Дискуссии об отношении Запада к исламу или, что еще важнее, ислама к Западу начались не 11 сентября 2001 года. Они велись уже давно

Вид материала

Документы

Содержание Уменьшение конфликтного потенциала Туманное будущее Саудовской Аравии Современные вызовы Зарождение оппозиции Открытый протест Ответный удар режима

Подобный материал:

• Муса джаруллах бигиев, 2086.15kb.
• Кризис семи лет, 65.54kb.
• Язык мой – враг мой, или размышления на непростую тему, 61.1kb.
• Музыкальные метаморфозы с анатолием гуницким классик в борее, 32.49kb.
• Газета основана 7 сентября 1993, 532.06kb.
• Лекций в Дорнахе с 5 по 23 сентября 1924 года и последнее обращение 28 сентября 1924, 2057.29kb.
• Пенсии сейчас актуальна как никогда: всем ясно, что нынешние пенсии мизерны, и прожить, 40.97kb.
• Современная сказка, 83.56kb.
• Некоторые аспекты экономической подрывной деятельности стран Запада, 612.46kb.
• Причины политизации ислама в современном мире, 283.42kb.

«Цакат»


«Цакат» - это сбор, используемый в тех целях, список которых приводится в Коране, и которые можно охарактеризовать в широком смысле этого слова как поддержку нуждающихся, как служение обществу. Величина этого сбора была установлена пророком в размере 2,5% от нетто-имущества, превышающего определенную не облагаемую сбором сумму, и 5% (10%) от урожая сельскохозяйственных культур, получаемых при естественном (искусственном орошении). Подобный сбор, само собой разумеется, не представляет никакой угрозы для рыночного хозяйства.


«Риба»


Однако запрет «риба» мог бы создать проблему для нормального функционирования рыночной экономики, поскольку он делает невозможным ростовщичество и взимание процентов и включает в себя ограничение финансового сектора и рыков капиталов. В западной рыночной экономике предоставление кредитов под определенные проценты является существенным элементом управления, позволяющим направить капитал туда, где он может быть использован самым производительным образом. Между уважаемыми в исламском мире людьми нет согласия в вопросе о том, понимаются ли под запрещенной Кораном «рибой» лишь ростовщические проценты, или любые проценты при операциях на финансовых рынках. Самым проблематичным вариантом для рыночной экономики был бы запрет всех и всяческих процентов, как это требуют, например, приверженцы исламских банков. Правда, они не отрицают ни необходимость продуктивного использования капитала (в сочетании с предпринимательской инициативой), ни значение рынка капиталов для функционирования рыночной экономики. Поэтому они предлагают такие беспроцентные схемы, которые превращают обычное финансирование за счет кредитов в сделки по покупке или аренде. Так из финансовой операции получается ипотечная сделка, при которой взимаются не проценты, а наценка за пролонгацию оплаты или оплату в рассрочку.

С экономической точки зрения между процентами и наценкой нет особой разницы, однако с юридической точки зрения она, конечно, существует. В германском праве на договоры кредитования также распространяются иные правила, регулирующие главные и побочные обязательства сторон, нежели на договоры покупки или аренды. С другой стороны, уже разработаны модели, позволяющие банкам участвовать в инвестициях предприятий и получать за это в случае успешной работы определенную часть прибыли, исчисляемую в процентном отношении. Абсолютная величина при этом не устанавливается. В случае неудачи предприятия банки берут на себя часть убытков, пропорциональную их доле в капитале. Вкладчикам исламских банков не начисляются проценты на вложенные ими средства. Они могут или получить часть от прибыли банка, или взять на себя часть его убытков.


Можно спорить о том, может ли система беспроцентного финансирования достичь такой же степени эффективности, как и система, основанная на взимании процентов. Но даже в том случае, если это окажется невозможно, необходимо все-таки признать – не в последнюю очередь ввиду вот уже почти 20 лет прибыльно работающих во многих странах исламского мира исламских банков - что и беспроцентная банковская система также может обеспечить те функции, без которых не обойтись в рыночной экономике.


Здесь необходимо отметить, что, хотя шариат и не предписывает развитие специфической экономической системы, рыночная экономика с финансовым сектором, в котором не взимаются проценты с предоставляемых кредитов, с системой социальных гарантий, государственной корректировкой процессов в случае несостоятельности рыночных методов регулирования и определенным вмешательством государства в экономическую жизнь с целью перераспределения доходов и собственности при их неравномерной концентрации могла бы стать экономическим порядком, совместимым с законами шариата.


Уменьшение конфликтного потенциала


Ислам, демократия и рыночная экономика не противоречат друг другу. Их основные принципы совместимы. Однако исламский порядок можно представить себе в сочетании и с другой политической и экономической системой. В настоящее время народные массы исламского мира не воспринимают позитивно ни демократию, ни рыночную экономику. Предотвращение смены власти после демократических выборов в Алжире, что было воспринято как враждебные исламу и агрессивные действия демократических Соединенных Штатов Америки, невозможность заменить путем выборов авторитарные, угодные Западу режимы, дискредитировали в глазах исламских активистов «мирскую» демократию.


Многие люди в странах исламского мира отрицательно воспринимают также и реформы по укреплению структур рыночной экономики. Программы реструктуризации экономики, вызывают повышение цен, ограничение общественных льгот, сокращение штатов на государственных предприятиях и ведут к ухудшению положения широких слоев населения. При этом обещанное оживление экономической активности нередко не происходит или оно затрагивает главным образом давно сложившиеся экономические структуры. Чтобы ослабить потенциалы конфликтов между исламским миром и Западом, недостаточно одного лишь диагноза абстрактной совместимости ценностей и проектов государственного устройства и экономической системы. Необходимо обсуждать также политические интересы и позиции властей.


Примечания

1 Ср. на эту тему статью Дж.Хендерсона в этом номере журнала, с. 32-38.

2 Ср. в особенности John L. Esposito, John O. Voll, Islam and Democracy. New York, Oxford 1996, а также Erdmute Heller und Hassouna Moshabi (Hrsg.) Islam, Demokratie, Moderne - aktuelle Antworten arabischer Denker, München 1998 [Э.Хеллер и Х.Мосбахи (изд.). Ислам, демократия, современность – своевременные ответы арабских мыслителей. Мюнхен, 1998.

3 Ср.: Gudrun Krämer Gottes Staat als Republik - Reflexionen zeitgenössischer Muslime zu Islam, Menschenrechte und Demokratie, Baden-Baden 1999 [Г.Кремер Государство наместников Божьих в обличье республики – рефлексии современных мусульман по отношению к исламу, правам человека и демократии. Баден-Баден, 1999].


Äæîðäæ Èîôôå,

Öåíòð ìåæäóíàðîäíûõ èññëåäîâàíèé Êýìáðèäæñêîãî óíèâåðñèòåòà


Туманное будущее Саудовской Аравии


После событий 11 сентября 2001 года будущее Саудовской Аравии окутано пеленой неопределенности. Основные прогнозы развития ее внутренней и внешней политики вызывают нарастающие сомнения. Ее отношения с Западом, пережившие потрясение в сентябре 2000 года, когда потерпел крах процесс мирного урегулирования ситуации на Ближнем Востоке, отмечены ныне печатью почти не скрываемого взаимного недоверия. Особенно это характерно для отношений с Соединенными Штатами Америки, у которых сдержанная позиция Саудовской Аравии по отношению к проводимым в ходе «войны против терроризма» операциям не вызывает особых симпатий. К этому добавляется также нарастающее раздражение западных стран, порождаемое стремлением Саудовской Аравии поддержать усилия ОПЕК по установлению контроля за мировыми ценами на нефть, для чего необходимо прежде всего установление более тесных отношений с Ираном. Несмотря на недавние усилия иранского правительства во главе с президентом Мохаммадом Хатами улучшить двусторонние отношения, в США по-прежнему считают Иран «государством-изгоем».


За этими новыми, неожиданно возникшими внешнеполитическими проблемами, размах которых правящая династия, несомненно, не могла предвидеть, кроются острейшие вопросы внутренней политики, длительное время игнорировавшиеся и правительством Саудовской Аравии, и его зарубежными покровителями. Однако сегодня их уже невозможно скрыть, поскольку в период, когда наследный принц Абдалла берет на себя бразды правления, а король Фахд уходит с политической сцены, они затрагивают легитимацию самого режима саудитов.


Современная Саудовская Аравия зависит от достигнутого в XVIII веке соглашения, когда род короля Аль-Сауда пошел на заключение знаменитого союза с движением ваххабитов. Руководствуясь собственной интерпретацией исламского религиозного права – шариата - участники этого движения пытались протащить свою версию единого, чисто исламского общества и рассчитывали на поддержку этой цели со стороны династии Аль-Сауда, которая должна была последовать в ответ на придание легитимации светской политической власти этой семьи. Эти отношения, в рамках которых ваххабиты в ответ на признание политического верховенства саудитов пользовались моральным авторитетом, способствовали сенсационным успехам династии короля Аль-Сауда, сумевшего в начале XX века объединить королевство под своим знаменем. Тем не менее, это политическое соглашение таило в себе противоречия. Существовала постоянная опасность того, что достигнутому соглашению станет угрожать сам ваххабизм, что время от времени и происходило, но до сих пор без всяких последствий.


Современные вызовы


В 80-х годах саудовская система казалось прочной, как скала, что объяснялось ролью Саудовской Аравии в ОПЕК и ее отношениями с Соединенными Штатами, которые становились все более тесными вследствие произошедшей в Иране революции. Однако в определенном смысле именно эти тесные отношения с Америкой породили яростные атаки на внутриполитическую стабильность страны, приведшие к нынешнему брожению умов в королевстве. Еще одно неразрешимое противоречие вытекает из роли Саудовской Аравии, с одной стороны, как защитницы ислама и хранительницы обоих мест паломничества – Мекки и Медины, - с другой стороны, как верного партнера Запада, в особенности США. В период, когда стала нарастать волна исламизации и радикализации арабского общества и усилились политические тенденции, вызванные к жизни поражением арабских стран в войне против Израиля в 1967 году, саудовская монархия открыто поддерживала некоторые вновь образовавшиеся внутри ислама движения. Хотя эти движения были в основе своей скорее консервативными и не выдвигали специфические политические программы, частные интересы саудитов побуждали их оказывать финансовую поддержку тем из них, у которых были откровенно политические и радикальные намерения, направленные явно против Запада и светской политической системы Саудовской Аравии.


По иронии судьбы вначале казалось, что эту новую внешнеполитическую конфигурацию можно использовать как в саудовских, так и в западных интересах, в особенности когда Советский Союз оккупировал в 1980 году Афганистан. Действенная поддержка, оказанная Соединенными Штатами и Саудовской Аравией афганской оппозиции с ее ярко выраженными радикально-исламистскими организационными принципами казалась идеальным сочетанием принципов и прагматизма. Конечно, отчасти их программа действий состояла в вербовке радикально настроенных арабов и мусульман, сражавшихся на стороне афганских моджахедов. Попавший недавно в немилость глава спецслужбы Саудовской Аравии принц Турки аль-Файсал действительно привлек в 1984 году к сотрудничеству Усаму бен Ладена, поставив его во главе бюро по вербовке наемников, которое является, видимо, предшественницей созданной в 1989 году организации «Аль-Каида». Молодые члены династии саудитов и сами, конечно, занимались подготовкой части добровольцев, которые, побывав в Афганистане, начинали придерживаться радикальных взглядов. В Афганистан они попадали как моджахеды или в качестве помощников организаций по оказанию гуманитарной помощи. Афганский кризис вызвал мощную гуманитарную реакцию в странах Персидского залива и повсюду в мире, которой суждено было повториться во время событий в Боснии, Косово и Чечне. Согласно некоторым источникам, только в Исламском университете в Медине было завербовано более 4.000 человек.


Не нужно было обладать особым даром предвидения, чтобы понять, что эти новые исламские радикалы вскорости поставят под сомнение как старые договоренности саудитов с ваххабитами, так и набиравший обороты процесс интенсивной идентификации Саудовской Аравии с западными целями на Ближнем Востоке. Они не были и не могли быть одинокими и по той причине, что в самой Саудовской Аравии образовалась новая радикальная, критически настроенная группировка. Отчасти ее ряды пополнялись за счет молодых саудовцев из числа тех, кто получил образование в исламских университетах, а вернулся в мир, где его призвание не пользуется никаким спросом ввиду набиравшей ход модернизации экономики Саудовской Аравии, финансируемой из доходов от экспорта нефти. Число этих молодых людей умножилось в тот период, когда пошли на убыль важнейшие экспортные поступления, обеспечивавшие незыблемость социального договора, поскольку они позволяли строить государство всеобщего благоденствия.

Нельзя забывать о том, что средний доход на душу населения в королевстве упал с 17.000 долларов в начале 80-х годов до 7.000 долларов в 1995 году. И произошло это только из-за снижения доходов от экспорта нефти. Растущая решимость государства проводить экономические реформы и больше полагаться на частный сектор автоматически вела к отчужденности тех, кто не был готов к таким вызовам, в особенности выпускников исламских университетов. В середине 90-х годов 25% молодых людей, закончивших вузы Саудовской Аравии, не имели работы. Большинство из них составляли выпускники исламских университетов. В то же время постепенно уменьшалось количество социальных льгот, предлагавшихся государством. Нехватало только катализатора, под воздействием которого эта маргинальная группа могла объединиться с движениями протеста.


Зарождение оппозиции


Таким катализатором стала, конечно, война против Ирака, вынудившая режим Саддама Хусейна отказаться от аннексии Кувейта в 1991 году. Проблема заключалась, собственно, не в самой войне, поскольку режим баасистов в Ираке не вызывал у саудовцев особой симпатии. Проблема состояла в союзе Саудовской Аравии с США и последующем присутствии в стране до полумиллиона иностранных солдат, не говоря уже о дальнейших издержках на войну в размере почти 60 миллиардов долларов или предшествовавшей финансовой помощи Ираку в объеме 20 миллиардов долларов с целью оплатить его войну против Ирана в 80-х годах.


Эти факторы обусловили критику саудовского режима, в основе которой лежало отчасти ощущение изоляции, а, с другой стороны - оспаривание легитимности режима, продиктованное претензией самого ваххабизма на роль идеологии. Эта новая оппозиция отличалась от прежних течений тем, что критиковала режим не за одно лишь его отношение к ваххабизму, но и разоблачала актуальные последствия саудовской политики с позиции, вобравшей в себя не только принципы ваххабизма, но и идеи светского модернизма.


В эту оппозицию входили как студенты, получившие различное образование в стране и за рубежом, так и недовольные выпускники исламских университетов, а также молодые радикально настроенные улемы, не признававшие авторитет религиозного истэблишмента и знакомые с современным миром, такие как Сафар аль-Хаввали, руководитель теологического факультета Мединского университета, и Салман аль-Авда, изучавший - прежде чем он стал преподавателем богословия в Университете им. имама Мохаммеда в Бурайде (провинция Казим) - естественные науки и право. Наряду с этой группой, которая заставила заговорить о себе прежде всего в первом полугодии 1991 года, выступая в мечетях и распространяя кассеты с записями, возникла и вторая, вобравшая в себя элиту из сферы образования. Ее олицетворением стал Комитет защиты законных прав. После того, как летом 1994 года Комитет был изгнан из Саудовской Аравии и обосновался в Лондоне, его представителями стали два ведущих деятеля: физик Мухаммед аль-Массари и бывший руководитель Комитета по жалобам населения Саид аль-Фагих. Освоившись на новом месте, Комитет развернул массивную публичную кампанию против правительства Саудовской Аравии, которая много раз ставила в затруднительное дипломатическое положение как Саудовскую Аравию, так и Великобританию(1).


Наряду с этими двумя группами существовали и два других течения критиков правящего режима: первое было отражением конституционного и либерального движения 50-х годов, участники которого требовали расширения личных прав и свобод, в том числе новых прав для женщин, и создания эффективного консультационного совета (меджлис аш-шура), призванного принимать разумное участие в делах правительства и введении системы управления, основанной на достижениях каждого человека, а не на личных связях с королевской семьей. Как и в прошлый раз, правительство быстро заставило это движение замолчать.


Проделать то же самое с другой группой было не так легко, поскольку она ставила под сомнение легитимацию саудовского государства и упорно отрицала наличие у нее любой политической программы. Она была первым неосалафийистским движением среди населения Саудовской Аравии. Она отвергала ваххабизм в его качестве доминирующей в королевстве ортодоксальной исламской религии, тем самым наносила прямой удар по самому уязвимому звену легитимационного соглашения и выражала чувство отчужденности, испытываемое многими общественными группами. К тому же группа апеллировала - и это было самым грозным сигналом опасности - к политическому радикализму бывших «афганских» моджахедов, хотя официально она старалась не афишировать подобную программу.


Политическое крыло этого движения, действовавшее наиболее активно в Казиме и на юге страны на границе с Йеменом, также солидаризировалось с целями Комитета защиты законных прав. В число его активистов входил Усама бен Ладен, семья которого жила в Джидде, и другие близкие ему люди из числа бывших «афганцев», тех, что вернулись на родину в 1989 году после того, как Советский Союз вывел свои войска из Афганистана. Но они быстро отвернулись от Комитета, казавшегося им излишне умеренным, в особенности после того, как Усама бен Ладен перебрался в Судан и был лишен саудовского гражданства. Он стремился к разработке более радикальной программы и в 1996 году произнес знаменитую фатву, направленную против Соединенных Штатов Америки, вынудивших его искать прибежище в Афганистане. Два года спустя он выдвинул обоснования крестового похода «Аль-Каиды» против христиан и евреев и перешел к широкомасштабному терроризму против США.


Хотя действия «Аль-Каиды» внесли лишь небольшой вклад во внутриполитические баталии в Саудовской Аравии, они имели там резонанс. Одной из главных целей движения – независимо от того, лежит ли на нем ответственность за организацию террористических актов в Эр-Рияде и Аль-Хобаре в 1995 и 1996 годах или она к этому непричастна - является вывод американских войск из Саудовской Аравии. Ее осуждение саудовской политики эхом отзывается в королевстве. Тот факт, что «Аль-Каида» не связана крепко-накрепко с ваххабитским движением, обеспечил ей молчаливую поддержку, в особенности со стороны мнимо неполитизированных неосалафийистов. Это было одной из определяющих причин усиливающегося нежелания правящей верхушки Саудовской Аравии ввязываться в американскую политику в регионе – начиная от санкций против населения Ирака и кончая поддержкой Израиля. Это проявилось и в недавнем отказе поддержать «войну против терроризма» и удары по Афганистану. Конечно, тонкости саудовской внутренней политики не сильно интересовали Вашингтон, но в Эр-Рияде ощущается их реальный и опасный отголосок.


Открытый протест


После начальной фазы выжидания прямые протесты в самой Саудовской Аравии в 1991 и в 1992 годах были быстро подавлены. Несмотря на это, в мае 1991 года и в сентябре 1992 года королю были поданы две петиции, первую из которых подписали 52 видных общественных деятеля страны, а вторую – 107 человек. 60% из них принадлежали к академическим кругам, а 40% были так или иначе связаны с религией. Короче говоря, есть основания утверждать, что подписавшие петиции люди представляли срез информированного и затронутого за живое саудовского общества и выражали широко распространенную озабоченность. Основной тон их требований был отражением заботы о социальной справедливости, эффективности бюрократического аппарата и стратегическом видении будущности королевства. Параллельно с этим звучали призывы наполнить жизнью законы шариата и сформировать исламское правительство. Говоря другими словами, это было современное видение исламского государства.


Внутри ширившегося движения саудовский режим критиковали не за его родовое происхождение, а за то, что лишь он один контролировал все рычаги власти, оттеснив от них других (также «саудитов»), и использовал средства государственной власти для личного обогащения. Новый средний класс в Саудовской Аравии был изолирован, а проявленное саудовскими правителями недостаточное уважение к правам человека и их повышенная чувствительность на критику дискредитировали правящий клан, низводя его до положения правящей верхушки, утратившей все притязания на звание законного исламского режима, за который она себя выдавала. Саид аль-Фагих утверждал, что высокопоставленные улемы превратились из-за своей связи с правящим режимом в простых «заправил фатвы» и предали легитимную власть, установленную изначально соглашением между саудитами и ваххабитами.


Ответный удар режима


Однако несмотря на эти далеко заходившие нападки на правление саудитов, новое движение не предложило никакой приемлемой альтернативной программы. В конце концов – после первоначальных колебаний - последовала реакция правящего режима. В октябре 1994 года он установил более строгий контроль за мечетями, использовав для этого вновь созданный «меджлис» - консультационный совет по исламским вопросам. Вскоре после этого Комитет, взятый под надзор и подвергавшийся преследованиям, которые сопровождались арестами, был изгнан из страны. После демонстраций, прошедших в период с 9 по 13 сентября 1995 года, в Бурайде в провинции Казим были арестованы видные деятели движения протеста Салман аль-Авда и Сафар аль-Хавали и 1.300 их сторонников. В то же время улемы во главе с шейхом Бен Базом, несмотря на сопротивление отдельных своих членов, обратились к мусульманам с фатвой, осуждавшей деятелей оппозиции как диссидентов (бида) и ставившей их вне закона.


Наконец, последовали новые меры, которые должны были устрашить даже «афганских» экстремистов: в 1997 году был казнен радикально настроенный исламист, осужденный ранее к 20 годам лишения свободы за подготовку террористического акта - «pour encourager les autres» – (чтобы другие боялись). Это была первая чисто политическая казнь в истории Саудовской Аравии, ознаменовавшая окончательное подавление оппозиции, единственным позитивным наследием которой стал созданный в 1992 году меджлис аш-шура в составе 60 человек. В июле того же года количество его членов было доведено до 90, что стало последней данью общественному мнению после того, как заткнули рот оппозиции. Арест в 1998 году 30 прошедших через Афганистан сторонников радикальных исламистов лишний раз напомнил последним о силе и эффективности аппарата безопасности Саудовской Аравии.