Geum.ru

Виктор Кривопусков

Вид материалаДокументы

Содержание


Роберт, серж, аркадий и холодная баня в комендантский час
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   46


Выходило, он в своей жизни не упустил ничего: в родовую твердость воли и верность Арцаху-Карабаху щедро прибавил российской четырехлетней матросской закалки, многогранность познаний и интерес к различным наукам, особенно естественным. В нем легко угадывалось удивительно гармоничное сочетание разных профессиональных и человеческих качеств и навыков: широкая и многранная практика врача, надежная хватка альпиниста и путешественника, быстрота и четкость мысли журналиста и политика, прозорливость, терпимость, глубокая внутренняя убежденность и праведность мудреца. Все это щедро дополнено мировой энциклопедичностью и многоцветием армяно-русской культуры, высокой интеллигентностью в общении, умением выслушать собеседника, внять его доводам.


Стало ли мне легче ориентироваться в карабахской обстановке после встречи с Зорием Балаяном? Да нет, конечно. И дело было совсем не в том, что в блокноте обозначился длинный перечень новых проблем. Просто сразу принять на веру доводы Балаяна, как человек достаточно осторожный, я не мог. Довлели и московские установки. Но и отвергнуть сказанное Балаяном тоже оказалось невозможно. В одном я был уверен: отправившись на эту встречу, я поступил правильно. Буду думать и разбираться с тем, что узнал, а остальное покажет жизнь и время.


Завершая нашу ночную беседу, Зорий Балаян пошутил, что он оценил мою готовность встретиться с ним, особенно после недавней провокации, когда рижские омоновцы по приказу генерала Сафонова пытались выбить дверь в квартире тещи, чтобы задержать его и передать азербайджанским


[стр. 44] Виктор Кривопусков


милиционерам для расправы. Нам обоим показалось, что наша встреча будет залогом будущих справедливых и доверительных отношений. И, конечно, мне надо чаще встречаться с представителями различных слоев населения Карабаха, побывать в облисполкоме, который решает задачи жизнеобеспечения области. Зорий пообещал в ближайшее время помочь в организации встреч с людьми, участвующими в Карабахском движении, в том числе с моими коллегами по комсомольской работе в прошлом: Сержем Саркисяном и Робертом Кочаряном. По-настоящему я могу рассчитывать и на Маврена Григоряна, которому Зорий доверяет как себе самому.


По дороге со встречи с Зорием Балаяном до гостиницы капитан Григорян, ждавший меня все это время в полудреме в милицейской машине, поинтересовался, как меня встретила тетушка Гоар, и добавил, что она наверняка довольна, так как сегодня Зорий ночь провел у нее. В ответ на мой удивленный взгляд, Григорян рассказал, что Балаяну приходится избегать провокаций, постоянно устраиваемых спецслужбами Азербайджана, иной раз весьма серьезных, с угрозой для жизни. Из-за этого Зорий, теперь редко бывает в доме мамы, а ночует там еще реже. Вообще-то в Степанакерте Зорий Балаян прописан по улице Дзержинского у своей тещи, известного врача-гениколога тетушки Марго. И это ни для кого не тайна. Не были тайной и неоднократные провокации азербайджанцев против ее зятя, неугодного властям. Пришлось в квартире матушки Марго заменить обычную деревянную дверь на железную. А вот где он будет ночевать в очередной раз, и сам Зорий обычно не знает до наступления темноты. Определиться в этом ему каждый раз заботливо помогают друзья по Карабахскому движению. Конечно, бывали случаи, что ночевал у своей мамы на улице адмирала Исакова, либо у главного хирурга областной больницы Валерия Марутяна, друга и родного брата жены. Но чаще всего ночлегом Балаяна становится квартира кого-то из многочисленных сподвижников по Карабахскому движению.


В конце 1990 года мне станет известно, что против народного депутата СССР азербайджанские спецслужбы го-


[стр. 45] Мятежный Карабах


товили строго засекреченную и коварную акцию. Идея была до примитивности проста. Чтобы обезглавить Карабахское движение, предполагалось убить Зория Балаяна и руководителя боевого крыла Карабахского подполья Роберта Кочаряна, их тела бросить на территории Иджеванского района Армении недалеко от границы с Казахским районом Азербайджанской ССР. Затем распространить слух, что ярых армянских националистов убили сами армяне, считавшие их главными виновниками нынешних армянских несчастий. Но этого, к счастью, не случилось!


Здесь, думаю, уместно сделать и укор бывшему генсеку ЦК КПСС, первому и последнему президенту СССР. Не сумел Горбачев не только разобраться в Карабахской проблеме, но и дать достойную характеристику Зорию Балаяну. И здесь ошибся. Зорий Балаян никогда свою веру в гуманистические идеалы человечества, в справедливость и свободу Карабаха, искреннюю и преданную дружбу с Россией, способность посвятить этому всю жизнь не прикрывал самоуверенностью и разнузданностью. Что касается карьерности, то она у него, как оказалось, в двух пожизненных ипостасях: врача и талантливого писателя-журналиста. И все это, как говорится, от Бога!

РОБЕРТ, СЕРЖ, АРКАДИЙ И ХОЛОДНАЯ БАНЯ В КОМЕНДАНТСКИЙ ЧАС


Именно Зорий Балаян предложил мне встретиться с тремя молодыми, известными в Карабахском движении людьми, которые досконально владеют сложившейся ситуацией и честно ответят на мои вопросы. Смогу ли я понять, как он сказал, их сермяжную правду, покажет время. Обо всех практических деталях договорится Маврен Григорян.


Помню, на следующий день после этого разговора капитан Григорян спросил меня:


— Есть желание попариться в бане?


Я приятно удивился такой заботе. Дело в том, что холодная вода, не говоря уже о горячей, подавалась в Степана-


[стр. 46] Виктор Кривопусков


керте раз в день на один-два часа, причем в самое неопределенное время, обычно, когда мы были на службе. Воду мы накапливали в ванне, никогда не закрывая кран. Банные дни для личного состава группы проводились в городской бане не чаще, чем раз в семь — десять дней. Предложение я принял сразу, при этом сказал, что со мной будет наш замполит подполковник Журавлев, с которым я был знаком много лет и доверительно дружен.


Как и в прошлую ночь, Маврен пригласил меня по телефону на чай. Кстати сказать, этот пароль у нас сохранился навсегда. Я потихоньку выходил из гостиницы, садился в машину, и мы ехали на очередные встречи. То с Зорием Балаяном, то с другими оппозиционерами, с кем в дневное время наши свидания могли вызвать нежелательные для обеих сторон оценки в Оргкомитете по НКАО, комендатуре РЧП или у азербайджанских спецслужб. Следует заметить, что о моих встречах всегда знал полковник Гудков.


В этот раз наша машина поехала знакомым со вчерашней ночи маршрутом: сначала по улице Кирова, далее по кругу и вправо к дому на улице адмирала Исакова, где, как я теперь знал, живет мама Зория Балаяна. Уже в машине Маврен сказал, что в бане нас ждут три товарища. Я понял: выполняется мой заказ. Коля Журавлев, человек добродушный и жизнелюбивый, откровенно обрадовался — вшестером будет веселее! — потом запоздало озаботился:


— А есть ли в это время вода в бане?


Григорян очень серьезно стал объяснять ему, что дом стоит под горкой и потому вода набирается туда самотеком. Когда выходили из машины, я заметил во дворе на некотором расстоянии друг от друга группы мужчин по два-три человека. Журавлев тут же поинтересовался:


— А что это в комендантский час народ на улице?


— Думаю, жители дома вышли после сауны, — предположил Маврен Григорян и вполголоса, как бы про себя, проговорил, что сауна, видать, знатная, если народ рискует собой ради такого удовольствия.


Мы спустились в подвальные помещения, хозяин которых представился директором спотркомплекса «Атналант» Гамлетом Григоряном. И действительно, пока мы шли по


[стр. 47] Мятежный Карабах


длинному узкому коридору при тусклом свете горящих в полнакала электрических лампочек хорошо просматривались комнаты со спортивными снарядами, тренажерами, залы для спортивной борьбы, а конце была в наличии и условная цель нашего интереса — сауна. В предбанной комнате нас уже ждали трое любителей легкого пара. Капитан Григорян познакомил нас. Это были Роберт Кочарян, Серж Саркисян и Аркадий Гукасян.


Как и подобает в бане, скоро мы оказались опоясанными простынями и в резиновых шлепанцах. И тут все сразу ощутили, что в помещений довольно прохладно — даже батареи, казалось, источали холод. Пикантность ситуации для нас с Журавлевым состояла в том, что у нас под простынями прятались пистолеты Макарова, которые мы не могли нигде оставить. Как раз накануне из заложников в Мардакертском районе были освобождены четыре сотрудника нашей группы, причем табельное оружие при освобождении им вернули не сразу. После этого из министерства к нам поступил приказ — табельное оружие иметь при себе постоянно.


Конечно, в условиях жесткой экономии электроэнергии в мятежной области тепло в спортивный комплекс не подавалось. Спросить, греется ли тэн в парилке, у меня язык не поворачивался. К тому же Маврен предложил сначала поговорить и пригласил в комнатку, где стоял дощатый стол с длинными скамейками, накрытый для обычного в банных условиях перекуса, с традиционными национальными овощными и мясными блюдами домашнего приготовления. Как потом оказалось, Роберт, Серж и Аркадий принесли кое-что с собой из дома. Кто-то прихватил и бутылку тутовой водки, приготовленной специально «как для брата».


Первые минуты разговор не особенно клеился: мы испытывали неловкость, настороженность и внимательно присматривались друг к другу. Для каждого из нас эта встреча была по-особому важной и ответственной. Я не мог не думать о том, что с формальной точки зрения передо мной те люди, с кем я, по идее, должен бороться: экстремисты, ослепленные национальными и политическими амбициями, организаторы массовых преступлений на межнациональной


[стр. 48] Виктор Кривопусков


почве. Если верить оперативным материалам и характеристикам, которые давали им Поляничко и генерал Сафонов, все трое относились к самой агрессивной и непримиримой ветви Карабахского движения и заслуживали только одного — тюрьмы. Очень бы полезно было посидеть им в тюрьме и подумать: какую свободу лучше иметь? Они считались едва ли не главными лицами в межнациональной бузотерне. Но я помнил, что до начала карабахских событий все они прошли комсомольскую школу, поработали в партийных органах. Да и то, что я успел увидеть сам, совсем не подтверждало заявлений азербайджанской стороны.


Насколько непримиримы наши позиции теперь? Можно ли вести с ними диалог, попробовать разрешить конфликт на правовой основе? Как оценивают они сложившуюся ситуацию, какой выход предлагают? Как сложатся у нас отношения? Этой встречей я брал на себя большую ответственность. Дальнейшие служебные действия, мои позиции в карабахском вопросе, несомненно, во многом будут зависеть от ее результатов. Ошибаться было нельзя. И времени на раздумья не оставалось. Я, может, впервые в жизни ощущал себя посланцем России. Тайным. Почти тайным.


Думаю, у наших собеседников вопросов было не меньше. Их не могло не настораживать, что инициатором встречи оказался я. А ведь с момента моего прибытия в Карабах прошло всего несколько дней. Обычно они сами выявляли лояльных сотрудников правоохранительных органов или офицеров, устанавливали с ними возможные отношения. Но на ожидания и проверки у них тоже особого времени не было. Все складывается в Карабахе на редкость трудно. А за их спиной — Родина, бесправная и разрушаемая... С другой стороны, неизвестно, чего ждать им от встречи с двумя полковниками МВД СССР? Да все может быть! Не исключалась и самая примитивная провокация. И в то время, пока они ежатся в банной прохладе по указке этого московского эмвэдэшника, дом окружили омоновцы, и их сейчас арестуют в отместку за недавнее взятие в заложники четырех их коллег, а дальше тюрьмы, этапы... Самое страшное, что карабахскому подполью придется туго, потребуется время на восстановление связей, управления.


[стр. 49] Мятежный Карабах


Ну, вообще-то, здраво рассуждая, по-тихому их взять невозможно. Двор дома с сауной находится под мощным контролем «своих», не будем скрывать. Хотя, конечно, рискнули они с лихвой! Зато вдруг окажется, что этот бывший комсомольский собрат действительно разумный и влиятельный в определенных кругах парень, как говорили о нем Зорий Балаян и Маврен Григорян? Словом, несомненно, и Роберт, и Серж, и Аркадий задавали себе в это время немало тревожных вопросов... Как потом оказалось, в соседнем подъезде, в квартире своей мамы, ожидая результатов, нервно расхаживал Зорий Балаян, туда — сюда, туда — сюда. Один ли он?


Постепенно сам собою завязался разговор, и мы поняли, почувствовали, что мы действительно из одного племени, что в нас живет наше прошлое. И если мы с Николаем Журавлевым работали на разных уровнях комсомола, вплоть до ЦК ВЛКСМ, то Серж и Роберт были руководителями Степанакертской городской комсомольской организации. Аркадий — заместителем редактора областной русскоязычной газеты «Советский Карабах». Обнаружилось множество общих знакомых, в памяти всплыли совместные комсомольские мероприятия. Наконец, перешли к реалиям жизни. Пошли вопросы друг к другу. Самые главные.


Многие детали этого банного разговора я потом записал по свежей памяти в своем дневнике. Встреча продолжалась около трех часов. После осторожного прощупывания друг друга мы поняли, что если и есть в наших позициях острые углы, то мы не должны возводить вокруг них непреодолимую китайскую стену. В чем-то мы были оппонентами, но такими, которые должны были вместе выработать лучшие, самые разумные и справедливые решения и добиваться выхода из сложившегося тупика. Мы должны были выслушать друг друга и искать возможные совпадения позиций, ничего не отвергать из того, чего нельзя было принять сразу. Проявлять терпение и мудрость. Перед нами стояли сложнейшие вопросы, и цена у них была самая высокая.


Честно признаться, по определенным проблемам я был не готов к серьезному, аргументированному диалогу. Надо


[стр. 50] Виктор Кривопусков


мной, конечно же, тяготела официальная, вроде бы всеми вокруг признанная, точка зрения. И как было сразу освободиться от привычных высоких понятий — «историческая сущность интернационализма», «братская дружба народов СССР», новая общность «советский народ»? Но зато я собственными глазами видел криминальную сторону конфликта, которая жестоко отражалась на жизни и быте простых людей и с армянской, и с азербайджанской стороны. И это обязывало меня не принимать на веру привычные догмы, а внимательно смотреть, думать и стараться быть справедливым.


В разговоре наши собеседники приводили множество фактов, которые подтверждали неизбежность появления карабахского конфликта в СССР из-за недальновидной межнациональной политики, в данном случае—политики ущемления прав и интересов коренного армянского населения, проводимой руководством Азербайджанской республики на протяжении практически всего советского периода в Карабахе и, особенно, в Нахичеванской АССР.


Жестокие преступные отзвуки недавних событий в Сумгаите, Шуши, Баку, Ханларе и Гяндже стали привноситься и в карабахское противостояние. Как мог Центр этого не заметить? Упразднение в НКАО конституционных органов управления, одностороннее репрессивное давление только на армянское население со стороны Комендатуры района чрезвычайного положения и т.д. Если Азербайджан устремленно ведет такую политику, значит, есть политические силы, которые ее целенаправленно формируют и реализуют. А кто-то их поддерживает. По неведению? Сознательно? И к чему это приведет, в конечном счете?


Естественно, раз союзное государство позволяет разворачиваться такому процессу, обязательно появится сила, защищающая законные права и свободы обиженых. Центр обязан быть объективным и справедливым.До тех пор пока этого нет, карабахцы будут собственными силами и средствами защищать себя, отстаивать законность.


Заводилой разговора в карабахской троице был Роберт Кочарян. Правда, поначалу он был насторожен больше, чем его друзья. Потом успокоился, отошел, хотя остался удиви-


[стр. 51] Мятежный Карабах


тельно собранным. Это, как я потом убедился, его всегда отличало. В разговоре он был до сухости конкретен, оценки событиям давал кратко, порой жестко, но без агрессивности. И вопросы умел задавать четко, не слукавишь, отвечая. Чувствовалось, что он основательно осведомлен о положении дел в Карабахе. Роберт приводил конкретные факты, которые я не мог опровергнуть, я знал о них из официальных источников. Но были и такие, которые настораживали, ибо за ними угадывалась новая негативная тенденция. Государству как бы незаметная, незначительная, и потому — вроде такого явления и не было. Иногда — совершенно локальные вещи. Например, речь шла о незаконном формировании официальным Баку дополнительных подразделений республиканского ОМОНа, не санкционированных Москвой. Эти подразделения дислоцировались в азербайджанских населенных пунктах области или в приграничных районах. Их силами теперь все чаще осуществлялись вооруженные нападения на армянские села.


Серж Саркисян отличался удивительной доброжелательностью и на редкость удачно дополнял Роберта. Он рассказывал об историческом развитии карабахской ситуации, причем, как мне показалось, с позиций совершенно объективных. Помню, я тогда подумал, что это наверняка следствие его длительной работы советником у Председателя Комитета особого управления НКАО Аркадия Ивановича Вольского. Не мог я тогда не обратить внимания на то, с каким почтительным уважением относились к Сержу не только в его ближайшем окружении, но и в самых разных компаниях. При его появлении вокруг становилось словно бы спокойнее и теплее. Как теперь принято говорить, он обладал особой харизмой.


Помню, что именно Серж в этот вечер порекомендовал мне посетить Исполком упраздненного Облсовета народных депутатов НКАО, посмотреть, какими средствами, в каких условиях этому Исполкому приходится решать насущные вопросы населения Нагорного Карабаха. Тогда я не придал должного значения его вежливому приглашению. Даже подумал: а не была ли это с их стороны попытка проверить меня — придет или уклонится, испугавшись буду-


[стр. 52] Виктор Кривопусков


щей взбучки за открытое посещение логова национальных экстремистов? Потом, через день, когда я действительно побывал в здании Облисполкома, на меня с большим изумлением смотрели все, кого я встречал в коридорах и кабинетах этого «прокаженного» здания. Оказалось, уже почти год, еще со времен Вольского, никто ни из Оргкомитета, ни из Комендатуры РЧП, ни из предыдущих составов Следственно-оперативной группы МВД СССР туда не заходил. Мое посещение было явлением неординарным не только для руководителей и сотрудников, работающих в здании Облисполкома, оно вызвало некоторый переполох в соседнем, главном учреждении Степанакерта и области, то есть в бывшем обкоме партии, а ныне — в Комендатуре района чрезвычайного положения и Оргкомитете по НКАО.


Аркадий Гукасян скорее, чем кто-нибудь из нас, обрел банное настроение. Он тогда запомнился мне своим веселым нравом. Шутками и прибаутками, особенно в начале встречи, он привнес ту самую разрядку, которая позволила сделать разговор откровенным и доверительным. И это при том, что Аркадий не так давно в полную силу испытал на себе произвол военной комендатуры. 19 января 1990 года по приказу генерала Сафонова Аркадий Аршавирович Гукасян, заместитель редактора областной газеты «Советский Карабах», был арестован в своем рабочем кабинете за статью, напечатанную в этой газете накануне введения в НКАО чрезвычайного положения. В ней излагались факты о погромах, убийствах и вандализме в Баку и других районах Азербайджана. За это он без каких-либо предъявления обвинений, был вертолетом доставлен в Тбилиси в Управление внутренних дел на транспорте. Только там обнаружилось, что в деле Гукасяна нет ни протокола задержания, ни постановления об аресте. Ничего кроме газетной статьи, которая излагала известные текущие события в Азербайджане и НКАО. Два дня Аркадий провел в изоляторе временного содержания, а затем без каких-либо объяснений самолетом перевезен в Новочеркасск, где отсидел в тюремной камере еще 15 суток. Даже немало повидавшие офицеры МВД СССР не могли скрыть изумления столь беззастенчивым и грубым нарушением гражданских прав жур-


[стр. 53] Мятежный Карабах


налиста. Гукасян еще находился в тюрьме, а генерал Сафонов 31 января 1990 года издал приказ №19, в соответствии с которым редактора и редколлегию газеты «Советский Карабах» подчинил себе и начальнику политического отдела своей комендатуры. В газету был назначен специальный цензор в ранге военного коменданта, без визы которого не мог печататься ни один материал. Областное отделение Союза журналистов по этому поводу направило обращение в Верховный Совет СССР. По привычной советской традиции жалобу Союза журналистов направили тем, кто нарушил законы — в Главное управление внутренних войск МВД СССР. В ответе заместителя начальника политуправления внутренних войск, генерал-майора Нечаева признавалась неправомерность приказа генерала Сафонова, но на деле в НКАО все осталось по-прежнему.


Роберт, Серж и Аркадий обнаружили хорошее знание обстановки и подлинную справедливость оценок в отношении азербайджанского руководства. Они называли имена высоких начальников, в том числе и работников правоохранительных органов, которые не разделяют официальной точки зрения на проблему НКАО, переживают из-за отсутствия личных контактов с армянскими друзьями. По работе они знали немало людей, готовых участвовать в урегулировании конфликта, как только Москва будет этому способствовать.


То, о чем мы говорили в бане и предыдущей ночью с Зорием Балаяном, не было разговором на узко национальную тему. О проблемах, нами поднимаемых, тогда еще невозможно было прочитать нигде. Официальная политическая мысль не обсуждала в такой плоскости эти вопросы. Передо мной сидели люди, понимающие новую ситуацию, возникшую на их глазах, собственную, личную роль в ней. Они смело и осознанно отмечали историческую ответственность перед своим народом, что очень важно — за его будущее. И не только перед своим, но и перед другими народами нашей страны. Будущее СССР, русского народа, по нынешним временам — России, — все это неразрывно увязывалось ими с теми процессами, которые происходили в Карабахе.