Библиотека Т. О. Г

Вид материалаКнига

Содержание


Философское яйцо и его символы.
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   14
ГЛАВА V

Философское яйцо и его символы.

Печать Гермеса. Атанор. Огонь философов.

Степени или градусы


Уже готовой материи камня надо было медленной вар­кой придать способность превращать металлы. Для этого ее заключали в маленькую шарообразную колбу с длинным ; горлом, названную философским яйцом, затем помещали ее в чашу, наполненную золой и песком, и подогревали, соображаясь с некоторыми правилами, в горне или атаноре.

Алхимики обыкновенно довольно охотно распространя­ются об этих частях Делания. Философское яйцо изготов­лялось из довольно толстого стекла, иногда из обожженной глины или из металла — меди или железа. «Сосуд искусст­ва есть яйцо философов, сделанное из самого чистого стек­ла, имеющий шейку умеренной длины. Надо, чтобы верхняя часть шейки могла быть герметически запечатана и чтобы материя, которую туда помещают, наполняла бы только чет­вертую часть» (Huginus a Barma. «Le regne de Saturne»). Роджер Бэкон употреблял сосуд стеклянный или глиня-ный. «Сосуд должен быть круглым, с узким горлом. Он может быть сделан из стекла или из такой же твердой, как стекло, глины; отверстие его закрывают герметичес­ки крышкой и заливают смолой» (Roger Bacon. «Miroir d`Alchimie»). Филалет в особенности настаивает на заку­порке. «Имей сосуд стеклянный, овальный и достаточно ве­ликий для того, чтобы содержать унцию дистиллированной воды. Его надо плотно запечатать, иначе вся твоя работа пропадет» (Philalete. «Entree ouverte au Palais ferme du roi»).

Этот сосуд называли яйцом сначала по причине его фор­мы, затем потому, что из него, как из яйца, после высижи­вания в атаноре должен был выйти философский камень. «Дитя, увенчанное добродетелью и царским пурпуром», как говорили алхимики. Почти в том же смысле Руйяк дает этимологию этого слова: «Яйцо имеет все необходимое для рождения цыпленка: туда нельзя ничего прибавить и ни­чего нельзя отнять; точно так же надо заключить в наше яйцо все, что необходимо для рождения камня» (Rouillac. «Abrege du Grand-uvre»).

Из текстов, упомянутых выше, видно, что философы на­стаивали на полной закупорке яйца; одни, как, например, Бэкон, употребляли крышку, которую прикрепляли смо­лой, но большая часть философов прибегала к печати Гер­меса1. «Нить Ариадны» («Le Filet Ariadne») — аноним­ный трактат — дает нам весьма интересные подробности об этой операции. Он предлагает три способа герметичес­кой закупорки шара: 1) накаливали горло его на сильном




1 Под печатью Гермеса здесь понимается герметическая закупорка со­суда Делания. См.: «Двенадцать ключей мудрости», фигура 7, а также упо­минание о «замазке мудрости» в трактате Фомы Аквинского «Об искус­стве алхимии», гл. V.


огне и отрезали ножницами, причем края спаивались так же, как когда отрезают резиновую трубку; 2) размягчали горло таким же способом, затем сжимали горло, понемногу стягивая над пламенем его конец так, чтобы на нем образо­вался шарик; 3) согревали отверстие шара и закупорива­ли его стеклянной пробкой, а затем заливали жидким стек­лом. Некоторые алхимики предпочитали простой стеклян­ный шар, составленный из двух реторт, причем горло одного должно было входить в горло другого: «Есть два сосуда одинаковой формы, величины и вместимости, у которых нос одного входит в пузо другого для того, чтобы действием жа­ра то, что находится в одной части, поднималось в голову сосуда и затем действием холода опускалось бы в пузо» (Raymond Lulle. «Eclaircissement du testament»). Также: «Одни пользуются сосудами стеклянными — овальными или круглыми. Другие предпочитают форму горшка. Они берут сосуд, короткое горло которого проходит в пузо дру­гого сосуда, который служит крышкой, и их замазывают» (Libavius. «De lapide philosophorum»1).

Их или запечатывали крепкой замазкой, или размягчали горло первого шара на горле второго. Эта форма представ­ляла следующие преимущества: испарения сгущались легче от соприкосновения с холодными стенками верхнего шара, причем при расширении аппарат менее рискует лопнуть.

Алхимики давали различные названия философскому яйцу. По словам Фламеля, они его называли: сферой, зем­ным львом, темницей, гробом; перегонным кубом он был назван по причине его формы; выражение «дом цыпленка» есть только перифраза; брачная комната, тюрьма, гроб суть




1 Либавий. «О камне философов» (лат.).


образы весьма понятные, если вспомнить, что сера и Мер­курий, материя камня, были названы красным мужчиной и белой женщиной; яйцо было тюрьмой потому, что, раз фи­лософские супруги (царь и царица, красный мужчина и бе­лая женщина, Gabricius et Beia) туда входили, они там со­держались до конца Делания. Гробом — потому, что супру­ги там умирали после своего соединения; а после их смерти рождался их сын (философский камень), ибо каждое рож­дение происходит от гниения: смерть рождает жизнь, со­гласно теории, бывшей в почете в Средние века (см. гл. VII).

Символ гроба довольно часто употреблялся философа­ми для обозначения философского яйца: «Блюди, чтобы союз мужа и жены случился только после того, как они снимут свои одежды и украшения как с лица, так и со всего остального тела, чтобы войти в гроб такими же чи­стыми, какими они пришли в мир» (Basile Valentin. «Les douzes clefs de Sagesse»). Под формой гроба он символи­зирован на рисунках Розера в «Ars auriferae quam chemi-am vocant»1. В сочинении «Viatorium spagyricum» яйцо с материей представлено стеклянным гробом, в котором покоятся король и королева.

Яйцо названо брачной комнатой, брачным ложем, пото­му что в нем совершается союз серы и меркурия, союз ца­ря и царицы. В «Зеленом сне» говорится об одном запер­том зеленом доме; туда вводят супругов и запирают дверь тем же материалом, из которого построен дом.

Яйцо было еще названо маткой, по аналогии, так как «матка женщины после зачатия остается закрытой, даже для доступа воздуха. Точно так же и камень должен оста-




1 «Золотоносное искусство так называемой химии» (лат.).


ваться постоянно закрытым в своем сосуде» (Bernard de Trevisan. «La Parole delaissee»), а также и потому, что в него заключают семена металлов серы и меркурия, из ко­торых должен родиться камень философов.

Наконец, яйцо было названо чревом матери, ступкой, ситом. Ситом — потому, что пар, сгущаясь, падает капля по капле, как жидкость, проходящая через сито.

Яйцо, наполненное и закупоренное, ставили в чашу, со­держащую золу или очень мелкий песок. Гелиас в своем «Miroir d'Alchimie» рекомендует ставить яйцо в купель, со­держащую в себе золу, собранную в кучу таким образом, чтобы только две верхние части шара выходили наружу.

Некоторые философы вместо песочной ванны упо­требляли ванну из грязи, которую они называли сырым огнем.

Чаша яйца ставилась в специальный горн, называвший­ся атанором, от греческого слова — бессмерт­ный, потому что огонь, раз разведенный, должен был го­реть до конца Делания. Некоторые алхимики рисовали в своих сочинениях различные модели атаноров. Один из самых любопытных находится в сочинении Планискампи «Bouquet chymique»1. Он состоит из двух соединенных горнов; в одном из них разводят огонь, и газы, происходя­щие от горения, проходя через отводящее их отверстие, на­гревают другой горн.

Атанор де Бархузена — это обыкновенный горн. Но настоящий атанор, тот, который был известен первым западным алхимикам: Альберту Великому, Роджеру Бэ­кону, Арнольду из Виллановы и др., есть нечто вроде гор-




1 «Химический букет» (фр.).


на с отражателем, могущим разбираться на три части. В наружной части горел огонь; она была пробуравлена дырками, чтобы дать приток воздуху, и представляла собой дверь. Средняя часть, также цилиндрическая, пред­ставляла три выпуклых треугольника; на них покоилась чаша, содержащая яйцо, которое имело по диаметру четы­ре противоположных отверстия, закрытых хрустальными дисками, что позволяло наблюдать за происходящим в яйце. Наконец, верхняя часть, полая, сферическая, составля­ла купол, или рефлектор, отражающий жар. Таков был атанор, употреблявшийся обыкновенно. Главные части бы­ли неизменны, а частные уклонения не имели никакого зна­чения. Так, в «Le Liber mutus» помещен рисунок атанора, довольно элегантного, напоминающего по форме зубчатую башню.

Символ горна есть дуб, пустой в середине; его находят та­ким образом изображенным в сочинениях Авраама Еврея.

Этой комбинации — из горна, чаши и философского яйца — давали название тройного сосуда. «Этот сосуд из глины называется философами тройным сосудом, ибо в его середине есть чаша, полная теплой золы, в которую положе­но философское яйцо» («Le livre de Nicolas Flamel»).

Алхимики, ревниво оберегая все, что касалось Велико­го Делания, не были ясны, говоря об огне или степени жа­ра, необходимого для Делания. Знание степени жара счи­талось ими одним из самых важных ключей Великого Де­лания. «Многие из алхимиков заблуждаются, потому что они не знают расположение огня, который есть ключ Де­лания, ибо он растворяет и сгущает в одно и то же время то, что они не могут схватить, будучи ослеплены своим невежеством» (Raymond Lulle. «Vade mecum seu de tincturis compendium»1). И действительно, раз приготовленная материя только при помощи варки могла измениться в фи­лософский камень. «Я вам рекомендую только варить: ва­рите в начале, варите в середине, варите в конце и не де­лайте ничего другого» («La Tourbe des philosophes»2).

Алхимики различали несколько способов огня: огонь сырой — это ванна из грязи, доставляющей ровную темпе­ратуру; огонь сверхъестественный, или искусственный, означал кислоты. Это происходит от того, что алхимики за­метили, что кислоты производят повышение температуры во время различных реакций и что они имеют на тела дей­ствие, одинаковое с огнем: они их растворяют, уничтожают быстро их первоначальный вид. Наконец, огонь естествен­ный, обыкновенный.

Вообще, алхимики не употребляли ни угля, ни дерева для согревания философского яйца. Было бы в таком слу­чае необходимо постоянное наблюдение и было бы почти невозможно достигнуть ровной температуры. Марк Ан­тоний сердится на невежественных суфлеров, употребляв­ших уголь: «К чему служит сильное пламя, раз мудрецы никогда не пользуются горящими угольями, ни горящим деревом для производства герметического делания» («La lumiere sortante par soi-meme des tenebres»). Герметиче­ские философы употребляли масляную лампу с льняным фитилем, она дает почти такой же жар. Это именно и был тот огонь, свойства которого они хранили в тайне и о ко­тором только некоторые говорят открыто.




1  Раймонд Луллий. «Путеводитель или компендиум по окрашива-нию» (лат.).

2  «Торф философов» (фр.).


Они допускали несколько степеней жара в своем огне, соображаясь с моментами делания; они достигали урегу­лирования огня, прибавляя нитки в фитиль. «Сначала сделай огонь слабый, как будто бы у тебя было только 4 нитки, до тех пор, пока материя не почернеет; тогда при­бавь, положи 14 ниток; когда материя моется, она делает­ся серой; наконец, положи 24 нитки, и ты будешь иметь совершенную белизну» (Happelius. «Aphorismi basi-liani»1).

Первая степень огня при начале делания равнялась при­близительно 60—70 градусам стоградусного термометра. «Сделайте ваш огонь в пропорции, чтобы он имел жар меся­цев июня и июля» («Dialogue de Marie et d`Aros»2). He надо забывать, что это говорит египтянин. Впрочем, первый гра­дус и назьшался огнем Египта именно потому, что он почти равняется летней температуре Египта. Некоторые алхимики, забывая этот пункт, назначали для первого градуса темпера­туру слишком слабую, как Ф. Руйяк. «Наблюдайте в осо­бенности огонь и его градусы, чтобы первая степень тепла была февральская, то есть равная температуре солнца в фе­врале месяце» (Ph. Rouillac. «Abrege du Grand-uvre»). По первой степени удостоверялись, что достигли желаемой температуры: дотрагиваясь до яйца, не должны были обжи­гаться. «Ты никогда не допускай сосуд слишком нагревать­ся, так, чтобы ты всегда мог его тронуть, не обжигаясь. Это будет продолжаться все время растворения» (Riplee. «Traite des douze portes»3). Другие градусы легко находят, удваивая и утраивая и т. д. температуру первого градуса. Было всего




1 Хаппелиус. «Царские афоризмы» (лат.).

2 «Диалог Марии с Аросом» (фр.).

3 Рипли. «Трактат двенадцати дверей» (фр.).


4 степени нагревания. Вторая степень колеблется между температурой кипения воды и плавкой обыкновенной серы, третья степень ниже плавки олова (232 °С), а четвертая — плавки свинца (327 °С).

Символы огня суть: ножницы, шпага, меч, коса, мо­лоток — одним словом, все инструменты, могущие про­извести рану. «Вскрой же ему внутренности стальным клинком», — пишет автор «Texte d'Alchimie», говоря о ми­нерале, из которого добывается купоросное масло. На ри­сунках Авраама Еврея Сатурн, вооруженный косой, ука­зывает, что надо очищать серебро свинцом с помощью согревания. На картинке Василия Валентина мы видим всадника, сражающегося шпагой с двумя львами — сам­цом и самкой; это означает, что посредством огня надо сделать летучее устойчивым. Наконец, мы опять находим шпагу как символ огня в барельефах Фламеля на кладби­ще Невинных.

В заключение приведем слова Бернара Тревизана о ка­чествах, которыми должен обладать философский огонь: «Сделайте огонь, дающий пар, переваривающий, постоян­ный, не слишком сильный, окруженный, воздушный, замк­нутый, переменяемый» (Bernard de Trevisan. «Le livre de la philosophic naturelle des metaux»1).




1 Бернар Тревизанский. «Книга о естественной философии метал­лов» (фр.).


ГЛАВА VI

Процессы производства. Причины разногласия

между алхимиками по поводу Делания.

Гниение. Правила Филалета. — Брожение.

Подсыпание и подливание. Символы Делания


Когда материя заключена в философское яйцо и огонь разведен, то химические тела тотчас же начинают действо­вать одно на другое. Происходят различные химические процессы: осаждение, очищение, отделение газов или паров, кристаллизация и т. д. В это время материя несколько раз меняет цвет. В этой главе мы займемся химическими фе­номенами, которые названы алхимиками «Деланием», или «Процессом», а в следующей главе мы будем говорить об окраске, или цветах.

Алхимики в своих описаниях особенно различались в обозначениях количества и наименованиях процессов. Это и понятно; возьмем для примера период, когда материя вы­деляет пары и становится черной, затем пары сгущаются и осаждаются в виде жидкости. Один алхимик, рассматри­вая общий процесс, дает ему название дистилляции, потому что, действительно, в нем мы видим два процесса: испаре­ние и сгущение. Другой, различая фазы процесса, найдет сублимацию, испарение, осаждение и сгущение; третий, взяв в соображение черный цвет, прибавит третью фазу — гниение. А между тем все это составляет только один пери­од Делания.

То же самое можно сказать и о всяком другом процессе.

Таким образом, является как бы разница между опи­саниями одного философа и другого. В то время как Пер-нети устанавливает двенадцать процессов: пережигание, или кальцинацию, затвердение, или накипь, сгущение, растворение, переваривание, дистилляцию, сублимацию, выделение, разложение, брожение, размножение, подсы­хание, — Бернар Тревизан допускает только один:

«Хотя философы и делят Магистерий, принимая во внимание разнообразие процессов, на несколько частей, но в действительности существует только один — образо­вание яйца» (Bernard de Trevisan. «De la nature de l'oeuf»1). Но это толкование неясно, и другие алхимики делают иные деления. Гелиас насчитывает семь процессов: сублимацию, кальцинацию, растворение, омовение, насыщение, сгуще­ние, затвердение. Альберт Великий признает четыре: очи­щение, омовение, растворение и затвердение.

Немало способствует затемнению вопроса то обстоя­тельство, что одни считают процессы, начиная с приготов­ления материи, между тем как другие — с момента заклю­чения ее в яйцо. Но в сущности Великое Делание можно разделить на четыре фазы: 1-я — приготовление материи; 2-я — варение ее в философском яйце и достижение изве­стных цветов в желаемом порядке; 3-я — процессы, име­ющие целью дать философскому камню большую силу: это фиксация и брожение. И наконец, 4-я — трансмутация, с помощью камня, неблагородных металлов в золото и се­ребро: это подсыпание.

Все процессы, которые совершались во время Великого Делания, могут быть приведены к одному — к варке, ибо все делается с помощью огня. Ален де Лилль говорит так: «Названия — переварка, соединение, смешение, сублима­ция, сгущение, сушение, накаливание и другие видоизме-




1 Бернар Тревизанский. «О природе яйца» (фр.).


нения, которые можно наблюдать в этом процессе, пред­ставляют только фазы, которые называют просто растира­нием и перевариванием. Василий Валентин признает толь­ко два процесса: растворение и сгущение1, то есть после­довательные переходы от инертного состояния материи к состоянию деятельному». («Дух: Тебе помогают огонь и азот. Альберт: О небесное слово, как я должен совершить это? Дух: Раздражай и сгущай, растворяй и соединяй». «Colloque de l'Esprit de Mercure avec frere Albert»2.)

Несмотря на это различие мнений, мы попробуем осветить этот хаос. Первый процесс (приготовление ма­терии) есть соединение. Это союз серы и Меркурия, мужского и женского начал. После нагревания появляет­ся черный цвет: происходит гниение. Дальше мы увидим, почему название гниения дано феноменам, которые про­исходят в то время, когда материя чернеет. Вот ее главные моменты: смерть, разрушение, погибель, пережигание, обнажение, отделение, размельчение, расширение, извле­чение, разжижение, дистилляция, порча, разделение, на­сыщение.

Вследствие гниения происходит обмывание. Этот про­цесс состоит в том, что черный цвет как бы смывают и




1 «Solve et coagula» — «разлагай и соединяй» (лат.) — алхимиче­ский девиз, хорошо иллюстрирующий полную циркуляцию: нужно раство­рять и снова соединять вещество столько раз, сколько будет необходимо для получения самого совершенного союза материи и духа — философ­ского камня.

Таким образом, в алхимической практике любое существо, чем бы или кем бы оно ни было — минералом, растением, животным или чело­веком, — может стать философским камнем. Более того, как мы выяс­нили в предыдущей части, по всей видимости, только на грубо матери­альном уровне алхимическая задача вообще не имеет решения. «Беседа Духа Меркурия с братом Альбертом» (фр.).


камень окрашивается в белый цвет. Философы символи­зировали это омовение под видом саламандры, очищаю­щейся в огне; асбеста или горного льна, который пламя белит, не уничтожая. «Омовение — это не что иное, как уничтожение черноты, пятен, загрязнения, и представля­ет продолжение второй степени „огня Египта"» (Rouillac. «Abrege du Grand-uvre»). Омовение называется также белением, удалением, воскрешением.

Наконец наступает рубификация, характеризуемая по­явлением красного цвета, указывающего, что делание со­вершено. К этой классификации, основанной на последова­тельности цветов, или окраски, можно привести все про­цессы, поименованные алхимиками.

Сам Филалет связывает процессы с цветами, или ок­раской; он не дает им особых наименований, но довольст­вуется указанием металлов, служивших символами окра­ски, или цветов (см. гл. VII). Вот что он говорит об этом в «Entree ouverte au Palais ferme du roi»:

1-е — воздействие Меркурия. — Материя проходит через различные цвета; процесс немного замедляется на зе­леном цвете, и наконец субстанция чернеет. Это продолжа­ется пятьдесят дней. Окрашенные пары сгущаются и осаж­даются снова назад на твердую материю; 2-е — влияние Сатурна обнаруживается черным цветом. Черная раство­ренная материя кипит, иногда твердеет. Это продолжается сорок дней; 3-е — воздействие Юпитера продолжается от черного до начала белого цвета. Испарение и сгущение. В это время появляются всевозможные цвета, которые трудно себе вообразить. Дожди пойдут все обильнее с каж­дым днем, и наконец произойдут вещи весьма приятные на взгляд: на стенках сосуда появятся маленькие белые волокна или волоски. Это влияние продолжается 20 или 21 день; 4-е — воздействие Луны выразится в совершенной белиз­не и продолжится в течение трех недель. Материя твердеет и растопляется поочередно несколько раз в день. Наконец она получает форму маленьких белых зернышек; 5-е — влияние Венеры. — Субстанция принимает взамен белого зеленый цвет, затем светло-голубой и темно-красный. Она распускается и пучится. Это продолжается 40 дней; 6-е — воздействие Марса. — Материя сохнет, последовательно делается оранжевой и темно-желтой, затем принимает окраску цветов ириса. Это продолжается 45 дней; 7-е — влияние Солнца характеризуется переходом из оранжево­го цвета в красный; она испускает красные пары, затем опу­скается, делается мокрой, сохнет, течет и крепнет по не­сколько раз в день. Наконец она распадается на маленькие красные зерна.

Филалет не говорит здесь ни о брожении, ни о подсы­пании. Он говорит об этих двух процессах отдельно. Опи­сание представляет только процессы, происходящие в фи­лософском яйце.

Умножение — процесс, который следует за достижени­ем красного цвета. Он имеет целью увеличить могущество камня и позволяет быстрее производить превращение ме­таллов. Обыкновенно разбивали философское яйцо, со­бирали красную материю, смешивали ее с распущенным золотом и получали рассыпчатую красную массу, которую охлаждали разными способами, смотря по желанию фило­софа. По мнению алхимиков, камень таким образом увели­чивается не только в количестве, но и в качестве; этот про­цесс можно продолжать до бесконечности. Теперь будет понятно восторженное восклицание Раймонда Луллия:

«Маге tingerem, si mercurius esset!»1 Большая часть филосо­фов оперировала так, как мы только что сказали. «Если ты захочешь воспользоваться физической краской для транс­мутации, то сначала потеряешь по фунту на каждую тысячу растворенного золота. Только тогда лекарство будет готово и способно заставить исчезнуть язву металлов» (Paracelse. «Tinctura physicorum»2). Эк де Зульцбах ясно описывает весь процесс. «Возьми две марки чистого золота, растопи его в тигле и всыпь туда 1/4 фунта вышеупомянутого лекар­ства; оно будет моментально поглощено золотом и составит с ним одно целое; тогда брось туда еще 1/4 фунта лекарст­ва, чтобы обратить все золото; истолки, затем поставь на сильный огонь, и тогда все превратится в красный порошок, похожий на киноварь или сурик. Брось одну часть его на сто частей чистой Луны, или серебра, и ты получишь велико­лепное золото» (Eck de Sulzbach. «Clavis philosophorum»3).

Некоторые алхимики следовали другому методу: они брали красную материю и, смешав ее с сублимированным Меркурием (bichlorure de mercure, или двухлористый мер-курий), переваривали в реторте на легком огне, и результат, полученный ими, был тот же самый.




1  «Я окрасил бы море, если бы был меркурий» (лат.). Многократ­ное увеличение силы камня отмечается едва ли не всеми алхимиками. «Заметь, что столько раз, сколько ты растворяешь и фиксируешь, во столько же раз природные субстанции возрастут количественно, ка­чественно и в отношении полезности их свойств, причем в соотношении, кратном десяти: десять операций увеличат их в сотню раз, сто — в ты­сячу, тысяча — в десять тысяч, десять тысяч — в сто тысяч, сто ты­сяч — в миллион раз и, таким образом, до бесконечности, в чем я с Бо-жией помощью трижды имел возможность убедиться» (Фламель Н. Указ. соч. С. 115-116).

2  Более точное название этого трактата Парацельса — «De Tincture Physica» — «О целебной тинктуре» (лат.).

3  Ек де Зульцбах. «Философский ключ» (лат.).


После брожения материя была уже способна превра­щать металлы. Процесс, которым простые металлы превра­щались в золото и серебро, назывался подсыпанием. Для этого брали металлы: меркурий, свинец и олово. Первый сильно нагревали, но так, чтобы не достигал точки кипения; два же других просто расплавляли, соединяли все три и за­тем в тигель бросали кусок философского камня, покрыто­го воском. Когда сплав остывал, находили слиток золота, по весу равный употребленному металлу, по мнению же дру­гих — меньшего веса, что зависело от качества употреблен­ного сплава или философского камня. Восковая обертка бы­ла, как кажется, необходима, ибо, по Гельвецию, только по­тому не удалась его первая присыпка, что он пренебрег этой предосторожностью, как он рассказывает в своем «Veau d'or». Вторая ему удалась только потому, что он завернул камень в воск.

Теперь мы будем рассматривать символы главных про­цессов. Первый процесс, или «соединение», был символи­зирован браком царя и царицы, серы и меркурия. Пантакль шестого ключа Василия Валентина изображает царя, даю­щего обручальное кольцо царице, в то время как епископ их благословляет, символизируя союз. Не надо забывать, что союз этот был назван также и философским браком. В фи­гурах, сопровождающих «Grand Rosaire»1, напечатанный в «Ars Auriferae», союз этот изображен грубее — чувст­венным союзом короля и королевы.

«Гниение» символизировалось обыкновенно всем, что могло напомнить идею смерти или черноты, трупа, скеле­та, ворона и т. д. Таким образом, в «Viatorum spagyricum»




1  «Большой Розарий» (фр.).


гниение символизировано скелетом, стоящим в черном шаре и держащим в правой руке ворона. Пантакль чет­вертого ключа Василия Валентина имеет тот же смысл: он изображает скелет, стоящий на катафалке.

«Омовение» — процесс, который следует за «гниени­ем», ассимилирован с воскресением, следующим за смертью, как белый цвет (символ жизни) следует в делании за черным цветом (символом смерти).

Восьмой пантакль Василия Валентина относится к это­му процессу. Можно его комментировать, таким образом, в его двойном смысле, мистическом и алхимическом. Всякая жизнь является через процесс порчи и гниения. Зерно, по­ложенное в землю, там гниет (по средневековой аллегории), и затем из него возрождается колос. Наше тело, опущенное в землю, в ней разрушается, но в день Страшного суда оно воскреснет. Материя, положенная в яйцо, гниет, затем воз­рождается, теряет свою черноту, белеет и воскресает. Два человека целятся в мишень: один достигает цели — он уяс­нил себе смысл символов, другой ее никогда не достигнет; это сумасшедший и мудрец Таро.

«Омовение» называлось также «белением», потому что тогда происходит в яйце внутренняя дистилляция, вследст­вие которой материя, омываемая постоянной циркуляцией жидкости, белеет. Это изображено в «Viatorium spagyricum». Скелеты выходят из гробов — они воскресают; масса птиц летает над ними, одни — поднимаясь, другие — опускаясь, что означает дистилляцию.

Дистилляция иногда разделялась на два процесса:

1-й — выделение паров, или сублимация; символизи­ровалось птицей, взлетающей с поднятой кверху голо­вой; 2-й — сгущение паров в жидкость, осаждение, или опускание; символизировалось птицей, которая сни­жается с головой, опущенной книзу. В «Grand Rosaire» ре­бенок, прыгающий кверху, выйдя из гроба, где заключен химический гермафродит, изображает сублимацию.

«Фиксация» — конечный процесс делания, во время ко­торого появляется красный цвет; представлен в «Viatorium» новорожденным ребенком, а у Бархузена в «Liber singularis de Alchimia» — молодым царем с короной на голове, за­ключенным в философское яйцо. В фигурах Ламбспика Отец, Сын и Дух, царствующие в славе, имеют то же самое значение.