Geum.ru

Государственная академия наук российская академия образования институт семьи и воспитания

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11
Д.МЕДВЕДЕВ: Виктор Петрович, хочу Вам три вопроса задать. Первый вопрос такой же, как и Дмитрию Фёдоровичу. Всё-таки более чётко: наше антинаркотическое ведомство поддерживает обязательное тестирование в школьной среде или нет?

В.ИВАНОВ: Да, мы поддерживаем это как один из инструментов раннего выявления, ранней диагностики первых экспериментов школьника с наркотиками. Потому что первые эксперименты проходят абсолютно незаметно и для родителей, и для одноклассников, и для учителей. Это просто не заметить, потому что они ещё не сказываются на поведении.

Поэтому мы бы предложили вариант в рамках диспансеризации, которая осуществляется в старших классах в соответствии с нашим нормативным регулированием, помимо тестирования на лейкоциты, тромбоциты и наличие каких-то опасных заболеваний ввести ещё исследование на предмет наличия метаболитов наркотиков. То есть это не потребует специального тестирования, специальных кабинетов, это просто в лабораторных учреждениях будет делаться.

Вопрос в том, как это ввести. Насколько я представляю, и мы проводили анализ, это может и не потребовать избыточного нормативного регулирования через федеральное законодательство, достаточно совместного акта Министерства образования и Министерства здравоохранения. Другое дело, что там требуется дополнительная компетенция этим ведомствам, что может потребовать закона.

Полагаю, что можно не упорствовать в «обязаловке». Если родители не желают, чтобы ребёнок проходил, можно это публично сделать. А те родители, которые заинтересованы в здоровье своего ребёнка, только они и будут получать элементы информации. На сегодняшний день, с Геннадием Григорьевичем Онищенко мы говорили, у нас есть опыт, связанный с ВИЧ (СПИДом), тоже идёт диагностирование. И тем не менее общество не выбрасывает эту информацию для публичного обсуждения, сохраняя в тайне персональные данные.

Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Ещё два вопроса.

Вы сказали, что можно ввести ответственность за нахождение потребителей в тех или иных заведениях, учреждениях культуры, досуга. Это что за ответственность имеется в виду?

В.ИВАНОВ: Мы изучали этот опыт в рамках российско-американской президентской комиссии, в рамках нашей рабочей группы. Такого рода практика имеется и в США, и во всех европейских странах. Речь о чём идет? Если надзорные органы фиксируют неоднократные появления лиц в состоянии наркотического опьянения, особенно в ночных клубах и дискотеках, составляются соответствующие акты, и когда возникает повторность, то приостанавливается деятельность этих юридических лиц на какое-то время.

Д.МЕДВЕДЕВ: Понятно. Я просто не до конца, видимо, услышал. Речь идёт об административной ответственности, имущественной, может быть, юридических лиц, которые содержат эти заведения?

В.ИВАНОВ: Именно так.

Д.МЕДВЕДЕВ: Понятно. Это объяснимая вещь.

И последнее предложение, которое Вы сформулировали, весьма своеобразное для нашей правовой системы, тем не менее на него, конечно, обратят внимание. Это альтернатива между наказанием и освобождением от ответственности путём направления на лечение. Речь идёт о наказании только в рамках того предложения, о котором Вы говорите, – введение отдельного состава употребления наркотиков, или и по другим составам преступления, кража, грабёж, нетяжкие преступления, совершаемые наркоманами.

В.ИВАНОВ: Да, действительно альтернатива такая: наркоман сам не принимает такое решение, и поэтому мировая практика идёт по пути рекомендаций введения альтернативы. Но административное наказание, оно у нас в логике наказания действует, оно не побуждает к лечению, просто человек уходит. Поэтому угроза наказания для наркомана должна быть существенной, как правило, это уголовные преступления. Например, во Франции и Швеции возбуждаются уголовные дела, но не для пополнения статистики уголовных дел, и не для того, чтобы его отправить в колонию, а для того, чтобы он избрал прохождение лечения. При этом он в процессуальном порядке берёт на себя обязательство пройти это лечение, а государство оставляет за собой наблюдение.

Д.МЕДВЕДЕВ: Нет, Виктор Петрович, я прошу Вас ответить на мой вопрос. Я говорю не о введении нового состава пока, это отдельная тема, а о самой конструкции. Речь не идёт об ответственности наркомана за употребление. А человек в состоянии наркотического опьянения совершил кражу, причём по объёму, которая не тянет на тяжкие, допустим, последствия какие-то, на более высокий уровень ущерба. Можно ему предложить в качестве альтернативы лечение от наркозависимости без привлечения его к уголовной ответственности за употребление наркотиков? Понимаете, о чём я говорю?

В.ИВАНОВ: Да, да. Мы считали бы, что уголовное дело действительно должно возбуждаться, но в процессе ему бы был всё-таки предложен курс лечения.

Д.МЕДВЕДЕВ: И по таким составам преступления?

В.ИВАНОВ: Это было бы оправдано по составам преступлений, не превышающим, допустим, два года тюремного заключения, то есть небольшие преступления.

Д.МЕДВЕДЕВ: То есть выработать какой-то количественный параметр.

В.ИВАНОВ: Да.

Д.МЕДВЕДЕВ: Но тогда возникает следующий вопрос уже по основной теме, которую Вы затронули (Вы уже эту позицию формулировали): как быть всё-таки с теми наркоманами, которые откажутся от лечения? В этом случае, во-первых, речь пойдёт потенциально о сотнях, тысячах, если не миллионах лиц, у которых возникнет уголовная ответственность и, соответственно, они должны будут приговариваться к реальным срокам наказания. Так?

В.ИВАНОВ: Да. Но что касается мирового опыта, он тоже есть, как правило (мы провели мониторинг), во всех государствах до двух лет считают небольшой тяжести и считают правильным, более выгодным обществу, направить их на прохождение лечения. Мировой опыт не знает того, чтобы кто-то отказался и выбрал всё-таки тюремное заключение, – таких нет.

Д.МЕДВЕДЕВ: Наверное, это всё-таки более очевидная альтернатива тюремному заключению.

В.ИВАНОВ: И здесь, Дмитрий Анатольевич, ещё одна логика есть. Дело в том, что человек, который попался на мелкой краже, мы его просто поймали, а, как мы считаем, или как опыт Британии говорит, что сложившийся наркоман на третьем году своего опыта, он до 50 краж совершает.

Д.МЕДВЕДЕВ: Да, Вы сказали об этом. Это, наверное, соответствует реальному положению дел.

В.ИВАНОВ: Излечив его, мы лишаем общество последующих краж, которые он может совершить, будучи наркопотребителем.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

Вот, уважаемые коллеги, два доклада. Я просил бы высказываться предельно конкретно, откровенно, потому что я собрал вас не ради того, чтобы мы в очередной раз поохали и поахали, как у нас плохо с наркоманией, как нам нужно заботиться о детях. Речь идёт о вполне очевидных развилках, по которым уже пора принимать решение.

В соответствии со сложившейся практикой я хотел бы, чтобы сначала с учётом того, что у нас президиум Государственного совета, высказались губернаторы, коротко совсем, потом я другим дам высказаться.

Пожалуйста.

Д.КОБЫЛКИН: Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Уважаемые участники президиума Госсовета!

Абсолютно поддерживаем сегодняшнюю дискуссию и предложения, которые были озвучены.

Виктор Петрович сказал о дезоморфине, о наркотике, который для территории Ямала, казалось бы, очень далекой территории России и труднодоступной, стал большой проблемой на сегодня. Мы практически за последние годы выдавили с территории героин и взамен получили такой наркотик, как дезоморфин, последствия которого, наверное, не менее тяжкие.

Мы сняли несколько документальных фильмов, распространили среди детей, в школах. Они очень тяжёлые, непростые, они рассказывают о судьбах детей-наркоманов, которые, буквально в 17 лет попробовав дезоморфин, к 19 годам начинают умирать.

Я считаю, что лекарства, содержащие кодеин, необходимо внести в специальный перечень, который нужно отпускать только по рецептам врачей либо по каким-то специальным направлениям, потому что изготовление этого наркотика можно узнать из интернета. Это не проблема сегодня.

Также хотелось рассказать о смесях курительных «Спайс», которые сегодня также получают через интернет, через почту, и это проследить практически невозможно и очень тяжело.

Мы имеем прецедент на территории Ямала. Прокуратура округа вынесла решение для интернет-провайдера «Уралсвязьинформ» о запрете нескольких сайтов, то есть это возможно, такие прецеденты есть, я думаю, что этим необходимо заниматься.

Что касается тестирования в школах. Я как отец троих детей не могу сказать, что ни один здравомыслящий родитель не согласится с тем, чтобы его ребёнка протестировали в школе. Может быть, даже не нужно вводить какую-то специальную процедуру. Но я не думаю, что она отнимет здоровье у ребёнка, я думаю, она только добавит.

Другой вопрос, что делать с ребёнком, если мы где-то в 6–7–8 классе определили, что он наркоман.

Я хочу сказать, что какую бы профилактику мы ни делали в этом направлении и как бы мы ни навалились всем миром, всей страной, я считаю, что нам надо всё равно работать на опережение, мы должны идти впереди немножко.

Д.МЕДВЕДЕВ: Дмитрий Николаевич сказал сейчас по поводу изготовления дезоморфина. Я сейчас набрал в «Яндексе», первое, что выскакивает в поисковой строке: «дезоморфин – способ изготовления». Что это означает? Больше всего ищут не просто, что такое дезоморфин, а как его использовать, дальше – «рецепт приготовления», «дезоморфин – как приготовить».

Сам по себе, мы с вами понимаем, поиск, допустим, того или иного контента не является ни преступлением, ни правонарушением. Но содержание соответствующей информации на сайтах уже образует определённый состав или правонарушения, или преступления. И в этом смысле абсолютно согласен, несмотря на то что я всегда выступал и выступаю за свободу интернета, в случаях, когда речь идёт о явном нарушении закона, у провайдера есть все возможности для того, чтобы прекращать деятельность этих сайтов. Нам скажут: ну и чёрт с ним, он прекратит, а на зеркальном сайте ещё появится, за границей появится. Это отговорки для ленивых. Надо закрывать. Понятно, что полностью заразу трудно истребить, но тем не менее нужно действовать, иначе всё это будет разрастаться и разрастаться, как приготовление взрывчатки, так и изготовление наркотиков.

Так, продолжим. Пожалуйста.

Р.ХАМИТОВ: Дмитрий Анатольевич, опыт Уфы и Республики Башкортостан по тестированию школьников показывает следующее. Уфа: в 2010 году всех старшеклассников мы протестировали. 20 тысяч человек, среди них 20 ребятишек, которые употребляли, то есть один из тысячи. На первый взгляд, кажется, небольшая цифра. С другой стороны, понимаем, что, вообще говоря, эта процедура дисциплинирует ребятишек, заставляет их, может быть, и отказаться в некоторых случаях от употребления.

А наркоманов всего в республике официально 10 тысяч, неофициально, мы понимаем, порядка 40. Это ровно один процент от населения. Если не считать старшее поколение, грудных, маленьких, то реально это уже 5 процентов. Один из тысячи попадает в поле зрения на уровне старшеклассников. А массовый прирост наркоманов – это прежде всего вузы, конечно, это рабочая среда. Мы делаем следующий шаг: мы обязательно в этом году протестируем всех студентов. Мы решением принимаем: а) на уровне городских властей, горсоветы принимают такие решения, нравится кому-то или не нравится – принимают эти решения; и б) антинаркотическая комиссия, председателями которых мы все являемся, губернаторы, жёстко прописано – провести такую экспертизу.

Я хочу сказать, что нет толп недовольных, никто не обращается в суды, нет писем, нет протестов, то есть люди, население, достаточно спокойно воспринимают эту процедуру. И поэтому если на федеральном уровне подкрепить, не знаю, законом или на уровне министерств каким-то нормативным документом то, что мы делаем на местах, нам, может быть, было бы легче. Хотя и сейчас спокойно справляемся с тем, чтобы такую работу проводить.

Д.МЕДВЕДЕВ: Просто раз Вы, Рустэм Закиевич, об этом заговорили и потому что эта тема относится к числу, во-первых, резонансных и, во-вторых, тем, по которым я хочу сегодня принять решение, я хотел бы, чтобы Вы сказали, в Вашей практике, у Вас большая республика, были протесты прокуроров по обращению родителей, например, или самих студентов, если речь идёт об университетах, и по школьной, естественно, тематике?

Р.ХАМИТОВ: По крайней мере я не знаю о такой практике, я не слышал.

Д.МЕДВЕДЕВ: Понятно.

Р.ХАМИТОВ: Теперь второй момент, связанный с дезоморфином. Дело в том, что доза дезоморфина стоит предельно мало, из того, что получают, примерно в 100–150 рублей наркоману обходится это лекарство. Если тогда, когда ещё не знали, что такое дезоморфин, Башкортостан потреблял порядка 700 тысяч упаковок этих кодеиносодержащих лекарств, сегодня – 2 миллиона 400. Понятно, что эта дельта 2400 минус 700 – 1 миллион 700 тысяч упаковок – это наркомания, поэтому, конечно, надо решение принимать. Я понимаю, что оно сложное, миллионы людей потребляют эти лекарства, десятки миллионов, мы их ограничиваем рецептами, и это уже другая пострадавшая сторона. Одновременно понимаем, что десятки тысяч людей используют кодеиносодержащие препараты для изготовления наркотиков. Надо, видимо, ещё раз взвесить все за и против.

Я скажу только, что в Башкортостане мы ежедневно хороним двух молодых людей, погибших от наркотиков. Ежедневно. Мы составляем два процента, если умножить на 50, то мы ежедневно в России 100 человек хороним от наркотиков. Ежедневно. Среди них один – после употребления дезоморфина. У меня всё.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

Е.БОРИСОВ: Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Уважаемые коллеги!

В развитие той темы, о которой сейчас сказали, дезоморфин – он сегодня находится под запретом закона, поэтому наши службы борются. В прошлом году только 4 миллиона доз было изъято нашими службами.

Но сегодня, чтобы избежать уголовной ответственности, наркозависимые лица стали изготавливать другое лекарство, которое используется как промежуточный продукт, это 6-дезоксикодеин, который не попадает в перечень запрещённых, но он вызывает все последствия наркотика.

Поэтому я просил бы, поддержал бы и настаивал бы, чтобы всё-таки вопрос о рецептурном отпуске кодеиносодержащих лекарственных средств быстро решить. Почему, Дмитрий Анатольевич? В прошлом году, в первом квартале, а у нас республика с небольшим населением, 7,5 тысячи кодеиносодержащих упаковок было продано, а в этом году за первый квартал продано в 12 раз больше. Это не от того, что люди вдруг стали больше болеть, а просто нашли путь использования средств, которые не попадают ни под какое требование наркополицейских. Это очень опасная тенденция. Они до дезоморфина могут даже не довести, а просто использовать как промежуточный продукт. Поэтому надо кодеиносодержащие проводить через рецептурный отпуск. Больно будет, сложно будет, но народ всё-таки научится, привыкнет к этому. В других странах же это запрещено в принципе.

Второй вопрос. Те мероприятия, которые сегодня озвучены, мы тоже их проводим. Но здесь есть два аспекта. Во-первых, по тестированию. Мы эксперимент провели очень успешно, все поддерживают – муниципальные образования и народ поддерживают. Но здесь, учитывая общую ситуацию, можно сделать так, чтобы закон разрешал тестирование по ситуации, надо ввести это в ответственность субъектов и директоров школ. Потому что у нас есть зоны, свободные от наркотиков, там не надо, может быть, это использовать, а там, где сложная ситуация создаётся, разрешите нам ввести. Потому что сегодня, может быть, где-то через средства массовой информации кто-то появится вдруг недовольный этим, и начнётся шум.

И третье. У нас есть социально-психологическая служба, очень эффективно работающая. При Министерстве молодёжи республики. Мы создали такую службу, куда молодёжь, которая оказалась в сложной жизненной ситуации, имеет право обращаться анонимно и получать поддержку. Мы считаем, что это тоже очень эффективный механизм, по которому надо будет идти и дальше. Мы собираемся развивать эту службу. Я думаю, будет тоже полезно где-то что-то использовать.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо, Егор Афанасьевич.

С.ВАХРУКОВ: Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Уважаемые члены президиума Государственного совета!

Я бы хотел поддержать своих коллег в вопросе о рецептурном отпуске всех кодеиносодержащих препаратов. Это действительно угроза, и угроза очень большая.

Второе. Я хотел бы однозначно поддержать введение тестирования. По территории Ярославской области мы в год тестируем более 50 тысяч. К сожалению, это не так много учащихся, но я считаю, что это огромная проблема. Мы не относимся к территории, которая является потребляющей очень много наркотиков. У нас менее тысячи, стоящих на учёте. Но мы понимаем, что это верхушка айсберга, – это не реальная картина, которая есть. Потому что мы сегодня на учёте имеем только 10 процентов тех, кто умирает от передозировки наркотиков. Только 10 состоят на учёте, а остальных мы просто не видим, не понимаем. Причём тестирование, на мой взгляд, может быть и профилактической, и сдерживающей мерой, потому что это, как сказали мои коллеги, реально может повлиять, и очень положительно, на ситуацию, особенно в школьной среде, студенческой среде и на допризывную молодёжь. Это тоже фактор, который реально может повлиять на ситуацию.

И третье, на что хотелось бы обратить внимание. Полностью поддерживаю то, что сказал Виктор Петрович по досуговым учреждениям. Это места массового распространения наркотиков, а не только места массового отдыха. Мы жёстко запрещаем, закрываем, вплоть до лишения лицензии, когда нарушаются пожарные мероприятия, а когда у нас там идёт массовое потребление, распространение наркотиков, причём в том числе и работниками этих учреждений, мы почему-то внимания обращаем меньше.

Я считаю, что здесь нужно отработать нормативно-правовой механизм, который бы позволял очень жёстко преследовать организаторов подобных досуговых мероприятий и владельцев этих учреждений и тех охранных фирм, которые реально работают в этих учреждениях, потому что ни одно учреждение, особенно ночное досуговое учреждение, не работает без охранной фирмы. И эти охранные фирмы чаще всего либо являются  сподвижниками, либо не замечают того, что там происходит. И здесь надо очень жёстко действовать, для того чтобы ситуация была под контролем.

Если эти меры будут в ближайшее время приняты, я думаю, что резко может поменяться вообще ситуация с употреблением наркотиков в молодёжной среде.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

В.ЮРЧЕНКО: Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Уважаемые коллеги!

Новосибирская область тоже знакома с этой проблемой, как и все. И здесь две причины. Наша территория используется как транзитная территория, имеет 318 километров государственной границы с Казахстаном.

И второе – это уже территория сбыта. Новосибирск – это третий город в России, и это наркодельцы используют.

Я не хотел бы повторяться, Дмитрий Анатольевич, хотел бы поддержать коллег и Виктора Петровича в том, что необходимо, безусловно, привлекать юридические лица к ответственности за то, что они позволяют там это делать. Сегодня, я уверен, нельзя говорить, что они не знают – они прекрасно это знают и способствуют этому.

Второе – это ответственность за содержание наркопритонов. Это вовлечение очень большого количества людей, в том числе молодёжи, в эту среду.

И на один аспект хотел обратить внимание, который не затрагивали ещё, – это по использованию курительных смесей в части их легализации. Я думаю, что было бы правильно, наверное, не разрешать допуск в торговую сеть, в производство курительных смесей, если они не сертифицированы. Это не характерно для России было совсем недавно, и думаю, что здесь нет ущемления никаких прав. А лицензирование можно использовать. Эти предложения, я считаю, тоже необходимо рассмотреть.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

Пожалуйста, коллеги.

А.МИШАРИН: Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Уважаемые члены президиума!

По поставленным вопросам скажу несколько слов о пути Свердловской области по тестированию. Мы приняли решение, с 1 января, – тестирование школьников. Всего нам нужно протестировать 122 тысячи, мы протестировали на сегодняшний день 68 тысяч 390 с согласия родителей, отказались менее 3 процентов, выявили 879 ребят, употребляющих наркотики – 1,2 процента.

Д.МЕДВЕДЕВ: А мотивы отказа какие были? Потому что здесь разные точки зрения звучали о том, что нормальные родители вообще не могут отказываться.

А.МИШАРИН: Мотивы: доверяю ребёнку, считаю, что это не присуще и так далее. Я по мотивам сейчас скажу.

Но наш опыт показал, что количество отказавшихся в первые месяцы, в январе и в феврале, гораздо больше, чем сейчас. Главный мотив – недостаточная разъяснительная работа. У нас есть целые города, такие как Каменск-Уральский, где практически 100 процентов. И есть город Екатеринбург, где эта стартовая площадка была сделана, но стартовая работа проведена была недостаточно, там количество отказавшихся родителей в первое время больше.

То есть вывод такой, что закон нужно принимать, можно принимать и никаких особых возмущений или протестов не будет.

То же самое я хочу сказать по студентам начального и среднего профессионального образования. Мы с 1 марта начали эту работу. Всего 69 тысяч 560 учащихся. На сегодняшний день протестировано 27 734, получено менее 2 процентов отказов. Выявлено 327 ребят, употребляющих наркотики, – это 0,4 процента. Здесь цифра меньше, но окончательные итоги мы подведём по окончании учебного года.

То же самое – со студентами высших учебных заведений. Там пока у нас выборочный отбор. Мы провели тестирование среди самих студентов. Мой опыт общения с ними показал, они все больше и больше начинают просить, особенно на первых курсах: вводите тестирование. Каждый второй считает тестирование правильным (это студенты), каждый четвёртый считает обязательным тестирование абитуриентов по отдельным специальностям, то есть те, которые связаны, например, с ядерной физикой и так далее. То есть в обществе воспринимается это нормально. Причём там, где эта работа проведена, например, в Горном университете, количество употребляющих наркотики на третьем курсе в три раза меньше, чем на первом курсе, то есть результат реальный. Работа проходит, и её нужно проводить именно на первых курсах. И ситуация становится понятной, она выравнивается, работают все механизмы. Поэтому наш опыт говорит о том, что закон полезен, он важен, он нужен, и он спокойно укладывается в то настроение общества, какое есть. Но работу эту надо проводить – 100 процентов.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

А.МИШАРИН: И второй момент по альтернативе между лечением и наказанием. Дело Бычкова, о котором говорили все общественные организации. Вообще в Свердловской области 64 общественные организации работают в области профилактики наркомании или борьбы с ней, из них 19 занимаются реабилитацией, 17 из них связаны с церковью. Результат – около 50 процентов, это хороший результат.

Мы достаточно много говорили на эту тему. Суть такая: общий срок профилактики – не менее года, и обязательно, конечно, собственное решение наркомана. Но есть 21–30 дней, когда его психика нарушена, он не воспринимает адекватно, у него зависимость. На этот период нужно вводить принудительное лечение. Отсутствие сегодня в законодательстве этого приводит к таким случаям, когда, по сути дела, либо по согласию родителей, либо по какому-то заявлению просто берут их, изолируют и организуются так называемые изоляторы, где или недостаточно медицинских работников, или не соблюдаются все установленные нормативы.

Я считаю, что если законодательно будет закреплена возможность принудительного лечения на период 30 дней, когда психика восстанавливается, это во многом будет содействовать реабилитации наркоманов. А дальше должны работать общественные и государственные организации, потому что это период более длительный. И, безусловно, важна система мониторинга, мы сегодня статистики окончательной не имеем.

Что касается дезоморфина, я могу тоже такие цифры привести. В Свердловской области за 2009 год продано 950 тысяч упаковок кодеиносодержащих, в прошлом году – 5,5 миллиона. Соотношение наркоманов: 2008 год – 90 процентов героинозависимых, прошлый год – 50 на 50, это притом, что мы серьёзно придавили героин. Но если мы введём только рецепты, я считаю, что это ситуацию не исправит, более того, это ударит по другим.

Д.МЕДВЕДЕВ: Понятно. Спасибо, Александр Сергеевич.

Пожалуйста, Наталья Владимировна.

Н.КОМАРОВА: Спасибо, Дмитрий Анатольевич.

Первое, хочу сказать о том, что антинаркотическая комиссия автономного округа поддерживает Ваши предложения относительно необходимости в нормативно-правовом отношении регулировать вопросы, связанные с тестированием.

Наша статистика не такая радужная, как у соседей, в этом отношении. Среди тех, кому предложили пройти тестирование, получили следующие результаты: среди школьников около 15 процентов отказались от тестирования, среди студентов 25 процентов отказались от тестирования. Но считаю, что основная причина всё-таки та, о которой уже сказали, потому что мы впервые в регионе внесли такое предложение школьникам и студентам. И люди просто не знают, в чём состоит процедура тестирования, какие последствия наступают, что происходит в принципе после этого теста. Поэтому мы считаем, что это необходимо делать. И нормативно-правовое регулирование от уровня акта, эксперты потом выявят, какой уровень акта нужен, но от этого только польза будет.

В отношении дезоморфина. Статистически в 2010 году каждый житель автономного округа приобрёл упаковку кодеинсодержащих препаратов. Если брать анализ и медицинскую статистику, то у нас нет столько больных, которым показаны такие препараты. Это первое.

И самое страшное, в чём нас могут обвинить, извините за резкость, – это в том, что мы лоббируем интересы тех, кто занимается героином как бизнесом, потому что, закрывая этот канал, мы снова возвращаем наркозависимых в эту сторону.

Но полагаю, что у правоохранительных органов достаточно возможностей, хотя, учитывая период, который нужен для того, чтобы создать сеть (количество жизни героинозависимых наркоманов – 5 лет), получается, что сегодня как раз мы находимся в периоде, когда эта сеть нуждается в замене. И мне кажется, что здесь крайне важно именно сейчас принять меры, которые сработают и против опиумных наркотиков, и против дезоморфинов, и других кодеиносодержащих препаратов.

И последнее, на что я хотела бы обратить внимание, эта тема здесь поднималась, и в докладе, и в Вашем вступительном слове, Дмитрий Анатольевич. В нашем регионе уже этим летом мы готовы принять региональный стандарт реабилитации наркозависимых. Федеральный комитет оценил наши возможности как перспективные в этом отношении. Учитывая имеющиеся наработки в автономном округе и ресурсное обеспечение, мы готовы выступить в качестве федеральной экспериментальной площадки для того, чтобы отработать механизм внедрения такого стандарта в отдельно взятом регионе и распространить его в целом на Российскую Федерацию. Считаем, что это крайне необходимо, потому что мы многое теряем, когда работаем с человеком на переходе с одного этапа на второй. Например, мы вылечили, человек готов к тому, чтобы жить нормально в обществе. Приходит в центр занятости и не находит работу. Завтра он возвращается с уже более серьёзными последствиями, из которых уже существенно сложнее вырвать этого человека обратно. Поэтому такой региональный стандарт или федеральный стандарт, который учитывал бы весь комплекс и этапы работы с любым человеком, крайне необходим и важен.

И возвращаясь к теме, которую Вы подняли, я считаю, что она абсолютно важная, – роль общества в этом вопросе. У нас в национальной культуре, в привычке общества должна сформироваться следующая мысль и подход: если каждый из нас не останется равнодушным, значит, мы спасём чью-то жизнь. У меня всё.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

В.ГАЙЗЕР: Дмитрий Анатольевич, я понимаю, что в обсуждении акцент сделан в первую очередь на работе среди молодёжи, но я просил бы ещё обратить внимание на предложение о закреплении всё-таки на законодательном уровне обязательного и, главное, регулярного, не реже один раз в год, тестирования работников, осуществляющих отдельные виды деятельности, связанные с источником повышенной опасности. Я представляю регион, в котором присутствуют такие виды производства. Это не менее значимая проблема, и на сегодняшний день, к сожалению, нет такого прямого закрепления на законодательном уровне.

Д.МЕДВЕДЕВ: Это закрепление появится, этот закон прошёл первое чтение, так что это как раз будет сделано. Здесь проще по понятным причинам, потому что здесь ни у кого нет аргументов в отношении нарушения прав или ещё чего-то, во всём мире принимают особые меры в отношении эксплуатации источников повышенной опасности.

Мне хотелось бы послушать ректора Московского государственного университета, который здесь присутствует, потому что это крупнейший наш вуз. Виктор Антонович, пожалуйста.

В.САДОВНИЧИЙ: Спасибо, Дмитрий Анатольевич. Союз ректоров России разослал материалы, и те, которые обсуждали, когда была американская группа (она в МГУ проходила), и получили из всех регионов России отзывы, они имеются. Каждый совет региона обсудил этот вопрос. В принципе, можно сказать, что обсудил каждый университет страны более или менее. Я могу дать как бы интегральную выжимку из этих отзывов.

В принципе, высшее образование сейчас готово к тому, чтобы провозгласить идею «Университет без наркотиков», «Группа без наркотиков». И если эта идея будет принята, то в соответствующих уставах, в этических кодексах университетов можно закрепить и правовые положения о том, что делать, если кто-то не поддерживает эту идею. Мне кажется, это был бы первый хороший шаг. Он абсолютно позитивный. Наша оценка – 95–98 процентов университетов сразу примут эту идею. А с остальными надо думать, что делать.

Второе. Я думаю, что параллельно с этим надо ввести на данном этапе добровольное тестирование студентов. Я убеждён, что примерно тот же процент придёт. Те, кто не придёт, – это тоже информация, информация для размышления. И мне кажется, что нужно накопить некоторый опыт, небольшой, может быть, полугодовой, и посмотреть на картину. По крайней мере, когда мы обсуждали этот вопрос, в интернете было, безусловно, очень критическое отношение.

Д.МЕДВЕДЕВ: Критическое отношение к чему?

В.САДОВНИЧИЙ: Критическое отношение к немедленному обязательному тестированию.

Следующее предложение. Всё-таки если случилось, что делать? Студент, может быть, один раз поехал в Голландию, покурил в кафе… Мы считаем, что надо вводить в курсы некоторые программы, стандарты. Например, некоторые ректоры в Свердловской области предлагали такую специальность, врач-превентолог, такое новое название, то есть это специалист, который способен работать в студенческой среде, необязательно как врач, но он специалист-превентолог, который способен рассказывать, доказывать, общаться и давать информацию об этом. Есть и другие предложения по подготовке специалистов, то есть обязательно мы должны изменить ситуацию и с курсами.

Затем волонтёрские отряды. Это тоже звучало почти в каждом предложении совета ректоров. Ведь мы многое решали за счёт студенческих строительных отрядов, сейчас это хорошо набирает обороты. Мне кажется, что волонтёрские отряды в университетах с этой идей: «Университет без наркотиков», «Группа без наркотиков» – это и есть та обстановка в университетах, которая будет вытеснять на периферию употребление.

Ну и, конечно, в университетах есть наука. Я думаю, мы будем отставать, если у нас не будет современных лабораторий аналитической химии, которые будут предугадывать развитие, создание синтетических наркотиков. Мы идём в хвосте: кто-то создал, а мы пытаемся бороться. Мне кажется, такие лаборатории могут быть на базе федеральных или, может быть, каких-то ведущих московских университетов. У нас замечательные аналитические химики мирового класса.

И что касается закона, Дмитрий Анатольевич. Он звучал в предложениях. Конечно, если мы встанем на этот путь, закон нужен. Я в этом убеждён и это предлагают. Но мне кажется, Дмитрий Анатольевич, есть хороший опыт. Вы предложили закон об образовании широко обсудить. Сейчас завершается его обсуждение, он получил хорошую реакцию. Закон о полиции обсуждался. Может быть, и этот закон тоже полезно было бы обсудить.

Д.МЕДВЕДЕВ: Здесь много критиковали средства массовой информации, интернет-среду. Олег Борисович, а есть позиция какая-то у медийного сообщества по этому поводу?

О.ДОБРОДЕЕВ: Думаю, что я, Дмитрий Анатольевич, отвечу за телевидение в данном случае, за корпорацию, а Игорь Олегович, мы с ним говорили, ответит на вопрос по интернету.

Я думаю, что телевидение за последнее время сделало очень много для борьбы с наркотиками, с наркозависимостью. Наверное, сделало не всё, что можно, откровенно. И думаю, что главное, что не удалось сделать, говорю в целом, не о компании, а о телевидении как об институте… К сожалению, среди молодёжи это зачастую бывает модно. И в этом колоссальная проблема. Бороться с этим бесконечно сложно, думаю, что здесь это касается и больших федеральных каналов, и наших региональных филиалов.

Я с большим интересом сегодня выслушал мнения коллег, и я думаю, что мы достаточно много ещё можем здесь сделать.

Д.МЕДВЕДЕВ: Делайте.

Пожалуйста, Вы просили.

Е.БРЮН: Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Уважаемые товарищи!

Я как специалист нарколог хотел бы коснуться двух, на мой взгляд, системных направлений деятельности в реализации стратегии антинаркотической политики.

Прежде всего речь идёт о создании системы социального прессинга, куда входит и тестирование различных категорий граждан. Но всё должно начинаться с информирования.

Мне хотелось бы коснуться нескольких проблем, которые в связи с организацией этой системы возникают. Прежде всего, я вспомнил, в 60-х годах была проблема в Англии. Население не знало, что делать с инвалидами, и в прайм-тайм в течение месяца об этой проблеме рассказывали, рубрику такую ввели и эту проблему решили.

Понятно, что наша проблема сложнее и серьёзнее, но у нас не получается, к сожалению, такого системного обучения родителей безопасному воспитанию или снижению рисков в процессе воспитания детей, чтобы снизить риски по развитию зависимого поведения. Очень важная вещь – закладывать систему ещё и на будущее, может быть, на 20 лет вперед. Это первый уровень.

Второй уровень – информирование и реклама здорового образа жизни, это очень хорошо ведётся на телевидении, может быть, без уклона в аспекты зависимого поведения, но тем не менее делается вполне профессионально и интересно.

Затем, это должна быть реклама различных программ – профилактических, лечебных, реабилитационных и так далее. В рекламной кампании по этой теме только частники, которые берут очень большие деньги, работают на штучном уровне. Ведь там стоимость доходит до 150 тысяч рублей в месяц. А поскольку для них основное – это извлечение прибыли, то о всей системе лечения и реабилитации они не думают.

Третий уровень – это выявление и вмешательство. Это сейчас одно из основных направлений в мировой наркологии: рано выявили, рано вмешались – получили результат. Сложная тема. Есть страны, где это обязательно делают, есть страны, где это делают в добровольном порядке. Недавно в Америке видел объявление: набираем на работу, и тут же другое объявление, что мы вас будем тестировать на наркотики. Каждое учреждение имеет право проверять на наркотики, специального закона на эту тему нет. Человек принимает добровольное решение. Я думаю, что-то в этом роде должно быть и у нас в школах.

У нас пик наркотизации – второй курс институтов, высших учебных заведений. Мы работаем по системе раннего выявления, получаем по разным институтам от 10 до 30 процентов имеющих опыт употребления наркотиков. С каждым из них встречаемся, решаем их проблемы. И за год удаётся снижать примерно в 5–7 раз уровень наркотизации. То есть этот инструмент – очень хороший. Он имеет разные направления социально-психологического исследования, формирования групп риска, и потом уже добровольное тестирование.

И в дальнейшем необходимость принудительной госпитализации, то есть недобровольной госпитализации, у нас нет принудительного лечения, у нас есть недобровольная госпитализация для ряда больных и обязательное лечение.

Суды не очень много назначают обязательного лечения, хотя в делах по административным нарушениям, по лишению прав при вождении транспортного средства в состоянии опьянения есть много вещей, где суд по сегодняшнему законодательству может назначать обязательное лечение или курс профилактики. Мне кажется, эту работу тоже надо усиливать.

И вторая системная вещь – это лечебно-реабилитационный процесс. Мы не все, конечно, какие-то теоретические свои проблемы решили, но уже давно мы, мировое наркологическое сообщество, договорились, что это хроническое заболевание, психическое заболевание мозга, оно приводит к изменению биохимии головного мозга, к дефицитарности личности. И выздоровление идёт практически в течение всей жизни. Поэтому разделять, размывать этот лечебно-реабилитационный процесс: отдельно лечение, отдельно реабилитация, отдельно ещё какая-то ресоциализация… Это всё в совокупности и обязательно по определённым программам. Эти программы уже есть, они работают, они работают хорошо в Москве, в Татарстане, в Кемерово, в Ярославле, кстати, очень неплохие программы. Просто, наверное, их ещё мало, и это надо распространять. Но примат медицины, как при любом хроническом заболевании, – тут мы никуда с вами не денемся. Придётся в любом случае, наверное, для любого учреждения, которое занимается наркоманами, иметь лицензию по медицинской деятельности и работать в соответствии с нашими документами.

Вот, собственно, всё, что я хотел сказать. Спасибо.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо большое.

У меня вопрос есть. Мы много здесь говорили о юридической стороне. Мне было бы всё-таки интересно послушать позицию профильного Министра, тем более что на Вас уже ссылались, я имею в виду Министра юстиции. Александр Владимирович, пожалуйста.

А.КОНОВАЛОВ: Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Уважаемые коллеги!

Я хотел бы, во-первых, напомнить о том, что в так называемом третьем пакете новелл в Уголовный кодекс, который обсуждался не так давно и был подготовлен рабочей группой, есть предложения по назначению прохождения курса лечения от наркозависимости в качестве альтернативы отбыванию наказания, назначенного за преступления, связанные, подчеркну, с наркооборотом. То есть только в части специализированной группы преступлений, не общеуголовного состава. Если проект этой нормы сохранится после обсуждения в Правительстве и на всех стадиях обсуждения в парламенте, то такой вариант будет возможен.

Д.МЕДВЕДЕВ: Да, но там нет того, о чём уже достаточно давно говорит руководитель антинаркотического ведомства, а именно введения уголовной ответственности за сам факт потребления наркотиков.

А.КОНОВАЛОВ: Это уже следующий этап обсуждения, который на самом деле достаточно плотно связан в моём представлении в том числе с вопросами обязательного тестирования или добровольного тестирования. Потому что позиция нашего Министерства состоит в том, что как бы мы к этому ни относились при всей позитивности общих оценок, общей целесообразности такой меры, как максимально широкий охват учащихся общеобразовательных учреждений, студентов высших учебных заведений, отдельных категорий профессий регулярными тестированиями, сам факт принудительной диагностики и тем более оказания медицинских услуг иного характера, связанных с лечением заболевания, против воли пациента – это будет слишком серьёзным расхождением с общим принципом оказания медицинской помощи в Российской Федерации.

Мы знаем примеры, когда медицинская помощь – и диагностика, и собственно лечение – может оказываться недобровольно, но это случаи, в основном связанные с психиатрическими заболеваниями, это довольно сложный, громоздкий механизм, который применяется и задействуется относительно нечасто.

То есть позиция Министерства не в том, что это невозможно сделать или что это неправильно делать, а в том, что если на такую меру решиться, если будет политическая воля на такое решение, то придётся серьёзно переделать законодательство о здравоохранении. Но опять-таки в моём представлении это будет иметь смысл только тогда, когда за «А» мы скажем и «Б». Например, мы выявили наркозависимость учащегося общеобразовательного учреждения или студента, что делать дальше? Если на этом поставить точку и пополнить статистику...

Д.МЕДВЕДЕВ: А если не выявили никакой наркозависимости, а выявили единичный факт потребления?

А.КОНОВАЛОВ: И даже это. Но это, может быть, некая спорная категория, где могут быть приняты разные решения в зависимости от устава вуза и так далее.

Но что совершенно точно в моём представлении: сегодня нет, может быть, большого вала протестов, отказов от прохождения тестирования, во-первых, потому что в большинстве регионов они проводятся добровольно.

Во-вторых, потому что нет реальных негативных последствий от выявления наркозависимости. Как только начнется ограничение в правах любого рода: отчисление из вуза, невозможность поступить в вуз, ограничение при поступлении на работу – эта волна протестов и возражений пойдёт шквалом. И в том числе у меня нет полной уверенности, что суды будут на нашей стороне, то есть Вы совершенно правы в том, что нужно будет менять законодательство. Но если уж его менять, то нужно тогда будет принимать решение, на наш взгляд, о дальнейшем, о последствиях, как нужно будет реагировать на выявленное заболевание, что нужно будет делать.

Здесь есть различные возможности. Можно просто удовлетвориться этой информацией, можно подумать о более широкой наступательной политике государства на наркозависимость, на наркооборот.

Помимо всех прочих мер, которые сегодня предлагались, можно подумать вновь о криминализации самого факта употребления наркотического средства, но с таким спектром наказаний, который будет максимально гибок. Во-первых, в качестве самостоятельной меры наказания можно установить обязательное прохождение курса лечения с заменой…

Д.МЕДВЕДЕВ: Не в качестве альтернативной, а в качестве основной меры наказания?

А.КОНОВАЛОВ: В качестве основной меры наказания. Такая мера в качестве элемента линейки так называемых альтернативных наказаний, не связанных с изоляцией от общества, существует сегодня в большинстве развитых стран мира, с обязательной заменой на более строгую меру наказания в том случае, если осуждённое лицо уклоняется от отбытия этого вида наказания.

Наверное, безусловно, нужно думать и о том, что учреждения по лечению наркозависимости и сам механизм приведения этих учреждений в действие должен быть различным, ориентированным на состояние наркозависимого человека. Значительная часть наркозависимых, в том числе тех, о которых сегодня много говорили, принимающих новые наркотики, эти люди, практически приблизившиеся к полной деградации личности и, более того, абсолютно опасные для общества. И здесь нужно применять, наверное, более жёсткие меры, в том числе принудительную госпитализацию без уже каких-либо альтернатив, в том числе соединённых с исполнением наказания за совершение другого преступления, связанного, допустим, с наркозависимостью.

Поэтому наше мнение состоит в том, что не так всё просто, как сегодня говорилось по поводу тестирований. Но если действительно подходить к ним всерьёз, с определёнными выводами и последствиями, то эта мера, безусловно, выглядит целесообразной.

Д.МЕДВЕДЕВ: Спасибо.

Министр здравоохранения и социального развития. Пожалуйста, Татьяна Алексеевна.

Т.ГОЛИКОВА: Уважаемый Дмитрий Анатольевич!

Уважаемые коллеги!

Я хочу продолжить то, что сказал Александр Владимирович применительно к тестированию. Мы достаточно подробно эту тему изучали в рамках Вашего поручения на Совете Безопасности и даже сейчас подготовили соответствующий проект совместного приказа Министерства здравоохранения и социального развития и Министерства образования и науки. Хотя, как было правильно сказано, пока у нас такой компетенции его издать нет, но получить такую компетенцию мы всегда можем при наличии Вашего поручения.

И в этой связи я бы хотела обратить внимание губернаторов. Они сегодня говорили о том, что они проводят, кто-то говорил – обязательное тестирование, кто-то говорил – обязательно-добровольное тестирование. Я ещё раз хочу сказать и поддержать Александра Владимировича: все проводили добровольное тестирование, потому что в случае, когда это школа, информированное добровольное согласие в соответствии с законодательством об охране здоровья граждан России даёт родитель, и, по сути, родитель принимает такое решение. Что же касается обязательного, то придётся получать такое же информированное добровольное согласие обязательное.

Я хочу сказать, что тестирование есть не что иное, как вмешательство, по закону о здравоохранении, а если это вмешательство, то в любом случае, в школе ребёнок учится, студент учебного заведения, он всё равно должен давать соответствующее согласие на проведение в отношении него таких действий.

Тем не менее мы в рамках того проекта приказа, который разработали, предложили сделать двухэтапную систему тестирования без всякого внесения изменений в законодательство, которая строится на том, что сначала происходит добровольное социологическое тестирование, и на основании него специалистами выявляется так называемая группа риска, с которой потом можно работать в части уже немедикаментозного тестирования. Почему именно так я говорю? Потому что на сегодняшний день регионы вам не сказали одну существенную часть. Сегодня масса методов, которыми пользуются при проведении такого рода тестирований, – есть очень дешёвые, есть очень дорогие методы. И если говорить о выявленных цифрах, то цифры колеблются, и когда исследуется, скажем, 5 тысяч человек – выявляется 15 человек, то соответствующие компетентные органы ставят вопрос об эффективности вложений в такого рода тестирования, особенно когда оно дорогостоящее.

И поэтому, конечно, применительно к проведению такого рода процедуры, а нам тем не менее кажется, что она должна носить добровольный характер, но с такой этапностью, о которой я сказала, мы должны использовать единые подходы, для того чтобы в том числе обезопасить все стороны – и ребёнка, который подвергается тестированию, и семью, и, естественно, тех, кто затрачивает на это дело соответствующие ресурсы.

И что немаловажно. Был опыт и в школах, и в высших учебных заведениях, когда, к сожалению, дети узнавали о том, что с ними рядом, либо за партой, либо в студенческой аудитории, сидят те, кто оказался наркозависимым. И здесь Виктор Антонович правильно сказал, мы ничего не можем с ним сделать, не можем его отчислить. Но на него уже показывают пальцем, и очень многие родители говорят: «А мы не хотим, чтобы наш ребёнок с таким учился». Это очень опасная и очень сложная вещь для восприятия.

Но нам кажется, ещё раз говорю, что мы нашли более или менее корректный выход из этой ситуации. И если будет Ваше решение нам такие полномочия дать, мы такой единый на всей территории Российской Федерации документ издадим.

Буквально два очень коротких сюжета. Сейчас регионы, начиная с 2011 года…

Д.МЕДВЕДЕВ: Татьяна Алексеевна, секунду. Это достаточно важно. Я хочу понять мнение ведомства, Министерства здравоохранения. Речь идёт о подзаконном нормативном акте?

Т.ГОЛИКОВА: Абсолютно. Речь идёт о постановлении Правительства, наделяющего нас полномочиями издать такой акт, и соответственно, наш приказ, который будет подлежать регистрации в Минюсте, о двухэтапной системе тестирования – социологического тестирования и тестирования уже потом группы риска, но на добровольной основе, начиная с 13 лет в школе и далее в высших учебных заведениях.

Д.МЕДВЕДЕВ: Услышал.

Т.ГОЛИКОВА: И последние. Два момента.

В рамках Вашего поручения, данного ещё на Совете по национальным проектам, мы ввели начиная с 2011 года в направление по здоровому образу жизни направление, которое связано с дополнительным оснащением детских центров здоровья специальным оборудованием и специальными методиками, для того чтобы путём психологических опросов выявлять, склонны ли дети к тестированию. Это первое.

Второе. Мы специально сделали на 16 регионов Российской Федерации (я не буду их перечислять, некоторые из них присутствуют в зале) провести пилотный проект по выстраиванию преемственной системы медико-социальной реабилитации на базе того порядка, о котором Евгений Алексеевич Брюн только что говорил. Такой порядок был издан в прошлом году – о том, как организовать такую систему. И я думаю, что уже через некоторое время мы сможем подвести результаты этой работы.

Что же касается всеобъемлющей системы модернизации наркологической службы, то сейчас все регионы Российской Федерации как один без исключения включили в свои программы с 1 января 2011 года за счёт собственных средств модернизацию наркологической службы.

И в этой связи в рамках мероприятий, которые Вы проводите, у нас будет детское направление. Мы хотели бы Вам показать, как по этому направлению работают центры здоровья и как по этому направлению работает и будет работать наркологическая служба.

Д.МЕДВЕДЕВ: Уважаемые коллеги, я подведу итоги.

Не буду говорить о том, что мы ещё должны сделать, потому что мы все понимаем, какой масштаб проблемы, и, к сожалению, её масштаб только увеличивается – и не только в нашей стране. Поэтому в развитие того, что сегодня обсуждалось, несколько моментов.

Тестирование. Я исхожу из того, что цель тестирования заключается в помощи родителям, которые выполняют функции законных представителей в отношении своих несовершеннолетних детей, и в помощи самим несовершеннолетним, которые употребляют наркотики или пробуют их. Помощь здесь, на мой взгляд, заключается в том, чтобы организовать соответствующую работу: ранняя диагностика, предотвращение возможных негативных последствий. Это в том, что касается школьников.

Меня в принципе устроит любой вариант осуществления этой деятельности, потому что мы все едины в том, что главное – результат. Практически сплошное тестирование – ситуация, когда не тестироваться становится неудобным, делается ли это обязательным образом (а здесь есть некоторые проблемы, о которых действительно говорил Министр юстиции) или это делается добровольным порядком. Вопрос в том, что в моральном плане это вызывает абсолютно одно и то же отношение.

Думаю, нужно поступить следующим образом. Вы продолжите работу над двухэтапным тестированием, но одновременно я считаю, что мы должны всё-таки простимулировать наши субъекты Федерации и дать им возможность осуществлять тестирование в рамках закона – конечно, не ломая существующую на сегодняшний день систему.

Поэтому я согласен с тем, что было сказано Егором Афанасьевичем Борисовым. Мы вполне можем в отношении школьников зафиксировать в специальном законе или в одном из действующих законов возможность установления решения на уровне субъектов Федерации по проведению тестирования, а порядок проведения этого тестирования, методики и всё остальное, конечно, должны подготовить Правительство и Министерство здравоохранения и социального развития, согласовав с другими ведомствами. Тогда мы и субъекты Федерации вовлечём в эту работу, и, естественно, методику подготовит Правительство, и этапы проведения тестирования.

В том, что касается тестирования студентов, вопрос, безусловно, сложнее, и связан он с тем, что, на мой взгляд (я здесь рассуждаю как юрист), студенты в основном – это совершеннолетние, то есть полностью праводееспособные лица, за которых такое решение не могут принимать их родители. Они должны принимать их самостоятельно. И поэтому в этом плане мне понравилась та, казалось бы, простенькая идея, которая прозвучала у ректора Московского государственного университета. Мы сегодня, когда посещали реабилитационный центр, говорили о том, что во многих иностранных частных вузах установлено правило, что учёба в вузе, статус студента не совместим с потреблением наркотиков. Замечен – до свидания. В государственных вузах таких правил у них нет. В любом случае мне кажется, что, если мы пойдём по пути изменения учредительных документов вуза, устава вуза, где будет сначала отражена соответствующая позиция и набор возможных мер реагирования (я не говорю о том, что санкцией за однократное употребление наркотиков в высшем учебном заведении должно быть отчисление, наверное, это невозможно и неправильно), тем не менее должен быть поставлен определённый юридический заслон, который должен осознаваться всеми студентами, всеми, точнее говоря, абитуриентами, которые хотят стать студентами того или иного университета. То есть люди должны понимать: поступили в университет – значит, сознательно выбрали определённую линию поведения. Хочешь придерживаться другой линии – уходи. В конце концов каждый человек отчасти волен выбирать свою судьбу как минимум.

Думаю, что нужно проработать идею. Поручаю Министерству образования посмотреть на неё в смысле корректировки учредительных документов в высших учебных заведениях – и государственных, и частных. Но для частных это, конечно, может быть просто какая-то рекомендация.

Следующее. Ситуация, связанная с безрецептурным отпуском кодеиновых препаратов, которые служат основой для создания соответствующей группы наркотиков: думаю, что нужно поручить Правительству окончательно оценить эту ситуацию, потому что нам нужно взвесить то, о чём сейчас говорили с двух сторон.

С одной стороны, очевидно, что у нас нет такого количества людей, которые потребляют все кодеиновые препараты в соответствии с назначениями, и очевидно, что значительная часть приобретаемых препаратов идёт на изготовление наркотиков, это абсолютно точно, и нужно смотреть правде в глаза. С другой стороны – мы понимаем, что введение рецептурного отпуска для значительной части наших людей с учётом, скажем откровенно, нашей неорганизованности, коррумпированности целого ряда структур может создать проблемы. Поэтому я допускаю, что здесь может быть какой-то этапный подход или, может быть, с выделением каких-то пилотных зон, где это может происходить, чтобы мы понимали, каким образом будет происходить рецептурный отпуск соответствующих препаратов.

В большинстве стран, конечно, в основном препараты такого плана отпускаются по рецепту, но не везде. Есть так называемая максимальная доза кодеина в лекарственных средствах, которая разрешена для безрецептурного отпуска: 15 миллиграмм – в Австралии, в Новой Зеландии, 12 миллиграмм – в Великобритании и так далее. То есть каждая страна эту задачу решает по-своему. С учётом того, что у нас многие негативные процессы приобретают такую гипертрофированную форму, думаю, что, может быть, нам придётся пойти и на какие-то более радикальные шаги.

В общем, я хочу, чтобы Правительство это оценило и с позиции защиты наших людей от вала соответствующего типа наркотиков, и с позиции удобства для тех, кто получает соответствующие лекарственные препараты, и представило мне окончательное решение вопроса.

Я полностью поддерживаю идею, которая прозвучала от антинаркотического ведомства, о введении ответственности того или иного учреждения, которое оказывает услуги в области досуга, в случае если там установлено присутствие лиц в состоянии наркотического опьянении. Речь, конечно, не должна идти об однократном присутствии кого-то, потому что так можно перезакрывать все эти заведения: они не виноваты в том, что к ним кто-то пришёл в таком состоянии. Речь идёт о более сложной процедуре, которую необходимо разработать. Но в принципе, если налицо ситуация, когда заведение, по сути, используется для потребления наркотиков, превращаясь в притон, можно и должно ставить вопрос об административной ответственности учредителей этого заведения, руководителей этого заведения; в каких-то ситуациях, может быть, и об уголовной ответственности, но самое главное, что, на мой взгляд, эффективнее, – о прекращении деятельности соответствующего заведения. И я предлагаю соответствующий законопроект разработать.

Тема, которая также сегодня была весьма актуальной, – введение ответственности за совершение преступления под влиянием наркотиков и альтернативных мер наказания, а также криминализация самого потребления наркотиков. Здесь, безусловно, есть доводы за и против. Есть, конечно, и определённые сомнения, которые я не могу не высказать. Они заключаются в том, что, конечно, с учётом определённых специфических форм достижения результатов в тех или иных случаях я вполне себе могу представить, когда людям будут просто подбрасывать наркотики – для возбуждения уголовной ответственности по факту потребления – и после этого освобождаться от них, потому что сам по себе факт потребления будет создавать уже судимость, и с этим лицом очень легко расправиться. Но это не означает, что я против этой меры. Давайте подумаем, каким образом, может быть, найти оптимальное решение, особенно с учётом того, о чём сказал Министр юстиции, что у нас уже альтернативная мера наказания по целому ряду состава преступлений в проект закона внесена, сейчас она пройдёт через Правительство и, скорее всего, будет поддержана. Можно пойти и на более радикальные шаги.

Кстати, уж точно мне кажется вполне разумным введение так называемой санкции или наказания в качестве основного в виде лечения – не в качестве альтернативной меры наказания, что или в тюрьму, или иди, лечись, а в качестве основной меры наказания. В этом случае никаких даже сомнений быть не может, и это уже тогда не рычаг давления. Вопрос действительно заключается в том, по каким составам это делать: по тем, что есть, или имея в виду те предложения, которые были сделаны.

Хотел бы, чтобы Правительство вместе с Администрацией Президента проработало этот вариант и, скажем, в двухмесячный срок представило мне предложения о том, целесообразно ли идти на такого рода ответственность или нет, с учётом текущего, подчёркиваю, состояния общества.

Ещё одна тема, которая тоже здесь упоминалась, в отношении трудового договора, который заключается работодателем за границей и по которому требуется отказ от употребления наркотиков или предварительное условие для заключения договора. Здесь-то я как раз не вижу никаких проблем и с точки зрения нашего законодательства.

Во всяком случае, как мне представляется, в ряде случаев можно было бы подумать о том, чтобы работодатель мог выдвигать соответствующие требования при заключении трудового договора. Нужно подумать о том, чтобы, может быть, поменять и трудовое законодательство. Потому что речь здесь идёт не о принудительном тестировании и не о чём-то, что колеблет основы, скажем, действующего законодательства об охране здоровья, а речь идёт просто об условиях заключения трудового договора, к числу которых может относиться и это, особенно когда речь идёт об источниках повышенной опасности, но не только. Я, например, считаю это абсолютно нормальным, допустим, особенно когда речь идёт о частном бизнесе, в конце концов это дело работодателя, каким образом формулировать предложения, связанные с заключением трудового контракта. Надо подумать, каким образом интегрировать это в действующее законодательство.

По итогам заседания я подпишу перечень поручений, который включает всё, что изначально предполагалось, и, естественно, то, что я только что сказал.


http://www.duma.gov.ru/