Л. Д. Широкорад Влияние немецкой экономической науки на развитие политической экономии в России в xviii-первой половине XIX веков

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
  1   2   3

Л.Д.Широкорад


Влияние немецкой экономической науки на развитие политической экономии в России в XVIII-первой половине XIX веков


Определяющими в развитии экономической науки в любой стране являются внутренние факторы, такие как уровень развития и своеобразие экономики этой страны, национальные особенности и традиции ее экономической мысли, общий уровень культуры и теоретического мышления в стране, и др. Важную роль, однако, играют при этом и факторы внешнего порядка, прежде всего влияние на нее экономической науки других стран, особенно если имеет место сходство в системе институциональных особенностей развития экономики стран, оказывающих и испытывающих такое влияние. Во всех случаях более зрелые национальные экономические школы оказывают немалое воздействие на формирование более молодых национальных школ.

Так, в первой половине XIX века английская классическая политическая экономия оказывала мощное влияние на экономическую науку стран континентальной Европы, включая Германию и Россию. Однако в силу определенных исторических причин Россия особенно тесные экономические, политические, научные и культурные связи всегда имела с Германией. Влияние немецкой экономической науки на российскую экономическую мысль поэтому было особенно значительным. Цель данной статьи – дать общую характеристику того, каким было это влияние в XVIII-первой половине XIX в.

* *

*

Первые университеты в России появились в XVIII веке, то есть спустя примерно 500 лет после зарождения университетского образования в Западной Европе. К тому же возникли они в условиях, когда развитая система начального и среднего образования, которая только и может быть адекватной базой полноценного университетского образования, в России отсутствовала. В 1724 г. в результате непосредственного знакомства Петра I с достижениями западно-европейской науки во время его путешествий по Европе, прежде всего под влиянием и при поддержке выдающихся немецких ученых Г.В.Лейбница и Х.Вольфа, в Петербурге были созданы Академия наук и Академический университет. На первых порах здесь преподавали выписанные из-за границы профессора, которых, однако, оказалось больше, чем студентов, набиравшихся принудительным путем из учеников духовных академий и семинарий. Открыть Академию наук и Академический университет было гораздо проще, чем начать создание современной системы образования с глубокой и, конечно, дорогостоящей реформы начального и среднего образования1. И Академия, и Академический университет были созданы Петром I в немалой степени «ради славы перед иностранцами», по его собственному выражению2. Как справедливо полагал известный исследователь развития науки в России в первую четверть XVIII века П.П.Пекарский, результатом этой акции «в высших сословиях явилось только стремление усвоить себе внешний лоск европейского общежития, но не просвещения, которое, если говорить откровенно, было бы и излишнею тяжестью при том положении, в каком находилась Россия в старину»3. Чтобы составить представление о том, сколь тяжелыми были условия деятельности и Академии наук, и Академического университета в XVIII веке, и сколь ограниченными были их возможности в этот период, достаточно почитать М.В.Ломоносова.

Хотя отдельные, даже весьма важные начинания Петра I в области науки и высшего образования не были достаточно хорошо продуманы, все же он сделал действительно чрезвычайно много для приобщения россиян к лучшим достижениям европейской, прежде всего германской, науки. Проявилось это прежде всего в том, что, как отмечал П.П.Пекарский, российские «ученые знаменитости», появившиеся на научном небосклоне в начале XVIII века, «образовывались в чужих краях», в том числе в Германии4. Достаточно упомянуть в этой связи о педагогической деятельности почетного члена Академии наук в С.-Петербурге Хр.Вольфа: «в Марбурге у него слушал лекции Ломоносов, всегда вспоминавший с благоговением о своем наставнике, который не щадил ни времени, ни трудов, чтобы русские студенты в Марбурге, порученные его надзору, оправдали надежды на них Академии наук»5. Важно и то, что «лучшие из первых членов нашей Академии – Бернулли, Бюльфингер, Мартини и некоторые другие – приехали в Петербург по его (Хр.Вольфа – Л.Ш.) рекомендации и представительству»6. В целом на русской службе в период царствования Петра I находилось много иностранных, прежде всего германских, ученых. Наконец, при Петре I в России было переведено на русский язык огромное количество научных трудов иностранных, в том числе немецких, ученых. Библиография этой литературы представлена во втором томе фундаментальной работы П.П.Пекарского «Наука и литература в России при Петре Великом».

Западное, преимущественно малорусско-польское, влияние на русскую книжность проявлялось еще в XVII веке. Уже тогда правительство оказывало давление «в пользу дальнейшего сближения России с европейской культурой, окрепшей в эпоху Реформации»7. Однако тогда это влияние носило исключительно религиозный характер. Питомцы существовавших в то время академий и коллегий «все еще оставались почти чуждыми характерных начал новой образованности, теснее связанной с Реформацией, чем с католической школьной мудростью. Они не знали еще ни Декарта, ни Лейбница и Вольфа, ни Гроция и Пуфендорфа»8.

При Петре I это насквозь проникнутое религиозным, а зачастую схоластическим духом течение в культуре уступило место “тому направлению, которое все более и более усиливалось в Европе после Реформации, и имело в основном практическое применение на пользу человека результатов, добытых наукою”9. Как отмечал П.П.Пекарский, “в России при Петре европейская цивилизация не только получает свободный доступ, но водворение ее в русскую жизнь становится обязательным в силу принудительных мер, указов, постановлений, исходивших от правительства, не знавшего пределов своей власти. Реформа Петра состояла не только во введении западной образованности, которая сумела проникать в Россию и до него, но и в принятии решительных мер к распространению ее…”10

Еще одна особенность новой школы, в том числе и высшей, созданной Петром I в противоположность древней русской школе, состояла в том, что она была нацелена на обслуживание интересов прежде всего государства (а не церкви, как это было ранее). Петр I очень нуждался в образованных людях: ведь без них невозможно было проводить те широкомасштабные реформы, которые он наметил. Освобождение российской науки из церковного плена и постановка ее на службу государству в самом непосредственном смысле слова было важным шагом в ее развитии. Все же и в этом случае до полной свободы научного творчества было далеко, и наука рассматривалась лишь как инструмент для решения каких-то внешних для нее задач. Все это «несомненно заключало в себе что-то случайное и непрочное…и необходимо долженствовало неблагоприятно влиять на дальнейшее распространение знаний в России, так как при таком направлении капризный произвол, а также поверхностность, отсюда легкомысленное и неуважительное отношение к ее успехам, если только не имела она тотчас же понятного для многих применения на деле, - все это могло быть явлениями, прямо вытекавшими из такого взгляда на просвещение»11.

Одним из ведущих проводников курса Петра I на реформы в сфере науки и образования был Феофан Прокопович, который, по свидетельству П.П.Пекарского, «особенно… пользовался известностью между современными германскими учеными»12.

Экономическая наука была одной из новых наук, начавших формироваться в эпоху Петра I. Она также имела сугубо практическую направленность, а именно была прямо нацелена на решение тех задач, с которыми сталкивалось государство при проведении своих широкомасштабных реформ. Именно такой была, например, «Книга о скудости и богатстве» И.Т.Посошкова – наиболее выдающееся произведение русской экономической литературы петровского времени. Впрочем, и западная экономическая наука того времени (меркантилизм, камерализм) характеризовалась такими же особенностями. В первой четверти XVIII века в России переводились работы западных исследователей, находившиеся на стыке экономики с другими науками, прежде всего правом, и имевшие особенно ярко выраженную практическую направленность (например, сочинение П.Марпургера по торговому праву).

Как отмечал Н.И.Тургенев, «за годы, отделяющие царствование Петра от царствования Екатерины II и справедливо названные знаменитым историком Карамзиным сатурналиями деспотизма, годы столь же долгие, сколь и позорные, для прогресса не было сделано ничего достойного внимания, кроме, пожалуй, учреждения в царствование императрицы Анны кадетских корпусов…Спешим, впрочем, отметить еще одно деяние, куда более замечательное, коим украсилось царствование императрицы Елизаветы: при этой государыне в России был открыт университет…Не побоюсь сказать, что никогда и нигде ни одно учреждение не принесло столько пользы и добра, как это создание Елизаветы…»13 Н.И.Тургенев имел здесь в виду открытие Московского университета в 1755г. Он отмечал, что «штат профессоров с самого начала пополнялся и отечественными, и иностранными (главным образом немецкими) учеными»14. Среди них был И.-Г.Рейхель, выписанный из Лейпцига через академика Г.Ф.Миллера15 в 1757 г. Он был профессором всеобщей истории, секретарем Конференции и первым библиотекарем Московского университета. При изложении новой истории он всегда присоединял статистическое обозрение новых европейских государств. В 1764-65 академическом году впервые в России прочитал курс статистического содержания, а в 1772-1773 академическом году – опять же впервые в России – прочитал курс статистики.16 И.-Г.Рейхель был великолепным лектором. По словам князя И.М.Долгорукого, «дар слова принадлежал ему в превосходстве». Нельзя не отметить также, что И.-Г.Рейхель оказал большое влияние на формирование личности Д.И.Фонвизина. По словам его биографа, «профессор своей иронией и своим умением схватывать неразумную сторону жизни…мог иметь отчасти влияние на нравственное развитие нашего гениального комика»17.

В целом, по словам В.С.Иконникова, уже в первые десятилетия своего существования «Московский университет представлял сколок германских университетов»18

Уже в первой половине XVIII века русские студенты направляются для получения образования в немецкие университеты, в частности, в Лейпциг, Страсбург, Геттинген, Гейдельберг и Галле19. Некоторые студенты еще со времен Елизаветы Петровны занимались в Киле20.

При Екатерине II влияние западных идей на русскую науку и образование существенно расширилось. Как отмечал выдающийся историк права В.И.Сергеевич, «по своему рождению и воспитанию она не столько принадлежала России, сколько Западной Европе»21Теперь интересовались не только теми достижениями западной науки и техники, из применения которых можно было извлечь непосредственную практическую пользу. Императрица увлекалась идеями французской просветительной философии и в начале своего царствования пыталась руководствоваться ими в своей государственной деятельности. Она знала, что в Германии новым духом были проникнуты прежде всего Геттингенский и Лейпцигский университеты и потому уже в начале своего царствования посылает туда русских студентов: в 1766-1770 гг. в Лейпцигском университете проходили обучение 15 русских студентов, в их числе А.Н.Радищев – впоследствии выдающийся русский просветитель; в 1766-1772 гг. в Геттингенском университете обучались 5 студентов22.

В XVIII веке немецкие университеты стали важными каналами, через которые в Россию проникали английский либерализм и французское просветительство23. Уже тогда они стали “очагами не одной немецкой, но мировой науки и литературы”24. Ведущее место среди них занял Геттингенский университет, основанный в 1734 г. “Не связанный преданиями и средневековой схоластикой , тяготевшими еще над большинством немецких университетов, новый университет, благодаря предоставленной ему свободе преподавания (слова и печати) успел в короткий срок дать богатые результаты в области науки. Деятельность его вошла в пословицу; учебники его профессоров были признаны образцовыми; на нем вовсе не тяготело подавляющее влияние богословского факультета”25.

Русские студенты появляются в Геттингенском университете уже в середине 1740-х годов. По мере того как возрастали его слава и известность, увеличивался и их поток: за период с 1780 по 1815 годы в Геттингенском университете слушал лекции 81 русский студент. Объясняя высокий рейтинг Геттингенского университета в России в этот период, М. Вишницер писал в 1908 г.“…обширный план занятий, богатый выбор учебных пособий, космополитический и чуждый всяких узких местных влияний характер университета; забота куратора университета, барона фон Мюнхгаузена, о том, чтобы привлекать возможно больше слушателей из всех стран, и в особенности из России, - вот главные моменты, которые мы должны иметь в виду при выяснении вопроса, почему мы встречаем столько русских имен в университетских списках конца XVIII – начала XIX веков»26.

Особо следует подчеркнуть, что Геттингенский университет всячески способствовал притоку русских студентов. В частности, как отмечал М.Вишницер, «приглашение из России Шлецера на кафедру истории было мотивировано желанием иметь побольше русских слушателей. У Шлецера были личные связи с ученым миром и с русским обществом»27. Профессор политической экономии Геттингенского университета Иоганн Бекман, одно время преподававший в Петровском училище в Петербурге, по словам его ученика, русского студента фон Фрейганга, «сохранил навсегда теплые чувства к России» и «всегда рад был выказать свое расположение к русским слушателям»28.

* *

В XVIII веке самим ходом истории на повестку дня в России был выдвинут вопрос об отмене крепостного права, в течение многих десятилетий остававшийся центральным и наиболее болезненным социальным и политическим вопросом, вызывавшим постоянную и острую полемику в политических и научных кругах. Запоздалость и половинчатость его решения при Александре II во многом предопределили своеобразие экономического и политического развития России во второй половине XIX века, динамику революционных событий в начале XX века. В контексте проблем, рассматриваемых в данной статье, интересно было бы проследить, какие позиции по этому вопросу занимали немецкие экономисты, работавшие в России, и российские выпускники немецких университетов.

Как отмечал известный российский историк XIX века В.И.Семевский, «в первый раз мысль об освобождении крестьян в России была высказана еще в конце XVII века известным государственным деятелем, игравшим первенствующую роль в правление царевны Софьи, князем В.В.Голицыным», который был «одним из немногих в России европейски образованных людей своего времени»29.

В XVIII веке крепостное право в России и усиливается, и распространяется вширь. В то же время о целесообразности его ограничения (не отмены) пишут крупный и очень самобытный русский экономист И.Т.Посошков, екатерининские вельможи граф П.И.Панин и князь Д.А.Голицын (получил образование в Германии, был женат на немке, последние 10 лет жизни провел в Брауншвейге, где и умер30), один из ведущих деятелей масонского движения И.П.Елагин и др. ЕкатеринаII, вдохновляемая идеалами просвещенной монархии, также склонялась, особенно на начальном этапе своего царствования, к законодательному ограничению и смягчению крепостного права31. Сразу же после восшествия на престол она, например, дала ход знаменитому делу о зверствах помещицы Д.Н.Салтыковой32 по отношению к собственным крепостным крестьянам (в основном это были женщины и девочки), которое вследствие равнодушия властей не могло быть возбуждено при предшественниках Екатерины II – Елизавете Петровне и Петре III33. «Дело кончилось в 1768 г.34; очень может быть, что оно и послужило одним из поводов Вольному Экономическому Обществу (где главнейшим деятелем был князь Г.Г.Орлов – ближайшее лицо к императрице) предложить около этого времени на публичное обсуждение вопрос о крепостном праве в России»35.

Не было случайным и то, что Екатерина II в 1764 г. дала разрешение на публикацию, хотя и на немецком языке, статьи пастора Эйзена фон Шварценберга прибывшего в Россию по приглашению Петра III и изучавшего положение крестьян в Лифляндии. Это была первая статья по крестьянскому вопросу, опубликованная в С.-Петербурге 36. Ее автор доказывал, что положение лифляндского крестьянства было еще тяжелее, чем положение крестьян во внутренних районах империи, и предлагал ряд мер, направленных на его облегчение. В частности, он указывал на то, что в некоторых странах крепостное право было уничтожено уже сто лет тому назад и что никто там об этом не сожалеет. По-видимому, эта статья явилась одной из причин, побудивших Екатерину II поручить лифляндскому генерал-губернатору графу Ю.Ю.Броуну положить конец помещичьему деспотизму на подведомственной ему территории.

Осознавая всю сложность вопросов, связанных с ограничением крепостного права, и неоднозначность реакции на попытки такого ограничения со стороны различных социальных слоев общества, Екатерина II решила привлечь к решению этой задачи недавно образованное Вольное Экономическое Общество. По ее инициативе это Общество объявило в 1766 г. в печати задачу: «что полезнее для общества, - чтобы крестьянин имел в собственности землю или только движимое имение, и сколь далеко его права на то или другое имение простираться должны?»37.

Всего Вольное Экономическое Общество получило 162 ответа на этот вопрос, из них 120 – немецких, присланных из разных концов Европы, но преимущественно из Германии. На конкурс были отобраны 15 сочинений, из них 9 немецких. Победителем конкурса стал доктор прав из Аахена Беарде-де-Лабель , предлагавший вообще отложить решение крестьянского вопроса. Он доказывал, что «должно приготовить рабов к принятию вольности прежде, нежели дана будет им какая собственность»38.Кроме его ответа, решено было напечатать еще 3 сочинения, в том числе гальберштадского каноника Велльнера, ставшего впоследствии прусским министром, и лифляндца Мека Все немецкие авторы, включая тех, ответы которых не были напечатаны, выступали против крепостного права, признавая его неэффективность. В то же время они были озабочены тем, чтобы не пострадали интересы помещиков. Поэтому они предлагали передать землю крестьянам не в собственность, а лишь в постоянное пользование, увеличив в то же время крестьянские повинности.

По мнению В.И.Семевского и других исследователей, самым лучшим ответом на вопрос, поставленный Вольным Экономическим Обществом, был ответ А.Я.Поленова, который 4 года (1762-1766) учился на юридических факультетах Страсбургского и Геттингенского университетов. Вернувшись в Петербург в мае 1767 г., он к февралю 1768 г. представил свой ответ на указанный вопрос. А.Я.Поленов доказывал, что только собственность на землю может заинтересовать крестьянина в высокопроизводительном труде и таким образом является необходимым условием обильного снабжения промышленности дешевым сырьем, а городского населения – дешевыми продуктами питания и промышленными товарами народного потребления. Все это будет создавать высокий спрос на труд и, соответственно, будет служить «к истреблению в народе праздной жизни»39. Рост доходов населения будет способствовать увеличению доходов государства, следовательно, росту его мощи. Содержание же населения в угнетенном состоянии «не только вредно, но и опасно» для общества, ибо порождает постоянные народные волнения40.

По мнению А.Я.Поленова, порабощение крестьян противоречит естественному праву, только насилие могло привести людей в столь плачевное положение.

Он подчеркивает, что именно крестьянство обеспечивает все общество средствами к жизни, благородные сословия досугом, встает на защиту Отечества, когда ему грозит опасность; это самое полезное сословие. Поэтому оно заслуживает от власть и собственность имущих постоянного о себе попечения и заботы. В действительности положение крестьян в России поистине трагично. «Я не нахожу беднейших людей, как наших крестьян, которые, не имея ни малой от законов защиты, подвержены…обидам и претерпевают беспрестанные наглости, истязания и насильства…Превратный образ их житья, поступков и мнений» поэтому «весьма плачевное позорище представляют»41.

А.Я.Поленов разработал нечто вроде программы возрождения российского крестьянства. Интересно, что на первом месте у него оказались проблемы воспитания и образования: учреждение в каждой деревне начальных школ; заведение в больших деревнях лекарей, а в будущем и врачей; организация в деревнях полиции, элементарной противопожарной безопасности, охраны леса, рек и озер.

Хотя, как отмечалось выше, в принципе А.Я.Поленов признает самое благотворное воздействие на крестьян и на все общество введения частной крестьянской собственности на землю, все же он учитывает и то обстоятельство, что данная мера противоречила бы интересам дворянства. Исходя из необходимости согласовать эти противоположные интересы, он предлагает поэтому передать землю крестьянам не в собственность, а в постоянное и наследственное пользование. Пока крестьянин «исправно будет наблюдать все свои должности», помещик не может отобрать эту землю у него. Только если это условие не соблюдается, земля может быть отобрана у него, однако это может произойти лишь по решению суда. Не будучи полным собственником земли, крестьянин не имеет права продавать ее, а также дарить, закладывать, разделять между детьми. «Таким образом, - заключает А.Я.Поленов, - помещик всегда удержит свое право, а крестьянин свободно будет пользоваться дозволенными ему выгодами»42.

Чтобы не допустить аграрного перенаселения, местные власти должны проводить эффективную переселенческую политику (в рамках соответствующего региона). В частности, предполагалось обеспечивать переселяющиеся крестьянские семьи не только свободной землей, но и домами, на первых порах снабжать их сельскохозяйственными орудиями, семенами, скотом, освобождать от всех повинностей и налогов. В целях поощрения роста населения А.Я.Поленов предлагал учитывать семейное положение крестьян при закреплении за ними «служб и податей государю и господину».

Собственность крестьян на продукцию их труда, за вычетом тех фиксированных по своим размерам частей, которые по закону отчуждаются в пользу государства и господина, по мнению А.Я.Поленова, должна быть полной и гарантированной, так чтобы помещик не имел никакой возможности посягать на нее.

На облегчение юридического положения крестьян было направлено предложение А.Я.Поленова учредить крестьянские суды для разрешения споров между самими крестьянами, а также между крестьянами и помещиками.

Было бы, однако, весьма опасно ввести немедленно все эти свободы, ибо “многими примерами уже подтверждено, сколь далеко в подобных случаях простирается неистовство подлого народа” Поэтому А.Я.Поленов подчеркивал, что проведению указанных реформ должна предшествовать длительная воспитательная работа среди крестьян “под предводительством благонравных церковников”. Кроме того, “для показания примера дворянству” начинать реформы следовало бы с дворцовых и государственных крестьян.43

Сочинение А.Я.Поленова своей острой критикой крепостнических порядков, царивших в России, а также радикализмом и основательностью предложенных им мер, долженствовавших освободить российское общество от этой язвы, напугало не только Комиссию, признавшую его настолько опасным, что не решилось его опубликовать. Сама императрица, зная об этом сочинении, “не только не повлияла на избрание” А.Я.Поленова “в Академию (не более “вольную”, конечно, чем Экономическое Общество), но и не сумела употребить его способности с большей пользой”44. Поскольку иностранные ответы на запрос Вольного Экономического Общества, получившие право на публикацию, были недоступны не только для русского общества, но даже и для большинства депутатов Комиссии по составлению нового Уложения, поскольку написаны были на иностранных языках, “для русского общества самым влиятельным из всех рассмотренных нами сочинений могла быть только работа Поленова, но из опасения этого влияния Экономическое Общество и положило его под спуд…Очень может быть, что императрица не желала полного раскрытия нашей внутренней язвы не столько из опасения раздражить русских крепостников, сколько ради того, чтобы эти разоблачения не дошли до сведения Европы, тем более, что в изданном около этого времени по-французски опровержении на книгу аббата Шаппа (1770 г.) она весьма розовыми красками рисовала быт наших крепостных крестьян и доказывала, что их положение несравненно лучше, чем быт народа в Западной Европе”45.

К сожалению, указанное сочинение выпускника германских университетов А.Я.Поленова было опубликовано в России лишь через сто лет после его написания, после отмены крепостного права. В своих комментариях к этому сочинению Я.Борзов писал: “Весьма замечательно, что автор за целое столетие предвидит необходимость и, даже более, невозможность освобождения крестьян без наделения землей; он с поразительной ясностью указывает на те вредные и пагубные последствия, которые может иметь масса людей, не имеющая никакой собственности; масса, которая, по выражению автора,