Мужские сообщества донских казаков как социокультурный феномен XVI первой трети XIX в. 24. 00. 01 теория и история культуры

Вид материала

Автореферат диссертации

Содержание Основные положения и выводы диссертации изложены в следующих публикациях Сухоруков В.Д.

Подобный материал:

• Работа выполнена в рамках проекта «Казачий городок», 565.94kb.
• Примерная тематика дипломных работ (доц. Клочков В. В.), 23.26kb.
• Туризм как культурно-исторический феномен 24. 00. 01 теория и история культуры, 650.88kb.
• Медицина как феномен культуры: опыт гуманитарного исследования 24. 00. 01 теория, 752.03kb.
• Европейское путешествие как феномен русской дворянской культуры конца xviii-первой, 381.02kb.
• Программа торжественных мероприятий, посвященных празднованию Дня города и 370-летия, 47.23kb.
• Социокультурный облик уездных городов саратовской губернии в конце XIX начале XX веков, 328.24kb.
• Реферат. По предмету: история Отечественной культуры. Тема: Русское юродство как феномен, 222.83kb.
• Популярность личности как феномен культуры 24. 00. 01 теория и история культуры, 410.06kb.
• Гульжан Абдезовны «Феномен образовательного знания в диспозитиве культуры», 280.46kb.

«Возрастные группы мужских казачьих сообществ в фольклорных образах» – решается задача выявления общей символики группы и возрастного символизма, как он представлен в фольклорных текстах. Выяснив на основе письменных и этнографических источников, что ранние казачьи сообщества имели трехчастную структуру, автор предположил, что она должна была найти отражение и в знаковой системе. Исследование групповой символики ранних казачьих сообществ показало, что в донском казачьем фольклоре широко распространены образы хищных птиц – сокола или орла, а не волка как у германо-романских этносов, что в общем соответствует отличительным чертам «звериного стиля» архаической культуры славян. В русской традиции возрастной символизм связан с самыми различными зоо-и орнитоморфными образами. Так как зооморфная символика указывает на архаические пласты традиции, то исследователь обратился к общеславянским истокам, к фольклорным традициям славянских народов, касающихся возрастного символизма.

Анализ представленных в фольклорных текстах орнитоморфных образов возрастных групп начинается с выявления семантики образа петуха, который олицетворяет подростковую и юношескую возрастные группы. Далее в работе выделяется пара петух – коршун/сокол, в которой противопоставляются «домашние» (брачные) персонажи и «дикопольские», воинские.

В избранном ракурсе рассматриваются широко распространенные в казачьем фольклоре образы орла и сокола. Анализ текстов показал, что сокол наделен такими качествами, как волк в западноевропейской мифологии. Для него характерны «чужесть», воинственность, стремление к воле. Сокол и орел оказываются связанными с мировым верхом (верхушкой «древа жизни у славян, мачтой корабля), с металлом и оружием, с кровью и миром мертвых. Автором выявлен мотив «возвращения», «воплощения» нереализованной силы/доли воина-сокола в общую долю оставленного рода (семьи). Наряду с фольклорными текстами исследовались персонификации образа хищной птицы в календарной обрядности восточных славян, где отчетливо выявляются ритуалы передачи неистраченной жизненной силы мужчин замужним женщинам и земле. В этом мотиве отчетливо прослеживается уже высказанная мысль о наличии неразрывной связи между теми, кто ушел в Дикое поле, и остальными членами славянского социума.

Далее автор обращается к известному сюжету казачьего фольклора «спор сокола с конем», В результате проведенного анализа делается вывод, что с образами диких копытных животных соотносится группа взрослых (служивых, полноправных казаков). Предводитель/атаман оказывался также связанным с образом коня – дикого, необъезженного, с норовом копытного животного.

В казачьем эпосе выделяется также особая категория старых казаков – «почетных», прошедших последнюю «старческую инициацию», которая соотносится с образами пчеловодов и рыбаков – вышедших за рамки военного сообщества и выполнявших посреднические функции. Тем не менее, их фольклорные образы тесно связаны с образами копытных животных, что подчеркивает их высокий статус.

Проведенный анализ позволил высказать предположение о возможном существовании в тех восточно-славянских военизированных мужских сообществах, по типу которых могли выстраиваться и ранние казачьи объединения, нескольких возрастных групп, соотносимых с различными образами диких животных. Рассмотренные фольклорные звериные и орнитоморфные образы, выступающие в качестве символов мужчины-воина, оказались тесно связанными с миром домашним, женским. Эта тесная связь просматривается и в мифо-ритуальной традиции, проявляясь в теме «возвращения» и воплощения неистраченной доли воина в растениях (особенно наглядно – в обрядах календарного цикла). Дикие и культурные растения находятся в такой же неизбежной и необходимой связке, как оставшиеся дома и ушедшие на войну. Так была обнаружена еще одна модель (матрица), согласно которой могли выстраиваться отношения между жителями статусной территории и обитателями Дикого поля. И миф, и ритуал, постоянно воспроизводившиеся по обе стороны пограничья, поддерживали и подпитывали эту систему взаимоотношений.

В третьем параграфе - «Статус и функции атамана в русском фольклоре» – автор реконструирует «путь» фольклорного атамана, что позволяет на примере его судьбы получить новые данные о ритуалах перехода воина с одной ступени на другую, о мифо-ритуальной подоплеке потестарной структуры, об истинном назначении казака-воина, как оно понималось в народной традиции.

Судьба атамана в фольклорных источниках представляет собой квинтэссенцию воинской судьбы. Это путь, пройденный до конца, а потому это – путь героя. В работе исследуются фольклорные мотивы «чудесного рождения атамана», «природных царских знаков», а также описания тех испытаний, которые должен пройти герой на пути к атаманству. Отличительной чертой пути атамана было змееборчество. По сути, атаман приобретает статус побежденного им змееподобного Чудовища. Змеиная природа былинных богатырей и легендарных героев обращала на себя внимание многих отечественных исследователей, но обычно истоки образов змей и змееборцев искали в тотемном наследии древних славян. Инициация в форме змееборчества представлялась как превращение героя в змея (идентификация с предком, символическая смерть), после чего следовала борьба с ним (возвращение к жизни, переход-рождение). Проведенный анализ дал основание допустить возможность обратной последовательности обряда посвящения: сначала герой повергал Змея, наследовал его силу, затем приобретал его облик и должен был занять его место.

Сразивший Чудовище атаман приобретал способности к перевоплощению, мог управлять стихиями, становился неуязвимым для булата и пуль. Все это нашло отражение в зафиксированных источниками представлениях о казачьих атаманах, как о людях, наделенных сакральными знаниями и способностями (атаман-колдун, «знающий» и пр.). Обращение к фольклорным материалам позволило также вновь вернуться к уже рассмотренным во II главе основным символам принадлежности к казачьему сообществу. Красные локусы в одежде, части одежды из овчинных и звериных шкур нашли в этом разделе дополнительное семантическое толкование.

Далее автор обобщает представленные в русском фольклоре материалы о гибели героев и их антагонистов. Проведенный анализ позволил выделить три основных «вида смерти» и соответствующие им предметы (орудия или оружие): 1) бескровные (удар, связывание, потопление); 2) связанные с пронизыванием тела (ножом, копьем, стрелой, колом) и небольшим излиянием крови; 3) кровавые (рассечение тела, отсечение головы). Определенному виду смерти соответствовал определенный напиток. В свою очередь, определенный вид смерти и соответствующий ему напиток соотносились с определенным этапом воинского посвящения. Фольклорные источники воспроизводят картину «возвращения» неистраченной доли героя (предводителя, атамана) в общинную долю. «Троякий напий», символизировавший в Диком поле три металла и три напитка воинского счастья, в домашней зоне вновь превращается в напитки силы и счастья, но уже предназначенные для других.

Вместе с тем в фольклорных текстах устойчивым является мотив воплощения неистраченной силы (или ее части) предводителя в сокровища-клады. Сразивший Чудовище герой не только принимает обличье антагониста, но и занимает его место – становится хранителем клада. Анализ многочисленных легенд и преданий о кладах показал, что в народной традиции клады понимались, как общинная доля, а казачьи атаманы предстают как ее главные хранители и распределители. Именно они наделяют тех, кто избрал путь воина, специфической долей-судьбой. В этом принципиальное отличие пути простого воина от «атаманского пути»: воин в обряде посвящения обретал собственную долю-душу-судьбу. Атаман же, повергая Чудовище, получал сумму долей, предназначенных для всего социума, и затем распределял их. Эти мотивы отражали, по сути, характерные для раннего казачества представления о власти и функциях тех, кто этой властью обладал.

В заключение главы выделяются еще раз те элементы переходно-посвятительных ритуалов, которые, согласно фольклорной традиции, сопровождали переход воина в очередную возрастную группу, и которые удалось конкретизировать на примере судьбы атамана. По сути, за всеми, упоминаемыми в фольклоре способами умерщвления атамана, стоят способы перехода в новую воинскую группу. Три напитка и соответствующие им три «вида смерти» маркируют три посвящения и три основные этапа на пути становления воина (в возрастных категориях – это малый, молодой и старый, а в статусных – простой воин и предводитель). Неистраченная жизненная сила погибшего (ушедшего в Поле) воина, проходя через женско-земное начало, воплощалась в хлебе, травах и меде, вновь поступавших в общинную долю. Сила срезанных хлебов и трав получала новое воплощение в сакральных напитках, выпиваемых посвящаемыми, и поступала, таким образом, в новый круговорот постоянного обмена между социумом и дикой природой, между домашней зоной и Диким полем.

Зафиксированные фольклорными текстами представления о воинской судьбе, службе, власти реализовывались как в способах устройства внутриобщинной жизни ранних казачьих сообществ, так и в формах взаимодействия с метрополией, определяя их социокультурную специфику.

В Заключении подводятся итоги исследования и делается вывод о том,

что мужские сообщества на Дону, в рамках которых происходило формирование культурной модели донского казачества, характеризуются как социокультурный феномен, у истоков складывания которого стояли различные славянские и тюркские этносы. Главные отличительные черты культуры донских казаков определялись условиями фронтира и Дикого поля, что привело к преобладанию мужской воинской культуры. Способом преодоления внутреннего функционального конфликта, оформившегося в процессе генезиса собственно казачьей культуры стал механизм воспроизводства архаики в условиях экстремального существования. Уходя с родной земли от нарастающего политического, социального и религиозного гнета и обретая статус изгоев, казаки создавали такую социокультурную модель, которая позволяла им обрести новый статус («царских слуг») и в этом новом статусе они оказывались востребованными оставленной родиной.

Основные положения и выводы диссертации изложены в следующих публикациях:


Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, включенных в перечень периодических изданий ВАК РФ:


1. Рыблова М.А. Типы традиционных жилищ донских казаков / М. А. Рыблова // Этнографическое обозрение. – 1998. – № 6. – С.41-55. – 1 п. л.

2. Рыблова М.А. Понятие «граница» в обрядах и представлениях донских казаков / М. А. Рыблова // Этнографическое обозрение. – 2002. – № 5. – С. 3-15. – 1,2 п. л.

3. Рыблова М.А. «Взвейтесь, соколы, орлами»: орнитоморфная символика в восточнославянской воинской традиции / М. А. Рыблова // Этнографическое обозрение. – 2007. – № 2. – С. 86-106. – 1, 8 п. л.

4. Рыблова М.А. Атаманская власть в казачьих сообществах на Дону (XVI-XVIII вв.) / М. А. Рыблова // Власть. – 2008. – № 11. – С. 129-133 – 0,5 п. л.

5. Рвачева О.В., Рыблова М.А. Тенденции развития систем казачьего управления на территории Войска Донского (XVIII-XX вв.) / О. В. Рвачева, М. А. Рыблова // Власть. – 2009. – № 4. – С. 136-139. – 0,5 п.л.

6. Рыблова М.А. Весенние праздники у донских казаков в XIX – начале XX в.: половозрастной аспект / М. А. Рыблова // Проблемы истории, филологии и культуры. – 2009. – № 1 (23). – С. 414-438. – 1,6 п.л.

7. Рыблова М.А. Казачьи братства на Дону в XVI-XVIII вв. (специфика культурной модели) / М. А. Рыблова // Родина. – 2009. – № 6. – С. 90-91. – 0,3 п.л.

Монографии:

8. Рыблова М.А. Традиционные поселения и жилища донских казаков / М. А. Рыблова – Волгоград, 2002. – 241 с. – 14 п. л.

9. Рыблова М.А. Донское братство: казачьи сообщества на Дону в XVI – первой трети XIX в. / М. А. Рыблова – Волгоград, 2006. – 342 с. – 31,6 п. л.

10. Очерки традиционной культуры казачества России / под ред. Н.И. Бондаря. – М-Краснодар, 2002, Т.1. / Коллективная монография – 30 п.л., авторский вклад – 1 п.л.

11. Судьба. Интерпретация культурных кодов. – Саратов, 2004. 11 п.л. / Коллективная монография – 11 п.л., авторский вклад - 4 п.л.

Статьи в других журналах и сборниках:

12. Рыблова М.А. Поземная система отопления в жилищах донских казаков-верховцев / М. А. Рыблова // Материальная культура народов России. – М., 1995. – С. 184-188. – 0,5 п. л.

13. Рыблова М.А. Ранние формы жилищ донских казаков-верховцев (опыт реконструкции) / М. А. Рыблова // Вопросы краеведения. – Волгоград, 1994. – С. 55-59. – 0,4 п. л.

14. Рыблова М.А. О двух моделях организации внутреннего пространства традиционного восточнославянского жилища / М. А. Рыблова // Сборник научных статей научно-практической конференции студентов и молодых ученых Волгоградской области. – Волгоград, 1995. – С. 99-102. – 0,3 п. л.

15. Рыблова М.А. Поселения донских казаков: от куреня к станице: эволюция донских казачьих поселений / М. А. Рыблова // Проблемы казачьего возрождения. Сборник научных статей. – Ростов-н/Д., 1996. – С. 13-17. – 0,5 п. л.

16. Рыблова М.А. Обряд проводов Фомы у донских казаков / М. А. Рыблова // Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Кубани за 1997 год. Материалы научно-практической конференции. – Белореченск, 1998. – 0,4 п. л.

17. Рыблова М.А. Погребальный обряд у донских казаков (по полевым материалам) / М. А. Рыблова // Традиции и обычаи народов России. Вторая Российская конференция с международным участием. В 2 т. Т. 2. - СПб., 2000. – С. 92-101. – 0,5 п. л.

18. Рыблова М.А. «Люди за чертой» в традиционной казачьей общине / М. А. Рыблова // Дикаревские чтения (6). Материалы региональной научной конференции. - Краснодар, 2000. – С. 83-88. – 0,4 п. л.

19. Рыблова М.А. Кулачные бои у донских казаков / М. А. Рыблова // Дикаревские чтения (7). Материалы региональной научной конференции. – Краснодар, 2001. – С. 83-88. – 0,3 п. л.

20. Рыблова М.А. Донские верховые и низовые казаки: к вопросу о локализации группы / М. А. Рыблова // Вестник ВолГУ. – Серия 4: История. Регионоведение. Международные отношения. – Вып. 6. – Волгоград, 2001. – С. 57-69. – 1 п. л.

21. Рыблова М.А. Представление о «своей земле» и особенностях ее освоения у донских казаков / М. А. Рыблова // Дикаревские чтения (8). Материалы региональной научной конференции. – Краснодар, 2002. – С. 5-24. – 0,6 п. л.

22. Рыблова М.А. От «Дикого Поля» к «Донской земле»: специфика духовного освоения пространства в донской казачьей традиции / М. А. Рыблова // Вестник ВолГУ. – Серия 4: История. Регионоведение. Международные отношения. Вып. 7. – Волгоград, 2002. – С. 98-114. – 1,2 п. л.

23. Рыблова М.А. «Дикое поле» в этнографической ретроспективе и реалиях сегодняшнего дня / М. А. Рыблова // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. – Волгоград, 2003. – С. 145-155.– 0,6 п. л.

24. Рыблова М.А., Сергеева Н.В. Шапка-трухменка и шуба заветная: к вопросу об атрибутах и функциях казачьего атамана / М. А. Рыблова, Н. В. Сергеева // Дикаревские чтения (9). Итоги фольклорно-этнографических исследований культур Северного Кавказа за 2002 год. – Краснодар, 2003. – С. 14-16. – 0,6 п. л.

25. Рыблова М.А. Обряд «посвящения атамана» как источник для реконструкции некоторых мифоритуальных традиций донских казаков / Рыблова М.А. / М. А. Рыблова // Мир православия. – Вып.5. – Волгоград, 2004. – С. 335-369. – 2,2 п. л.

26. Рыблова М.А. Казачий атаман: «путь», функции и атрибуты (по фольклорным материалам / Рыблова М.А. // Мужчина в традиционной культуре народов Поволжья. Материалы международной научно-практической конференции. – Астрахань, 2003. – С. 41-45. – 0,5 п. л.

27. Рыблова М.А. Атаман и Чудовище: к вопросу о восточнославянских инициациях / Рыблова М.А. // Мифология и религия в системе культуры этноса. – СПб., 2003. – С. 72-75 – 0,3 п. л.

28. Рыблова М.А. Мотив гибели атамана в русском фольклоре / М. А. Рыблова // Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Северного Кавказа за 2004 год. Дикаревские чтения-11. – Краснодар, 2005. – С. 209-224. – 0,5 п. л.

29. Рыблова М.А. Старики в донской казачьей общине: статус и функции / М. А. Рыблова // Мир казачества. – Краснодар, 2005. – С. 135-157. – 1 п. л.

30. Рыблова М.А. Тумак и лампасы: к вопросу о посвятительных обрядах донских казаков / М. А. Рыблова // Казачество России: прошлое и настоящее. – Ростов-н/Д., 2006. – С. 109-124. – 1 п. л.

31. Рыблова М.А. Об истории, некоторых итогах и перспективах исследования этнокультурных особенностей населения Волгоградской области / М. А. Рыблова // Стрежень. Научный ежегодник. – Вып. 4. – Волгоград, 2004. – С. 356-363.– 1 п. л.

32. Рыблова М.А. О специфике социального управления в ранних казачьих сообществах / М. А. Рыблова // Современное состояние и сценарии развития Юга России. – Ростов-н/Д., 2006. – С. 214-225. – 1 п. л.

33. Рыблова М.А. Шапка с «биркой и дiркой»: мотив «клеймения героя» в казачьей традиции / М. А. Рыблова // Лавровские (Среднеазиатско-Кавказские) чтения (2004-2005). – СПб., 2005. – С. 128-130. – 0,3 п. л.

34. Рыблова М.А. Смерть от пуговицы: мотив гибели казачьего атамана в фольклорных свидетельствах и этнографических интерпретациях / М. А. Рыблова // Лавровские (Среднеазиатско-Кавказские) чтения (2004-2005). – СПб., 2005. – С. 130-133. – 0,3 п. л.

35. Рыблова М.А. Казачий атаман: функции и атрибуты / М. А. Рыблова // Вестник ВолГУ. – Серия 4. – Вып. 11. – Волгоград, 2006. – С. 83-95. – 1 п. л.

36. Рыблова М.А. Знаки и атрибуты Донского казачьего войска / М. А. Рыблова // Дикаревские чтения (12). Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Северного Кавказа за 2005 г. – Краснодар, 2006. – С. 261-278. – 0,5 п. л.

37. Рыблова М.А. К вопросу о специфике религиозных воззрений и практик донских казаков / М. А. Рыблова // Общественные отношения и права человека на Юге России. История, современность, перспективы. Материалы международной научно-практической конференции. – Волгоград, 2006. – С. 419-427. – 0,4 п. л.

38. Рыблова М.А. «Казакование» в истории России: социокультурные трансформации и поиск утраченной идентичности / М. А. Рыблова // Казачество Юга России в процессах становления и развития Российской государственности. – Волгоград-Урюпинск, 2007. – С. 102-107. – 0,4 п. л.

39. Рыблова М.А. Освоение Дикого Поля: к вопросу о специфике российских колонизационных процессов / М. А. Рыблова. // Модернизация и традиции – Нижнее Поволжье как перекресток культур. – СПб.-Волгоград, 2006. – С. 344-352. – 0,5 п. л.

40. Рыблова М.А. Образы «своих» и «чужих» в процессах социокультурных трансформаций на Дону / М. А. Рыблова // Материалы Фелицинских чтений 2007 г. – Краснодар, 2007. – C. 9-15. – 0,5 п. л.

41. Рыблова М.А. Экстремалы Дикого Поля: основные этапы жизненного пути воина-казака / М.А. Рыблова // Мужской сборник-3. – М., 2007. – С. 207-223 – 1,8 п. л.

42. Рыблова М.А. "Суд и расправа по-казачьи": О специфике норм обычного права в ранних общинах запорожских и донских казаков / М.А. Рыблова // Вопросы краеведения. Вып. 10. Материалы краеведческих чтений. – Волгоград, 2007 – С. 46-51. – 0,4 п. л.

43. Рыблова М.А. Социокультурные трансформации на Дону (XVI-XXI вв.) / М.А. Рыблова // Казачество России: прошлое и настоящее. Сборник научных статей. – Вып. 2. Ростов-н/Д., 2008. – С. 3-33. – 2,5 п. л.

44. Рыблова М.А. Специфика семейно-брачных отношений у донских казаков: истоки и трансформации / М.А. Рыблова // Стрежень. Научный ежегодник. – Вып. 6 – Волгоград, 2008. – С. 132-149. – 2 п. л.

45. Рыблова М.А. Огонь, вода и… сковорода: к вопросу о позорящих наказаниях по обычному праву донских казаков / М.А. Рыблова // Дикаревские чтения (13). Итоги фольклорно-этнографических исследований этнических культур Северного Кавказа за 2006 год. Материалы Северокавказской научной конференции. – Краснодар, 2007. – С. 397-414. – 0,5 п. л.

46. Рыблова М.А. Казачья этничность в формировании региональной идентичности Волгоградской области / М.А. Рыблова // История края как поле конструирования региональной идентичности. – Волгоград, 2008. – С. 55-75. – 1 п. л.

47. Рыблова М.А. Малолетки и выростки в структуре донской казачьей общины XIX- начала XX в. / М.А. Рыблова // Молодежь и молодежные субкультуры этносов и этнических групп Южного Федерального Округа. Традиции и современность. – Краснодар, 2008-2009. – С. 57- 69. – 0,6 п.л.