М. А. Карпушкин Уроки Мастерства Конспект

Вид материалаУрок

Содержание


3. Воплощение инсценированного рассказа на сцене
Подобный материал:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   27
Стр. 133

разглядывает). Я... по-благородному... похристосоваться... яичко, а ты... (Бросает разбитое яйцо в Баргамота.)

Баргамот. Похристосоваться хотел, по христиан­скому обычаю, яичком, а я его в участок... Может, откуда он это яичко нес, а теперь вон разбил его. (Ему показалось, что мраморное яичко, которое он бережет для Ванюшки, разбилось, стало жаль и себя, и Гараську.) Экая оказия... Похристосоваться хотел. (Говорит с яйцом Ванятки.) ...Тоже душа живая, а я-то во... в участок! Ишь ты! Ну, может, оно не разбилось?

Гараська. Да, не разбилось, ты и морду-то всю го­тов разбить. Ирод!

Б а р г а м о т. А ты чего же?

Гараська (передразнивая). Чего? К нему по-благо­родному, а он в... участок. Может, яичко-то у меня послед­нее. Идол!

Баргамот (не сердясь). Да разве вас можно не бить?

Гараська. Да ты, чучело огородное, пойми, мать твою...

Баргамот. Пойдем. (Гараська сопротивляется.) Ко мне. Разговляться.

Гараська. Так я к тебе, пузатому черту, и пошел!

Баргамот. Пойдем...

Гараська. Иди ты к черту лысому, чурбак...

Баргамот. Пойдем, Герасим... как тебя по батюш­ке? (Гараська насторожился.)

Гараська. Андреич. А что?

Баргамот. Пойдем ко мне разговляться, Герасим Андреич? (Гараська снова завыл.) Ну, чего вы, Герасим Андреич? Перестаньте. (Сажает Гараську на скамейку.)

Гараська. По отчеству... как родился... никто по отчеству не называл... Опустился... Верно говорите, Иван Акиндинович. Герасим Андреевич...

Баргамот. Да нет, не то, не то я говорил... Погоди. (Приносит из будки крашеное яичко, отдает Гараське, тот начинает чистить.) Понимаешь, сынишка у меня... Ванятка... Потешный малый... (Гараська кончил чистить яйцо, отломил половину, передает Баргамоту. Едят. На­чинают бить к заутрене. Оба встают, хотят обняться. Слышен стук копыт подъезжающей пролетки. Баргамот встает во фрунт.)

Стр. 134

Гараська. Здравия желаю, Вше превосходительст­во! (Поднимает с земли шапку Баргамота, нахлобучивает ему на голову. Баргамот дает ему "зуботычину". Бьют праздничные колокола.)

Баргамот (свистит в свисток). Разойдись! Стой тут из-за вас, пьяниц... Были определены события:

1. Избиение Гараськи.

Действие Гараськи — отметить праздник со всеми, развесе­лить народ, получить подаяние. Действие толпы — не пустить чу­жака на свой праздник. Действие Баргамота — очистить участок.

2. Подарок сыну Баргамота.

Действие Баргамота — доставить яйцо в сохранности. Дейст­вие народа — развлечься.

3. Разгул Гараськи (поет, "справляет праздник" со столбом, чтобы потешить и подразнить публику).

Действие Гараськи — найти друга. Действие Баргамота — избавиться от Гараськи.

4. Разбилось яйцо Гараськи.

Действие Гараськи — обвинить Баргамота. Действие Барга­мота — оправдаться, защититься.

5. Приглашение на праздничный обед. Братание. Действие Гараськи— уйти, отказаться, убежать. Действие

Баргамота — очиститься, подарить Гараське праздник.

6. Зуботычина.

Действие Гараськи — похвастаться подарком. Действие Бар­гамота— наказать Гараську за "позор".

Работая над инсценировкой, студент добивался правды дей­ствий и переживаемых чувств, выбирал из своего жизненного опыта самое чистое, прочное, извечное, необходимое для первых шагов познания авторского мира.

Гончаров. Чем студенты духовно чище, чем непримиримее они будут относиться к фальши и передавать эти качества через сценические образы, тем нужнее будет их искусство людям.

Важно также, чтобы с первых шагов работы с произведе­нием автора студент понял идею примата писателя в те­атре. Необходимо раз и навсегда уяснить себе, что как в идеологическом, так и в художественном отношении ве-

Стр. 135

дущая роль в театральном искусстве принадлежит лите­ратуре.

3. Воплощение инсценированного рассказа на сцене

Процесс поиска актерских и режиссерских средств вырази­тельности, наиболее полно выявляющих тему рассказа, требовал особого внимания и работы воображения. Режиссеру надо было найти эмоциональные "маяки", на которые отзывалась психо­техника студента-исполнителя и которые лежали в русле глав­ной проблемы рассказа. С помощью педагога необходимо было найти у автора такую тему, которая бы грела режиссера и ис­полнителей и, что самое главное, была бы интересна современ­ному зрителю.

Педагогический процесс уточнения "зон заразительности" студента-режиссера и студента-актера не должен носить насиль­ственный характер. Волевой прием в поисках направленности темперамента студентов может привести к душевному вывиху, к нарушению естественности. Помочь студентам обратиться к глу­бинам человеческой жизни и своей души, органично выявить их темперамент и гражданственность в полную силу — это основная методологическая задача педагога в работе над инсценировкой.

В начале второго года обучения студенты и педагоги рас­смотрели множество самых различных произведений, но не легко было найти тот рассказ, который мог бы затронуть, "обжечь" учеников. Как-то студенты принесли на занятия рассказы В. М. Шукшина "Чередниченко и цирк" и "Даешь сердце". После их прочтения и разбора Андрей Александрович предложил всем студентам курса выбрать для инсценировки один из рассказов Шукшина и указал на сборник писателя — "Характеры".

Однако в этот семестр работа ограничилась только двумя рассказами Шукшина— "Чередниченко и цирк" и "Даешь серд­це". Андрей Александрович подробно говорил о людях, которые интересуют автора, которым он предан и которых защищает: ге­рои Шукшина беспредельно любят свою землю, свои дела, одно­сельчан, страдают за других, веря в их порядочность и чисто­плотность, ненавидят "жлобство". Гончаров называл героев Шукшина потенциальными Кулибиными, Лобачевскими; самого

Стр. 136

Василия Макаровича — русским самородком, тончайшим поэтом народных характеров.

Чувствовалось, что педагог вместе со студентами ищет еще неизведанный им пласт в работе над самобытным автором, про­бует различные варианты характеристик для действующих лиц. Например, Чередниченко из рассказа "Чередниченко и цирк" (режиссеры А. Сергеев и М. Карпушкин) — плановик не по про­фессии, а плановик в жизни. У него все рассчитано, все разложе­но по полочкам. На свои "полочки" он кладет и людей: вот — нужный (с высшим образованием), вот— ненужный (клоун, ар­тист, циркач), а вот — про запас (учительница), под бочком, "в любое время моя". На другом занятии акцентировалось, что Че­редниченко становится "благодетелем", "спасителем", и речь шла и о герое рассказа,и о "зерне" исполнителя Че-ред-ни-чен-ко (все сделать по-порядочку, все распределить по рангам, родам, ви­дам).

Предлагаемые обстоятельства рассказа были таковы. В один из южных курортных городов приехал цирк. В этом городке от­дыхал плановик. В какой-то из вечеров он посетил цирк. Затем в воскресный день посетил все три представления. Его взволновала девушка, которая открывала программу. Она взбиралась по ве­ревке высоко вверх и там под музыку крутилась, вертелась, ку­выркалась. Плановику было 42 года, он был холост, заканчивал заочно сельхозинститут. Работал на маленькой мебельной фабри­ке. У него была хорошая репутация, но не было жены. И вот он влюбился. Ночью плановик ворочался, не мог заснуть до утра и, наконец, принял решение — жениться на циркачке. Утром идет в цирк делать ей предложение. Встретившись с девушкой, он ведет себя уверенно, как "хозяин". Гончаров определяет действия ис­полнителя, исходя из "зерна" образа Чередниченко, — "плано­вик": представляется, проверяет сведения о девушке-циркачке, предугадывает ее настроение, помогает советом, подкупает, про­щупывает ситуацию, уличает во лжи, учит уму-разуму, пугает, даже стращает и, наконец, делает предложение. Сквозное дейст­вие плановика: "спасти" циркачку, "вытащить" ее из цирка (из ада).

Педагога интересовал в рассказе конфликт поэтического на­чала в артистах и атакующего, обывательского невежества

Стр. 137

плановика. В столкновении этих жизненных позиций рождалось тре­петное отношение к служителям искусства, приносящим людям радость, праздничность. Исходя из требований темы, определе­ния "зерна", конфликта и сквозного действия, выстраивалась и композиция инсценировки: были определены три события — зна­комство, сватовство, записка. Этим событиям были подчинены все компоненты драматургии инсценировки и поступки исполни­телей.

Вторая работа— о беспредельной вере в красоту души — была выполнена на основе рассказа "Даешь сердце" (режиссер С. Яшин).

Ветврач Козулин искренне верит в то, что операция на сердце, проведенная в Кейптауне, — есть самая большая победа в науке, в честь которой должны салютовать все люди. Вот он и отсалютовал из ружья... в три часа ночи. Председатель и ми­лиционер не верят, что из-за этого можно "булгатить" село, есть какая-то другая причина. Какое дело им до Кейптауна? Своих дел хватает— людям вставать в пять часов, а тут "канонада" в три часа ночи. Но, убедившись в искренности Козулина (никого он не хотел убивать), долго проверяют, не сошел ли их вет­врач с ума.

Подобных Козулину людей часто называют блаженными, "чокнутыми". В. М. Шукшин называет их "чудиками", понимая, что именно они творят прекрасное, они — соль земли.

Инсценировки по рассказам Шукшина на зимнем зачете были признаны лучшими. Подкупала свежесть темы, необыч­ность предлагаемых обстоятельств, глубина психологических ха­рактеристик, подробности сценического существования испол­нителей, их увлеченность поиском новых форм и поэзией пер-возданности.

Работая над этими двумя рассказами в первом семестре, Гон­чаров говорил о необходимости начать поиск других рассказов Шукшина для инсценировки их во втором семестре. Он по-настоящему любил творчество Василия Макаровича, пристально следил за его художественными исканиями в кино и литературе, радовался тому, как от рассказа к рассказу крепнет талант писа­теля, мудреют его "чудики". Андрей Александрович увлекатель­но говорил о том, что слово "чудик" происходит от

Стр. 138

однокоренного славянского слова "чудо". Этим словом русский народ обозна­чал самое знаменательное и самое таинственное в жизни, самое радостное, светлое, удивительное и самое отвратительное — чу­дище, чудовище. "Чудики" Шукшина вместили в себя и насмеш­ку, и снисходительность, и ироническое любование, и пренебре­жение, и восхищение. Это одна сторона. С другой стороны, есть в рассказах Шукшина и "античудики", порода людей, чью сущ­ность сам автор называет "свинушностью". "Античудики" - - не­превзойденные мастера творить зло, пусть мелкое, пусть пре­дельно бессмысленное, бьющее прежде всего по ним же, но зло, зло, зло... Творят они его с истинным азартом, артистизмом и упоением. Теща из рассказа "Мой зять украл машину дров", "не­противленец" Макар Жеребцов из одноименного рассказа, Че­редниченко из рассказа "Чередниченко и цирк", парень из "Внут­реннего содержания", Тимофей Худяков из "Билетида на второй сеанс" — все они виртуозны в выстраивании козней.

Шукшинские сюжеты неоднозначны. Попробуй перескажи, например, историю о микроскопе или космосе, шмате сала и нервной системе— выйдет плоский анекдот. Поэтому студенты должны были не пересказывать фабулу, а расшифровать, проана­лизировать сюжеты, тонко и чутко зафиксированные Шукши­ным, передать их обаяние и своеобразие на языке сцены.

Увлеченные творчеством этого писателя, на курсе начали готовить вечер его инсценированных рассказов. Студенты пе­речитали почти все рассказы В. Шукшина, но для творческого раздумья педагоги рекомендовали только некоторые из них: "Микроскоп", "Дядя Ермолай", "Хозяин бани и огорода", "Де­бил", "Билетик на второй сеанс", "Внутреннее содержание", "Верую", "Космос, нервная система и шмат сала", "Хмырь", "Думы".

Надо отметить, что многие рассказы Шукшина написаны в форме диалогов, легко поддаются инсценированию; это ма­ленькие сценки, где учтены почти все законы, предъявляемые к пьесам: острая фабула, сочный язык, композиционная строй­ность, четко очерченные характеры. Но есть и такие, которые трудно перевести на язык сцены, например, "Внутреннее со­держание", "Думы", "Дядя Ермолай" и др. В них повествование ведется от первого лица, почти нет диалогов, много временных

Стр. 139

перебросов, медленно движется фабула. Однако тема, поднятая в этих новеллах, непреходяща - - речь идет о том, чем богат человек, что он хочет оставить на земле после своей смерти, чем одарит потомков. Вот дядя Ермолай из одноименного рас­сказа— "вечный был труженик, добрый, честный человек". Ка­кой смысл он видел в жизни? А никакого смысла, кроме рабо­ты, работы, работы... И у Матвея Румянцева из рассказа "Думы" на уме всю жизнь было только дело: в детстве — сенокос, в кол­хозе— работа, на войне— работа... Все заботы, радости и горе­сти связаны были с трудом. Василий Шукшин хорошо знал этих людей, силу и слабость, сложность их характеров. А. А. Гон­чаров писал о нем: "Мне дорога его любовь к истинно народным характерам, присущее ему чувство крепких корней нескончаемо­го истока жизни, связывающего сегодняшнее поколение живу­щих с прошлым и будущим. У него эта тема раскрывается удиви­тельно конфликтно, иногда горько, подчас трагично"1. Эти стро­ки были написаны в конце 70-х годов, но об этом Андрей Алек­сандрович говорил и в первые дни работы над рассказами, ко­гда еще не была написана двухчастная композиция будущего спектакля "Характеры" и шел поиск сценического эквивалента для каждого рассказа. Остановимся на некоторых этапах этой работы и проследим поиски сценического эквивалента эпичес­кой форме.

Идет репетиция рассказа "Хозяин бани и огорода".

Педагог. Рассказ, на первый взгляд, кажется простым. Ни­чего особенного. Разве мало людей имеют свои дачи, дома, ого­роды, машины? Ну и что? Но представьте себе, есть субъекты, которые за морковку могут изуродовать человека, потеря какой-нибудь тряпки для них — чуть ли не трагедия.

Студент (с места). Даже у нас на курсе есть такие.

Педагог. А сколько таких встречается в повседневной жизни? В Подмосковье среди дачников таких "куркулей" сколько угодно.

Студентка С. Акимова (с места). Несколько дней назад я покупала цветы на Новом Арбате. Сколько, спрашиваю. "Три рубля", — отвечает дяденька. Отсчитываю. Двадцатикопеечная монета оказалась 1962 года выпуска. Так он не взял. Давай, гово