«Китайская миграция как элемент региональной безопасности» 23. 00. 02 политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии
| Вид материала | Автореферат |
- Опыт Республики Казахстан в решении проблем международной безопасности и миротворчества, 715.86kb.
- Роль религиозного фактора в политике обеспечения национальной безопасности Республики, 707.91kb.
- Технологии манипулирования в избирательном процессе современной россии: эффективность, 330.21kb.
- Проблемы миграционной политики в казахстанско-германских отношениях: политологический, 778.52kb.
- Механизм формирования политической культуры студентов 23. 00. 02 Политические институты,, 388.45kb.
- Идеократическая государственность: политико-правовой анализ 23. 00. 02 Политические, 318.93kb.
- Политическая социализация: социально-политические основы исследования, 734.6kb.
- Политическое манипулирование в сфере экологической безопасности в современной россии, 333.08kb.
- Политические аспекты этнических конфликтов в современной европе, 294.84kb.
- Германские политические партии в процессе и после объединения германии: механизмы конкуренции, 2473.69kb.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обосновывается актуальность темы, дается характеристика степени изучен-ности проблемы, определены объект и предмет исследования, сформулированы цели и задачи дис-сертации, изложены новизна и основные положения, выносимые на защиту, представлен обзор ис-точников, раскрыты теоретическая и методологическая основа, а также научно-практическая значи-мость исследования.
В первом разделе «МЕЖДУНАРОДНЫЕ МИГРАЦИИ И ПРОБЛЕМЫ БЕЗОПАС-НОСТИ», состоящем из трех подразделов, исследована роль международных трудовых миграций, рассмотрена взаимосвязь миграционных процессов и проблем безопасности, определены новые ха-рактеристики современных мировых диаспор.
Первый подраздел « Международные миграции в современных глобализационных про-цессах» посвящен теоретическому анализу современных международных миграций.
В диссертации отмечается, что в современную эпоху под влиянием глобализации и кризис-ных явлений наблюдается радикальная трансформация миграционных процессов, которые при-обретают новые черты и усиливают свое влияние на политическую, социально-экономическую и духовную сферы жизни общества.
Во второй половине XX столетия численность международных мигрантов в мировом населе-нии росла, но доля их оставалась практически постоянной при большом росте в развитых странах мира и некотором снижении в развивающихся странах. В этот период складывается диффузная мо-дель миграционных процессов, связанная со сложными структурными изменениями в новом меж-дународном разделении труда. К концу 2005 г. число международных мигрантов в мире достигло 191 млн. человек. Шестеро из десяти мигрантов проживают сегодня в индустриально развитых странах.
С полным основанием мигранты стали рассматриваться в качестве новых авторов, противо-поставляющих свои индивидуальные устремления государственной стратегии управления населе-нием и вносящих элементы хаоса в упорядоченную систему национальных государств. Наглядным подтверждением этого тезиса стали результаты исследований Н. Папастергиадиса о «турбулентной миграции», главной характеристикой которой является непредсказуемость траекторий движения и оседания. Новые эмпирические данные делают неадекватными доминирующие в настоящее время теории миграции и заставляют искать новую парадигму данного феномена в его соотнесении с гло-бализацией и регионализацией [15, с.162]. Исходя из этого, Н. Папастергиадис констатирует, что эпоха глобализации внесла множество коррективов в процессы международной миграции.
Важнейшими характерными чертами новой миграционной ситуации в мире стали: расшире-ние масштабов международной миграции и формирование своеобразной «нации мигрантов»:
– расширение географии международных миграций и вовлечение в орбиту мировых мигра-ций практически всех стран и территорий мира;
– изменение структуры миграционных потоков в соответствии с потребностями глобализи-рующегося рынка труда;
– определяющее значение экономической и, прежде всего, трудовой миграции;
– неуклонный рост и структурная «непреодолимость» нелегальной иммиграции;
– рост масштабов и расширение географии вынужденных миграций;
– увеличение значимости международной миграции населения в демографическом развитии мира и, прежде всего, принимающих стран;
– двойственный характер миграционной политики, противоречие между национальным и транснациональным регулированием миграционных потоков [16, с.68].
Согласно теории мировых систем вовлечение развивающихся стран в мировую рыночную экономику и проникновение в них рыночных отношений ведут к разрушению традиционных сис-тем социальных связей. Это вызывает появление новых, мобильных сообществ из бывших сель-ских жителей, которые перемещаются в города и не находят там работы, что и порождает исход населения в другие страны. Эта аналогия вполне применима к КНР, в которой период эконо-мических реформ совпал с массовой эмиграцией.
Последствия международной миграции проявляются в различных сферах: политической, со-циальной, экономической, культурно-психологической и других. Эти последствия имеют и пози-тивный и негативный характер, становясь, таким образом, источником противоречий и конфлик-тов, создавая вызовы и угрозы безопасности.
Во втором подразделе « Конфликтогенный потенциал трансграничных миграций и воп-росы национальной безопасности» осуществлен детальный анализ вызовов и угроз безопас-ности, порождаемых миграционными процессами.
В контексте проблемы безопасности проблемы миграции могут быть рассмотрены на нес-кольких уровнях. Исследователи традиционно выделяют три уровня, влияющие на развитие миг-рации в стране – геополитический, экономический и демографический; эти же аспекты обуслов-ливают взаимосвязь миграционных процессов с национальной безопасностью государства.
Геополитический аспект взаимосвязи миграции с национальной безопасностью особенно ак-туален в этническом контексте миграции. Нетерпимость к этническим мигрантам ставит под угрозу стабильность, безопасность существования всего социума. В рамках геополитического подхода международная миграция рассматривается как негативное явление, ослабляющее контроль страны реципиента над собственной территорией. Симптомы такого ослабления часто видятся в возник-новении неконтролируемых этнических анклавов, а так же в обострении конфликтов между приез-жими и принимающим обществом.
С точки зрения национальной безопасности государство обязано с особым вниманием отно-ситься к любым перемещениям населения в пределах и за пределами государственных границ. При таком подходе упор делается на регулирование миграции и проблемах адаптации мигрантов в при-нимающем обществе.
Серьезной угрозой для безопасности государства становится и использование ее территории для транзитного перемещения. По имеющимся данным, в последнее время территории центрально-азиатских государств и России все чаще стали использоваться в качестве «транзитного коридора» иностранными гражданами из государств с нестабильной общественно-политической обстановкой для нелегального проникновения в страны СНГ и Европы, нелегального наркотрафика, контра-банды оружия и др. Нелегальное перемещение несет с собой комплекс угроз и вызовов, связанных с незаконной деятельностью, нелегальной переправкой мигрантов, коррупцией в правоохранитель-ных органах.
Нередко нарастающие потоки незаконной миграции и избыточная их концентрация в ряде Ра-йонов сопутствуют формированию неконтролируемого рынка товаров и услуг и осложнению кри-минальной обстановки. Нелегальная миграция дезорганизует не до конца сформировавшийся на-циональный рынок труда, расширяет нишу теневой занятости и тем самым препятствует рыночным преобразованиям.
Представляется, что одна из главных причин межэтнических проблем, возникающих в сис-теме «мигрант – резидент» это сложности в процессе адаптации и аккультурации. Тенденция ус-тойчивости миграционных потоков приводит со временем к образованию миграционных сетей, ко-торые связывают мигрантов с метрополиями. Эти сети снижают издержки и риски, связанные с миграцией, и поддерживают миграционный поток на определенном уровне. Поэтому постоянное поселение мигрантов в стране рассматривается как угроза стране по различным причинам, в том числе по экономическим, социальным, культурным – как вызовы национальной культуре и идентичности; политическим как опасения общественного беспорядка, создание собственных политических организаций и их влияние на внешнюю политику.
В третьем подразделе «Диаспоры и их роль в международных отношениях» отмечается, что в эпоху глобализации происходит трансформация всех сфер современной жизни, расширяется взаимосвязь и взаимозависимость между государствами. Диаспоры становятся неотъемлемым фактором современных международных отношений в силу углубления взаимодействия и взаимозависимости государств и, как следствие, нарастания миграционных процессов.
Диаспоры, обладающие влиятельным организационным и финансовым потенциалом, способны не только оказывать экономическую и гуманитарную поддержку стране исхода, но и эффективно отстаивать ее национальные интересы на мировой арене. Они сохраняют тесные транснациональные связи, высокий уровень экономического взаимодействия, приверженность общим культурным ценностям и языку, что, в конечном итоге, содействует усилению взаимозависимости государств, а значит и процессу глобализации в целом.
В этой связи представляется явно недостаточным ограничиваться лишь классическим вариантом понимания диаспор. Диссертант выделяет факторы, способствующие росту современных диаспор: рост международных миграционных потоков, революция в транспортных и коммуникационных технологиях, выросшая роль идентичности в современном мире, более дружественная по отношению к диаспорам политика отдельных стран. В качестве основных диаспор современности можно выделить индийскую, китайскую, мексиканскую и российскую (русскоязычную).
Т.А. Полоскова справедливо отмечает, что диаспора это политический механизм регулирования отношений между тремя участниками: этнической группой, иноэтническим обществом и материнским этносом (государство исхода). Диаспоры оказывают существенное влияние на внешнеполитические процессы в государствах, так как все страны в современном мире становятся потенциальными метрополиями, а их население приобретает «диаспоральную мобильность» [17, 143]. Существует устоявшееся мнение о том, что диаспора – это глобальный эксперимент по выживанию этнокультурных образований, сохранению ими своей идентичности в условиях интенсивного изменения и диверсификации социокультурной среды. Отсюда следует, что диаспоральность ведет к формированию новой картины мира, при которой государственные образования сосуществуют с этнокультурными общностями. Последние, в отличие от этнической группы, не связаны с определенной территорией, а в отличие от наций преобладают над государственностью. Это проявляется в создании мировых диаспоральных объединений.
Диссертант отмечает, что связующим звеном между этническими миграциями и процессом формирования диаспоры является этническое предпринимательство; что сформировались определенные «пути миграции» и своеобразные варианты адаптации; также делается вывод о наличии специфичных особенностей становления и развития китайской диаспоры.
В своем развитии экономическая жизнь диаспоры проходит несколько этапов. Для первого этапа характерна максимальная степень консолидации в пределах этнической общности, обусловленная стремлением сохранить культуру, язык, этническую чистоту, единство. Далее формируется определенная стратегия дальнейших действий для реализации этнического экономического потенциала. Второй этап связан с расцветом этнического предпринимательства в иноэтническом обществе. Исторический опыт показывает, что чем выше авторитетность и влиятельность ее представителей в государственных, экономических, культурных кругах общества, тем больше шансов, что при проведении политики данным государством и принятии решений будут учитываться интересы этой этнической группы. Современную ситуацию характеризуют новые факторы диаспоральности, основополагающими становятся не классические элементы становления диаспоры, а феномен «этнического предпринимательства».
Второй раздел «ИСТОРИЧЕСКАЯ ДИНАМИКА МИГРАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ ПРИГРАНИЧЬЯ», состоящий из четырех подразделов посвящен первым миграционным «волнам» из Китая на территорию Казахстана, образованию в приграничье мест компактного проживания переселенцев. В этом разделе рассматриваются некоторые аспекты приграничного сотрудничества, миграционный потенциал Синьцзян-Уйгурского автономного района.
В первом подразделе « Санкт-Петербургский договор 1881 г. и переселение в Семиречье» отмечается, что китайская миграция в Казахстан имеет давнюю историю. Рассматриваются первые трансграничные перемещения в 1880-е годы после заключения Санкт-Петербургского договора. Первая волна китайских переселенцев в Семиречье пришлась на середину ХIХ века, на тот период, когда в Синьцзяне развернулась борьба уйгуров и дунган против цинского владычества.
В китайской историографии народы Синьцзяна рассматриваются как «куаго миньцзу» трансгосударственные (разделенные) народы, либо «куацзин миньцзу» трансграничные народы (народы, проживающие по обе стороны границы). Китайцы относили их к категории «приходяще-уходящих народов», которые вели сезонную хозяйственную деятельность по обе стороны границы. Но процессы территориального размежевания поставили вопрос о государственной принадлежности данных этносов и затруднили свободное перемещение через установленную границу.
12 февраля 1881 г. между Россией и Китаем был заключен Санкт-Петербургский договор, в котором российская сторона специально оговорила статью, предусматривавшую интересы ушедшего из Илийского края населения. Уступленной Китаем России территории Илийского края по Хоргосу и Борохудзиру оказалось недостаточно для расселения беженцев, которых пришлось расселять в Семиречье. В пределы Российской империи переселилось около половины населения Илийского края. Данные по «Ведомостям о переселении» показывают цифру 101.125 человек [18].
Поскольку Россия не имела возможности принять всех желающих переселиться из Илийского края, большая часть казахов продолжала кочевать в пределах Синьцзяна. После миграции уйгуров в Семиречье было образовано 5 «таранчинских» волостей, вобравших в себя все уйгурское население Юго-Восточного Казахстана: Джаркентско-Таранчинская, Аксу-Чарынская, Малыбаевская, Карамская и Карасуйская. Помимо этого уйгуры были сконцентрированы и на отошедшей по Санкт-Петербурскому договору территории Кетменской волости. Джаркентско-Таранчинская, Аксу-Чарынская и Кетменская волости вошли в состав Джаркентского уезда, а Малыбаевская, Карамская и Карасуйская волости – в состав Верненского уезда. Уйгурское население расположилось в сельской местности небольшими земляческими группами и образовало сравнительно густую сеть поселений.
Динамика численности уйгурского населения представлена такими цифрами: к 1885 г. численность уйгуров Семиречья возросла до 47.911 человек, в 1888 г. она составила 49.202 человека, а в 1892 г. – уже 51.097 человек. Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. выявила в Семиречье 55.999 уйгуров [19]. Во время этой переписи, в Семиреченской области, китайский язык назвали родным 7.398 человек мужского пола и 6.732 женского, всего 14.130 человек. Из этого числа 3.016 человек мужского пола (40,8%) и 2.811 женского (41,8%), всего 5.827 человек (42,2%) проживали в городах, остальные жили в сельской местности. Определенную часть этого населения составляли дунгане.
Начиная с 1906 г., с приходом к власти в Синьцзяне нового губернатора начинается реформаторская деятельность, которая коснулась различных сторон жизни Западного края Китая. Помимо реформ, проводимых местной администрацией, в Западном крае шла планомерная работа по заселению смежных с Россией китайских областей. Синьцзянские власти представили в Пекин план заселения военных поселков переселенцами из внутреннего Китая. Угроза отделения от империи национальных окраин побудила маньчжуро-китайское правительство приступить к активной этнической и хозяйственной колонизации Синьцзяна. Сначала ханьским переселенцам предоставлялись определенные льготы, однако количество желающих было столь велико, что власти всякие льготы и пособия переселенцам отменили. Все эти новые явления в экономической сфере влекли за собой развитие различного рода миграционных и социальных процессов.
Во втором подразделе «Национальный вопрос в Синьцзяне и репатриация в СССР (1940-1960 гг.)» рассматривается сложный и неоднозначный этап в советско-китайских отношениях, в ходе которого прошли масштабные перемещения населения с территории КНР в СССР. Материалы Архива Первого Президента РК, российских архивов способствовали реконструкции и новому прочтению миграционных процессов того периода.
Массовая миграция населения приграничных районов Синьцзяна пришедшаяся на вторую половину 1940-х годов, была связана с повстанческим движением коренных народов провинции за свою независимость. В эти годы наблюдался массовый уход жителей Синьцзяна на территорию сопредельных советских республик. В 1947-1948 гг. в ходе первой послевоенной репатриации из Китая в СССР выехало 120.000 жителей Синьцзяна [20].
В середине 1950-х годов в СССР произошли кардинальные изменения во внутренней и внешней политике, что не могло не отразиться на изменении миграционного режима. В эти же годы встал вопрос о привлечении дополнительной рабочей силы из-за границы, в том числе из Китая. Экономические интересы, нехватка трудовых ресурсов в аграрном секторе, привлечение дополнительной рабочей силы поставили на повестку дня вопрос о продолжении репатриации. В ноябре 1959 г. китайские власти высказали пожелание, чтобы репатриация больше не производилась. И именно в эти годы осуществляется плановое переселение в СУАР ханьцев (за период с 1957 по 1958 гг. в СУАР мигрировало около 2,5 млн. ханьцев).
С конца 1950-х годов в КНР открыто пропагандируется программа насильственной ассимилияции неханьских народов [5].Одним из проявлений этой политики явилась отмена арабского алфавита у уйгуров, казахов и их форсированный переход на латинизированную письменность, в основу которой был положен китайский фонетический алфавит. Решение по данному вопросу было принято Народным правительством СУАР в марте 1960 г. Главным содержанием этой реформы было предотвращение роста национального самосознания у крупнейших оппозиционно настроенных по отношению к ханьцам этносов СУАР – уйгуров и казахов.
С начала 1960-х годов миграция все больше стала приобретать стихийный характер. Около 200.000 человек, в большинстве своем казахи и уйгуры из Синьцзяна, настаивали на предоставлении советского гражданства и репатриации в СССР, в том числе в Казахстан. Китайская сторона высказала недовольство, и советское правительство решило официально завершить репатриацию.
В октябре 1960 г. по Синьцзяну прошла агитационная компания против выезда в СССР, в ходе которой выдвигались территориальные претензии к СССР в отношении территорий Казахстана и Киргизии, начались политические преследования лиц, продолжавших настаивать на выезде в СССР. С 1954 по 1961 гг. на территорию Казахстана ежегодно в организованном порядке с соблюдением всех необходимых правил прибыло из КНР 134.117 человек, которые были расселены в приграничных областях Казахстана. В целом, с учетом нелегально перешедших границу мигрантов, масштаб репатриации этого периода составил 252.963 человека [21].
Руководство республики уделяло пристальное внимание размещению и трудоустройству мигрантов. Процессы адаптации осложнялись психологическими факторами, сложностью интеграции в советское общество, так как для мигрантов была характерна социокультурная двойственность. Общность языка, культуры и традиций позволяла им ассоциировать себя как с СССР, так и с Китаем, страной, где они родились и выросли. Но в массовом сознании местного населения закрепился термин «китайцы» (кытай-казактары – у казахов, хитайликляр у уйгуров). Это затрудняло процессы сближения и стало причиной «культурной анклавизации», переселенцы сохранили традиции, обычаи, глубокую религиозность. Местное население не принимало их, браки в большинстве своем заключались между мигрантами (вне национальной зависимости). И даже долгое проживание в единой советской стране не смогло разрушить устоявшиеся убеждения относительно переселенцев 1960-х годов.
В третьем подразделе «Трансграничные миграции в 1990-е годы» раскрыты особенности нового миграционного потока, который пришелся на конец 1980-х годов, в период «китайского торгового бума». Первые потоки мигрантов-челноков были представлены в основном казахами и уйгурами Синьцзяна, имеющими родственные связи в Казахстане. Позже их ряды пополнились и собственно ханьцами. Многие ханьцы стремились обосноваться в РК и получить в органах внутренних дел разрешения на пребывание в стране. В этих целях они заключали фиктивные браки с гражданами РК и контракты на учебу в казахстанских вузах; создавали различные коммерческие фирмы, компании, СП; заключали фиктивные торгово-экономические соглашения и договоры с казахстанскими партнерами, использовали другие незаконные пути.
Одним из факторов, способствующих незаконному оседанию граждан КНР, является несовершенство механизма оформления виз иностранцам, прибывающим в Казахстан на работу. В соответствии с действующим законодательством Республики Казахстан, любые фирмы, в том числе иностранные и совместные предприятия, имеющие статус юридического лица, обладали неограниченным правом приглашения иностранных граждан. Нередко визы выдавались без предъявления лицензий, дающих право на трудовую деятельность, поскольку вопрос выдачи лицензий также не урегулирован в правовом плане. Пользуясь этим, а также возможностью продлевать разрешения на пребывание в республике через органы внутренних дел, ханьцы заполонили внутренние рынки Казахстана.
В Казахстане были созданы фирмы, оформляющие приглашения для граждан КНР в РК, они, периодически меняя названия своих компаний и фирм, вели активную деятельность по приглашению китайских граждан. Анализ динамики въезда в РК граждан КНР свидетельствовал о тенденции к увеличению их потока в республику. Неконтролируемый въезд большого числа китайских граждан на территорию Казахстана вызвал обострение криминогенной обстановки и отрицательно воспринимался различными слоями населения, порождая опасения «китаизации» Казахстана.
Миграционные процессы в 1990-е годы можно разделить на два качественно различных этапа: 1991-1993 гг. и 1994-1999 гг. В 1991-1993 гг. действовал режим бартерной торговли и безвизовый режим пересечения казахстанско-китайской границы. Был подписан ряд договоренностей, среди которых можно отметить Соглашение о шоп-туризме и Соглашение о взаимных посещениях Китая и Казахстана (1991-1992 гг.).
В начале 1990-х годов процесс утверждения китайских торговцев на внутреннем рынке Казахстана набирает силу, что совпадает по времени с экономическим кризисом, гиперинфляцией, снижением уровня доходов большей части населения, тотальным дефицитом товаров. Это определило характер и этапы китайской миграции. Первый этап совпал с экономическим бумом в Китае, предоставлением ряду приграничных территорий различных льгот во внешнеэкономических связях. Этот период характеризуется челночной торговлей. Несмотря на введение в 1994 г. визового режима между Казахстаном и Китаем, именно на этот период приходится максимальное количество граждан КНР, прибывавших в г. Алматы. В дальнейшем этот поток значительно сократился. Особенностью этого этапа было то, что китайская миграция в основном была представлена казахами и уйгурами, имеющими родственные связи на территории Казахстана.
На втором этапе становятся более разнообразными виды, формы и направления китайской миграции, расширяется география китайской миграции, она охватывает приграничные регионы – Алматинскую и Восточно-Казахстанскую области. В середине-конце 1990-х годов внутренний поток мигрантов все больше устремлялся на север и северо-запад Китая. Это означает, что и внешний поток мигрантов направляется на запад, то есть в Казахстан. Анализ имеющихся данных предполагает вполне конкретный ответ на вопрос актуальна ли в Казахстане «угроза ползучей экспансии» со стороны Китая.
Не ставя под сомнение возможную перспективу увеличения числа трудовых мигрантов в Казахстане (особенно после вступления в ВТО), следует отметить, что Казахстан не является приоритетным направлением для мигрантов Китая. Потенциальных мигрантов больше интересуют США, Канада, Бразилия, Аргентина, Австралия, страны Евросоюза, то есть развитые страны, в которых есть правовая защищенность, и где общество может дать им возможность обосноваться. Тем не менее, нельзя и абсолютно игнорировать или преуменьшать значимость этой проблемы. В пользу этого тезиса говорят, например, планы китайского руководства по «большому освоению запада», а также расширение китайского присутствия в государствах Центральной Азии и специфика деятельности на их территории предприятий с участием китайского капитала.
В четвертом подразделе «Миграционный потенциал СУАР в казахстанско-китайских отношениях» отмечается, что прилегающие к государственной границе регионы являются активными субъектами безопасности в экономической, пограничной, политической, социальной, ресурсной, экологической и иных сферах. Приграничье представляет собой зону нестабильности, причем главным фактором нестабильности являются уйгуры, проживающие вдоль казахстанско-китайской границы.
В настоящее время СУАР – единственная крупная административная единица КНР, где ханьцы пока не составляют большинство населения. Согласно официальным данным, ханьцы составляют лишь 40% населения автономного района. Поэтому уже в 80-90-е годы XX в. Синьцзян стал объектом интенсивной ханьской колонизации. Официально переселение ханьцев проводилось под лозунгом ускорения хозяйственного развития Синьцзяна. С 1990-х годов в СУАР предпочитают закреплять тех ханьцев, которые знакомы с местными условиями, хорошо подготовлены в физическом и военном отношениях, преданы существующему в КНР режиму и идее сохранения единства Китая. Под эту категорию подпадают главным образом вышедшие в отставку солдаты и офицеры НОАК, особенно если они служили в Синьцзяне. Китайские власти стараются поселить их в районах, непосредственно примыкающих к границе с Таджикистаном, Кыргызстаном и Казахстаном, а коренное население Синьцзяна одновременно побуждается к переселению из приграничья во внутренние области СУАР.
В научных кругах существует гипотеза о перспективах усиления демографического давления на государства Центральной Азии со стороны Синьцзяна, возникновения проблемы незаконной миграции. Действительно, в ближайшие 10-20 лет СУАР ожидает демографический взрыв. По расчетам синьцзянских демографов, население Синьцзяна к 2030 г. возрастет до 24,1-30,1 млн. человек, а согласно завышенному прогнозу – до 33,5-40,6 млн. человек. В ходе реализации масштабной стратегии освоения Западного Китая ситуация в этой части страны быстро меняется, и уже через несколько лет как в Синьцзяне, так и в других западных провинциях КНР демографическая картина может кардинально измениться. Так, по самым скромным подсчетам, уже к концу текущего десятилетия совокупное населения «Западного края» Китая а это 19 административных субъектов может увеличиться с 325 млн. человек в 2003 г. до 400 млн. человек [7, с.146].
В настоящее время китайское руководство разрабатывает долгосрочную программу миграции населения из восточных и центральных районов страны, подкрепленную соответствующим финансовым обеспечением под выполнение определенных крупномасштабных проектов, планируемых в рамках стратегии преимущественного развития западных районов. Эта стратегия будет способствовать решению целого ряда задач – скорейшей разработке богатых природных ресурсов национальных районов, обеспечению социальной и политической стабильности в приграничье и откроет новые перспективы для смягчения перенаселенности восточных провинций страны.
Третий раздел «МИГРАЦИОННЫЕ И ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ СОВРЕМЕННОГО РАЗВИТИЯ КИТАЯ», состоящий из трех подразделов, посвящен анализу современной ситуации в КНР, основным направлениям демографической и миграционной политике КНР, рассмотрению современной социальной структуры китайского общества.
В первом подразделе « Социально-экономическая и внешнеполитическая стратегия развития КНР на современном этапе» рассматриваются глобальные изменения во всех областях общественной, экономической и социальной жизни, затрагивающие фундаментальные основы общественно-политического устройства.
В настоящее время Китай придерживается концепции построения в Китае «гармоничного социалистического общества», реализация которой должна приблизить страну к «социальной гармонии». Резкое обострение общественных противоречий, неравенство доходов, разрыв в уровне развития между различными регионами страны – все это привело к тому, что с приходом к власти нынешнего «четвертого поколения» лидеров в стране все чаще стали говорить о необходимости сократить темпы роста ВВП в связи с угрозой «перегрева» экономики. События последнего времени показывают, что эти намерения перешли в практическую плоскость.
Исходя из этого, руководство КНР корректирует и внешнеполитический курс страны. Указывается, что внешняя политика должна не просто «пассивно» поддерживать благоприятные внешние условия для китайских реформ, но и «активно» препятствовать США или другим государствам, пытающимся помешать подъему Китая. Западные исследователи назвали этот курс политикой «глобальной профилактики внешних угроз» [22, р.839]. Данная политика рассматривается не только в военно-политическом контексте, но и в русле радикального переосмысления места и роли Китая в архитектуре международных отношений.
Китайские ученые прибегли к использованию совершенно новой идеологемы, имеющей непосредственное отношение к сфере внешней политике – «выходящий за пределы своих границ Китай» (кит. цзоу чуцюй). Введение этой идеологемы в обновленный политический лексикон КНР связывается с усилением международной экономической и политической конкурентоспособности Китая и повышением его активности в глобальных и региональных делах.
Китайские теоретики все чаще обращаются к понятию «мягкой силы» (soft power, кит. жуань шили), подразумевающему использование «нематериальных властных ресурсов» культуры и политических идеалов в интересах влияния на поведение людей в других странах — в отличие от воздействия с помощью «жесткой силы» оружия или денег. Одним из важнейших источников «мягкой силы» КНР должна стать «гармоничная» дипломатия, построенная на идеях многообразия моделей развития, поддержания глобальной стабильности и создания условий для «всеобщего процветания», в котором заинтересованы прежде всего развивающиеся страны.
Неотъемлемым элементом внешней политики КНР является концепция единой китайской нации (чжунхуа миньцзу), в которой проводится четкое различие между государственными и национальными интересами. Первые затрагивают государственный суверенитет Китая, а вторые делают акцент на создании единой нации, в которую включают не только всех китайцев, проживающих в КНР, но и в сопредельных странах. В стране всегда были сильны идеи китаецентризма, и в сегодняшнем Китае, включая Гонконг, Макао и Тайвань, находится немало приверженцев идеи о становлении в ближайшем будущем Китая как державы номер один. Следует признать, что рост национализма во многих странах современного мира не обошел стороной и Китай. Более того, можно с уверенностью утверждать, что в настоящее время в КНР националистическая идея все чаще подменяет коммунистическую.
В стратегии социально-экономического развития КНР, постепенно расширяется круг социальных задач, на решении которых надо было сосредоточиться в тот или иной период. Учет главной специфики китайского общества колоссальной численности населения при ограниченности финансовых и материально-технических ресурсов – выразился в определении и длительных временных сроков для улучшения жизни народа, и достаточно скромных параметрах, закладываемых в понятие благосостояния.
Формирование стратегии КНР на мировой арене затрудняет сложная расстановка политических сил в китайских правящих кругах. Последняя, в свою очередь, во многом связана с характером модернизации китайского общества. Она имеет «анклавный» характер, иными словами, современная промышленность, новые общественные отношения и институты концентрируются в относительно узких зонах. Возникают локализованные (главным образом в городах восточного побережья) относительно высокоразвитые производства, далеко не всегда связанные с основной частью национальной экономики, но глубоко вовлеченные в глобальные технологические, распределительные и финансовые сети и структуры.
Во втором подразделе «Миграционная и демографическая политика китайского правительства» отмечается, что в результате экономической реформы в КНР активизировались миграционные процессы. Возрос масштаб внутренних миграций, они стали носить трансрегиональный характер – из одной провинции в другую, и преимущественно – в приморские районы. Ранее преобладающей тенденцией миграционных процессов была миграция из деревни в город.
Мигранты в 1990-е годы стали представлять особую социальную страту, определяемую рядом китайских специалистов как «сообщество вне системы» [23, с.122]. Одна из серьезнейших проблем как интегрировать мигрантов в городскую среду. От того, удастся ли решить эту проблему, будут зависеть политическая стабильность, экономический рост и социальный прогресс. Независимо от срока пребывания в городе в силе оставалась деревенская прописка. Только в 2001-2004 гг. высшие органы КПК и государства отменили систему сельскохозяйственной прописки. В половине провинций и городов страны приступили к реформе системы прописки (хукоу). Таким образом, либерализация системы прописки, повышение социального статуса и улучшение системы социальных гарантий для крестьян-рабочих ведут к дальнейшему развитию рынка рабочей силы и росту миграционных процессов.
Население Китая составляет 1 млрд. 306 млн. 280 тыс. человек, численность населения, находящегося в процессе внутренней миграции, достигла 147 млн. 350 тыс. человек, в том числе миграции с выездом в другие провинции 47 млн. 790 тыс. человек [7]. Крестьяне-мигранты пока не устремляются в поисках работы за пределы страны. Они, однако, оказали огромное влияние на горожан. В стране получили развитие два социальных процесса. Первый процесс связан с резким ускорением социального размежевания в городе и деревне. В стране сложился экономически активный класс предпринимателей разного уровня, появились частные предприниматели, возникшие в результате приватизации государственных или «коллективных» заводов и фабрик. Правительство разрешило «новым китайцам» ведение внешнеэкономической деятельности. Частные предприниматели сумели опередить других участников внешнеторговой деятельности, благодаря тому, что создали рабочие места для многих миллионов крестьян-мигрантов как в городах, так и в сельской местности.
Второй социальный процесс связан с эмиграцией горожан за пределы страны. Миграция крестьян обострила борьбу за рабочие места в городах, крестьяне-рабочие становятся серьезными конкурентами горожан. Миграция способствует увеличению и перераспределению доходов. Ее роль в сдерживании разницы в доходах между городом и деревней, между районами и даже внутри деревни невозможно заменить обычными политико-административными мерами. Снижая средний уровень оплаты в городах и поселках, миграция противодействует ее неоправданному росту и способствовать дифференциации доходов квалифицированных и неквалифицированных работников. К особому типу миграций относятся миграции рабочей силы из КНР, которые осуществляются в рамках оказания «трудовых услуг» и заключение контрактов на подрядные работы за пределами страны.
В целом общая демографическая ситуация в Китае сегодня не выглядит оптимистично. При неуклонно снижающихся темпах роста народонаселения в стране будут получать развитие множество негативных тенденций, связанных с осуществляемым курсом ограничения рождаемости. Наряду с этим, на фоне усложняющейся социально-экономической обстановки китайское общество будет испытывать демографическое давление во все усиливающейся степени, поскольку страна по-прежнему остается перенаселенной. И хотя внутри Китая все еще сохраняется потенциал для миграционного расширения (прежде всего, за счет западных территорий), а менталитет китайцев приспособлен к перенаселенности и не требует большого пространства для их комфортного существования, по всей видимости, миграция из КНР будет только увеличиваться.
Такому сценарию развития ситуации способствуют тенденции социально-демографического развития Китая, среди которых – повышение общей миграционной мобильности населения; разрушение традиционных семейных и социальных укладов китайского общества т.п. Таким образом, отмечаются чрезвычайно благоприятные предпосылки для активизации внешней миграции.
В третьем подразделе «Политика КНР в отношении зарубежных китайцев» рассматриваются процессы формирования и расширения китайских диаспор, сферы взаимодействия правительства и зарубежных общин. Отмечается, что китайская диаспора, насчитывающая свыше 35 млн. человек, является одной из самых влиятельных мировых диаспор. Китайцы составляют крупнейшую группу мигрантов в мире. Китайские диаспоры рассредоточились по 151 стране мира. Они составляют значительную часть населения в странах Юго-Восточной Азии – в Индонезии, Сингапуре, Таиланде, на Филиппинах. Китайские бизнесмены, специалисты и рабочие появились также в Афганистане, Южной Африке, на Маврикии, в Израиле, Дубае и других странах, где их прежде не было.
Наиболее могущественным кланом хуацяо является азиатская китайская диаспора (около 90% зарубежных китайцев). Значительное число китайских эмигрантов проживает в США – около 1,27 млн. человек, в Канаде – 600 тыс. человек, в Австралии 400 тыс. человек. Общая численность граждан КНР, легально проживающих в Западной Европе, составляет около 200 тыс. человек. Следует отметить резкое увеличение миграции китайцев в странах Южной и Центральной Европы [12]. В 2008 г., впервые в истории, китайцы обошли по численности корейцев, среди постоянно проживающих в Японии иностранцев (в 2004 г. 90,3 тыс. человек), и заняли первое место. Всего в стране зарегистрировано 2 млн. 153 тыс. иностранцев с правом долгосрочного проживания, из них 28,2% составляют китайцы. Китай в 2007 г. вышел на первое место по числу официально зарегистрированных трудовых мигрантов в России. На один миллион официально зарегистрированных гастарбайтеров из КНР приехали 210 тыс. человек.
Ставя перед собой грандиозные задачи построения могущественного Китая и возрождения китайской нации, китайское руководство заинтересовано в привлечении и использовании огромного потенциала в виде зарубежных китайцев. Иностранный капитал, привлекаемый огромными резервами китайской рабочей силы, напрямую связан именно с китайской диаспорой. Китайская диаспора задействована Пекином в решении как минимум трех важных для КНР вопросов:
обеспечение международной общественной поддержки присоединения Тайваня к Китаю («мирное воссоединение Родины согласно принципу одного Китая»);
финансовая поддержка зарубежными китайскими диаспорами экономических проектов, осуществляемых правительством Китая на территории страны («модернизация страны и великое возрождение нации»);
использование информационных, лоббистских и иных возможностей китайских диаспор для популяризации официальной позиции Пекина по тем или иным международным вопросам.
Для наиболее эффективного использования инвестиций зарубежных китайцев в КНР были созданы четыре «особые экономические зоны»: Шэньчжэнь, Чжухай, Шаньтоу и Сямэнь, призванные стать «лабораторией передового опыта» для всей страны. Доля капитала хуацяо в общем объеме инвестиций этих зон доходит до 90%. Осознавая исключительную важность зарубежных соотечественников в становлении «особых зон», руководство КНР ввело новые формы сотрудничества с ними. Так, во второй половине 1985 г. в г. Шэньчжене был создан специальный «город хуацяо», призванный стать «окном» для привлечения их капиталов, и где были введены дополнительные льготы для инвестиций зарубежных китайцев.
Новое поколение китайской диаспоры отличает иная инвестиционная стратегия. Их целью становится инвестирование в базовые отрасли промышленности, рентабельные госпредприятия, они готовы вкладывать деньги в долгосрочные объекты сотрудничества, в родные районы, куда не доходят западные инвесторы.
Диаспоральная политика периода реформ, направленная на всемерное развитие экономической взаимосвязи с диаспорой, сыграла важную роль в модернизации страны, вывела ее на передовые позиции в мире. Имея в руках мощный финансовый рычаг, диаспора может реализовать собственные интересы в КНР, как, например, достижение наиболее благоприятных условий для приложения капитала и защита всевозможных прав представителей диаспоры. Таким образом, между Китаем и китайской зарубежной общиной существует определенный баланс сил.
Таким образом, китайская диаспора является ключевым внешним фактором экономического роста КНР в современный период, универсальным посредником между Китаем и развитыми странами. Китай строит диаспоральную политику, исходя из того, что усиление работы с новыми мигрантами имеет огромную важность для продвижения государственной модернизации, включающей расширение присутствия китайского государства на внешних рынках и развитие отношений со странами проживания диаспоры.
В четвертом разделе «ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ И СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА КИТАЙСКИХ МИГРАНТОВ В КАЗАХСТАНЕ» рассмотрены причины, факторы китайской миграции, представлены результаты социологического опроса китайских мигрантов.
В первом подразделе «Факторы китайской миграции» диссертант дает теоретическое обоснование факторов миграции, и выделяет экономические, ресурсные и климатические факторы китайской миграции.
Экономический фактор миграции заключается в том, что для стабильной ситуации в Китае необходима обеспеченность большей части населения рабочими местами. По прогнозам, численность безработных только в городах Китая к 2020 г. может достичь 90-130 млн. человек, а численность рабочей силы, не требуемой для сельского хозяйства – 250 млн. человек [24]. Другими словами, в пределах собственно Китая проблема их трудоустройства не имеет решения. К экономическим факторам можно также отнести общее состояние экономики страны, уровень жизни, доход или уровень заработной платы, цена на транспорт и энергоресурсы и др. Значение экономических факторов не остается неизменным во времени и пространстве, меняется и их структура. Экономической по своему характеру является и китайская миграция, данные исследования не подтверждают мифы о «китайской демографической экспансии».
Климатический фактор миграций сводится к усилению в последние годы количества засух и наводнений в Китае, что приводит в том числе, и к гибели значительной части урожая. В результате нерационального землепользования почвы в Китае подвергаются сильной эрозии и опустыниванию. Особенно наглядно это проявляется в северо-западных регионах, что может привести к массовой миграции в другие районы Китая и за его пределы.
Существует еще и очень существенный фактор минеральных ресурсов, среди которых на первом месте стоят углеводороды – нефть и газ. Обеспечение постоянно растущего потока нефти, особенно в условиях постепенно наступающего мирового топливно-энергетического кризиса, тоже является важным фактором, влияющим на стабильность китайского общества и величину миграции из него.
Таким образом, причины китайской миграции во многом связаны со спецификой социально-демографической ситуации в Казахстане и КНР, а также с особенностями политического режима и социально-экономическими процессами. Как отмечает К.Л. Сыроежкин, они обусловлены необходимостью для КНР трудоустройства «избыточной рабочей силы» и наличием незанятых в Казахстане ниш в сферах возможного приложения труда китайских мигрантов. Отсюда – появление феномена китайской трудовой миграции вообще и преобладание китайских трудовых мигрантов в сфере услуг (в том числе посреднических услуг по оформлению въездных документов в КНР и сделок с китайскими фирмами), оптовой торговле, закупочной деятельности, а в последнее время – в строительном бизнесе.
Далее, по сравнению с КНР, в Казахстане имеются более комфортные условия и большие возможности по приобретению «стартового капитала». Часть китайских трудовых мигрантов не исключает для себя перспективу выезда через территорию Казахстана в третьи страны. Совокупность факторов, влияющих на миграцию, достаточно велика, поскольку миграция населения – это сложный социально-экономический процесс, который изменяется под воздействием очень многих факторов [7, с.180].
Следует отметить, что миграция из Китая в Казахстан обусловливается системой «выталкивающих» и «привлекающих» факторов, под которыми в научной литературе понимается совокупность условий и обстоятельств, влияющих на территориальную подвижность населения. Эти факторы характеризуются экономическими аспектами, расширяющимися экономическими связями между странами, а также специфическими чертами, характерными для миграционных потоков из КНР. Стимулирующим в системе «выталкивающих» факторов миграции из КНР являются и геополитические устремления Китая, снятие китайскими властями многих ограничений для выезда своего населения за рубеж.
В механизме китайской миграции не менее важно действие и факторов притяжения: широкие возможности в Казахстане предпринимательской деятельности, получение более высоких доходов, наличие свободных рабочих мест в казахстанской экономике. Данные опроса китайских мигрантов свидетельствуют о том, что их работа в Казахстане оказалась выгодным делом, средняя оплата труда в несколько раз выше, чем в Китае.
Во втором подразделе «Классификация и характеристика миграционных потоков из КНР в 2000-2007 гг.» диссертант отмечает, что с 2000 г. начинается очередной этап китайской миграции, который характеризуется доминированием экономических причин среди прочих мотивационных компонентов, значительным распространением торгового бизнеса, ростом числа коммерческих и «челночных» поездок, которые становятся массовым типом трудовых миграций. В этот период в Казахстане наблюдается повышение количества трудовых мигрантов из числа граждан Китая. Одновременно значительно увеличивается привлечение и использование китайской рабочей силы по официальным каналам.
Вместе с тем, получают развитие разного рода мелкие предприятия с участием китайского капитала. Характерно и то, что китайское присутствие все более четко обозначается не только в традиционно «китайских» сферах (торговля, бытовое обслуживание, общепит, гостиничный бизнес), но и в новых для китайцев сферах деятельности. Предприниматели из КНР все более активно приобретают на территории республики недвижимость, организуют собственные предприятия, проявляют повышенный интерес к аренде зданий и помещений для открытия гостиниц, химчисток.
Китайская миграция становится неоднородной по своему культурно-образовательному уровню. Изменился качественный и профессиональный состав китайской миграции. В рамках реализации стратегии активного выхода китайского бизнеса за национальные рамки увеличивается число менеджеров, квалифицированных работников нефтегазовой сферы. На этом этапе миграционных процессов изменилось восприятие китайской миграции, она стала восприниматься как часть масштабного китайского присутствия. Явление китайской миграции достигло такого уровня, при котором оно оказывает свое, пусть даже самое незначительное, влияние на различные стороны экономической и социальной жизни республики.
Для более полного анализа качественной составляющей китайской миграции необходимо определение социального статуса мигрантов в Китае. Так, анализ общих показателей опроса показывает, что в Казахстане сложилась определенная миграционная среда, где преобладают мигранты, прожившие в стране от 4-10 лет, посещавшие Казахстан менее 5 раз. Постоянная работа, особенно на государственном предприятии, означает, что работник имеет не только сравнительно высокий заработок, но и социальные льготы, которыми располагает только государственный сектор. Собственный бизнес также предполагает сравнительно устойчивый уровень жизни. Все это свидетельствует о высоком социальном статусе большой части участников опроса.
Следует отметить, что в Казахстан едут мигранты из экономически развитых регионов страны – это Пекин, Шанхай, из регионов традиционной китайской миграции в другие страны мира (Фуцзян, Гуандун), высок процент миграции из восточной части Китая (Цзянсу, Аньхой). На направленность миграции влияет и географическая близость территориально-административных единиц (СУАР, Урумчи). Наблюдаются также миграционные потоки из отдаленных от Казахстана регионов (Гуанчжоу, Далян).
Специфические особенности имеет и семейная характеристика китайских мигрантов. В 2004 году практически все опрошенные и в Алматы, и частично в Астане проживали одни, без семьи, в общежитиях. Ситуация изменилась в 2007 г., большинство мигрантов стали прибывать в Казахстан со своими семьями, родственниками, селиться в арендованных квартирах, среди анкетируемых появились те, кто проживал в собственных домах и квартирах Основную часть мигрантов из Китая в Алматы в 2007 г. стали составлять семейные люди, на долю состоящих в браке стало приходится около 30% от их общего числа. Более половины опрошенных в Казахстане имели высшее и среднее образование это работники фирм, торговых представительств, врачи, преподаватели китайского языка.
Подытоживая анализ тенденций и направлений китайской миграции, следует отметить, что миграционные потоки из КНР по легальным каналам будут иметь тенденцию к росту по мере расширения китайского присутствия; подавляющее большинство китайцев, находящихся на территории Казахстана – это временные мигранты; особенностью экономической структуры китайской трудовой миграции является занятость в китайских кампаниях, совместных предприятиях, частном секторе экономики; основная сфера занятости китайских граждан в Казахстане – торговля, сфера услуг, промышленные предприятия и строительство.
В третьем подразделе «Китайцы в Казахстане: социальный статус, условия жизни, миграционные намерения и проблемы адаптации» делается вывод о том, что в Казахстане проживает несколько групп китайцев: представители государственных организаций и ведомств; представители и работники государственных и негосударственных фирм и компаний; свободные предприниматели; контрактные рабочие; возможно, нелегальные мигранты (отсутствие информации о них, создает простор для самых разных размышлений).
Китайская миграция в Алматы, по данным социологического опроса, проведенного в январе 2007 г., представлена таким портретом: это мигранты с хорошим образованием и высоким материальным положением, чаще всего имеющие собственное жилье (26%) или арендующих его (39%), 33% проживали в общежитии или представительстве китайской фирмы.
Около половины опрошенных в Алматы имели высшее и незаконченное высшее образование (59,9%), 33% закончили полную среднюю школу, 12% неполную среднюю школу. Это в большинстве своем работники фирм, банков, нефтяных кампаний, торговых представительств, врачи, владельцы кафе и ресторанов, преподаватели китайского языка.
В Алматы сложилась группа достаточно зажиточных китайцев, ориентированных на длительное пребывание в Казахстане, оценивающих свои доходы как высокие (руководители фирм, занимающихся оптовой продажей, предлагающих медицинские и образовательные услуги, владельцы кафе и ресторанов).
Среди китайских предпринимателей идёт процесс имущественной дифференциации: многие, кто давно осваивает казахстанский рынок, смогли накопить достаточно средств, чтобы пользоваться услугами наемных рабочих, вложить деньги в другой бизнес (кирпичные заводы, пошивочные цеха). По сравнению с 2004 г. в 2007 г. выросло число мигрантов, оценивающих свое доходы как «высокое» и «не очень высокое», практически нет доли лиц, считающих свои доходы «низкими».
Китайская миграция, по данным социологического опроса, это мигранты:
с хорошим образованием и высоким материальным положением;
имеющие собственное жилье или арендующих его;
предполагающие жить в Казахстане до окончания срока контракта (25,5%), в зависимости от хода бизнеса (31,9%);
намеревающиеся открыть (расширить) собственное дело в Китае (35,3%), расширить собственное дело в Казахстане (29,9%).
Китайские мигранты селятся в городах дисперсно или малыми группами. Они концентрируются группами по интересам бизнеса, родственным, земляческим связям. Постепенно в городах формируются центры китайской жизни, в которых стало возможным удовлетворить основные потребности мигрантов, совершенствуется система обслуживания китайцев, возникают общины мигрантов.
В Алматы уже сформировались структуры, обеспечивающие регулирование деятельности и удовлетворение потребностей китайцев. Граждане КНР предпочитают посещать свои объекты сферы обслуживания и свои банки. Это увеличивает численность китайцев, занятых в этой сфере.
Данные социологических опросов свидетельствуют о том, что:
работающие в Казахстане китайцы стремятся к компактному расселению и сохранению национальной идентичности;
китайская миграция становится неоднородной по своему культурно-образовательному уровню;
изменился качественный и профессиональный состав китайской миграции.
В рамках реализации стратегии активного выхода китайского бизнеса за национальные рамки увеличивается число менеджеров, квалифицированных работников нефтегазовой сферы.
В 2004 г. практически все анкетируемые и в Алматы, и в Астане отрицательно ответили на вопросы о наличии общественных организаций соотечественников, о наличии каких-либо других китайских организаций. В 2007 г. вырисовывается совершенно иная картина. Опросы китайских мигрантов также показывают, процесс консолидации и структурирования зарождается в среде китайских мигрантов.
В пятом разделе «КИТАЙСКАЯ МИГРАЦИЯ И ПРОБЛЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ» рассмотрены взаимосвязь и взаимовлияние миграционных процессов и проблем безопасности.
В первом подразделе «Центрально-азиатская стратегия КНР и проблемы региональной безопасности» отмечается, что возвышающийся Китай, благодаря своей экономической, географической и демографической величине, сам по себе представляет «глобальный вызов». Долгосрочные стратегические геополитические, экономические и политические интересы этого государства на нынешнем этапе простираются и на просторы Центрально-Азиатского региона. Вполне закономерен тот факт, что сегодня Китай в качестве одной из главных стратегических целей своей внешней политики ставит утверждение и признание своего «особого положения» в регионе Центральной Азии, хотя он и не афиширует этого.
Развитие взаимного сотрудничества Китая и центрально-азиатских государств имеет большое значение для обеих сторон. В первую очередь это связано с угрозой исламского экстремизма и необходимостью объединения усилий в борьбе с терроризмом. Китайские аналитики отмечают, что Центральная Азия вызывает к себе интерес «основных игроков» на международной арене, во-первых, как важный район в геостратегическом отношении и, во-вторых, как регион, богатый стратегически важными ресурсами (нефть, природный газ).
Важным составным элементом стратегии обеспечения нефтяной безопасности для Китая служит политика «выхода за пределы» (цзоу чуцюй), под которой понимается, в том числе, участие в освоении зарубежных нефтяных месторождений с применением китайских технологий и использованием китайского капитала. Эта политика обращена в первую очередь на прилегающие к территории КНР страны.
С возникновением новых государств (Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана) образовался своего рода буфер, отделяющий КНР от России. Тем самым уменьшается давление России и опосредствованно через нее влияние Запада на Китай. Во-вторых, возникающее противостояние России и среднеазиатских стран выгодно Пекину, так как появляется возможность использовать противоречия между ними для развития отношений Китая с обеими сторонами. Такая ситуация объективно выгодна Китаю, поскольку он оказывается в лучших условиях безопасности и получает выгодные предпосылки для проникновения на рынки Средней и Западной Азии». А также для ускорения реформ в Западном Китае (прежде всего в СУАР).
Таким образом, главными задачами КНР в отношении Центральной Азии являются:
обеспечение стабильности на своих западных границах и содействие реализации программы ускоренного экономического развития запада КНР;
локализация негативных для КНР последствий функционирования уйгурских организаций на территории государств Центральной Азии;
обеспечение гарантированного доступа к источникам энергии для свой быстро развивающейся экономики;
противодействие доминирующему влиянию США на экономическом, политическом и военном уровне.
Представляется, что главные стратегические мотивы КНР носят пока преимущественно оборонительный характер. Сохраняющееся отставание от экономически более успешных соседей в Восточной и Юго-Восточной Азии, равно как и динамичный собственный рост в последнее десятилетие дают Пекину и ясные цели, и вполне оправданные надежды на их достижение. Наличие же крупных внутренних проблем развития – межрегиональных разрывов, экологии, бедности, и т.п. (как и возможность их постепенного решения) также определяют долгосрочную заинтересованность страны в стабильном внешнем окружении.
Отличительной чертой казахстанско-китайских отношений на современном этапе является наличие четкой системной основы реализации достигнутых договоренностей. Долгосрочное, стабильное развитие стратегического партнерства между РК и КНР обеспечивают: «Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве» от 23 декабря 2002 г.; «Программа сотрудничества на 2003-2008 годы» от 3 июня 2003 г.; Комитет по сотрудничеству, созданный 2 июля 2004 г.; «Совместная декларация Китая и Казахстана об установлении и развитии стратегического партнерства» от 4 июля 2005 г.; «Соглашение о развитии торговой деятельности между Казахстаном и Китаем» (январь 2006 г.); «Стратегия сотрудничества Республики Казахстан и Китайской Народной Республики в XXI веке» (декабрь 2006 г.).
Китай стал играть все большую роль в системе мирового разделения труда. По итогам 2005 г. Китай впервые вышел по ВВП (по паритету покупательной способности) на второе место после США, потеснив Японию, Германию и Великобританию.
Сотрудничество в энергетическом секторе является одной из приоритетных областей кооперации между Казахстаном и Китаем, более того, оно является отправной точкой все более расширяющегося двустороннего экономического сотрудничества в целом. Китай в силу географического фактора является для Казахстана естественным и основным партнером.
Президент Н. Назарбаев в Послании народу Казахстана 7 февраля 2008 г. заявил: «мы должны и дальше укреплять наше экономическое и политическое сотрудничество с Россией, Китаем и государствами Центральной Азии. Создавать прочную основу для стабильности, открытого диалога и взаимодействия в регионе» [25].
Второй подраздел «Китайская миграция и вызовы безопасности» посвящен определению основных вызовов и угроз безопасности, вызванных миграционными процессами из КНР. Отмечается, что основная угроза проистекает из социально-демографической ситуации в самом Китае, модернизационные процессы в Китае, изменение социальной структуры населения будут способствовать нарастанию потока мигрантов за его пределы.
Реализуемая Китаем политика наращивания своего присутствия в Центральной Азии наглядно проявляется в экономической сфере, где особо показательным является масштабное увеличение объемов китайско-центральноазиатской торговли, наряду с интенсификацией торговых отношений, значительно возросла и проектно-инвестиционная активность Китая в регионе. Китайское миграционное поле будет расширяться за счет групп средних и мелких предпринимателей, которые будут искать сферы приложения инвестиций, искать новые формы ведения бизнеса в соседних странах. Китайская диаспора будет становиться эффективным инструментом политики расширения влияния КНР. Китайская трудовая миграция, являясь частью организованной структуры, функциональным элементом товарного потока из Китая, будет объективно снижать уровень конкурентоспособности любого государства.
Увеличение численности китайцев на новом месте приводит к становлению китайских землячеств. В землячествах складывается замкнутая система самообслуживания. Появление иноэтнических групп в стране порождает, с одной стороны, процессы интеграции культур, с другой – их конфликта. Исследователи китайской миграции отмечают, что она является максимально замкнутой миграцией: она не интегрируется до конца и не хочет интегрироваться в национальные системы. А это означает, что при слабости национальных систем китайская миграция легко сможет взять их под свой контроль.
Вызовом региональной безопасности является ряд дестабилизирующих факторов в СУАР – это изменение этнического состава населения региона, ужесточение религиозной политики КНР в автономном районе. Экономический рост Синьцзяна стимулировал добровольную миграцию ханьцев из внутренних провинций, что создало конкуренцию на местном рынке труда. Представители национальных меньшинств (в силу профессиональной подготовки, образованности) оказались не в состоянии противостоять кадрам из центра, пополняя ряды «избыточных трудовых ресурсов», они служат социальной основой возникновения различного рода конфликтов в регионе. Потенциальной опасностью дестабилизации обстановки в СУАР служит также политика ограничения рождаемости, затрагивающая и национальные меньшинства. Все эти факторы прямо или косвенно будут воздействовать на миграционные процессы и расширять конфликтогенную составляющую региональной безопасности.
Китайская трудовая миграция представляет вызов экономической безопасности республики: она усугубляет проблему занятости в регионе, обеспечивая расширение масштабов безработицы. Нелегальное пребывание и незаконная экономическая деятельность китайцев на территории республики создают «теневые структуры», неформальную сферу занятости, происходит незаконный вывоз из страны денежных средств. Все это способствует появлению всеохватывающей коррупционной сети. Следующая проблема заключается в том, что вокруг товарного потока из Китая уже образовались устойчивые организованные преступные группировки, в которые включены не только китайские граждане, но и представители властных структур Республики Казахстан.
Теневой характер хозяйственной деятельности и процесс самоорганизации китайцев также представляет угрозу социально-политической обстановке. Разность демографических потенциалов КНР и РК создает для Казахстана явление «демографического давления», параллельно с этим миграционные процессы усиливают демографическое «перемешивание», увеличивая долю новых этнических групп в общем составе населения и изменяя географию расселения этнических групп. Как результат повышается вероятность роста напряженности в отношениях между социальными и этническими группами.
Одной из проблем безопасности являются воображаемые угрозы – мигрантофобия. Циркулирующие в обществе мифы о «желтой опасности», о китайской демографической экспансии порождают неприятие мигрантов, формируют общественное мнение, воспринимающее Китай, как источник угрозы национальной безопасности, что может негативно сказаться на развитии двусторонних отношений.
Проблема заключается не в том, как воспрепятствовать китайской миграции, а в том, как взять этот процесс под контроль, при этом ключевыми целями регулирования указанного процесса следует считать административно-правовые аспекты, которые должны рассматриваться в следующих направлениях:
обеспечение защиты национальной экономики от нежелательного притока китайских трудящихся-мигрантов, как по масштабам, так и по качественному составу;
решение наиболее острых проблем в области занятости китайских мигрантов внутри Казахстана с помощью гибкого регулирования их численности;
рациональное использование прибывающих в страну китайских мигрантов в экономических и политических интересах Казахстана.