Библиотека Т. О. Г

Вид материала

Книга

Подобный материал:

• Библиотека Хельсинского Университета была написана небольшая статья, 63.53kb.
• Городских библиотек, 1814.45kb.
• Библиотека Альдебаран, 2189.93kb.
• Нейшем "Автор" с одной стороны, и Научная медицинская библиотека Ярославской государственной, 39.73kb.
• Библиотека православной культуры, 94.2kb.
• РосБизнесКонсалтинг Список онлайн-библиотек экономической тематики, 63.04kb.
• 1. Александрова Т. Домовенок Кузька…(с продолжениями), 69.48kb.
• Министерства Российской Федерации по делам печати и телерадиовещания Диссертации Библиотека, 617.88kb.
• Барнаульский государственный педагогический университет Научная библиотека, 757.64kb.
• Йона по экологическому просвещению населения/мук шаховская центральная межпоселенческая, 5.91kb.

3


По всеобщему признанию, основателем алхимической науки был античный бог Гермес, который, в свою очередь, воспринял ее от египетского бога Тота. Отсюда и другое название алхи­мии — герметическая философия¹. «Бог Гермес, повелитель слов... стоит во главе истинного знания о богах», — писал о нем неоплатоник Ямвлих (ок. 245 — ок. 330). В римской мифологии Гермесу соответствует Меркурий, и этим именем во всех алхимических трактатах названа ртуть.

Вообще, герметизмом традиционно считается религиозно-фи­лософское течение эпохи эллинизма, сочетавшее элементы раз­личных философских течений, существовавших на тот момент (платонизма, стоицизма и др.), с астрологией, магией и религи­озной практикой. Дошедший до нашего времени свод герметиче­ской науки состоит из произведений так называемого высокого и низкого герметизма. К высокому герметизму относятся, преж­де всего, наиболее ранние трактаты с глубоким философским со­держанием: во-первых, «Герметический корпус» — 14 трактатов, сохранившихся в рукописях византийского философа и историка XI века Михаила Псела, во-вторых, приписываемьш Апулею ди­алог «Асклепий». А в-третьих, большое количество фрагментов, опубликованных в V веке н. э. Стобеем в его знаменитой «Анто­логии». К низкому герметизму обычно относят многочисленные сочинения по астрологии, магии, алхимии и медицине, написан­ные в основном в Средние века.

Особое место в корпусе герметической философии занимает «Изумрудная скрижаль» Гермеса Трисмегиста, содержащая в символической форме квинтэссенцию (суть сути) не только всей герметической философии, но и всей мудрости мира. Здесь следует отметить, что имя Гермес также является явным псевдо­нимом. Во-первых, Гермес — это, согласно греческой мифологии,




¹ Это название включает еще и другую коннотацию: герметиче­ская — закрытая (скрытая).


бог торговли, плутовства и обмана, вестник богов, а также отец герменевтики — науки понимания. Во-вторых, даже если от­влечься от чисто мифологической трактовки, имя Гермес, по при­меру платоновского Кратила, можно с определенной натяжкой перевести как «опора». О такой возможности интерпретации это­го имени свидетельствует и то, что Гермеса часто называли в Средние века то Гермогеном («опорой» рожденным), как у Фо­мы Аквинского, то просто Гермием. Стоит напомнить и о прямом сходстве этого имени со Святым Германом — Сен-Жерменом. Интересен также и повсюду сопутствующий ему эпитет Трисме-гист (в русском переводе — Триждывеличайший), означающий «в трех делах преуспевший более чем кто-либо другой». Но в ка­ких именно трех делах? Согласно «Изумрудной скрижали», а значит, и самому Гермесу, habens tres partes philosophiae totius mundi, что В. Л. Рабинович переводит как «три сферы философии подвластны мне», а Л. Ю. Лукомский — «владею я тремя час­тями философии всего космоса». Нами предлагается другой ва­риант — «владею тремя сторонами мировой философии». Но что это за три стороны, или части, или сферы и какой именно фило­софии? Вот в чем предстоит разобраться.

В предыдущем рассуждении мы пришли к выводу, что и да­лее отрицать причастность серьезных ученых к алхимическим штудиям не имеет смысла. Не лучше ли вместо этого и в самом деле попытаться понять, что именно искали они в своих лабора­ториях? И что именно интересовало в алхимии столь замечатель­ных людей? Прежде чем отвечать на этот вопрос, сразу же отме­тим — несомненно, их привлекало исследование тайных законов природы, мимо которого ни один истинный ученый пройти не мо­жет. Но подобными исследованиями можно заниматься и не об­ращаясь к алхимии, чему в истории науки существует бесконеч­ное множество примеров. Какой же специфический момент, ин­тересовавший этих достойных людей, заключался именно в этой, долгое время считавшейся оккультной, дисциплине?

Для поиска ответа я предлагаю обратиться к исследованию известного швейцарского ученого XX века, не одно десятилетие занимавшегося изучением феномена алхимии, Карла Густава Юнга. Вот что он пишет в своей книге «Психология и алхимия»: «Я думаю, что во время химического эксперимента оператор ис­пытывал определенный психологический опыт, который прояв­лялся в нем как особое поведение химического процесса» (§ 346). И еще одна цитата: «Хотя их труды над ретортами представлялись серьезной попыткой открыть секреты химиче­ских превращений, они были в то же время — и часто в ошелом­ляющей степени — отражением параллельных психических про­цессов. .. подобных таинственному изменению субстанции...» (§ 40). Таким образом, этот выдающийся психолог XX века сразу же перемещает акцент с исследования алхимиками мате­риальной природы металлов и химических превращений вещест­ва на личность самого исследователя. Иными словами, не веря в действительную возможность трансмутации металлов, Юнг увидел задачу алхимии совсем в другом — в преобразовании ал­химиком самого себя.

Но не слишком ли категоричен такой вывод? Ведь если со­гласиться с его утверждением, то придется признать, что алхи­мик фактически всегда занимался не чем иным, как только ис­следованием своей собственной природы. Однако факты свиде­тельствуют о том, что из недр алхимии выросли химия и медицина — действительные практические дисциплины, кото­рые не могли появиться без реального выполнения определенных процессов. В таком случае получается, что алхимик стремился осуществить завет Дельфийского оракула «познай самого себя» не одним только умозрительным размышлением, то есть фило­софствованием, а еще и детальнейшим практическим изучением скрытых от внешнего наблюдателя законов преобразования ма­терии. Значит, с одной стороны — философия, с другой — практика, заключающаяся в личном проведении научных экспе­риментов. Не об этом ли, прежде всего, и свидетельствует вы­ражение Ньютона: «Non potest fieri scientia per visum solum»¹,




¹ Знание не может возникнуть через одно только зрение {лат.).


что, в свою очередь, весьма недвусмысленно перекликается с классическим тезисом алхимиков — Post laborem scientiam¹?

Итак, получается, что всякий алхимик непременно сочетал в своей деятельности два рода познания: высокую философию с ее бессмертным заветом «познай самого себя» и чисто практи­ческую деятельность — врачевание или экспериментальное ис­следование природы. Этот вывод полностью подтверждается всей историей алхимии. В связи с этим возникает естественный вопрос: а разве не такой и должна быть любая истинная наука? Теория и практика — разве не две стороны одной медали? А если так, придется признать и то, что всякая теоретическая на­ука, будь то философия, психология или история, без связанного с ними и определенным образом направленного практического действия не приносит истинного знания и понимания законов природы. Неужели в таком случае выходит, что на самом деле ал­химиками называли всех по-настоящему серьезных ученых, счи­тая, вероятно, что серьезный человек должен не разбрасываться, а, наоборот, строго ограничиться какой-либо одной сферой дея­тельности? Однако, положа руку на сердце, нельзя признать, что именно за это называли алхимиков шарлатанами и колдунами. Для окончательного ответа на поставленный вопрос не хватает, вероятно, знания третьей стороны.

Вновь обратимся к Юнгу:

«Для алхимика главное, что нуждается в освобождении, это не человек, а божество, которое затерялось и заснуло в материи. Лишь во вторую очередь он надеется получить от преобразован­ной субстанции некую выгоду для себя в виде панацеи, способной влиять на несовершенные тела, неблагородные или „больные" металлы и т. п. Его внимание направлено не на его собственное спасение благодаря Божьей милости, а на освобождение Бога от мрака материи. Эта чудодейственная работа вознаграждает его целительным эффектом, но лишь побочно. Он может рассматри­вать работу как процесс, который необходим для спасения, но он




¹После работы знание (лат.).


знает, что его спасение зависит от успеха того, может ли он сде­лать свободной божественную душу. Для этого ему нужны меди­тация, пост, молитва, более того, ему нужна помощь Святого Ду­ха» (§ 420). А в другом месте Юнг пишет следующее:

«Алхимики пришли к весьма Ценной идее: Бог — в материи. Таким образом, с высочайшим трепетом углубляясь в исследова­ние материи, они положили начало развитию подлинной химии, с одной стороны, и более позднего философского материализ­ма — с другой, со всеми психологическими последствиями рез­кого изменения картины мира» (§ 432). А вот отрывок из ал­химического трактата «De sulphure»¹;

«Душа есть представитель Господа и содержится в жизнен­ном духе крови. Она правит разумом, а тот правит телом. Душа оперирует в теле, но большая часть ее функций распространяется вне тела. Эта особенность божественна, так как божественная мудрость лишь частично заключена в теле мира сего: большая часть ее находится вне мира, и ее образы — вещи гораздо более высокого порядка, чем те, представить которые может тело мира сего. Все это находится вне природы: это тайны Божьи. Душа и является таким примером: она способна вообразить вещи пре­дельной глубины вне тела, как делает это Бог. Правда, то, что во­ображает душа, случается лишь в рассудке, но то, что вообража­ет Бог, воплощается в реальности. Душа тем не менее обладает абсолютной и независимой властью создавать новые вещи, кото­рые тело может ощущать. Но она должна, если пожелает, обла­дать и иметь огромную силу над телом, иначе усилия нашей фи­лософии будут тщетны» (§ 343).

Вот и ответ. Оказывается, в процессе алхимического делания, осуществляемого из года в год с Молитвой и медитацией, посте­пенно все больше раскрывается способность нашей души к истин­ному творчеству. Какой смысл ограничиваться возможностью превращения одного металла в другой, если одним напряжением мысли можно создавать реальные вещи?! Не об этом ли писал в «Иллюзиях» Ричард Бах, когда говорил о возможностях визу-




¹ «О сульфуре» (лат.).


ализации? И не это ли имел он в виду, когда сказал, что самый большой грех — это ограничивать сущее?

Однако создавать «новые вещи» можно, лишь очистив «свой ум перед Богом» и удалив «все неправое из своего сердца». Вот мы и вышли на третью составляющую всякого алхимического дела­ния — на неколебимую веру в существование Бога. Впрочем, Юнг в своей книге не решается сделать столь далеко идущего вывода. Рассуждая о бессознательном, он утверждает лишь следующее:

«После долгого и тщательного сравнения и анализа этих про­дуктов бессознательного я пришел к постулату „коллективного бес­сознательного" — источнику энергии и озарения в глубинах че­ловеческой души, действовавшему в человеке и через человека с самых ранних периодов, о которых мы имеем сведения». «Коллективное бессознательное»! Не о нем ли писал еще Аристо­тель в своей «Метафизике», фактически называя Бога чистым умом? В признании существования некоего «вселенского ума» ари­стотелевская и платоновская ветви философии неожиданно сходят­ся. Правда, о главенстве чистого ума говорил не сам Платон, а нео­платоник Плотин, но Платон говорил, что есть «Царь всего». И не тот же ли самый «чистый ум» советский ученый Владимир Вернадский называл ноосферой¹? Другой современный ученый, Станислав Гроф, в результате многочисленных исследований созна­ния человека зафиксировал у многих своих пациентов переживание некоего «Универсального Ума», позволяющего человеку «видеть» не только скрытые явления микро- и макромира в ближайшем окружении и в любой точке планеты, но и сцены из прошлого и бу­дущего. Не напоминает ли все это историю превращений понятия «квинтэссенция»²? Не об этом ли самом «универсальном вселен­ском уме» говорят и все алхимики, когда ссылаются на Бога?




¹ Термин «ноосфера» образован по образцу термина «атмосфера» пу­тем смены греческой приставки atmo — дышу, на nоео — мыслю.

² Современное понятие «квинтэссенция» — основа, самая суть чего-либо — происходит от введенного Аристотелем наряду с водой, землей, воздухом и огнем пятого элемента — эфира (по латыни quinta essentia; эфир или начало движения). Позднее этот пятый элемент благодаря Па-рацельсу стал пониматься как тончайшая субстанция вообще, «экстракт» всех элементов.


Вновь обратимся к Юнгу: «Все алхимики с самых ранних времен утверждали, что их искусство священное и божественное и что поэтому их работа может быть выполнена только с помо­щью Бога. Эта их наука давалась лишь немногим, и никто не по­нимал ее до тех пор, пока Бог или мастер не объяснял ее. Полу­ченное знание не могло перейти к другим, если они не стоили этого...» (§ 423). Более того, в работах Якова Бёме, часто ис­пользовавшего алхимические термины, философский камень уже стал «метафорой Христа». Существуют и более ранние свиде­тельства, которые можно найти у Раймонда Луллия.

Но наиболее древним источником, где Христос упоминается непосредственно по имени, по праву считается «Tractatus aure-us»¹, приписываемый Гермесу. Таким образом, мы вновь воз­вращаемся к Гермесу Трисмегисту.

Получается, что все истинные алхимики являлись представи­телями герметической науки, включавшей в себя «три стороны мировой философии»: умозрительное познание мира, практиче­ское его изучение и... некую религиозную практику? Дабы окон­чательно убедиться в правильности сделанного нами вывода, нужно проследить основные этапы развития алхимии, начиная с момента ее зарождения и до наших дней. Для этой цели в пер­вой части книги мы приводим очерк профессора И. И. Канонни-кова, который вполне актуален и сегодня — не столько потому, что написан на рубеже XIX и XX веков, сколько благодаря уже свершившемуся к тому моменту факту отделения классической химии от алхимии².


4


В XIX веке дороги химии и алхимии расходятся, а в следую­щем, ХХ-м, алхимия опирается уже на новую дисциплину — фи-зикохимию, которой фактически занимался Ньютон и о необхо-


¹  «Золотой трактат» {лат.).

²  См. с. 45—86 наст. издания.


димости которой говорил еще М. В. Ломоносов¹. Физикохимия необходима алхимии потому, что последняя тоже всегда опирает­ся на строгий эксперимент, точно так же, как благодаря работам Фрэнсиса Бэкона, Рене Декарта, Роберта Бойля и Исаака Нью­тона опирается всякая другая истинная наука начиная с XVII ве­ка. И именно новая наука, физикохимия, продемонстрировала, что догадка Праута (1785—1850), о которой вскользь упомина­ет в конце своего очерка Канонников, далеко не лишена смысла². Действительно, после обнаружения того замечательного факта, что все атомные веса элементов кратны атомному весу атома во­дорода, почти сразу же принятого всеми химиками за единицу, логично было предположить, что все элементы состоят из боль­шего или меньшего количества атомов водорода. Однако не уди­вительно и то, что эта гипотеза была в минувшее время легко рас­критикована тем же Берцелиусом, ибо, согласно ей, практически невозможно было объяснить различие свойств. И только позд­нее, когда стало ясно, что сам по себе атом водорода не является неделимым, шаг за шагом удалось установить следующее: снача­ла выяснили, что он состоит из протона, нейтрона и электрона, а затем — что различные свойства веществ обеспечиваются раз­личными комбинациями этих трех мельчайших частиц, являю­щихся в свою очередь не чем иным, как сгустками разнонаправ­ленных энергий.

Чтобы облегчить понимание этого важнейшего современного открытия, предпримем небольшой экскурс в квантовую механи­ку. Развивая теорию строения атома, Резерфорд путем много­численных экспериментов пришел к выводу, что в центре атома имеется очень маленькое ядро, которое заряжено положительно. Как выяснилось позднее, оно содержит в себе протоны и нейтроны. Во внешних оболочках атома находятся отрицательно заря-




¹  См. «Слово о пользе химии в публичном собрании Императорской Академии наук сентября 6 дня 1751 года, говоренное Михаилом Ломо­носовым», явно свидетельствующее о знакомстве Ломоносова с алхими­ческими штудиями.

²  См. с. 85 наст. издания.


женные электроны. Окружающие ядро атома электроны в свою очередь подразделяются на определенные группы и образуют так называемые электронные оболочки. Ближайшая к ядру оболочка была названа К-оболочкой, последующие — L-, М-, N-оболоч-ками и т. д. Согласно этой теории, на ближайшей к ядру оболочке могут располагаться только два электрона, на следующей (L-обо-лочке) — 8, на М — 18, на N — 32 и т. д. На последнем же слое — не более 8.

Итак, разные вещества имеют разное количество электронов вокруг ядра каждого атома и, естественно, разное количество эле­ктронных оболочек (энергетических уровней). А на каждом энер­гетическом уровне может быть строго ограниченное количество электронов. Целиком заполненный внешний слой есть только у инертных газов — потому они и называются инертными, что в результате «полной комплектности» практически не вступают в химические соединения ни с какими другими веществами; ведь во время химических реакций атомы всех элементов «обменива­ются» друг с другом электронами, стремясь либо дополнить свой внешний слой, либо и вовсе «освободиться» от него. Например, у фтора на внешней оболочке имеется 7 электронов, поэтому фтор очень активен; он постоянно стремится отнять недостающий эле­ктрон у любого другого элемента.

Таким образом, когда два атома сталкиваются и вступают в реакцию, они или соединяются вместе, объединяя свои электро­ны, или же вновь расходятся после перераспределения электро­нов. Именно это объединение или перераспределение электронов и вызывает наблюдаемое изменение свойств веществ. Причем обычно все подобные химические изменения затрагивают только электроны — протоны центрального ядра во всех случаях, кроме одного, надежно защищены. Исключение же составляет как раз атом водорода, ядро которого состоит из одного протона. Если атом водорода потеряет единственный свой электрон (ионизиру­ется), то его протон останется незащищенным. Все же остальные элементы, как правило, теряют атомы лишь с внешних оболочек. Что касается металлов, то они, как правило, имеют на внешней орбите сравнительно малое число электронов: 1, 2 или 3. Естест­венно, для них легче отдать электроны, чем и объясняется их хо­рошая электропроводность.

Получается следующая картина. Различное количество со­единившихся вместе протонов, нейтронов и электронов образу­ют атомы различных элементов. Таких комбинаций может быть огромное количество. Более того, как всем нам известно, различ­ные комбинации атомов образуют различные молекулы — како­во многообразие мира! А ведь это касается только неорганиче­ской химии. В органической же, предполагающей комбинации из молекул, и в химии полимеров, представляющей собой сложней­шие нагромождения атомов в молекулах, — границы и вовсе не­обозримы. И такое богатство существует благодаря лишь трем мельчайшим сгусткам энергии, практически нематериальным ча­стицам, образующим в единственном числе один атом водоро­да — спокойную, вполне уравновешенную структуру! Сего­дня, в самом начале XXI века, все прекрасно знают, к каким ги­гантским разрушениям приводит нарушение столь «ничтожного» единства. Вот вам рождение из ничего во всех смыслах.

На основании всего вышеизложенного можно сделать следу­ющий вывод: для того чтобы превратить, предположим, свинец в золото, необходимо изменить внутреннюю структуру атома свинца, заряд ядра которого, согласно Периодической системе элементов, составляет 82, во внутреннюю структуру атома золо­та, заряд которого равен, соответственно, 79. Если представить это в упрощенной схеме, то от каждого атома свинца нужно от­нять всего лишь по 3 протона, нейтрона и электрона. А сегодня все знают, какие средства и сколько энергии затрачиваются на расщепление только одного атома водорода. Соответственно, трансмутация потребует таких колоссальных затрат, что получе­ние золота не будет иметь никакого практического смысла. Хи­мическим же путем, как известно на сегодняшний день, можно менять лишь внешний электронный слой, в результате которо­го получаются изотопы исходного металла, а вовсе не другой металл. Это не представляет большой проблемы — но точно так же не представляет и большой ценности¹.

В результате получается, что адепты алхимии — если они действительно существовали — нашли некий третий, неизвест­ный сегодня науке путь трансформирования вещества. Но в та­ком случае вопрос остается открытым и по сей день, ибо незна­ние не является аргументом ни pro, ни contra — и вновь нужно обращаться к трактатам алхимиков, пытаясь понять, что именно упускает из виду во всех своих изысканиях современная наука. Следует обратить внимание и на то, что происходит в экспери­ментальной физикохимии сегодня.

За последние десятилетия многие физикохимики сталкива­лись с проблемами разнообразных аномалий, проявляющихся при изучении сверхмалых частиц. До сих пор дело всегда своди­лось к поискам каких-то посторонних причин этих аномалий — и причины, естественно, находились: неувязки списывали на влияние окружения, недостаточную чистоту образцов или непра­вильную трактовку результатов измерений. Все-таки приходит­ся признать, что каждая мелочь имеет значение. Но на самом де­ле собака была зарыта чуть глубже, а именно, в изменениях свойств самого вещества при очень малых объемах образцов.

На возможность этого указывал еще Дмитрий Иванович Менделеев. Его Периодическая таблица придала смысл поня­тию «химический элемент» и более ста лет остается путеводной звездой химиков. Однако... построение своей знаменитой схемы Менделеев начинает с жесткого утверждения: при уменьшении размеров исследуемых образцов невозможно адекватно описать их свойства, поскольку поведение частиц становится неоднознач-




¹ Как мы уже упоминали, американские ученые Шерр, Бейнбридж и Андерсон еще в 1941 году, бомбардируя атомы ртути быстрыми ней­тронами, получили радиоактивное золото. А если атомы ртути бомбар­дировать протонами и другими частицами, то ее можно превратить в пла­тину и таллий. Порядковый номер ртути в таблице Менделеева — 80, а платины — 78; таким образом, они являются наиболее близкими к зо­лоту (79) металлами.


ным. Похоже, что сейчас пришло время создавать новую табли­цу элементов, включающую более сложные и странные объекты, которые можно назвать суператомами. В последнее время иссле­дователи обнаруживают всё больше и больше суператомов, кото­рым дали название кластеров. Кластеры поражают следующим: будучи образованы атомами определенного элемента, они вдруг начинают проявлять свойства отдельных атомов совершенно дру­гих элементов. Более того, химическое поведение суператомов может неожиданно и весьма резко меняться даже при незна­чительных изменениях размеров (например, при добавлении од-ного-единственного атома того же элемента). С точки зрения со­временной физики наиболее важным представляется следующее обстоятельство. Суператомы каким-то чудесным, поистине алхи­мическим, способом переносят в микроскопический мир некие не­понятные пока правила или возможности стабилизации кванто­вых объектов. В результате основным препятствием для развития новейших производственных процессов выступает сегодня «ве­ликий и ужасный» квантовый принцип неопределенности, из-за которого вновь созданные структуры всегда остаются хрупкими и недостаточно стабильными.

Как же, оставаясь в пределах строгой науки, призывающей опираться во всем на неколебимые законы природы, которые да­же сам Бог изменить не властен, понять этот принцип неопреде­ленности? И если здесь не в состоянии помочь умозрительная философия и научный эксперимент, то не настало ли время все­рьез обратиться к третьей составляющей великой науки алхи­мии — к теологии? Вот что писал по этому поводу Юнг: «В ре­лигиозной сфере общеизвестно, что мы не можем понять какую-либо вещь до тех пор, пока не переживем ее внутри себя, потому что внутренний опыт устанавливает связь между псюхе и внеш­ним...соответствующую отношениям между sponsus и sponsa¹» (§15); «Алхимия и астрология непрестанно занимались сохране-




¹ Жених и невеста (лат.) — термины, используемые как в христи­анстве, так и в алхимии.


нием моста к природе, то есть к бессознательной душе. Астроло­гия снова и снова возвращала сознание к познанию Heimarmene¹, то есть зависимости характера и судьбы от определенных момен­тов времени ...»(§ 40).

В связи с этим любопытно обратиться и к книге известного современного исследователя алхимии Фулканелли. В книге «Тай­ны соборов» он пишет: «Возьмем простой пример: обычная во­да обозначается в химии как Н₂О. Что это значит? Это значит, что согласно структуре этой формулы мы можем взять два объе­ма водорода, один объем кислорода, смешать их и... ничего не получить. Впрочем, мы можем очень легко получить взрыв. Для того же, чтобы из водорода и кислорода образовалась вода, необходим огонь. То есть через наш сосуд, в который мы собра­ли водород и кислород, нужно пропустить искру. Но что это бу­дет за вода? Пить ее практически нельзя, потому что она будет совершенно безвкусной и... не блестит на солнце. Это совершен­но удивительный факт, имеющий место при изготовлении при­родных веществ в искусственных условиях.

То же самое происходит с соляной кислотой, которая назы­вается в химии НС1. То есть мы можем смешать необходимые объемы хлора и водорода, и у нас тоже ничего не получится. А если мы поставим сосуд с этой смесью на свет, произойдет взрыв. Значит, мы можем получить соляную кислоту только пу­тем невероятно сложных манипуляций, в то время как в природе она существует сама собой. В связи с этим наводит на опреде­ленные размышления вопрос — почему химия никак не отража­ет того, что существует в природе? Например, если взять кусок сахара и расколоть его в темноте — мелькнет голубая искра. Как в молекуле сахара учтена эта голубая искра? Более того, трост­никовый сахар дает голубую искру, а сахар свекловичный — желтую, почти золотую?..»

На основании столь простого рассуждения Фулканелли приво­дит нас к следующему выводу: нельзя изучать живую натуру вне




¹ Неотвратимая судьба (греч.).


ее жизни. А в качестве примера указьвает на открытие феномена старения и усталости металла. Термин «старение» или «усталость» принято упоминать, лишь когда речь идет о каком-то живом объ­екте, тем не менее наука обратила внимание на то, что металлы и вообще ведут себя очень странно в самых разных условиях. На­пример, растягивая стальной брусок, никто и никогда не может пред­угадать, где именно и как он разломится. Заходит речь даже о том, что некоторые металлы испытывают своего рода страх. Бо­лее того, о состоянии страха можно говорить в связи с минералами и металлами точно так же, как и с растениями. Все они боятся ка­кого-либо человека или какой-то нагрузки, в результате чего порой ведут себя весьма странно. И тогда Фулканелли делает следующий вполне естественный вывод: нет оснований считать камни и метал­лы мертвыми существами, надо признать их существами живыми. А если металл — существо живое, значит, можно говорить и о его жизни, размножении, старении и прочих процессах, свойственных органическому миру. Следовательно, у металлов есть мать и отец, а также существует первоматерия металла и существует так назы­ваемая металлическая сперма...

Но все это было известно алхимикам уже много веков на­зад; ведь очень многие алхимические трактаты начинаются именно такого рода вопросами. Получается, что душу живого металла можно почувствовать, только соответствующим обра­зом проживая его состояния в своей собственной душе. И, пре­вращая менее благородный металл своей души — свинец — в более благородный — золото, тем самым возвышать и насто­ящий свинец!¹ Все вышесказанное имеет прямое отношение


¹ Казалось бы, деление металлов на благородные и неблагородные — простая условность. Однако здесь далеко не все так просто. И дело даже не в том, что на золото, например, многие века опиралось и по сей день опирается все мировое денежное обращение. Дело в том, что из более чем восьмидесяти металлов, известных на сегодняшний день, такие металлы, как золото, серебро, платина, иридий, осмий, палладий, родий, рутений, имеют некоторые очень важные качества, благодаря наличию которых эпи­тет «благородные», скорее всего, никогда их не покинет. Перечислим эти немногие, но важные качества. Все металлы, особенно в расплавленном состоянии, окисляются; благородные — нет. Все металлы растворяются в едких щелочах и кислотах; благородные — нет. Поэтому приписываемое Джабиру открытие царской водки, растворяющей золото, считается вели­чайшим достижением алхимиков. А вот, например, иридий и родий не берет даже царская водка — смесь концентрированных кислот: азотной HNO₃ (одна часть) и соляной НСl (три части). Кроме того, золото встречается на­много реже, чем большинство обыкновенных металлов, оно имеет изящный вид, позволяющий изготавливать из него драгоценные вещи. И наконец, в каком-то смысле оно действительно подобно солнцу, несущему жизнь все­му живому на нашей планете. Поэтому ничего удивительного нет в том, что древние герметисты посчитали золото самым совершенным из всех металлов. Тем более что из всех металлов им были известны вплоть до XVIII в. лишь семь. Классическое их описание, с точки зрения средневековой алхимии, можно найти в третьей главе трактата Фомы Аквинского «О камне филосо­фов», приведенного нами в третьей части этой книги.


к той третьей составляющей алхимической науки, за которую она всегда и была гонима. Назвав отношение людей к окружа­ющему миру как к живому существу мистицизмом, современ­ные ученые свели алхимию к шарлатанству. Да, третья сторо­на одной медали вещь и на самом деле весьма проблематичная.


5


Итак, получается, что основной задачей алхимии является преобразование неблагородной материи в благородную — на всех уровнях бытия. При этом сама алхимия руководствуется в своей деятельности гораздо более строгими принципами, чем любая точная из существующих на сегодняшний день наук, включая в свой научный арсенал три аспекта человеческой дея­тельности: умозрительные размышления (философию), научный эксперимент и... служение Богу!

Действительно, наиболее видные из европейских алхимиков Средневековья были даже не просто глубоко верующими людь­ми, но настоящими монахами. Альберт Великий и Фома Аквин-ский — доминиканцами, Роджер Бэкон — францисканцем, Ва­силий Валентин — бенедиктинцем. Французский монах Рай­монд Луллий даже отправился под конец жизни проповедовать Евангелие (сначала в Алжир, затем в Тунис). В связи с этим чрезвычайно интересен и некий мало известный ныне факт рос­сийской истории. Русские монахи-старообрядцы в конце XVII ве­ка перевели на русский язык один из основных трудов Раймонда Луллия «Ars Magna» и почитали этого известного европейского алхимика как своего духовного учителя.

Русские монахи уже тогда почувствовали, что в системе Лул­лия нет ничего, что было бы не от Бога; атрибуты Божественного присущи в различной степени всему его творению. Особое значе­ние Луллий придавал каббалистике, которая органично входила в его систему и которую он понимал как «книгу живой природы», «мистическую геометрию» Божьего мира, как «естество... всех ве­щей соборнейшее» — святое, соборное единство божественного творения, которое в своей сокровенной сути совершенно и может быть уподоблено атрибутам Бога. Именно эти стороны учения Луллия и привлекли в XVII веке русских мыслителей, стремив­шихся очистить Христову веру от мирской суеты. Петербургские архивисты В. П. Зубов и А. X. Горфункель установили, что пе­реводы Луллия в XVШ веке читали крестьяне-старообрядцы, фа­бричные люди и купцы в Москве, Петербурге, Воронеже, Кур­ске, на Соловках... Вряд ли это делалось открыто; старообрядцев уже не сжигали в срубах, но отношение к любой «ереси» было на­стороженное. Старообрядцы поморского согласия («беспопов­цы») в Выгореции стремились возродить чистоту первохрис-тианских обычаев¹. Хотя у выговцев был настоятель-киновиарх («большак»), он подчинялся «собору» — собранию всех пустын­ников. (Не потому ли Андрей Денисов выделил у Раймонда Лул­лия идею «соборнейшего единства»?) Кроме того, Андрея Дени-


¹ В январе 1676 года стрельцы разгромили Соловецкую обитель, и сотни казненных монахов были выброшены на морской лед. Так закон­чилось восьмилетнее противостояние армии и «сидельцев соловецких», не признавших церковную реформу патриарха Никона. Однако «старая вера» не погибла — она ушла в скиты. Немногие монахи, уцелевшие по­сле разгрома 1676 года, скрылись в глухой тайге в верховьях реки Выг, что начинается в пологих горах у Онежского озера. Общежительство на Выге было учреждено в 1695 году. Выговская пустынь разрослась в целую ста­рообрядческую страну Выгорецию, которая простиралась на десятки верст. В столице Выгореции, селении Данилове, в 1698—1699 годах писатель и переводчик Андрей Христофорович Белобоцкий впервые изложил по-русски главный труд знаменитого алхимика XIII—XIV веков Раймонда Луллия «Ars Magna», озаглавив его «Великая и предивная наука». Лул-лий там назван «преосвященным учителем», «великим философом и бого­словом». В 1725 году настоятель Выговской пустыни Андрей Денисов подготовил сокращенное изложение работы Белобоцкого — «Малую кни­гу». Он особо выделил в духовной алхимии Луллия «великую науку каб­балистичную». (См.: Лазарев Е. Желанный берег изгнанных из рая // Наука и религия. 1994. № 6.)


сова называли «мудрости многоценное сокровище», а его брата Симеона — «сладковещательная ластовица и немолчные бого­словские уста». Вместе с тем ценилась уникальность монашеско­го делания тех или иных пустынников. Как здесь не вспомнить знаменитое евангельское изречение «вера без дел мертва». (Кста­ти, Библия многими считается одним из главных руководств по ал­химии.) Нередко на стенах старообрядческих скитов можно было увидеть каллиграфические листы под названием «Аптека Духов­ная». Там говорилось о том, как переплавить в огне смирения и сердечной молитвы веру, надежду и любовь, добавляя к ним сле­зы сострадания и сокрушения, чтобы обрести чистую мудрость и одновременно «здраву быть».

Обратимся снова к книге Юнга «Психология и алхимия», где он приводит обширную цитату из трактата Петра Бонуса из Фер­рары, писавшего об алхимии в конце XIV века следующее: «Это искусство частично естественное, частично божественное или сверхприродное. В результате сублимации посредством медита­ции рождается сияющая чистая душа, которая вместе с духом воз­носится на небеса. Это и есть камень. До сих пор процедура хотя и была чудесной, но обладала природной структурой. Что же ка­сается фиксации и неизменности души и духа в результате субли­мации, то они проявляются, когда добавляется тайный камень, не ощущаемый органами чувств, но постигаемый разумом посред­ством вдохновения или божественного откровения, или через обучение посвящаемого… есть две категории людей; те, что видят глазами, и те, что понимают сердцем. Тайный камень — это дар Божий. Алхимия невозможна без него. Он — это сердце и тинктура золота... Таким образом, алхимия стоит выше природы, она божественна. Вся сложность искусства заключена в камне. Разум не в состоянии охватить его, поэтому должен воспринимать на ве­ру, как чудо и основу христианской веры. Поэтому Бог есть един­ственный правитель, а природа остается пассивной. Именно бла­годаря своим знаниям искусства древние философы знали о при­шествии конца света и воскрешении из мертвых. Тогда душа навсегда соединится со своим изначальным телом. Тело полностью преобразится, станет нетленным, невероятно тонким и сможет проникать в твердые тела. Его природа будет в равной степени и духовной, и материальной. Когда камень рассыпается в пыль, как человек в своей могиле, Бог возвращает ему душу и дух и уда­ляет все несовершенное: тогда его субстанция (illia res) усиливает­ся и улучшается. Поэтому человек после воскрешения становится более сильным и молодым, чем был при жизни. Древние филосо­фы в своем искусстве ясно видели Страшный суд в зарождении и в появлении этого камня, так как в нем душа, чтобы стать пре­красной, объединяется для вечной славы со своим изначальным те­лом. Древние знали, что дева должна зачать и родить, поэтому в их искусстве камень зарождает, выражает и порождает сам се­бя. .. Кроме того, они знали, что Бог станет человеком в Послед­ний День своего труда, когда работа завершится; и что родитель и рожденный, старик и мальчик, отец и сын, — все станут единым целым. Сейчас, когда, кроме человека, нет такого создания, кото­рое может соединиться с Богом, ибо остальные несхожи с ним, — Бог вынужден стать единым с человеком. Такое случилось с Иисусом Христом и его непорочной матерью... Бог показал фи­лософу этот чудесный пример, в результате чего человек получил возможность работать в области сверхъестественного» (§ 462).

А сам Юнг пишет вот что: «До тех пор, пока религия име­ет только словесную и внешнюю форму и религиозная функ­ция не пережита нашими собственными душами, ничего суще­ственного не произойдет. Необходимо понять, что mysterium Magnum¹ — это не только реальность, но первое и главное, что




¹Великое делание (лат.).


укоренено в человеческой душе. Тот, кто не знает этого из сво­его собственного опыта, может быть самым ученым теологом, но у него нет идеи религии и, более того, идеи воспитания» (§ 13); «Но человеку не стоит труда приложить к себе усилие, и он имеет нечто в своей душе, способное дать побеги. Стоит терпеливо понаблюдать за событиями, происходящими в душе, и самое лучшее и значительное происходит, когда она не регу­лируется извне и свыше» (§ 126).

Таким образом, все подтверждает то, что существование тре­тьего аспекта всякой истинной науки — а именно, признание Бо­га и служение ему — отнюдь не является чем-то надуманным или метафорическим. Наоборот, согласно всем истинным адептам, это есть первое и обязательное условие всякого Великого делания. И, соответственно, главной целью классической алхимии являет­ся не получение золота из свинца или какого угодно другого ме­талла, а преобразование человеческой души. И это тоже отнюдь не метафора. Алхимия — наука не дьявольская, но божественная не потому, что она всегда признавала и признает необходимость сочетания теории с практикой, а благодаря своему глубокому бла­гоговению перед Творцом всего сущего. Существует и еще одна причина, гораздо более важная, чем все прочие, вместе взя­тые, — причина, которая не только призывает прислушиваться к алхимии, но и принципиально отличает ее от всех других наук.

Дело в том, что истинные алхимики обязательно учитывали в своей практике личные человеческие качества исследователя! И последнее, как ни покажется это кому-нибудь странным, име­ет в алхимической практике решающее значение. Именно то, из-за чего отвергали и отвергают алхимию все «серьезные» люди, привыкшие принимать за истинно научное лишь то, что происхо­дит «независимо» от личных человеческих качеств, и является од­ним из важнейших ее достижений. Ведь как раз благодаря этой внимательности они восприняли не только материальное единст­во всего сущего, но и единство духовное. Если же сегодня следо­вать мнению большинства, то по-настоящему истинным ученым может быть только бездушный автомат, холодно и методично ре­гистрирующий всякое внешнее проявление. Не отсюда ли все моральные проблемы XX века? Вот что пишет Луи Повель в кни­ге «Утро магов»: «Алхимики при проведении своих исследований всегда учитывали моральные и религиозные аспекты, в то время как современная физика — наука без совести...»

А разве можно людям без совести доверять знание о таких тонких вещах, которые постигали алхимики в своих скрытых от глаз людей лабораториях?! Вспомните письмо Ньютона Ольден-бургу. Ведь основной секрет алхимии заключается в том, что су­ществует способ манипулирования материей и энергией. И этот способ позволяет создавать то, что в современной науке называ­ется силовым полем. Причем такое силовое поле воздействует не только на предметы манипулирования, но и на самого наблюдате­ля. Последнее для алхимиков куда более важно, и в соответствии с этим первовеществом для них является не что иное, как собст­венное тело, а процессом Великого делания — неустанная духов­ная практика. Истинный алхимик не ищет способа расщепить атом во что бы то ни стало, как это делают современные физики, не стремится вызывать реакции лишь в целях постижения хими­ческих свойств того или иного вещества, и потому алхимия и хи­мия не являются разделами одной науки — это совершенно от­дельные и самостоятельные области знания. Алхимик стремится войти в духовное единство с природой и, выращивая свое первовещество, прежде всего выращивает и воспитывает самого себя.

Поэтому в первой же главе своего основного труда один из знаменитейших средневековых адептов, Николя Фламель, пишет, что алхимику необходимо избавиться от двух главных опасностей, порождающих все грехи человечества — от жажды и страха. Только избавившись от них, можно очиститься по-настоящему и приготовиться к постижению истинной чистоты — к осо­знанию и обретению подлинного единства, пронизывающего все сущее. Во второй главе «Иероглифических фигур» он говорит: «Мне хотелось бы, чтобы после... размышлений... у нашего иска­теля полностью открылись глаза духа и он пришел к заключению, что... все эти фигуры и пояснения к ним не предназначены для -людей, незнакомых с наукой о металлах и трудами философов и недостойных, таким образом, именоваться Сынами Доктрины. А поспешность... всегда от дьявола и является заблуждением».

Итак, если принять все перечисленные позиции — а алхими­ки, начиная с Гермеса Триждывеличайшего, вполне недвусмыс­ленно демонстрируют их приятие, — придется признать и то, что мир есть Творение, которое неизбежно предполагает существо­вание некоего единого творящего принципа. И истинное занятие алхимией невозможно без действительной веры в Единую Тво­рящую силу всего сущего. Все остальное будет несомненным шарлатанством, слепыми попытками случайно наткнуться на со­кровище, равносильными простому кладоискательству.

Алхимия не только не сдала своих позиций за четыре тысяче­летия, прошедших с предполагаемого нами дня ее появления, но сегодня, в начале XXI века, вновь претендует на звание единст­венно подлинной науки. В последнее время появляется все боль­ше книг по алхимии и астрологии, которые еще совсем недавно всякий серьезный человек полагал дисциплинами вполне оккульт­ными. Более того, когда все идеологические оковы наконец па­ли, алхимию даже пытаются преподавать в университетах, как преподают историю масонства, а астрологические прогнозы по­стоянно печатаются во множестве изданий. Впрочем, и это уже было. В конце 30-х годов XIX века можно было прочитать в га­зетах объявление некоего профессора Б. из Мюнхена об открытии им публичного чтения курса герметической философии. Однако прежде чем признать необходимость преподавания алхимии в университетах, следует учесть следующее.

Объективная наука предполагает использование точной тех­ники. При этом в целях максимальной объективности никоим об­разом не принимается в расчет состояние души наблюдателя, и его может заменить даже компьютер. Такая механизация созна­ния без углубления в суть дела доступна всем, и именно поэтому обучать этой науке относительно легко. В случае алхимии мы оказываемся перед совершенно иной формой деятельности, в ре­зультате чего a priori даже создается впечатление, что алхимия и объективная наука полностью противоположны. Но это не со­всем так. Да, алхимия — это прежде всего Искусство, а не техника. Но алхимик, уверенный в том, что с Богом возможно все, именно благодаря своей вере не забывает о неразрывном единст­ве всего сущего. И именно это единство позволяет ему учитывать в своей практике влияние на весь процесс Делания не только кос­мических излучений видимых и невидимых объектов, но и самой личности исследователя, его внутреннего состояния. Как раз то, что полностью и бесповоротно отвергает чистая наука.

Конечно, ни в какой науке умение не приходит без соответст­вующих знаний и их постоянного применения на практике. Даже открытия, сделанные, казалось бы, благодаря озарению, на самом деле становятся возможными лишь в результате длительных и усердных занятий. Но, оставаясь только ученым, в современ­ном понимании этого слова, невозможно проникнуть в некое тай­ное тайных природы, в ее святая святых, ревностно охраняемое от нечистоплотных намерений и помыслов. Только смирившись, только полностью посвятив себя Богу, можно получить разреше­ние на использование некоторых Его секретов в Его благих це­лях. Иного пути для постижения тайны тайн не существует. По­этому если и следует преподавать алхимию, то разве что в мона­стырях, да и то не всем подряд, а строго индивидуально. Ибо, согласно глубочайшему убеждению алхимиков, не бывает универ­сального подхода к индивидуальному движению. А значит, и лек­ции по алхимии могут носить лишь обзорный и отвлеченный ха­рактер. Никакого секрета алхимии это, конечно же, не откроет. Но вряд ли правы и те, кто боится, что открытие секрета алхимии приведет к повсеместному изготовлению золота и, как следствие, к обесценению всех ценностей и повальному бездельничанью. Тут все не так просто. Во-первых, золото совсем не является полной и адекватной заменой хлебу насущному; сколько бы золота мы ни накопили, производить хлеб все равно придется. А во-вторых, алхимия сама препятствует проникновению в ее секреты благо­даря внутренней сложности, присущей Великому деланию.

Внутренняя и внешняя сложность алхимии такова, что научиться превращать свинец в золото мимоходом практически не­возможно. На это нужно потратить всю жизнь и все состояние, не имея при этом никаких гарантий успеха. Тонкие материи недоступны всем и каждому — и не могут, не должны быть доступ­ны. Очевидно, что знание используемых веществ необходимо, но ни в коем случае не достаточно. Истинным алхимиком может стать только посвященный. А посвящение предполагает не толь­ко посвящаемого, но и посвящающего. И этим алхимия разитель­но отличается как от химии, так и от всех прочих наук, в которых эксперименты, проводимые при определенных условиях, всегда приводят к фиксированному результату.

В завершение приведем последний пассаж из трактата Парацельса «Руководство по изготовлению и применению философ­ского камня»: «Оставим в стороне варку, возгонку, очистку, отра­жение, растворение, извлечение, сгущение, брожение, осаждение; инструменты, стекла, реторты, изогнутые трубы, герметические сосуды, глиняные чаши, горны и отражательные печи; мрамор и уголь — и только тогда мы с пользой сможем отдаться алхимии и медицине». Яснее не скажешь.


* * *


В этой книге мы предлагаем вниманию читателей, помимо вы­шеупомянутого очерка проф. И. И. Канонникова, во второй ча­сти — историко-теоретическое исследование, сделанное великим энтузиастом алхимии французским ученым XIX века А. Пуас­соном «Теории и символы алхимиков»; в третьей — три вполне типичных алхимических трактата XIII и XVII—XVIII веков. Все тексты публикуются с незначительными сокращениями и сопро­вождаются важными, прежде всего для понимания сути происхо­дящих в алхимической практике процессов, комментариями. В конце книги для удобства читателей приведены имена наиболее известных ученых, сыгравших заметную роль в развитии алхими­ческой теории и практики, с кратким описанием их жизни и дея­тельности.

В. Рохмистров