство». Некоторые эксперты склонны считать, что в результате в России построено нечто неопределенное, некий гибрид, «ни государство, ни рынок». Другие пишут о некоем переходе от «криминального коммунизма к криминальному капитализму», о сложившемся «криминально-номенклатурном симбиозе», добавляя при этом, что проблемы России – не столько экономические, сколько нравственные²³².

Необходимо отметить уже бесспорный факт, что в российском правовом государстве основным двигателем выступает чиновничество, которое и формирует внутренние и внешние процессы российской политики. Здесь правящая элита просто беспомощна. В отношении чиновничества она ограничивается только констатацией негативных явлений в обществе, зачастую выполняя роль статиста, «мякиша для беззубых», по образному выражению В.И. Ленина.

Так, послание Президента РФ к Федеральному Собранию на 2005 г. констатировало достаточно жуткое и неизменное положение вещей – чиновничество охарактеризовано как замкнутая, надменная каста, понимающая государственную службу как разновидность бизнеса. Но такая констатация осталась только констатацией. Правящая элита не желает действительно менять что-либо для быстро вымирающего и деградирующего населения. Кроме того, сама кадровая неразбериха в высших эшелонах власти пугает общественность своей непредсказуемостью и в то же время какой-то странной логикой: до недавнего времени, как только рейтинг премьера начинал расти, его снимали. В связи с такой практикой деятельность правящей элиты обрастает множеством слухов, сплетен и домыслов, что еще более ослабляет авторитет государства. Оснований для этого предостаточно. За время реформ сменилось 7 премьеров, десятки вице-премьеров, несчетное число министров, в том числе 7 директоров ФСБ, 4 министра внутренних дел, по 3 министра иностранных дел и обороны, 7 глав администрации Президента и т.д. Многие из них своей деятельностью нанесли стране непоправимый ущерб. Появилась еще одна тенденция, свидетельствующая об исчерпанности государственного кадрового потенциала: происходят повторные назначения ранее отставленных деятелей, иногда один и тот же человек назначается на две должности сразу; бывает, что возникает и вовсе никому не известный человек, способный лишь окончательно дискредитировать государственную власть в глазах общественности. Все это вновь и вновь свидетельствует не только о немощи «человеческого фактора» государственной власти, но и о том, что в само конституционное устройство России заложена мина замедленного действия, которая может в любой момент привести к очередному взрыву, пострашнее прежних²³³.

Важнейшую роль в правовом государстве играет концепция разделения властей. Заимствованная из западных научных теорий, она воистину вносит хаос в российскую государственную действительность. Об этом, в частности, пишет А.Ю. Мордовцев. По его мнению, фиксация в Конституции РФ принципа разделения властей, системы «сдержек» и «противовесов» как правоограничивающего (получившего наиболее полное осмысление и воплощение в западной политической традиции) в отношении государственной власти средства – лишь закрепление данного положения на уровне публичного дискурса, юридической конституции. Реализация же данной конституционной нормы на российской почве неизбежно сталкивается с ее преломлением в скрытом социально-правовом дискурсе, фактической конституции. Именно движение от публичного дискурса к скрытому, т.е. к принадлежащим национальному правоментальному универсуму социальным практикам, позволяет оценить реальные перспективы института разделения властей в стране. Существовавшая веками система «замещающих» друг друга властей, утвердившая (подтверждаемая, в том числе, и современными социологическими опросами) в сознании большинства россиян образ «настоящей» исполнительной власти, персонификация (на правоприменительном уровне) государственной власти в лице «верховного правителя», для которого государственный аппарат только элемент, необходимый для его «управленческой миссии», по сути не предполагает наличия адекватных эффективной реализации данного «заимствования» духовно-культурных оснований. В этом плане отсутствие в ст. 10 Конституции РФ положения о единстве государственной власти на фоне закрепленной в ней самостоятельности законодательных, исполнительных и судебных органов принципиально недопустимо²³⁴.

Особую роль в построении правового государства в России играет создание многопартийности. Однако по своему содержанию она достаточно «российская», несмотря на западное происхождение.

Идеальное видение политического процесса деятельности партий в современной России определено в послании Президента Российской Федерации В.В. Путина Федеральному Собранию 2003 г.: «… Партии являются частью государственно-политической машины и одновременно с этим частью гражданского общества… наиболее влиятельной его частью, а значит, и наиболее ответственной. Мы все заинтересованы в углублении взаимодействия партийных структур с регионами страны, с гражданами и общественными организациями»²³⁵.

Но в современной России мы, граждане, становимся очевидцами того, как власть формирует только угодные для себя политические силы. Среди них особо выделяется партия, открыто поддерживаемая Президентом РФ, партия, куда входит его ближайшее окружение. Остальных реальных оппозиционных политических сил либо уже просто нет, либо они пока пребывают в подполье. Откровенно замалчиваются факты силового лоббирования интересов прогосударственных партий.

Любопытно, что, несмотря на признание принципа политического плюрализма, принципиальное непринятие политической оппозиции любого образца (даже прокремлевской) уже демонстрировали все наши политические лидеры. Достаточно откровенен в этом вопросе был российский Президент В.В. Путин. Так, на вопрос корреспондента американского журнала Time о том, беспокоит ли его, что есть семена дестабилизирующей оппозиции в стране, он ответил следующее: «Нет, но вы посмотрите результаты выборов – 0,9 процента, они и одного процента не набрали. Как это может беспокоить? В политическом плане нет никаких беспокойств. Дело ведь совершенно не в этом! Дело в том, что я смотрю на это как на инструмент иностранных государств для вмешательства во внутриполитические дела России»²³⁶.

Выступление В.В. Путина на Форуме сторонников откровенно продемонстрировало реальное отношение власти к насаждаемым институтам западной демократии. Было заявлено следующее: «Убежден, мы не имеем права допустить, чтобы Государственная Дума превратилась в сборище популистов, парализованное коррупцией и демагогией, чтобы повторилась ситуация, которая уже была в нашей стране. Повторю: стране нужен не популистский, а ответственный парламент, работающий на интересы всех граждан. И именно поэтому партия «Единая Россия» – при поддержке своих сторонников, вас – должна завоевать в Государственной Думе большинство»²³⁷.

И в то же время создан такой парламент, который не может полноценно решать насущные проблемы российского государства. Это, в частности, касается качественного состава российского парламента, где собраны спортсмены, артисты и проч. Мне, к сожалению, неизвестно, есть ли в парламенте цирковые клоуны. Но очевидно – катастрофически не хватает профессионалов: юристов, экономистов, управленцев. Но может, они там и не нужны?

В большинстве своем российские депутаты – достаточно богатые люди, в сферу интересов которых не входит ни русский, а тем более российский народ, ни само российское государство. Именно они зачастую являются паразитическими носителями идеологии либерализма, всячески отгораживаясь от основного населения России. Многие из них пришли в политику за депутатской неприкосновенностью от уголовного преследования. Что же это за особый фильтр существует в российском праве, когда в парламент проходят все, кроме работоспособных, честных, порядочных российских граждан? Я не говорю, что таких вообще нет в российском парламенте. Но их очень мало. Этот факт позволяет охарактеризовать представительный институт правового государства как парламент особых вредителей российской цивилизации. Они вредят хотя бы тем, что занимают чужие места, саботируют работу этого важнейшего государственного органа. Я уже не говорю о действительно вредительской деятельности! О ее истинных масштабах можно только догадываться.

В литературе встречаются довольно точные оценки феномена российского парламентаризма. Так, А. Кара-Мурза констатирует, что «парламент – это специально оплачиваемая налогоплательщиками “говорильня”, где рождаются, апробируются и утверждаются (или выбраковываются) новые общественные идеи. Парламент – это общенациональная выставка мозгов, ярмарка политических женихов, добивающихся благосклонности довольно разборчивой дамы – голосующей общественности. Парламент – важнейший “аттрактор” гражданского общества, притягивающий и селектирующий политиков, должных быть достаточно амбициозными, чтобы предлагать себя обществу, но и достаточно привлекательными, чтобы их купили…»²³⁸.

В.В. Куликов более благосклонно оценивает деятельность парламента, так как благодаря ему оппозиция якобы получает общенациональную трибуну для ознакомления народа с альтернативными проектами решения важнейших общественных проблем и может участвовать в контроле за деятельностью исполнительной власти. Этим целям, в частности, служат запросы и интерпелляции, обсуждения внесенных депутатами от оппозиции резолюций и, наконец, парламентские расследования, посвященные различным аспектам положения дел в государстве и действий правительства или отдельных министров. Публичное высказывание взглядов, не совпадающих с общепринятыми, может также служить «отдушиной» для государственного строя, выпуская потенциально опасный политический «пар», пока он не дестабилизировал положение. При авторитарных режимах явно безвластные парламенты также используются как «отдушина» для сдерживаемого раздражения в обществе²³⁹.

Но мало кто из критиков российского парламента обращает внимание на него как на особый рассадник паразитической идеологии, как на вредоносный для российской цивилизации орган. Конечно, он таковым и задумывался. В противном случае государство бы приложило максимальное количество усилий (в том числе и с помощью спецслужб) для недопущения хотя бы криминала в парламент. Для правящей же элиты это самый безопасный, покорный, «беззубый» парламент, которым можно управлять на расстоянии.

Политики не «замечают» принципиальной генетической неприживаемости парламентаризма западного образца в России, да и просто его очевидной губительности для российской цивилизации. Так, Б.В. Грызлов убежден, что «парламентаризм – одно из старейших политических изобретений, но потенциал парламентской демократии по-прежнему высок. Мир сталкивается со все новыми угрозами, накопилось немало и застарелых вековых конфликтов. Думаю, что в поиске ответов на вызовы современности парламентаризм способен сыграть очень важную роль»²⁴⁰. Да, парламент может сыграть очень важную роль, но, видимо, не для России и не на пользу России.

Как заметил И.А. Иванников, российская многопартийность конца XX – начала XXI вв. – это обман, так как в основном представляет собой искусственные, зарегистрированные в Москве отростки партии во главе с лицами одной национальности²⁴¹.

Бывший же губернатор Краснодарского края Н.И. Кондратенко откровенно пишет следующее: «Там нет русских по духу и племени. Я уже говорил не раз, до выборов они рядятся в разные перья, а после выборов тут же сбиваются в одну стаю»²⁴². Мотивируя свой отказ от выдвижения на пост губернатора на второй срок в сентябре 2000 г., он заявил: «… в Москве сложилось враждебное русскому народу сионистское государство, служить которому позорно. Сначала мы думали, что Путин действительно занялся укреплением вертикали власти и хочет усиления государства. Но, в действительности, он пошел другой дорогой. Новый Госсовет возглавлен сионистами-русофобами. Новые округа и вертикаль власти созданы для усиления сионистского государства и борьбы прежде всего с нами, с русскими!.. Это мой протест против новой политики Путина, которая является еще более разрушительной и губительной для русского народа и России, чем старая»²⁴³.

Особенно интересен анализ программ политических партий. Исследователи приходят к выводу, что партийная институционализация доктрины гражданского национализма (россиянство) актуализирована в деятельности «Единой России», в то время как все атрибуты политической русофобии сконцентрированы у СПС и «Яблока». Отсутствие сущностных парадигмальных различий между обоими полюсами опровергает тезис о возможности реальной оппозиции «партии власти» в ее нынешнем виде со стороны правого сегмента политического спектра²⁴⁴.

Конечно, в отношении «национализма» господствующей партии власти «Единой России» В.А. Соколов просто «погорячился». Если, конечно же, думать в контексте установления российского национализма. Здесь же можно говорить только о национализме Запада по отношению к России.

Таким образом, парламент РФ как правовое явление достаточно понятен. Может, Совет Федерации РФ сможет спасти положение? Здесь справедливо замечание Ж.Т. Тощенко: «Анализ состава Совета Федерации РФ показывает, что он практически полностью укомплектован из представителей бизнеса – это достаточно лакомый кусок власти, чтобы быть закрытым от всех возможных посягательств на достигнутое благополучие. В парламентских, губернаторских, региональных и местных выборах все более возрастающее участие принимали и принимают представители различных преступных сообществ (например, уралмашевская группировка, аллюминиевое «братство» Быкова в Красноярске). А в том, что некоторых из них выберут, сомневаться не приходится. Так что же, завтра мы будем величать криминального авторитета не только депутатом (сенатором), но и еще представителем “элиты”»²⁴⁵?

Возникает вполне закономерный вопрос: а где же остальные представители российского населения? Могут ли они стать депутатами, сенаторами? Ответ весьма очевиден – нет. Правовое государство в России создано и успешно функционирует только для политической и экономической элиты. И с этим уже не поспоришь. Все остальные члены общества должны довольствоваться только ролью обслуживающего персонала и декораций для фасада этого правового государства.

По мнению ученых, неукорененность идей правового государства и принципов «гражданственности» в российской почве при почти полном отсутствии «социального капитала» создает благоприятные условия для «замещения» формальных демократических институтов традиционными неформальными «правилами игры» и в российских «верхах», и в «низах», препятствуя формированию эффективных структур государственной власти и гражданского общества, а значит и нации-согражданства²⁴⁶.

Однако здесь кроется существенная ошибка. Концепцию правового государства никто из политической элиты в отношении к российскому народу всерьез и не воспринимал. Для этого нужно хотя бы уважать и ценить российский народ. Без такого уважения любые благие намерения государства превращаются в простую юридическую фикцию, а именно в построение правового государства «на бумаге», в Конституции, для себя и под себя.

Таким образом, приходим к выводу, что строящееся в России по западным лекалам «правовое государство» привело к упрочнению положения правящей элиты и реальному отстранению населения от участия в политических процессах государства. Это и есть тот закономерный результат, который планировалось достичь в ходе полномасштабной российской рецепции 1991 г.