Русская духовная культура – фундамент Европейской цивилизации

Вид материалаДокументы

Содержание


157. 2 radosvet.net>bilina/3244-slavyanskoe-nasledie…
Подобный материал:
  1   2

Русская духовная культура – фундамент Европейской цивилизации

Если говорить о Русской цивилизации, то фундаментом её является русская духовная культура. Если же говорить о мировой цивилизации, то следует определить место России-Руси в этой глобальной цивилизации. Вместе с тем «глобальную цивилизацию» никто никогда не видел. Может быть, единая мировая цивилизация только формируется, но пока её нет. За мировую цивилизацию выдаёт себя цивилизация европейская (или евро-американская), считающая себя вершиной развития человечества. Поэтому вопрос о месте Росии-Руси в мировой цивилизации сводится к вопросу о взаимоотношении двух цивилизаций: русской и европейской. «В эпоху Средневековья начинается вхождение в мировой исторический процесс сначала Руси, а затем и России. Закономерно встает вопрос: к какому типу цивилизации её можно отнести? Решение этого вопроса имеет большое значение для методологии исследования истории России. Но это не просто историко-научная, но социально-политическая и духовно-нравственная проблема. То или иное решение этой проблемы связано с выбором пути развития нашей страны, определением главных ценностных ориентиров. Поэтому дискуссия по этому вопросу не прекращалась на протяжении всей российской истории. По нашему мнению, нет необходимости воспроизводить весь ход этой дискуссии… Сейчас же необходимо зафиксировать основные принципиальные позиции. Основной вопрос этой дискуссии — как соотносятся в истории России наследие восточной и западной цивилизаций? В какой мере самобытна цивилизация России?».1

Оказывается, ответить на поставленный вопрос мы не сможем, пока не определимся с вопросом о самостоятельности цивилизации России. Если Русская цивилизация берёт начало с принятием христианства, она не только не может быть самостоятельной, но и не может называться цивилизацией. Поэтому и возникло утверждение, что Россия находится «на перекрёстке» нескольких цивилизаций и никак не может выбрать, к какой цивилизации примкнуть. Однако примкнуть к кому бы то ни было – значит отказаться от своего собственного пути. Правители России неоднократно пытались это сделать, но из этого ничего не вышло, ибо Россия – «не от мира сего», не вписывается ни в одну из имеющихся цивилизаций. В чём здесь дело? Все неудачи модернизации российского общества принято списывать на «непознаваемость русской души», которая не знает, чего хочет. К этому можно добавить: не знает, потому что забыла, а именно – забыла своё прошлое, поскольку её «заставили забыть». Это – разновидность болезни под названием амнезия, когда человек под воздействием перенесённой травмы теряет память о своём прошлом и даже не помнит собственного имени. Россия-Русь на протяжении длительного исторического пути перенесла множество травм, физических и психологических, в результате чего и впала в амнезию, забыв себя. Здесь все давние воспоминания оказываются стертыми, но зато больной прекрасно помнит всё, что происходило с ним после возникновения амнезии.

Россия утратила не только своё прошлое и свою историю, но в значительной степени – собственную специфику, а чуждую специфику, связанную с инородной цивилизацией, принимать не хочет, ибо даже при амнезии утраченная, казалось бы, память сохраняется на генетическом уровне и её можно вернуть, как бы «извлечь из небытия». Даже «похороненная в песках забвения», она иногда напоминает о себе на бессознательном уровне. Это хорошо показано в польском (т.е. славянском) кинофильме «Знахарь». Гениальный хирург забыл себя, но продолжал делать сложнейшие операции, став «знахарем». Он не знал, откуда у него этот дар, но руководствовался стремлением помочь людям в трудную минуту. Не нужно забывать, что всякий дар от Бога. Так и Россия, даже забывшая себя, не забыла на подсознательном уровне Высший дар, который от Бога, и продолжает удивлять мир качествами, признаваемыми «не от мира сего». Россия – это и есть «знахарь», забывший своё прошлое, но продолжающий служить Богу и человечеству. Историческая амнезия, поразившая Россию, явилась результатом бесконечных идеологических диверсий со стороны колониальной и неоколониальной Европы, нередко перерастающих в вооружённые столкновения. Без лечения эта болезнь может стать необратимой или даже привести к гибели. Это очень похоже на симптомы амнезии обычного человека. Во-первых, раздвоение памяти – на то, что происходило до определённого порога, и то, что происходило после него. Порогом оказался эпизод приглашения Рюрика на княжение. Что было до этого эпизода, мы просто забыли и верим тому, что нам внушают «современные лекари» с дипломами международных политологов. Кто не имеет прошлого, не может иметь будущего. Чтобы двигаться дальше сквозь лабиринты истории, необходимо своё прошлое вспомнить, но этому мешает «нарушение мозгового кровообращения». Это невозможно без восстановления баланса между участками мозга, которые вступили в противоречие друг с другом.

Казалось бы, какое отношение эти соображения могут иметь к России как самостоятельной и самобытной цивилизации? Оказывается – прямое, если рассматривать нашу цивилизацию как органическую часть цивилизации мировой. Дело в том, что отдельные цивилизации, известные исторической науке, всегда вступали во взаимодействие, хотя бы хаотичное. И это взаимодействие, даже носившее нередко взаиморазрушающий характер, тем не менее объединяло человечество в единый организм, который и можно назвать всемирной цивилизацией. На наших глазах этот мировой хаос постепенно превращается в космос, где отношения между локальными цивилизациями постепенно упорядочиваются, хотя элементы хаоса сохраняются вплоть до наших дней. Если рассматривать человечество как единый живой организм, что правомерно, то всемирная цивилизация – мозг этого организма как упорядочивающие структуры, причём об этих структурах нам известно только в общих чертах. Нам кажется, что эти структуры, если они действительно есть, создаются людьми. На самом деле сами люди с их межцивилизационными отношениями создаются этими структурами, «тайными пружинами», которыми может управлять либо Бог, либо сатана. К сожалению, развращённое человечество «не допускает Бога к управлению этим надисторическим механизмом.

Теперь следует сказать о некоторых функциях мозга, который, как известно, имеет левое и правое полушарие, каждое из которых имеет свою специфику. Основной сферой специализации левого полушария является логическое мышление. Левое полушарие мозга отвечает за языковые способности. Левое полушарие способно понимать только буквальный смысл слов. Информация обрабатывается левым полушарием последовательно по этапам. Основной сферой специализации правого полушария является интуиция. Правое полушарие специализируется на обработке информации, которая выражается не в словах, а в символах и образах. Благодаря ему мы можем понимать не только буквальный смысл того, что слышим или читаем. Правое полушарие отвечает за мистику и религиозность. Правое полушарие может одновременно обрабатывать много разнообразной информации. Оно способно рассматривать проблему в целом, не применяя анализа, что связано с интуицией.

Если внимательно взглянуть на карту Евразии, обнаруживается поразительное сходство с «картой головного мозга человека». Те же два полушария: левое (Европа) и правое (Азия). Более того, те же функции. Левое полушарие (Европа) руководствуется логическим мышлением и формальным языкознанием, аналитической обработкой опытного материала, но игнорирует интуицию, мистику и религиозность. Правое полушарие (Азия) анализу предпочитает синтез, логическим хитросплетениям – интуитивное озарение, сухому научному знанию – религиозную убеждённость. Если это действительно мозг, то мозг «сверхчеловека», но также – больного организма, где не только присутствует раздвоение личности, но и левое полушарие находится в непрерывной войне с правым полушарием. Чаще всего это «холодная война», но иногда очень даже горячая. Эти два «полушария» могли бы друг друга разрушить, тем самым погубив единый социальный организм, если бы не Россия, расположившаяся между ними и сдерживающая агрессивные устремления обоих полушарий, «принимая огонь на себя». Россия сочетает в себе глубину логического мышления с ещё большей глубиной религиозного постижения Бога и божьего мира. К сожалению, это двуединство нередко, особенно в последние столетия, превращается в двойственность, расколотость. Происходит это под влиянием европейской цивилизации, всё более вторгающейся в нашу жизнь с целью разрушить исконную русскую самобытность, разоблачающую ложь европейского холодного рассудка, не верящего в религиозные истины.

Европейцы убеждены, что «мозг человечества» – европейская рационалистическая цивилизация, а Азия отождествляется ими с тёмными инстинктами, которые нужно победить. Поскольку же Европа – только «половина мозга», левое полушарие, получается, что одна половина мозга пытается победить другую половину. Именно этим гибельным попыткам противостоит Россия. Что касается «тёмных инстинктов, они вмешиваются в жизнь и Европы, и Азии. Не обошли они стороной и Россию, однако не смогли уничтожить Святую Русь, стремящуюся к Богу. Апологеты всемирного характера Европейской цивилизации не понимают, что, если погибнет Россия, погибнет всё человечество. Мир уже находится на краю гибели и не погиб до сих пор потому, что существует Россия, не раз спасающая мир от глобальных катастроф. Последний тому пример – Вторая мировая война. Мир приостановился на краю пропасти, но ещё не спасён. Но уже близко то время, когда Россия скажет миру последнее спасительное Слово. И в этом будет подлинное и окончательное спасение мира. Об этом знали русские православные мыслители, Достоевский прежде всего. Пророчество Достоевского о России и её месте в мире скоро станет историческим фактом. Достоевский не указал время осуществления этого пророчества, ибо время никто знать не может, только Бог.

Достоевский, казалось бы, вопреки логике и реальным фактам, утверждает, что именно растерзанная и поруганная Россия скажет миру новое, спасительное слово. «Знаю, слишком знаю, что слова мои могут показаться восторженными, преувеличенными и фантастическими. Пусть, но я не раскаиваюсь, что их высказал. Этому надлежало быть высказанным.… Да и высказывалась уже эта мысль не раз, я ничуть не новое говорю. Главное, всё это покажется самонадеянным: «Это нам-то, дескать, нашей-то нищей, нашей-то грубой земле такой удел? Это нам-то предназначено в человечестве высказать новое слово?» Что же, разве я про экономическую славу говорю, про славу меча или науки? Я говорю лишь о братстве людей и о том, что ко всемирному, ко всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено, вижу следы сего в нашей истории, в наших даровитых людях, в художественном гении Пушкина. Пусть наша земля нищая, но эту нищую землю «в рабском виде исходил благословляя» Христос. Почему же нам не вместить последнего слова Его?».2 Сторонники европейской теории общественного прогресса утверждают, что «новое слово» несёт Европа России, и это новое слово – социальная революция, которая вырвет Россию из средневекового варварства на путь к построению общества социальной справедливости и всеобщего благоденствия. Достоевский показывает, что это «новое слово» европейской науки и практики – не созидающее, а разрушающее, и разрушает оно не «застаревшие социальные структуры», а живую душу народа, духовную атмосферу общества. Новое европейское слово – это ложь и искушение сатанинское, духовное невежество, которому придумано гордое название – атеизм. Духовное невежество тиражируется европейскими образовательными стандартами, распространёнными в России. Поэтому оно поражает «наиболее образованных людей» общества.

Духовное невежество поразило не только «красных комиссаров», но и широкие слои интеллигенции и даже многих крупных учёных. Вместе с тем уже Гоголь показал, что в России живы религиозные надежды. Эти религиозные надежды – не романтические мечтания, а конкретная программа жизни, предложенная Православием, и эта программа плохо выполняется вследствие переориентации людей от духовных ценностей к материальным интересам. Новое слово, которое должен высказать русский православный народ – это истина Православия, которая обязательно станет плотью, живой тканью социального универсума. Но эту истину Россия ещё должна будет выстрадать. Говоря о том, что он не выдумывал эту идею, Достоевский имеет в виду, что она постепенно вызревала в душе русского народа как некое неосознанное стремление и конкретизировалась духовными руководителями народа, оформляясь как «русская идея».

Идею независимости русской земли от Византии, получения Православия непосредственно от Бога и подотчётности только Богу высказывал киевский митрополит Иларион (XI век). В «Слове о законе и благодати» он критикует космополитические идеи католической и византийской церкви о необходимости «вселенской» империи и церкви. И после Илариона русская православная церковь никогда не стремилась к мировому господству, но призывала к духовному единству всех христианских церквей на основе истинной православной религии. Об этом же заботилось и государство российское, являющееся гарантом сохранения Православия в его истине и благодати. Идею Святой Руси, получившей покровительство Матери Божией, высказывал преподобный Сергий Радонежский (XIV век), благословивший на ратный подвиг Дмитрия Донского. В XVI веке старец Филофей сформулировал идею «Москва – Третий Рим». Старец писал: «Яко вся христианская церква приидоша в конец и снидошася во едино царство нашего государя. Два убо Рима падоша, а Третий стоит, а Четвёртому не быти… вся христианская царства потопишася от неверных. Токмо единого государя нашего царство благодатию Христовою стоит…» Русь как государственное целое была независима от Византии, и её судьба не могла влиять на авторитет греков в глазах русских. Другое дело – религиозный авторитет. Воспитывающий почти пять веков истории существования христианства на Руси, авторитет этот сливался в сознании русских с нормой истинного христианства, Православия. Теперь же коренным образом менялось в мире значение русского государства как христианского и Москвы».3 Идея «Москва – Третий Рим» имеет как позитивную, так и негативную сторону. Позитивная сторона заключается в том, что Третий Рим рассматривается как третье царство Христово, Православие, которое будет стоять вечно, ибо четвёртому не быть. Негативная же сторона – возможное прочтение этой формулы как относящейся прежде всего к государству, и только потом – к Православию. Филофей говорит именно о Третьем царстве Христовом, которому должно подчиниться государство. «Так идея Третьего Рима высказывалась как мессианская. Теория мирового призвания России как теория отдельного народа или, точнее, государства, поскольку у Филофея эта теория теократична, явилась следствием и применением более общей теории, обнимающей собою жизнь всего человечества под Божьим Промыслом. Тем самым идея Филофея не фаталистична и не могла быть таковой… И, наконец, идея Филофея не националистическая; принцип национализма, утверждающий в виде преимуществ одного народа перед другими какие-либо исторические, географические, психологические и другие черты, свойства, моменты как признак последнего царства – носителя христовой веры – такой признак был неприемлем».4

Римская империя, а затем и Византийская империя, пали в наказание за грехи. Дело не в том, что после их падения Русь оказалась единственным православным государством, сохранившим свою самостоятельность, а в том, что она, восприняв православное христианство, отказалась от грехов двух предыдущих православных царств. Исторически сложилось так, что правители России слишком часто укрепляли государство за счёт ослабления церкви, а это есть повторение греха Византии, за который Византия поплатилась. Достоевский в связи с этим предупреждает, что с Россией может повториться то же самое, если ослабевшая и отстранённая от духовного руководства обществом церковь православная не сможет дать достойный отпор нашествию на Россию бесов сатаны, прежде всего европейского происхождения. Бесы сатанинские поражают не только души отдельных людей, но и государство, как это произошло с Римом и Византией. И тогда «государственное православие» отделяется от народного. Именно народ, являющийся Богоизбранным, даже несмотря на многочисленные грехи, является подлинным носителем православной идеи и православных идеалов, ими живёт и с ними проходит школу жизни, школу неисчислимых страданий, выдвигая из своей среды подвижников и святых людей именно тогда, когда Россия переживает тяжёлые времена, являющиеся результатом непрекращающихся происков бесов сатанинских, не желающих смириться с появлением нового Богоизбранного народа, грозящего уничтожением многовекового царства сатаны. И сатане удалось с помощью великих соблазнов расколоть Россию на русскую и противоестественную европейскую. Достоевский показывает, что в результате и русская идея раскололась на «две половинки истины», так что полная истина уже никому не принадлежит.

Сочувствуя славянофилам в их борьбе против бесов сатанинских, разрушающих Россию, Достоевский тем не менее выступает против присвоения ими права на абсолютную истину. Славянофилы, чувствуя свою естественную связь с народом, определяли духовный и национальный облик России не по чиновничьему и имперскому искажённому проявлению, а по органической народной жизни. Они утверждали, что чиновничья Россия уже не имеет права именоваться Россией, потому что противоречит народному духу. «Русская земля была для славянофилов прежде всего носительницей христианской истины, а христианская истина была в православной церкви. Славянофильство означало выявление христианского – православного – как особого типа культуры, как особого опыта религиозного, а потому творящего, сравнительно хотя бы с западно-католическим, иную жизнь. Славянофил Кошелев: «Без православия наша народность – дрянь. С православием наша народность имеет мировое значение». Иван Киреевский: «Особенность России заключилась в полноте и чистоте того выражения, которое христианское учение получило в ней, во всём объёме её общественного и частного быта». Очевидно, славянофилы подразумевают исключительность русского народа во вселенском масштабе, почти в провиденциальном свете». Это видим даже у Хомякова, даже, потому что он далёк от идеализированного образа России и видит её богоизбранничество только и прежде всего с её покаянием».5 Однако не случайно славянофилов называли «бытовиками». В своём отношении к России они смотрят не вперёд, а назад, настаивая на необходимости возвращения к древнему быту. «Движение в историческую глубь, в древнюю Русь – это и значит, по Хомякову, движение вперёд: «… Мы будем продвигаться вперёд смело и безошибочно,… спрашивая у истории, Церкви и законов её – светил путеводительных – для будущего нашего развития и воскрешая древние формы жизни Русской, потому что они были основаны на святости уз семейных, на неиспорченной индивидуальности нашего племени. Тогда в просвещённых и стройных размерах… воскреснет древняя Русь, но уже сознающая себя, а не случайная, полная сил живых и органических, а не колеблющаяся вечно между бытием и смертью… Колебания между жизнью и смертью, признаваемые Хомяковым не в органической, а в «случайной» России, потрясения, не укладываются в его мироощущение, верное усадебной инерции жизни дворянских гнёзд. Достоевский, напротив, живёт в мире нарождающихся катаклизмов, в эпоху «всеобщего разложения», не оставляющую никакой видимой святости и неколебимости даже уз семейных и возможности строить социум по патриархальной славянофильской модели «отцов и детей».6

Чтобы сказать миру новое слово, нужно идти в мир, а не замыкаться в национальной ограниченности. Именно в этом пункте видит Достоевский неправоту славянофилов и, наоборот, частичную правоту западников, ориентирующихся на историческую миссию Петра Великого, в которой проявилась и миссия России, понимаемая как всемирная отзывчивость, как готовность к воссоединению со всеми народами. «Ибо что такое сила духа русской народности как не стремление её в конечных целях своих ко всемирности и ко всечеловечности? … Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только (в конце концов это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите».7 Религиозное сознание Достоевского не может совпасть с историческим православием славянофилов. Россия для них – новый Иерусалим, но который остался позади, в прошлом, к которому нужно бы вернуться, но возврата быть не может. Для истинного православного христианина Россия тоже новый Иерусалим, но не в прошлом, а в будущем, о котором говорится в Апокалипсисе Иоанна Богослова. Пётр I, реформы которого осуждены славянофилами, первым понял необходимость осуществления русского стремления ко всемирности и всечеловечности, что невозможно без сближения с Европой. Он и ввёл Россию в круг европейских народов. Достоевский утверждает, что народ поддержал реформы Петра именно в силу своего христианского стремления к единению всечеловеческому, что и показывает именно духовную ценность и своевременность этих реформ. Можно с уверенностью утверждать, что Пётр не изменял национально-религиозным корням, в отличие от западников, игнорирующих национальные корни и вместо православия «исповедующих» европейский атеизм. Главное, я обозначил то, что стремление наше в Европу, даже со всеми увлечениями и крайностями его, было не только законно и разумно, в основании своём, но и народно, совпадало вполне с стремлениями самого духа народного, а в конце концов бесспорно имеет и высшую цель».8 Достоевский отмечает и то обстоятельство, что западники выразили своим критическим направлением волю к национальному развитию. Но они проявили и высокомерие, желание «поднять народ до себя и осчастливить его этим поднятием», вместо того чтобы учиться у народа православной мудрости, противоположной европейскому бездуховному рационализму.

Как и Достоевский, западники высоко ценят человеческую свободу, понимая, что весь смысл и радость для человека заключается в его волевой свободе, т.е. в своеволии. Даже смирение и покорность возможны только через своеволие, через самоотречение, а не через принуждение. Но западники не понимают, что, призывая к свободе, они сами являются несвободными, ибо выполняют не свою волю, как они думают, а волю вселившихся в них духов сатаны, или «европейских благодетелей». И России они пытаются «навязать свободу», что в принципе невозможно. Достоевский показывает, что подобная псевдосвобода является насилием и тиранией по отношению к большинству населения и тем самым «разрушением свободы». «Достоевский видит и изображает этот мистический распад самодовлеющего дерзновения, вырождающегося в дерзость и даже в мистическое озорство. Показывает, как пустая свобода ввергает в рабство, – страстям или идеям. И кто покушается на чужую свободу, тот и сам погибает. В этом тайна Раскольникова, «тайна Наполеона»… Но Достоевский не только показывает в образах эту диалектику идей-сил, как последнюю и интимную тему современной русской жизни. Он становится толкователем судеб того «случайного племени», каким была радикальная интеллигенция 60-х годов, эти тогдашние «нигилисты». И Достоевский хотел показать не столько внешний быт, сколько именно тайную судьбу этого «племени», свершавшуюся в тогдашних борениях и спорах… Одержимость мечтой ещё опаснее, чем бытовая нелюдимость… И не были ли русские радикалы и нигилисты именно одержимы… Свобода праведна только через любовь, но и любовь возможна только в свободе, – через любовь к свободе ближнего. Несвободная любовь вырождается неминуемо в страсть, оборачивается насилием для любимого, и роком для мнящего любить… И ведь Великий Инквизитор есть, прежде всего, именно жертва любви, несвободной любви к ближнему, не уважающей и не чтущей чужой свободы, свободы каждого единого из малых сих. Такая любовь в несвободе и чрез несвободу только выжигает воспалённое сердце, и сожигает мнимо-любимых, – убивает их обманом и презрением».9 Атеизм и нигилизм западников – новая религия, которую можно назвать «религией ложной свободы», обещанной человеку сатаной. Подлинной религией свободы остаётся христианство. Европейцы этого не понимают, считая христианство «религией страха». Достоевский показывает, что религия страха рождает не праведность, которая со страхом несовместима, а бессознательный и безответственный протест, видящий спасение от страха в нигилизме и атеизме. Но не от страха нужно спасаться, а от сатаны, похищающего души людей. Европейцы боятся не сатану, а Бога, в чьих руках наказание за порочную жизнь. Вот и пытаются они устроить жизнь без Бога, по подсказке отца лжи, не понимая, что ложная жизнь, лишённая святости и благодати, равносильна смерти. Достоевский, опираясь на религиозное понимание истории, показывает, что основой диалектики исторического процесса является не человеческий произвол, а Божественный замысел, согласно которому именно свобода является основой исторического бытия человечества. Внесение так называемого «человеческого смысла» в историю, предлагаемое великим инквизитором и вслед за ним европейской исторической наукой, и «гармонизация исторического процесса» на этой ложной основе непременно включает в себя подавление человеческой свободы. Эту истину, считает Достоевский, Россия должна показать миру, но прежде выстрадать её. На эти страдания Россию толкают духи сатанинские, «европейские просветители», но погубить Россию они всё равно не смогут.

Страдания народные можно было бы избежать, если бы в русском обществе не было трагического разделения на западников и почвенников. Почвенники зовут к примирению, помня евангельскую истину, что если дом разделится в себе, то падёт. Однако западники на примирение не согласны. «Но в чём же, однако, заключалось «событие»-то, как выразился Иван Сергеевич Аксаков? А вот именно в том, что славянофилами, или так называемой русской партией (боже, у нас есть «русская партия»!), сделан был огромный и окончательный, может быть, шаг к примирению с западниками; ибо славянофилы заявили всю законность стремления западников в Европу, всю законность даже самых крайних увлечений и выводов их и объяснили эту законность чисто русским народным стремлением нашим, совпадаемым с самим духом народным. Увлечения же оправдали – историческою необходимостью, историческим фатумом, так что в конце концов и в итоге, если когда-нибудь будет он подведён, обозначится, что западники ровно столько же послужили русской земле и стремлениям духа её, как и все те чисто русские люди, которые искренне любили родную землю и слишком, может быть, ревниво оберегали её доселе от всех увлечений «русских иноземцев».10 Однако западники не желают быть русскими, поскольку уже чувствуют себя просвещёнными европейцами, чем и гордятся. «Знайте, что мы направлялись Европой, наукой её и реформой Петра, но уж отнюдь не духом народа нашего, ибо духа этого мы не встречали и не обоняли на нашем пути, напротив – оставили его назади и поскорее от него убежали. Мы с самого начала пошли самостоятельно, а вовсе не следуя какому-то будто бы влекущему инстинкту народа русского ко всемирной отзывчивости, и к всеединению человечества… В народе русском, так как уж пришло время высказаться вполне откровенно, мы по-прежнему видим лишь косную массу, у которой нам нечему учиться, тормозящую, напротив, развитие России и прогрессивному лучшему, и которую всю надо пересоздать и переделать, – если уж невозможно и нельзя органически, то, по крайней мере, механически, то есть попросту заставив её раз навсегда нас слушаться, во веки веков. А чтобы достигнуть сего послушания, вот и необходимо усвоить себе гражданское устройство точь-в-точь как в европейских землях. Собственно же народ наш нищ и смерд, каким он был всегда, и не может иметь ни лица, ни идеи. Вся история народа нашего есть абсурд, из которого вы чёрт знает что выводили, а смотрели только мы трезво. Надобно, чтоб такой народ, как наш, – не имел истории, а то, что имел под видом истории, должно быть с отвращением забыто им, всё целиком. Надо, чтобы имело историю лишь одно наше интеллигентное общество, которому народ должен служить лишь своим трудом и своими силами … мы гуманны, мы европейцы … мы намерены образовать наш народ помаленьку, в порядке, и увенчать наше здание, вознеся народ до себя и переделав его национальность уже в иную, какая там сама наступит после образования его… Он застыдится своего прежнего и проклянет его. Кто проклянет своё прежнее, тот уже наш, – вот наша формула! … Если же народ окажется неспособным к образованию, то – «устранить народ»… Ибо что же тут делать: в интеллигенции и в Европе лишь правда, а потому… все эти миллионы должны прежде всего послужить этой европейской правде, так как другой нет и не может быть… Не можем же мы, приняв ваш вывод, толковать вместе с вами, например, о таких странных вещах, как le Pravoslavie и какое-то будто бы особое значение его. Надеемся, что вы от нас хотя этого-то не потребуете, особенно теперь, когда последнее слово Европы и европейской науки в общем выводе есть атеизм, просвещённый и гуманный, а мы не можем же не идти за Европой».11 Что это, если не программа великого инквизитора, пытающегося предложить миру новую религию, в которой нет места Богу? Русская революционная интеллигенция отрицает «русский дух», не понимая, что это Святой Дух, воплощённый в Богоизбранном народе, подобно тому как Он воплотился в Матери Божией, защитнице России. Православной правде западники противопоставляют правду Европы, «правду атеизма», которая есть лжеправда сатаны. Они намерены служить европейской правде, т.е. служить сатане. Они убеждены, что гуманизм может быть только безрелигиозным, что можно любить человека, не признавая Бога. Достоевский напоминает им, что без любви к Богу невозможна любовь к человеку, который создан по образу и подобию Божию. «Власть мечты, или одержимость идеей, – это одна из главных тем в творчестве Достоевского… Одной симпатии или жалости ещё недостаточно для братства. И нельзя любить человека, просто как человека, – это означало бы полюбить человека в его данной случайности, не в его свободе. Но ещё опаснее полюбить человека в его идеальном образе, – здесь всегда кроется опасность «наклеветать» живому человеку его мнимый идеал, удушить его мечтою, оковать выдуманной или надуманной идеей».12

Именно по «прогрессивной программе» великого инквизитора большевики создавали «новую Россию», приобщая народ к европейскому образованию, прежде всего к атеизму и безрелигиозному гуманизму и запрещая поклоняться Богу. Коммунистическое общество, которое большевики вслед за «прогрессивной европейской мыслью» провозгласили идеалом общественного устройства, на поверку оказалось «вавилонской башней», которая строилась в Советском Союзе почти целое столетие, но была закономерно разрушена Провидением, в результате чего произошло сильнейшее социальное землетрясение, похоронившее надежды на возможность построения общества социальной справедливости, в котором нет места Богу. Об этом и предупреждал Достоевский, напоминая, что общество, несправедливо и без благодарности отнесясь к Создателю, утрачивает последнюю надежду и на справедливые отношения между людьми. Это и есть часть той великой истины, которую Россия должна будет открыть миру, прежде всего европейскому, соблазнённому обещанным сатаной безрелигиозным прогрессом. Высказать эту истину Россия должна не теоретически, а своими практическими действиями, проверив ложную истину Европы на собственном опыте и отбросив её как несостоявшуюся, чтобы весь мир увидел её губительную сущность. Европейское просвещение вещает мёртвую истину, провозглашающую свободу личности, но на самом деле отдающую человека в рабскую покорность придуманной им необходимости. Не подчинишься ей – и для тебя невозможна творческая деятельность. Русский человек, по мысли Достоевского, несёт в себе не эту мертвящую истину, а живую истину спасения, данную от Бога и бережно хранимую в его русской душе. Поэтому утверждение некоторых критиков, что Достоевский создаёт святых из русских крестьян, игроков и преступников, а его произведения сравнимы с «Деяниями апостолов», имеют определённые основания.

Многие исследователи творчества Достоевского, в том числе и православные, считают, что его гениальные прозрения сочетаются со значительными элементами утопизма. Например: «То правда, что органического соблазна Достоевский до конца так и не преодолел. Он остаётся утопистом, продолжает верить в историческое разрешение жизненных противоречий. Он надеется и пророчит, что «государство» обратится в Церковь, – в этом Достоевский оставался мечтателем. Но эта мечта отставала от его новых подлинных прозрений и разногласила с ними».13 С подобным утверждением нельзя согласиться. У Достоевского не было ложных пророчеств, все его пророчества истинны, поскольку он «пророк от Бога», хотя этого мало кто хочет признать. Те его пророчества, которые пока не сбылись, не являются ошибочными уже потому, что исполнятся позже, в установленное Богом время, как и многие пророчества Священного Писания, на которое ориентируется Достоевский. Жизненные противоречия получат историческое разрешение и государство обязательно обратится в Церковь, и произойдёт это тогда, когда Россия полностью выполнит своё высшее предназначение и скажет миру последнее слово, после которого мир не сможет не вернуться к Богу. С разрешением трагического противоречия между миром и Богом исчезнут и остальные противоречия, которые в настоящее время кажутся неразрешимыми. Достоевский настаивает, что в это должен верить каждый христианин. Русский православный народ в это верит, хотя и неосознанно, а православные иерархи сомневаются. «Есть идеи невысказанные, бессознательные и только лишь чувствуемые; таких идей много как бы слитых с душой человека. Есть они и в целом народе, есть и в человечестве, взятом как целое. Пока эти идеи лежат лишь бессознательно в жизни народной и только лишь сильно и верно чувствуются, – до тех пор только и может жить сильнейшею живою жизнью народ. В стремлении к выяснению себе этих сокрытых идей и состоит вся энергия его жизни».14

Достоевский исследует русскую душу, находя в ней ответы на вопросы о предназначении России в мировой истории. Это перекликается с подходом А. С. Хомякова к исследованию исторического процесса в целом. «Не дела лиц, не судьбы народов, но общее дело, судьба, жизнь всего человечества составляют истинный предмет истории. Говоря отвлечённо, мы скажем, что мы, мелкая частица рода человеческого, видим развитие своей души, своей внутренней жизни миллионов людей на всём пространстве земного шара. Тут уже имена делаются случайностями, и только духовный смысл общих движений и проявлений получает истинную важность... в истории мы ищем самого начала рода человеческого, в надежде найти ясное слово о его первоначальном братстве и общем источнике. Тайная мысль религиозная управляет трудом и ведёт его далее и далее».15 В этом смысле романы Достоевского говорят об истории России больше, чем многотомные исследования профессиональных историков. На основе прошлого Достоевский проецирует будущее, чего не может сделать ни один историк. Пророчества Достоевского потому и верны, что в его лице русский православный народ пророчествует о себе. И в этих пророчествах о себе готовится новое Слово, которое Россия скажет миру. Это Слово ещё не созрело, но уже сейчас можно предугадать некоторые его моменты, которые затрагивает Достоевский. Прежде всего он предвидит, что национальное возрождение России станет началом духовного возрождения мира. Это будет означать падение нового Вавилона, которым Достоевский считает западный мир, не только европейский, но и американский. Вавилон – великая блудница. «И восплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею… И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает».16 Их товары – не только золото, серебро и драгоценные камни, но и ценности европейской цивилизации, выдаваемые за духовные: атеизм, безрелигиозный гуманизм, европейские демократические традиции (рыночная демократия) и т.д., которыми бессовестно торгуют сильные мира сего, одержимые бесами сатанинскими. Этот товар не будет более востребован и потому сгниёт, и купцы земные, политтехнологи и менеджеры будут, обливаясь слезами, подсчитывать убытки. Востребованы же будут ценности духовные, за которые нужно будет расплачиваться не деньгами, а святостью и благодатью.

Новое слово России – это слава Божия, идущая с Востока, как и сказано в писании. «И вот, слава Бога Израилева шла с востока, и глас Его – как шум вод многих, и земля осветилась от славы Его».17 С этим пророчеством Иезекииля перекликаются идеи Достоевского о спасении европейского мира Россией. «Итак, две цивилизации, две духовные стихии. Запад с его церковью, преследующей земную власть и земное величие…, занятый «правами человечества», возобладавшими над верой и Христом; отсюда утрата целостности духа и духовного существования, отсечение разума и рационализма, всё усиливающийся индивидуализм и т.д. …; с другой стороны, Россия с её православием. Осенённая мессианской идеей спасения других народов, способная бы поэтому стать строительницей нового духовного мира… и мы догадаемся все сознательно, что никогда ещё мир, земной шар, земля – не видали такой громадной идеи, которая идёт теперь от нас с Востока на смену европейских масс, чтоб возродить мир. Европа и войдёт живым ручьём в нашу струю, а мёртвою частию своею обречённою на смерть, послужит нашим этнографическим материалом. Мы несём миру единственно, что мы можем дать, а вместе с тем единственно нужное, православие, правое и славное вечное исповедание Христа и полное обновление нравственное Его именем».18 И ещё важный момент. Достоевский даёт понять, что Россия готовит себя стать невестой Христовой и потому настанет момент, когда она сбросит с себя рубище нищенское и облачится в виссон чистый и светлый, который есть праведность святых. Эту тему Достоевский раскрывает в романе «Идиот». Достоевский говорит о «рубище нищенском», которое сбросит с себя Россия. Некоторые атеистически настроенные критики полагают, что Достоевский здесь изобразил Россию в образе нищенки, стоящей с протянутой рукой «у парадного подъезда», как в известном стихотворении Н. А. Некрасова. Парадный подъезд – это и есть блистательная Европейская цивилизация. Однако Достоевский имеет в виду нечто другое, опираясь на слова Господа, обращённые к Лаодикийской церкви: «Ибо ты говоришь «я богат, разбогател и ни в чём не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ и слеп и наг».19 Эти слова имеют прямое отношение к Европейской цивилизации в целом. Это они, при всём их материальном богатстве, нищие, духовно бесплодные. Россия сбросит с себя «рубище нищенское», т.е. откажется от подражания Западу и переживёт духовное возрождение, т.е. «облачится в виссон чистый и светлый», вернувшись к своим истокам.

Европейская безрелигиозная цивилизация породила атеистическую науку, которая ставит с ног на голову понимание истории человечества. С «научной точки зрения» человек «создан обезьяной», которая сначала научилась говорить, затем «создала бога по образу и подобию своему», и только потом «додумалась до научного знания», окончательно оформившись в «человека разумного». С точки зрения христианства, такая эволюция практически невозможна. Человека мог создать только Бог, и потому человек изначально был духовным, говорящим, религиозным и думающим. И лишь затем, в результате отпадения от Бога, превратился в «высшее животное», т.е. существо бездуховное. Противостояла этому процессу, спровоцированного сатаной, Русская цивилизация, которой столько лет, сколько существует человек на земле. И говорим мы до сих пор на том самом языке, на котором говорили Адам и Ева и который в настоящее время называется русским языком. Говорят, что все языки больших и малых народов развиваются и тем самым изменяются. Задача русского языка иная – сохранить первозданный язык в его чистоте и святости, ибо он дан Богом. В какой-то степени и этот язык изменяется, но при сохранении своей духовной основы, о которой не заботятся носители других языков. Язык – основа культуры. Поскольку русский язык – наиболее богатый и совершенный из всех мировых языков, это прямо указывает на совершенство русской духовной культуры и на упадочность бездуховной культуры «процветающей Европы». «Прогрессивное человечество» утверждает, что именно европейские народы – наиболее культурные, в то время как чуть ли не основным качеством русских людей называется бескультурье. Но это – грубая подтасовка фактов. На самом деле сам русский язык указывает на высочайшую культуру русского народа. Если же обратиться к древнейшим историческим фактам, сознательно замалчиваемым европейской наукой, выяснится, что основными достижениями европейская культура обязана древнейшей Русской цивилизации, поскольку именно русская духовная культура образовала основу Европейской цивилизации.

Пока древние европейские народы искали пути к материальному благополучию, пытаясь выжить в борьбе с природой, наши предки вели жизнь отшельников, общаясь с Богом. Было это на арктическом материке Гиперборея, удалённом от остального мира. С изменением климата жители Арктиды (аркты) вынуждены были покинуть этот благословенный материк и уйти на Американский континент, который встретил их неприветливо, массовым извержением вулканов, что создавало неблагоприятные условия для жизни. Поэтому они ушли на Азиатский континент. Путь их пролегал на юг, вплоть до земель сегодняшнего Китая. Об этом имеются исторические свидетельства. В частности, современные исследователи отмечают, что следы русской письменности на глиняных сосудах археологи находят на территории Китая. «Традиционно в значительной части в качестве прародителя, чуть ли не за колыбель современной цивилизации, многими выдаётся Китай. Возраст цивилизации Китая настойчиво оценивается некоторыми учёными восемью тысячами лет. Однако нам представляется, что возраст Китая в чистом виде следует датировать 2-м тысячелетием до н. э. … Согласно археологическим данным, процесс становления китайской письменности с 4770 года до н. э. по 2690 год до н. э. практически не шёл. Результатом двух тысяч лет (!) жизнедеятельности цивилизации Китая, уже умеющего в начале этого срока делать керамические сосуды и расписывать их насечками, явились только лишь два знака, идентифицированные ими как собственные иероглифы. Таким образом, мы видим, что Китай развивался вполне закономерным путём и поэтому не смог за две тысячи лет… создать свою письменность, идентифицируемую к концу рассматриваемого периода как традиционно китайская. Однако несмотря на то, что китайские исследователи не признают оставленные на «их» керамике знаки за свои, мы вполне можем осознать, что знаки эти наносились на сосуды осмысленно. Но возникает ряд вопросов: кем? На каком языке… Была ли (была!) на Земле какая-либо другая высокоразвитая цивилизация в то время (2690 год до н. э.), когда древний Китай ещё не имел собственной письменности?.. Очевидно… мы имеем перед глазами изображения знаков русской письменности, выполненные насечками на керамике, найденной на территории современного Китая».20

Это созвучно взглядам А. С. Хомякова. Хомяков показывает, что славяне, частью которых является русский народ, – не безликое племя, «одно из многих», а уникальное явление в мировом историческом процессе. Хомяков неоднократно подчёркивает это. Например: «Давно бы пора догадаться, что многочисленнейшее из всех племён человеческих (я говорю, по языку), кроме китайского, должно было иметь огромное влияние на всю жизнь человечества и мелких его семей».21 Что касается китайцев, то этот народ состоит из множества племён, не понимающих друг друга из-за языкового различия, но объединённых общей иероглифической письменностью, равно читаемой на любых китайских наречиях, о чём постарались великие китайские империи. Славянские же племена говорят на едином языке. Только позднее языки славянских племён, рассеянных по земле, стали развиваться в изоляции друг от друга. Важно подчеркнуть, что русский народ – не просто часть славянского племени, а его духовное ядро, определяющее духовную сущность всего древнего и современного славянства. Китайцам славяне были известны как «ваны». Не отсюда ли имя Иван, как нарицательное прозвище всех русских людей? «Ваны восточные, отделённые от своей западной братии, сохранили многие общие черты, любовь к мирным занятиям, хлебопашество, торговле и градостроительству, в этом свидетели китайцы. Но, без сомнения, это целое человечество славянское, раскинутое по лицу земли, разрозненное, угнетённое, везде развивалось в разных видах и после двенадцативекового разрыва представляло множество отдельных народов, мало похожих друг на друга».22

Ваны восточные затем прошли на запад вплоть до Кавказа и Ближнего Востока. На Кавказе до сих пор известно озеро Ван как память о пребывании здесь великого народа. Ни с чем не сравнимая популярность у русских имени Иван (Ваня) подтверждает, что именно русский народ является законным наследником древнего славянского племени ванов. Считается, правда, что имя Иван заимствовано от древнееврейского имени Иоанн. Но это – пример очень часто встречающегося заблуждения, когда имя, заимствованное одним народом у другого, вновь возвращается к своему истоку. Именно евреи заимствовали у ванов их родовое имя Иван, придав ему «благозвучие» в варианте Иоанн. Вспомним, что наиболее известными Иоаннами в Библии были Предтеча Иисуса Христа Иоанн Креститель и апостол Христов Иоанн Богослов. Но оба они не были евреями, а были выходцами из «Галилеи языческой», как называли эту страну евреи. Население Галилеи, хотя и исповедовало иудаизм, было смешанным, состоящим из греков, славян и т.д. Выходцы из славянских земель составляли здесь большинство. Имена обоих Иоаннов показывают, что они принадлежали к племени ванов. Похоже, что русский народ вложил в это имя всё своё представление о себе самом, со всеми противоречиями, исканиями и мечтами. Русские Иваны, т.е. всё мужское население, как и их далёкие предки ваны, отличаются уравновешенностью, внутренней силой, незлобивостью и основательностью. В то же время они с детства слышат о себе: Иван-дурак, Ванька-встанька, что может показаться обидным. Однако Иван-дурак в русских сказках всегда оказывается умней иноземных мудрецов. Мудрая простота русского Ивана всегда позволяет ему с честью выйти из самого тяжёлого положения, из самой запутанной ситуации. И это не раз доказывала история древней Руси и современной России.

Хомяков показывает несостоятельность европейской исторической науки, неспособной понять славянский мир. «Впрочем, какие бы ни были тайные причины, помрачающие до сих пор ясность взгляда критиков, то неоспоримо, что они впадают в постоянное противоречие сами с собою, в одно время представляя славян как самую многочисленную изо всех индо-германских семей, и отнимая у них поочерёдно всех предков, так что они представляют нелепый вид огромного дерева без корней, что-то похожее на болезненное сновидение».23

А.С. Хомяков справедливо замечает, что многознанье не приближает нас к истине. Историческая наука до сих пор блуждает в потёмках, не в силах понять подлинный смысл исторического бытия народов, а тем более душу народа. «Познания человека увеличились, книжная мудрость распространилась, с ними возросла самоуверенность учёных. Они начали презирать мысли, предания, догадки невежд; они стали верить безусловно своим догадкам, своим мыслям, своим знаниям. В бесконечном множестве подробностей пропало всякое единство. Глаз, привыкший всматриваться во все мелочи, утратил чувство общей гармонии. Картину разложили на линии и краски, симфонию на такты и ноты. Инстинкты глубоко человеческие, поэтическая способность угадывать истину исчезли под тяжестью учёности односторонней и сухой. Из-под вольного неба, от жизни на Божьем мире, среди волнения братьев-людей, книжники гордо ушли в душное одиночество своих библиотек, окружая себя видениями собственного самолюбия и заграждая доступ великим урокам существенности и правды… от этого многоучёность Александрии и Византии затемнила историю древнюю, а книжничество германское наводнило мир ложными системами… Учёному, привыкшему к труду над мёртвою буквою, над грубым фактом, записанным у какого-нибудь летописца или вырезанным на каком-нибудь памятнике, недоступны все эти тайны внутренней жизни духовной. В общем мнении историков-исследователей преобладает какой-то материализм, принимающий в расчёт силу, число, власть и больше ничего. Впрочем, всякий народ для них одно и то же, т.е. бесхарактерное скопление людей и цифр, подлежащее вечному арифметическому закону, или масса, повинующаяся вечным правилам механики. Так и должно быть для книжных отшельников; но для людей, беспристрастно изучающих современное человечество, так быть не должно. Новые точки зрения… и беспристрастный взгляд на быт людской дадут науке новое направление и ясный смысл».24

Следы племени ванов находят и на русской равнине. «Славянское племя вятичей в хазарских и арабских источниках известно как