Geum.ru

Л. Д. Широкорад Влияние немецкой экономической науки на развитие политической экономии в России в xviii-первой половине XIX веков

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3
знает, что какая бы в нем перемена ни случилась, то ему терять нечего… Верность начертанной автором картины бедственного положения крестьянского сословия в его время и могущих от того произойти дурных последствий подтвердилась Пугачевщиной.”46

Я.Борзов указывает и на то обстоятельство, что в целом ряде случаев предложения А.Я.Поленова, сделанные в XVIII веке, оказались настолько радикальными, что не смогли быть реализованы даже в ходе крестьянской реформы в начале 1860-х годов. Так, например, «Положение 19 февраля о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости” сохраняло общину, у А.Я.Поленова же об общине не говорится ни слова; оно не предусматривало и предложенное А.Я.Поленовым обязательное заведение школ в деревнях и их государственную поддержку.47

В своей критике крепостного права и положения крестьянства в целом А.Я Поленов, конечно, не был одинок. В том же 1767 г. аналогичные идеи высказывали и депутаты Екатерининской законодательной комиссии, созданной для обсуждения подготовленного императрицей проекта нового Уложения. Комментируя соответствующие заявления депутатов различных сословий (в том числе и некоторых дворянских депутатов), известный историк русского права И.И.Дитятин писал: “Можно ли было высказаться более категорически, можно ли более ясно высказаться за освобождение крестьян во второй половине XVIII столетия?»48. Все же и на этом фоне анализ, проделанный А.Я.Поленовым, отличался глубиной, ясностью мысли, всесторонностью.

Вся эта критика, однако, в то время не имела никаких практических результатов. Как отмечает известный российский специалист по российской истории XVIII века А.Б.Каменский, « деятельность Уложенной комиссии 1767-68 годов привела Екатерину II к выводу о невозможности согласования интересов различных сословий, а также смягчения крепостнических порядков без риска потерять престол… Она твердо усвоила, что основной опорой ее власти было только дворянство»49.


Мощное крестьянское восстание, которое возглавил Е.И.Пугачев; книга А.Н.Радищева “Путешествие из Петербурга в Москву”, автор которой был охарактеризован Екатериной II как «бунтовщик, хуже Пугачева»; наконец, Французская революция 1789-1793 годов, - все это страшно напугало правящие верхи Российской империи и положило начало периоду реакции, начавшемуся еще в конце царствования ЕкатериныII и продолжавшемуся при Павле I. В конце XVIII – начале XIX веков были закрыты частные типографии, усилена цензура, был запрещен ввоз книг из-за границы. Указом Павла I от 9 апреля 1798 г. его подданным было запрещено посещение иностранных университетов «по причине возникших ныне в них зловредных правил к воспалению незрелых умов на необузданные и развратные умствования подстрекающих»50. Все это, естественно, способствовало свертыванию научных связей с Западной Европой, в том числе и с Германией.


Положение существенно меняется после того, как императором стал Александр I. Огромное воздействие на формирование его личности оказал выбранный Екатериной II в качестве учителя и воспитателя швейцарец Лагарп – человек, воспитанный в духе идеалов Просвещения, высокообразованный и высоконравственный. Получив в свои руки неограниченную власть и побуждаемый лишь самыми благородными мотивами, Александр I с юношеской решительностью приступает к либеральным реформам, еще не представляя всей невероятной сложности того дела, которое он начал (императором Александр I стал в 23 года).Реформы затронули и сферу науки и культуры. Уже в марте 1801 г., когда был убит его отец, он подписал указы, отменявшие запрет Павла I на ввоз книг из-за границы и на печатание книг и журналов в частных типографиях. Была существенно смягчена цензура. Ровно через месяц после гибели Павла I был подписан указ о выделении Вольному Экономическому Обществу по 5000 рублей ежегодно. Разрабатывается развернутая программа издания важнейших произведений великих европейских мыслителей XVIII века. В частности, уже в 1802-1806 годах на русском языке было издано классическое произведение А.Смита «Исследование о природе и причинах богатства», в 1812 году – «Начальные основания государственного хозяйства» Г.Сарториуса, и многие другие. Особенно важное значение имела отмена указа Павла I о запрещении посещения иностранных университетов. «Русская молодежь снова отправилась в немецкие университеты, - писал М.М.Ковалевский; - в числе их Геттингенский снова стал привлекать учащихся из России. Профессора из Геттингена охотно были приглашаемы в Первопрестольную…Отвечая своему космополитическому направлению, Геттингенский университет, в котором в 1801 году на 701 слушателя приходилось 456 иностранцев, старался избегать в преподавании всякого рода националистических пристрастий. Связь Ганноверского курфюршества с Англией, в лице одного и того же правителя, во многом объясняет причину, по которой Геттингенский университет, расположенный в курфюршестве, сделался проводником не одной немецкой, но и английской науки»51. В частности, профессор Геттингенского университета Г.Сарториус излагал в своих лекциях учение А.Смита. « в числе слушателей Геттингенского университета, - писал М.М.Ковалевский, - мы встречаем таких впоследствии известных людей, как: А.И.Михайловский-Данилевский, Николай Тургенев и Кайсаров, написавший диссертацию об освобождении крестьян на латинском языке и разобравший в ней записку лифляндского помещика Унгерна-Штернберга, по мнению которого рабство коренится в человеческой природе и отвечает принципам разума. Диссертация Кайсарова публично защищалась им в Геттингене в 1804 году. Николай Тургенев, как и Михайловский-Данилевский, особенно интересовался экономическими науками. В семинариях Сарториуса Данилевский читал рефераты по финансовому праву, которые проникнуты были взглядами Адама Смита, и впоследствии он, руководя выбором чтений одного из участников заговора декабристов А.фон-Бриггена, направил его на изучение…”Богатства народов” Смита…В числе слушателей Геттингенского университета … мы находим и Николая Ивановича Тургенева, Будущего декабриста и автора хорошо известных книг: “Опыт о налогах” и “Россия и русские”. Еще в Москве до своей поездки Николай Иванович, получивший образование в Московском благородном пансионе, открытом в 1789 году при университете, занимался экономическими и политическими науками. В 1807 году он посещает в университете лекции …Гайма по статистике … Николай Иванович едет в Геттинген не один, а в обществе со студентом Куницыным, будущим профессором. В Геттингене Николай Иванович …сосредоточивает свое внимание на лекциях … Сарториуса…Он занят также переводом книги своего учителя Сарториуса “О народном богатстве», которое в значительной мере было простой передачей взглядов Смита» 52.

По словам известного русского историка А.А.Корнилова, «первые годы царствования Александра могут быть признаны самым блестящим периодом в истории русского просвещения в XIX веке»53. Уже в январе 1803 г. было образовано Министерство народного просвещения, которое разработало широкую программу создания по всей стране учебных заведений разных уровней, начиная от приходских училищ и кончая университетами. В 1804 г. были открыты Казанский и Харьковский университеты, а в мае 1803 г. это Министерство преобразовало «сообразно с новыми потребностями новых учебных заведений и с состоянием наук в Европе» находившуюся в Петербурге Учительскую семинарию54 в Учительскую гимназию. Для этой гимназии потребовались преподаватели с такой подготовкой, которой не обладали тогдашние российские педагоги, и Попечитель Петербургского учебного округа Н.Н.Новосильцев, один из ближайших друзей юного Александра, входивший в образованный через несколько месяцев после его воцарения особый негласный комитет из четырех человек для обсуждения проектов общественных преобразований, пригласил для решения этой задачи иностранных ученых. Всего в Россию были приглашены около 60 ученых из-за границы. По мнению А.А.Корнилова, «эти стоявшие на высоте своего положения иностранцы имели большое значение как хорошо подготовленные культуртрегеры»55.

В 1804 г. Учительская гимназия была преобразована в Педагогический институт, затем (в 1816 г.) – в Главный Педагогический институт. На базе последнего в 1819 г. был создан Императорский С.-Петербургский университет, который сразу же становится центральным звеном в новой системе учебных заведений страны, формировавшейся в начале XIX века. Инициатор создания университета – Попечитель Петербургского учебного округа С.С.Уваров – был учеником немецких гуманистов. Гете называл его ученым-«интернационалистом»56. Он стремился привлечь в Петербург европейски образованных ученых, отразил в разработанном им проекте университетского устава опыт немецких университетов (за что подвергся жестокой критике со стороны реакционеров типа М.Л.Магницкого и Д.П.Рунича), энергично выступал против рекомендаций директора С.-Петербургского университета Д.А.Кавелина основывать преподавание политической экономии на Священном Писании57.

Первым ректором С.-Петербургского университета стал выходец из Венгрии М.А.Балугьянский (Балудянский) – профессор Пештского университета, окончивший Кошицкую королевскую академию (она представляла собой нечто вроде юридического факультета университета) и юридический факультет Венского университета. 1780-е годы, когда М.А.Балугьянский учился в высших учебных заведениях Австро-Венгрии, происходил интенсивный процесс слома феодальных структур в экономике и политике, завершившийся Французской революцией (в 1789 г. М.А.Балугьянский окончил Венский университет). Идеологической основой этого процесса коренных экономических и политических преобразований, происходивших не только в революционной Франции, но и - в более мягких, регулируемых сверху формах, - в Австро-Венгрии, было учение о естественном праве. «Для М.А.Балудянского, естественно, на первом месте было то, какое значение придавали доктрине естественного права немецкие профессора Самуил Пуффендорф, Лейбниц, Христиан Вольф и Томазий. Венский юридический факультет, естественно, находился под влиянием германских учителей права…В государствоведении образовалось направление, оппозиционное всему строю управления средневековья, имевшее выдающихся представителей в разных университетах (Деламар во Франции, Юсти – в Германии и т.п.). В Венском университете это был Зонненфельс»58. Позже в Петербурге М.А.Балугьянский преподавал естественное право Великим Князьям Николаю Павловичу (будущему императору Николаю I) и Михаилу Павловичу 59. В С.-Петербургском университете же он, в частности, читал лекции по политической экономии.

Роль М.А.Балугьянского в формировании университетских традиций трудно переоценить: именно он заложил здесь основы преподавания политической экономии, создал в основе ее терминологию60, «проводил приемы чисто академические просвещенного германского ученого, посеял ту простоту и товарищеские отношения, которые шли вразрез с политикою Магницких»61

Хотя М.А.Балугьянский и был обласкан властями, все же ему, человеку, воспитанному на европейских традициях, было очень трудно сжиться с проявлениями дикого невежества и мракобесия, с которыми нередко приходилось сталкиваться в России, даже в академической среде и на самом высоком правительственном уровне62. В 1821 г. новый Попечитель Петербургского учебного округа, ярый реакционер Д.П.Рунич обвинил лучших профессоров С.-Петербургского университета Э.-В.-С. Раупаха , А.И.Галича, К.Ф.Германа и К.И.Арсеньева (последние два были выдающимися русскими статистиками) в том, что они «проповедуют обманно явную систему неверия», в «маратизме и робеспьеризме» и в других грехах63. М.А.Балугьянский как ректор сделал все, чтобы снять эти обвинения и защитить своих коллег, однако вопреки его воле указанные профессора все же были уволены из университета. Министр духовных дел и народного просвещения А.И.Голицын предлагал выслать за границу Э.-В.-С.Раупаха и К.Ф.Германа как иностранцев (они были немцами) и предупредить правительства стран Священного Союза об опасном характере их научной и педагогической деятельности, однако у профессоров нашлись влиятельные защитники, так что А.Н.Голицын так и не смог реализовать этот план. Историк С.-Петербургского университета, проф. В.В.Григорьев отмечал: «Нам кажется, что неблаговидное поведение некоторых русских профессоров университета (их было 7 из 20), ставших на сторону Рунича и Кавелина, происходило частью из национального нерасположения их к Раупаху и Герману, как немцам»64.

В такой обстановке работать было трудно и неприятно, поэтому уже в 1822 г. Э.-В.-С. Раупах навсегда покидает Россию. Университет лишился крупного специалиста по всеобщей истории и литературе. Надо сказать, что Э.-В.-С. Раупах пользовался глубоким уважением в С.-Петербургском университете. Об этом свидетельствует, например, тот факт, что во время выборов первого ректора университета голоса распределились поровну между М.А.Балугьянским и Э.-В.-С. Hаупахом. Совет университета постановил решить этот вопрос жребием, однако Комитет министров признал, что такой способ решения столь важного вопроса противоречит существующим правилам избрания ректора и назначил на эту должность, по предложению министра народного просвещения, М.А.Балугьянского.

«Университетское дело» вызвало острое противоборство в правящих сферах, что способствовало его затягиванию. Однако когда к власти пришел Николай I, он повелел признать уволенных профессоров невиновными, а «дело» закрыть. О том, сколь несерьезным считал он его, свидетельствует такой факт. В 1821 г. Великий Князь Николай Павлович как генерал-инспектор по инженерной части, по словам Н.И.Греча, благодарил Д.П.Рунича «за изгнание Арсеньева, который мог теперь посвятить все свое время инженерному училищу, и просил выгнать из университета еще несколько человек подобных, чтоб у себя с пользою употребить их на службу»65.

Атмосфера обскурантизма и гонений на крупных ученых, воцарившаяся в С.-Петербургском университете с начала 1820-х годов, вынудила М.А.Балугьянского сначала покинуть ректорский пост (в 1821 г.), а затем (в 1824 г.) – и профессорство.66 В 1822 г. из университета был уволен и бывший ученик М.А.Балугьянского по Педагогическому институту (где М.А.Балугьянский был профессором до образования университета) М.Г.Плисов, с мая 1820 г. читавший курс политической экономии вместо М.А.Балугьянского и так же, как и он, выступивший в защиту указанных выше профессоров в ходе «университетского суда». Интересно, что в 1808 г. М.Г.Плисов в составе группы из 12 студентов С.-Петербургского Педагогического института был послан на обучение за границу. При этом «два года они должны были провести в Германии (Гейдельберге и Геттингене), а третий год был назначен на поездки в Париж, Рим, Вену и другие города Франции, Италии и Германии, а также в Англию. Главное внимание по наукам политическим и филологическим было обращено на Геттинген…занятия по каждой науке не должны были ограничиваться только одною ее специальностью, а обнимали весь круг родственных наук…От посланного по политической экономии требовалось изучить: политическую историю, особенно новую, право философское, естественное и народное, римское право и ленное, статистику европейских государств, политическую экономию по всем системам»67. Целью этой акции было своевременное замещение кафедр русскими учеными.

Разгром С.-Петербургского университета в 1821 г. привел к резкому понижению уровня преподавания в нем.«Последствием грозы…была замена лучших профессоров поколением совершенных ничтожностей»68. Достаточно сказать, лчто политическую экономию вместо блестящего М.А.Балугьянского и молодого, высокообразованного и очень перспективного М.Г.Плисова начал преподавать Н.И.Бутырский, который был специалистом по филологии и эстетике, но не по экономическим наукам. Как весьма остроумно и точно выразился В.С.Иконников, в С.-Петербургском университете после катастрофы 1821 г. "науки исторические и политические до нового устава (1835 г.) шли задним ходом69. Яркой иллюстрацией того недоверия и страха, которые внушали власть имущим некоторые общественные науки, включая политическую экономию, может служить следующее высказывание барона Б.Б.Кампенгаузена, входившего в ближайшее окружение М.М.Сперанского: «Я…считаю трудом преждевременным и потому малополезным, а часто вредным, особливо в положении нашем, толковать юношам теорию права естественного, государственного и политическую экономию во всем ее пространстве, сколько бы полезно не могло быть впоследствии времени и в зрелых летах чтение лучших сочинений по сим наукам. Сюлли, Кольбер, Питт, Бернсдорф, Кампоманес, Помбал не хуже нас управляли, хотя не имели случая обучаться оным в университетах, в учебный курс коих во всем их пространстве и поныне не везде еще введены и даже в государствах, весьма просвещенных»70. В целом, по словам А.А.Корнилова, «народное… просвещение, сильно двинувшееся было вперед в начале царствования (Александра I – Л.Ш.), теперь было подавлено, искажено и изуродовано обскурантскими и реакционными мерами клерикалов и изуверов-мистиков…»71.

Положение в Московском университете было несколько лучше, чем в С.-Петербургском. В частности, политическую экономию там преподавали по немецким учебникам Шлецера, Шторха и Рау, а статистику – по немецкому учебнику Гейма и российскому - Зябловского72. Все же и там «многих тогдашних профессоров, отчасти даже знаменитостей, не сделали бы теперь учителями в порядочных гимназиях. На три-четыре человека даровитых и знающих приходилось 20, 30 преподавателей, не имеющих ни знания, ни призвания к профессорству»73. Как отмечал М.А.Бакунин, «ни один из русских университетов не может еще дать классического ученого образования. Для достижения его остается только одно средство: ехать в Берлин»74.

Период реакции проявился и в изменении системы подготовки профессорских кадров. Вначале «равномерно запрещалось…слушание лекций в некоторых немецких университетах (Иенском, Гиссенском, Вюрцбургском, Гейдельбергском)»75. Вскоре в университетах почти не осталось квалифицированных кадров по общественным наукам: «Чтобы удовлетворить насущной потребности в замещении кафедр (с 1819-28 год посылки за границу не было), пришлось снова обратиться к вызову студентов (1828) из духовных академий (по 6 из С.-Петербургской и Московской), для приготовления их при университетах и посылки за границу, и восстановить Главный педагогический институт (преимущественно из воспитанников духовных семинарий) для приготовления профессоров. Наконец, с 1828 –38 г., для приготовления русских профессоров служил Дерптский университет, куда в течение этого времени было послано до 30 студентов. В течение 10 лет Дерптский университет дал 22 профессора. Таким образом рассадником умственных сил для России сделался Дерпт, обязанный своим процветанием тому, что он стоял вне катастроф, постигавших русские университеты и в непосредственных отношениях с германскими университетами…И впоследствии Дерптский университет продолжал служить школою для русских университетов…»76

Меры, принятые для подготовки профессорских кадров, и утверждение в 1835 г. нового университетского устава, который был либеральнее даже немецких уставов, действовавших в то время77, способствовали улучшению положения общественных наук. По словам Т.Н.Грановского, между профессорами Московского университета были «отличные люди и некоторые предметы читают там, как в лучших немецких университетах»78. Однако революционные события в Европе в конце 1840-х годов привели к тому, что «философия истории и политическая экономия» вновь «были заподозрены в распространении западных идей»79.

Соответственно вновь стали вводиться различного рода ограничительные меры по отношению к университетам: в марте 1848 г. было запрещено командировать за границу служащих Министерства народного просвещения; в 1852 г. было запрещено приглашать иностранных ученых, что привело к упадку Дерптского университета; право Академии наук и университетов выписывать из-за границы без цензуры книги и периодику было ограничено; цензура резко ужесточилась80. «Читая теперь эти сочинения (речь шла о сочинениях, которые не могли быть напечатаны по цензурным соображениям – Л.Ш.), - писал в 1876 г. проф. В.С.Иконников, - можно только удивляться находчивости тогдашних мероприятий и сожалеть, что так много упущено было золотого времени для развития самостоятельной науки. Отсюда вечная, безысходная, исторически-неизбежная зависимость русской мысли от иностранных авторитетов. В тогдашних отчетах об ученой деятельности университетов нельзя не заметить значительного преобладания трудов по практическим знаниям и громких обещаний приготовления к изданию капитальных сочинений по другим наукам, которые до сих пор не появились в свет»81. Даже официальный орган Министерства народного просвещения после наступления либеральной эпохи царствования Александра II вынужден был признать крайне негативное воздействие на развитие российской науки той изоляционистской политики в области университетского образования, которая проводилась начиная с конца 1840-х годов: «Кому не известно, что в России только реформа университетов 1835 г. положила прочные основания университетскому образованию, реформа, можео сказать, произведенная под исключительным влиянием немецкой науки»82.

Таким образом, процесс формирования политической экономии, как, впрочем и других общественных наук, в России XVIII-XIX веков находился под огромным воздействием более зрелой немецкой науки. Укрепление связей с немецкими университетами на протяжении многих десятилетий способствовало ускорению развития российской экономической науки, постепенному созданию предпосылок для ее перехода на самостоятельный путь развития и в то же время для ее все более глубокой интеграции с европейской экономической наукой. Процесс этот, однако, постоянно прерывался, поскольку многие экономические идеи, распространявшиеся на Западе, представлялись власть имущим в России – зачастую не без оснований - весьма опасными в политическом отношении.