Международный Центр-Музей имени Н. К
| Вид материала | Документы |
- Международный Центр-Музей имени, 3495.97kb.
- Международный Центр-Музей имени, 5781.17kb.
- Государственный музей истории космонавтики имени, 108.65kb.
- Музей изобразительных искусств имени, 18.98kb.
- Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина Адрес: ул. Волхонка,12, ст м. «Кропоткинская», 127.67kb.
- Лидии Абрамовой «bella voce», 33.83kb.
- Благотворительный Фонд Микаэла Таривердиева Международный центр конкурс, 46.22kb.
- Такими словами Владимир Толстой, директор музея «Ясная поляна», кратко определил, 554.24kb.
- V международный юношеский конкурс, 77.2kb.
- 24 марта – 17 апреля в Москве, на нескольких площадках: Центр современного искусства, 202.51kb.
н.в.скиба,
ведущий научный сотрудник
Национального музея Тараса Шевченко,
Киев
космос традиционной культуры украинцев
как этическая вселенная и мир,
сотворенный красотой
Космос – и как понятие, и как реальность – является настолько основополагающим в нашем мировосприятии, что иногда охватывает ощущение тщетности намерений определить его структуру. Да, можно искать пути проникновения в его пространственные или смысловые глубины, на уровне определения он представляется как нечто само собою разумеющееся и… неуловимое. Но если все же попытаться это сделать – поднять прямой взор, задать прямой вопрос, тогда возникает впечатление обратной перспективы – взгляда Оттуда в глубину нашей сущности. То есть взгляд в пространство Космоса, в его суть – это шанс увидеть себя. Возможность заметить в структуре собственного сознания присутствие как минимум двух фундаментальных представлений о Космосе.
Что же такое Космос? Бесконечно большое пространство, начинающееся за пределами земной атмосферы, заполненное различными небесными телами: звездами, планетами со спутниками, кометами, астероидами, туманностями… Они, соответственно, упорядочены в «солнечные системы», галактики, метагалактики. Все это пребывает в постоянном движении под действием сил гравитации, или всемирного тяготения. Такую или приблизительно такую схему услужливо предлагает нам рациональный сегмент нашего сознания, опирающийся на книжно-школьное образование.
Однако каждый на собственном опыте может сказать о том, каким богатым узором ассоциаций и переживаний пронизаны созерцание звездного неба или мысли о мироздании, о силах, являющихся первопричиною его возникновения и приводящих его в движение. С этой сферой представлений нам разобраться и труднее, и легче одновременно. Ведь развитие научной картины мира требует особых условий и навыков, а ее удержание и воспроизведение в сознании – специальных усилий. В то же время, мы привычно говорим, что Солнце восходит и садится, Луна растет или убывает, звезды зажигаются и гаснут, иногда падают, Вселенная рождается и умирает. Да и космография ортодоксальной астрономии – в ее системе светила сгруппированы в созвездия, названия которых отсылают к древнегреческой мифологии – основана не столько на рациональном, сколько на образном типе мышления. То же самое можно сказать и о календаре, регулирующем наш теперешний уклад жизни. Эти культурные и цивилизационные универсалии коренятся в системе традиционной культуры, которая, несмотря на вытеснение ее техногенной цивилизацией, продолжает жить в нас самих. Наверное, точнее будет сказать: сквозь наше «Я» «протянуты» осевые структуры культуры. Проявляясь в потоке актуального сознания, именно они возвращают современному человеку ощущение целостности мира и смыслонаполненности бытия. Осмысление этого явления вызвало в Европе 90-х годов ХХ столетия новую волну интереса к этничности и помогло сформулировать понятие мультикультурности как основополагающего принципа европейского сообщества. Ведь без золотого фонда традиции внутренний мир личности истощается, а мышление обедняется и деградирует (заметим, что и наследию традиционной культуры необходимо переосмысление в новых измерениях и ритмах мышления, иначе оно превращается в безжизненный канон). Но в чем же принципиальное отличие между видением Космоса в традиционном мировосприятии и современном – постиндустриальном (информационном) экзистенциальном мышлении?
« Космогонические принципы, – утверждают составители двухтомной энциклопедии “Мифы народов мира”, – являются фактически внутренними характеристиками социума – в то время как профанический уровень жизни человека не входит в систему высших ценностей мифопоэтического сознания» [9, с. 6]. Космос традиционной культуры – это прежде всего правильный порядок вещей, обустроенность мира. Греческой лексеме соответствует в славянских языках понятие лад. Кстати, этимологический круг слова «космос» включает такие значения, как «парадное женское украшение», «наряд», «красота». Таким образом, Космос в понимании представителя традиционного общества, – равно как и в соответствующих пластах мышления современного человека – это «упорядоченная, организованная в соответствии с определенным законом (принципом) Вселенная» [9, с. 9]. При этом «этика жизни есть та универсальная ментальность, которая организует этнографическую реальность» [13, с. 3]. Этос (то есть характер, совокупность нравственных принципов) является внутренней, духовной реальностью, микрокосмом, опирающимся на ценностную вертикаль.
Космос традиционной культуры опирается не только на категорию жизни, но и на категорию смерти. Взаимосвязь жизни и смерти – это явление полноты бытия, в котором взаимодействуют этот, зримый, мир, и иной – невидимый, тонкий. «Александр Довженко это очень здорово показал в фильме “Земля”; стариков с бородами, я их еще помню в украинских селах. Для них смерть – это как с яблони падает яблоко. Ожиданная смерть. На чердаке у них уже гроб приготовлен! Смерть имела свою ценность – это совсем иная культура, где ценность не только жизни, но и смерти», – замечает украинский философ Сергей Крымский [6, с. 32].
На космоориентированность мифологического мышления и традиционной культуры исследователи обратили внимание уже в самом начале зарождения этнологии как науки.
Процесс становления первой научной школы в этнологии связан с романтизмом, доминирующим в гуманитарном круге наук первой половины ХІХ столетии. Известный историк-славист, литератор Николай Костомаров (дебютировал в Харькове, а потом преподавал в Киевском университете, позже стал профессором Санкт-Петербургского университета) в одной из своих ранних работ следующим образом определяет сущность славянской мифологии: «Коренной принцип славянской религии – эманация; по славянскому понятию, и нравственная и физическая природа представляется живущею, заключающею в каждом явлении своем жизненный дух, исходящий от Зиждителя. <…> Ближайшее к Богу истечение есть свет, и потому при тщательном рассмотрении мы найдем, что самая существенная часть славянского язычества относится к светопочитанию» [5, с. 201–202]. Свет же еще со времен античности и средневековья рассматривается как манифестация Божественного присутствия.
Л.В.Шапошникова сравнивает мифологическую информацию с грандиозным «посевом», который «был совершен на обширных территориях, если не сразу, то имел единый источник» [15, с. 323]. Пользуясь этой метафорой, отметим, что «всходы» были не только разнесены во времени, но и несли в себе специфику почвы, над которой они поднялись, откликаясь, опять же, на притяжение «единого источника». Поэтому и вопрос космического мироощущения в традиционной культуре наиболее целесообразно рассматривать на конкретных этнографических ситуациях. Вот, например, представления украинцев Подолья о небе: «За видимым небом есть еще шесть [небес]; расстояния между каждыми из них в двенадцать раз больше, чем между нами и видимым небом. Иногда они открываются, и тогда видно огромное сияние, но видеть его могут только праведники Божии. Сквозь отверстия иногда бывает зримой фигура человека с мечом или каким-нибудь сосудом» [12, с. 2].
«Небо – это надоблачное, неизвестного размера пространство такого цвета и блеска, каких человеческий глаз не мог бы выдержать, и потому оно закрыто от очей людских тучами: когда гремит гром и небо показывается сквозь разрывы облаков, на него нельзя смотреть от сильного блеска» [12, с. 3].
« Звезды – это души людей; если человек праведен – звезда ясная, а если нет – темная» [14, с. 145]. Гром, в народных представлениях, возникает потому, что это Архангел Михаил или сам Бог преследует черта [14, с. 26–30].
Вариантный ряд фольклорных текстов на эту тему может быть очень длинным – сколько будет рассказчиков. Однако у каждого из них неизменным остается порядок, в котором Небо всегда остается нравственным ориентиром, сферой непосредственного действия Божественной силы.
Фольклорная традиция украинцев Подолья содержит также представления о сотворении мира, основанные не столько на Библии, сколько на аутентичных преданиях (некоторые исследователи определяют их как «сельскую религию» [3, с. 3]). «Однажды, когда не было еще на свете ни земли, ничего, а была только одна вода, ходил Бог по этой воде и видит на ней движущийся пузырь из пены. Бог расковырял жезлом пузырь – и вылез из нее маленький черный человечек. Бог дал имя этому созданию Сатанаил и сказал ему:
– Иди, будем вместе ходить.
<…>
– Нырни под воду, возьми горсть земли, скажи при этом: “Во имя Господне, иди, земля, со мною”, – и неси наверх ко Мне.
Сатанаил нырнул на дно, взял оттуда горсть земли и думает себе: “Для чего я буду говорить: “Во имя Господне”, чем я хуже Бога?”
Вот он и говорит:
– Во имя мое, земля, иди со мною.
Вынырнул наверх, глянул – а земли в ладони ни порошинки» [2, с. 72]. Тут приведен лишь небольшой фрагмент этого, хрестоматийного для устной традиции украинцев, сюжета. В процессе бытования и передачи из уст в уста он оброс множеством вариантов, но сохраняет неизменную этическую установку – о невозможности творения во имя свое. Украинская традиционная космогония увенчивается этической максимой. Подобные предания в конце 1990-х еще можно было услышать в селах Подолья, правда, их рассказывали старушки в возрасте около 90 и больше лет. Их детство пришлось на 1910–1920-е годы, когда пространство традиционной культуры еще оставалось незатронутым тоталитарным режимом.
За разноголосицей представлений о видимом небе и сотворении мира – духовные переживания конкретных людей. Их творческий опыт втягивается в русло традиции и сращивается с ее универсальными символическими структурами.
Обстоятельства воспроизведения фольклорных текстов не менее интересны: « С каким нетерпением целую страстную неделю ждут Великодня, с таким же, если не с большим, нетерпением ждут вечера. <…> Ни песен, ни игр в это время не бывает: но обычай вогонь класти включает его в число народных празднований и разжигает сердца. Вогонь класти имеет что-то поэтическое само по себе; посмотрели бы вы, как ночлежники заботятся об этом, как собирает их огонь в кружок. <…> Старики любят полежать, посидеть, побалагурить возле этого огня… Посмотрите, с каким торжественным видом они рассказывают дітворі про давние лета, про разные пригоди [приключения] из своей молодости!..» [10, с. 461].
В традиционном празднике концептуально заложено обращение к миру иному. Это отражено и в этимологии слова в украинском и других восточнославянских языках (свято, swieto, svatek, svatok), а также романо-германских (от лат. festum), что указывает на сакральную природу и содержание праздника. Если в потоке персоналистической экзистенции состояние праздника – это моменты касания к полноте бытия, моменты творческого порыва и духовной радости – непредвиденные и внутренне ожидаемые, то в традиционном мировосприятии праздники – нечто наподобие вех, расставленных на жизненном пути человека (а точнее, целого сообщества – народа), зоны взаимодействия с иными планами бытия, к которым человек заранее готовится. Обратимся снова к творческим свидетельствам Анатолия Свидницкого: «Особенно мне врезалась в память одна страсть (церковная служба в четверг перед Пасхой), когда я еще был дитятею лет восьми-девяти. Я вышел из церкви провітритись. Ночь была темная, туманная и как будто мряка (слякоть) йшла. Яркий свет, пробиваясь сквозь окна золотыми столбами, наискось стремился к небу, будто указывая дорогу молитвам, и далеко-далеко исчезал в тумане, постепенно ослабевая. Кажется даже, я видел радужные цветы. Внизу другая масса света сквозь растворенную дверь маленькой деревянной церкви золотит молящихся (смесь радости и печали на важно-спокойных лицах стройного, красивого народа стоят кисти живописца-художника). И все это теряется вдали, во мраке, и на известном расстоянии, кажется, не люди ходят, а духи, пришедшие вместе с ними праздновать страсти Господни; то вырезываются из мрака, то снова исчезают. От сверкания свеч и лица их представляются сверкающими» [10, с. 461]. Рождество Христово, Пасха (Великдень), день Ивана Купалы, Успение Богородицы – узловые для народного календаря украинцев праздники. Они насыщены символикой, несущей идею зарождения жизни, сотворения мира, поддержания творящих сил Космоса. Исследователи резюмируют, что «основною характеристикою праздников солнцеворота <…> является обеспечение общекосмических задач, непосредственное использование человеком первичных сил природы» [11, с. 15]. Отсюда, например, и присутствие огня в обряде освящения воды в реках на Богоявление (Крещение). На Гуцульщине каждый ґазда (хозяин), возглавляя шествие своей семьи к реке, нес зажженную трійцю – трехсвечник, горевший в хате под иконами все 12 дней Святок. И в тот момент, когда священник погружал крест в воду, присутствующие на освящении селяне переворачивали свои свечи огнем вниз и тушили их в воде. Таким образом, из соединения огня и воды символически пересоздавался мир.
В одной старой украинской колядке поется:
На твоїм подвір’ї верба стояла –
Тонка й висока, листом широка.
На тій вербі трійця палала –
Три гистри [искры. – Н.С.] впало, три моря стало.
Календарные обряды – одна из давних форм передачи от поколения к поколению космогонических представлений. Сам календарь в этой системе – вариант универсальной картины мира. Как известно, «все культуры мира первоочередной заслугой ставили своим богам, культурным героям, а на более поздних этапах ученым именно организацию жизни, превращение существовавшего до того времени хаоса в Космос» [4, с. 3].
Храмовые праздники (их еще называют патрональными в народе: храм, празнык) также принадлежат к календарным, но их главная задача – упорядочивание социального космоса сельской общины, единение всех ее членов вокруг святого покровителя. Центральным ритуальным действом храма было совместное изготовление и потребление обрядового меда – хмельного напитка. Этот обряд по-другому назывался братчиной. Украинские этнологи усматривают в медовых трапезах поминальное действо, форму почитания предков [1, с. 180]. Кстати, в мифологическом сознании предки связаны с эпохой творения. В таком аспекте они проявляют себя как культурные герои [9, с. 337–335]. Мед в этом контексте предстает как один из священных даров, а его употребление обеспечивает связь с миром предков. Ведь в мифологических представлениях многих народов мед «пребывает в высшем поднебесном мире, откуда он спадает на землю, на цветы вместе с утренней росой, откуда берут его пчелы» [8, с. 249]. Объединение селян вокруг святыни, символическая коммуникация с предками представляют собою глубинное и вертикальное измерение энергообмена. Однако и взаимодействие социального космоса сельской общины с остальной этно-культурной ойкуменой также пронизано сакральным смыслом. Обязательным элементом праздничного действа был прием гостей. Еще в 60-е годы ХХ столетия в украинских селах без этого не мыслили храмового праздника. С самого утра хозяева выходили за село, на дорогу, чтобы успеть взять себе празныковых, как называли в эти дни гостей. Ведь путник, пришедший на храм, был некой ипостасью странствующего по земле Божества или святого.
Исходя из этого, можем утверждать, что основные элементы храмового праздника, его осевые структуры – обычай приема гостей; усиленное внимание к сакрализованым природным объектам, образующим узлы локального культурного ландшафта; особое почтение к предкам и сосредоточение на святом патроне, объединяющем сельскую общину, обозначают главные направления энергоинформационного обмена сельской общины с остальным миром. Храмовое действо служит как бы кульминацией этого процесса, точкой его максимальной интенсивности, в которой накапливаются потенциал устойчивости этнического организма и импульсы его качественного развития.
Конечно, описанная выше модель жизнедеятельности сельской общины является в большей мере достоянием истории, культурным наследием, нежели современной реалией. Однако осевые структуры традиции, совпадающие с главными направлениями энергоинформационного обмена, продолжают оставаться энергетическими опорами культурного поля нации, что особенно чутко ощущают творческие личности. Для них осевые структуры традиции служат архетипом, своеобразным этнокультурным камертоном, по которому они выстраивают свой внутренний мир.
Вот, например, отрывок из письма известного украинского художника, основателя национальной школы монументализма, Михаила Бойчука, адресованного из Мюнхена митрополиту Андрею Шептицкому (он покровительствовал художнику): «Я так скучаю по дому, что весь день это не выходит из мысли, а ночью являются самые удивительные сны. Один раз снилось, что я был подольским полем, весьма удививший меня сон, ведь я чувствовал себя словно широкою землею, но ощущения имел как личность: из моей груди произрастали буйные хлеба, даже головки тянулись через мою грудь. Солнце обнимало меня могучим, пылающим светом. Цветы упивались солнцем и насыщали воздух роскошным запахом меда, а на волне легонького ветерка налетали пчелы и собирали сладкий напиток с качающихся цветов. Я пытался вдыхать как можно глубже, во мне тонули воздушные просторы с облаками, грудь моя поднималась и простиралась к солнцу. В минуты наибольшей радости и живости всего того, что трепетало роскошью на волнах ветра, я переживал огромное счастье и пробуждался» [7, с. 17].
Итак, если коротко подытожить то, что выше изложено, космос традиционной культуры украинцев – это этическая Вселенная и одновременно мир, сотканный красотой. Это космос, в котором расстояние от неба до человека определяется, прежде всего, диапазоном чувств, их глубиной:
Місяць на небі – зіроньки сяють,
Тихо по морю човен пливе.
В човні дівчина пісню співає,
А козак чує – серденько мре.
Доминирование подобных представлений в сознании позволяло традиционному обществу быть именно социальным космосом и переживать циклы космического обновления в кульминационные моменты праздников.
Литература
1. Борисенко В. Традиції і життєдіяльність етносу. К.: Унісерв, 2000.
2. Булашев Г. Український народ у своїх легендах, релігійних поглядах та віруваннях. К.: Довіра, 1993.
3. Гримич М. Традиційний світогляд та етнопсихологічні константи
українців. К., 2000.
4. Власов В.Г., Фролов Б.А. и др. Календарь в культуре народов мира / М., 1993.
5. Костомаров М.І. Слов`янська міфолгія. К.: Либідь, 1994.
6. Кримський С. Софія Київська: Ефект високого неба // Україна Incognita. К.: Факт, 2002.
7. Листи Михайла Бойчука до Митрополита Андрея Шептицького // Образотворче мистецтво. К., 1992. № 9.
8. Медоварение на Руси и остатки его при церквах Подольской епархии // Подольскіе епархіальные ведомости. 1878. (№ 6).
9. Мифы народов мира. В 2 т. Т. 2. М.: СЭ, 1982.
10. Свидницкий А. Великдень у подолян. К.: Наукова думка, 1985.
11. Серов С.Я. Календарный праздник и его место в европейской народной культуре // Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. М.: Мысль, 1983.
12. Труды этнографическо-статистической экспедиции в Западно-Русский край // Материалы собр. П.П.Чубинским. Т. І. СПб., 1872.
13. Чеснов Я.В. Этнологическое мышление и полевая работа // Этнологическое обозрение. 1999. № 6.
14. Чубинський П. Мудрість віків. К., 1995.
15. Шапошникова Л.В. Мудрость веков. М.: МЦР, 1996.