Санкт-Петербург «эверест третий Полюс» 1997

Вид материалаДокументы

Содержание


За это нашим учителям вечная наша благодарность и вечная память.
Первая часть
В. Г. Масалов.
Первая часть
В. Г. Масалов.
Первая часть
В. Г. Масалов.
Первая часть
В. Г. Масалов.
Первая часть
В. Г. Масалов.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
в частности, такие корифеи, как ныне покойные Г.М.Голузин, Л.В.Канторович, С.Л.Соболев, Д.К.Фаддеев. Мне кажется, что большое значение имело то, как и чему нас учили наши учи­теля. А учили они нас простым вещам — работать и думать, что помогло нам преодолеть недостатки тогдашнего университетско­го образования.

За это нашим учителям вечная наша благодарность и вечная память.

Виктор Григорьевич Масалов

студент мат-меха в 1938-41 годах, сейчас полковник в отставке

Университетские годы

Мне выпало большое счастье учиться в Ленинградском Госу­дарственном Университете.

Окончив в 1938 году десятилетку в далеком таежном посел­ке (прииск Сомнительный Ульчского района Нижне-Амурской области Хабаровского края), в том же году я поступил на фа­культет математики и механики Ленинградского Университета.

Выбор высшего учебного заведения был произведен не толь­ко из-за увлечения математикой, но главным образом из-за из­вестности этого прославленного учебного заведения, в котором

13

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

учились многие выдающиеся ученые, писатели, общественные и политические деятели.

Годы учебы в Университете (1938-1941) оставили неизглади­мые впечатления в моей памяти. И я безмерно благодарю судьбу, предоставившую мне возможность приобщиться к высокому духу науки и культуры, присущей ЛГУ (теперь аббревиатура СПбГУ). Носителями этого высокого духа были прежде всего профессора и преподаватели Университета. И первое слово о них.

Профессор Григорий Михайлович Фихтенгольц — выдающий­ся педагог-математик. Именно по этой причине ему поручались первокурсники, которым он читал лекции по курсу «Анализ-1».

Даже внешность его производила впечатление настоящего про­фессора: высокий лоб, темные с проседью зачесанные назад во­лосы, окладистая борода, безукоризненный костюм, обязательная шляпа и массивная трость.

Среди студентов Григорий Михайлович пользовался глубоким уважением. Нередко на его занятия приходили старшекурсники, чтобы послушать его мастерские лекции.

Лекции он читал неторопливо, уделяя особое внимание самым важным понятиям и выводам. Четким прямым почерком делал записи на доске, полученная в результате вывода формула обычно обводилась рамкой, а особо важная — рамкой с кружочками по углам.

Для облегчения понимания излагаемого материала часто поль­зовался аналогиями из обыденной жизни. Среди студентов широ­ко известными были его «принцип двух милиционеров», «прин­цип веника» и др. Например, доказывая теорему о пределе пе­ременной, заключенной между двумя другими, стремящимися к общему пределу, он приводил аналогию с гражданином, находя­щимся между двумя милиционерами: этот гражданин неминуемо следует туда, куда идут эти милиционеры.

Лекции Григория Михайловича несли и большую воспитатель­ную нагрузку. По ходу лекции он приводил примеры из истории математики, из жизни выдающихся математиков, а также случаи из своей практики.

Вспоминается и такой «воспитательный момент». Однажды, проходя по знаменитому университетскому коридору, Григорий Михайлович встретил группу первокурсников, среди которых бы-

14

В. Г. Масалов. Университетские годы

ла одна девушка. Студенты несколько растерялись от встречи со знаменитым профессором и замешкались с приветствием. Гри­горий Михайлович первым снял шляпу, вежливо поклонился и подал руку вконец смутившейся студентке. Ребята были ошело­млены таким проявлением вежливости и долго допытывались у этой студентки, где она успела познакомиться с профессором.

На ближайшей лекции Григорий Михайлович не преми­нул воспользоваться этим случаем, чтобы напомнить студентам принципы вежливости. Выбрав удобный момент по ходу лекции, он рассказал, что раньше студентки делали реверанс при встрече с профессором, а сейчас пожилой профессор вынужден первым снимать шляпу и подавать руку. Все свидетели и участники этой сцены прекрасно поняли намек и никогда больше не допускали такой оплошности.

Математический анализ давался студентам нелегко, можно да­же сказать, что на первых порах совсем не давался. Дело было не только в том, что отсутствовали учебники по университетской программе матанализа и это затрудняло учебу, а, скорее всего, в самом духе анализа: приходилось строго доказывать, казалось бы, совершенно очевидные истины, и необходимость доказатель­ства никак не укладывалась в голове. Дело усложнялось и обили­ем материала, который с каждой лекцией нарастал, как снежный ком.

В конце первого месяца занятий положение стало настолько катастрофическим, что пришлось созвать общее собрание сту­дентов, на котором выступил Григорий Михайлович. На недо­уменные вопросы студентов, что им делать, Григорий Михайло­вич объяснил, что это непонимание кажущееся, и оно является обычным для первокурсников: вначале происходит количествен­ное накопление материала, которое неизбежно должно перейти в качество, в понимание глубинного смысла строгой математиче­ской теории.

Так оно и произошло: к первой экзаменационной сессии боль­шинство студентов стало справляться с изучаемым материалом.

Г. М. Фихтенгольц был автором университетского курса мате­матического анализа, первый том которого вышел весной 1939 года (издательство ЛГУ). Этот том стал основой для последую­щего трехтомного «Курса дифференциального и интегрального

15

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

исчисления», изданного в 1947—1949 гг.

Требования Григория Михайловича на экзаменах были очень высокими. Особенно строг он был к определениям, терминологии и формулировкам, не терпел вольностей в обращении с понятия­ми математического анализа. В то же время бывал очень доволен, если видел в ответе глубокое понимание предмета. В таком случае он был щедр на отметку и не задавал дополнительных вопросов. Мы очень гордились высокими оценками с подписью «Гр.Ф.».

Практические занятия в нашей группе вела Тамара Констан­тиновна Чепова. Она была ученицей Г.М.Фихтенгольца и очень гордилась этим. Верная своему учителю, она также предъявля­ла высокие требования к студентам. Получить у нее отличную оценку на зачетной контрольной было нелегко. Надо было, кроме обязательного задания, успешно решить хотя бы часть дополни­тельных упражнений. В противном случае выше оценки «хорошо» не видать. Очень любила на экзаменах «погонять» нерадивых сту­дентов и безжалостно ставила двойки.

На втором курсе матанализ читал профессор Леонид Виталье­вич Канторович. Это был самый молодой профессор (ему было 27 лет в 1939 году), что окружало его ореолом какой-то необык­новенности.

Ученик Г.М.Фихтенгольца, он в педагогическом мастерстве уступал своему учителю, но лекции его были также строги и отличались глубиной излагаемого материала.

Сравнительно небольшого роста, с тонким голосом, он не про­изводил впечатления солидного профессора. Несмотря на неболь­шое возрастное отличие от студентов, он не был к нам близок. Причиной этого была его какая-то отрешенность от жизни, его постоянная углубленность в свои мысли. В его голове, видимо, непрерывно шла своя работа, не связанная с излагаемым мате­риалом. Вспоминается такой случай. Во время чтения лекции он, как обычно погруженный в свои размышления, вдруг неожидан­но остановился, охваченный какой-то мыслью. В наступившей тишине кто-то из студентов внятно произнес: «Забыл...» «Нет, нет, не забыл», — немедленно откликнулся Леонид Витальевич, и тут же, как ни в чем не бывало, продолжил лекцию.

То же происходило и на экзаменах. Слушая ответ, Леонид Ви­тальевич прикрывал веки и отрешался от окружающей обстанов-

16

В. Г. Масалов. Университетские годы

ки; создавалось впечатление, что он спит. Но стоило студенту сказать что-то не так, как тут же раздавался возглас: «Что, что?». Кто мог тогда знать, что перед нами будущий лауреат Нобе­левской премии?!

В 1943 году, работая на одном из оборонных заводов, я обна­ружил в заводской технической библиотеке небольшую книжку, которая называлась «Математические методы организации и пла­нирования производства» (издание 1939 г.). Автором ее оказался Л.В.Канторович. Содержание этой книги очень заинтересовало меня не только как бывшего ученика Л.В.Канторовича, а в пер­вую очередь своей направленностью на практическое решение чисто производственных вопросов получения максимума задан­ной продукции с данного станочного парка. Сразу же возникло желание применить идеи оптимизации производства к конкрет­ной работе завода. К сожалению, последовавший вскоре переход к другому месту службы прервал мои попытки применить на прак­тике идеи Л. В. Канторовича, которые впоследствии были развиты им в совершенно новую отрасль математики.

Аналитическую геометрию на первом курсе и дифференциаль­ную геометрию на втором курсе читал доцент Владимир Ивано­вич Милинский. Его лекции по аналитической геометрии легко усваивались, так как излагаемый материал имел наглядный и конкретный характер. Этого нельзя сказать о дифференциальной геометрии, где обилие формул и громоздкие выкладки значи­тельно затрудняли усвоение.

Владимир Иванович читал лекции спокойно, размеренно, с какой-то особой доброжелательностью к студентам, не отвлекаясь на какие-либо отступления от темы.

У одной из однокурсниц чудом сохранился мой конспект лек­ций по дифференциальной геометрии за 1939 г. Этот конспект вернулся ко мне осенью 1988 года на встрече однокурсников по случаю 50-летия поступления в Университет. С волнением пере­листывая пожелтевшие страницы конспекта, я живо представил Владимира Ивановича у доски...

Учебников по аналитической и дифференциальной геометрии для математико-механического факультета не было, поэтому по отдельным вопросам курса рекомендовались различные источ-

17

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

ники, в том числе и на иностранных языках. Владимир Ивано­вич призывал нас не стесняться незнанием иностранных языков, предлагал брать учебники на любом языке и пытаться их читать. Ссылаясь на свой опыт, он говорил, что таким образом можно самостоятельно и довольно быстро научиться читать математи­ческий текст на любом языке. Должен признаться, что мои по­пытки освоить таким методом французский язык не увенчались успехом.

Профессор Фаддеев Дмитрий Константинович читал нам на первом курсе высшую алгебру. Первое знакомство с ним было не в его пользу: не очень внятная речь (он сильно картавил), взлохмаченные волосы, размашистые движения. Однако мы ско­ро привыкли к Дмитрию Константиновичу и с удовольствием слушали его лекции. Записывать его лекции было нелегко: он обладал способностью очень быстро писать на доске. Его правая рука с мелом так и мелькала по доске, непрерывным движени­ем слева направо и справа налево выписывая строчки элементов определителей и матриц.

На экзаменах Дмитрий Константинович был справедлив, хотя получить высокую оценку у него было весьма сложно: требова­лись глубокие знания всего курса и умение практически приме­нить их к решению задач.

Профессор Гюнтер Николай Максимович, один из редакторов широко известного в то время трехтомного «Сборника задач по высшей математике», читал нам на втором курсе лекции по те­ории обыкновенных дифференциальных уравнений. Его лекции являлись образцом упорядоченности, были разбиты на главы и параграфы, которые шли в строго определенной последователь­ности. В конце каждой лекции Николай Максимович говорил: «А теперь решим примерчик». При этом он вынимал из карма­на пиджака узенькую полоску бумаги, на которой было записано уравнение, которое следовало решить. Никаких других бумаг на свои лекции он не носил!

Как-то в библиотеке факультета мне попался литографирован­ный курс лекций по теории обыкновенных дифференциальных уравнений, читанный профессором Н.М.Гюнтером в 1912 го­ду. Просматривая этот курс, я к своему величайшему удивлению обнаружил те же главы и параграфы и те же «примерчики».

18

В. Г. Масалов. Университетские годы

Николаю Максимовичу было около 70 лет, он был болен, пра­вая рука плохо действовала и он мог писать ею на доске только перед собой, передвигая доску вверх. Лекции он читал в Боль­шой Физической аудитории, оборудованной доской, которая под­нималась с помощью электромеханизма. Николай Максимович, несмотря на свою слабость, никогда не пользовался этим меха­низмом. Каждый раз кто-нибудь из студентов напоминал ему об этом механизме, и каждый раз он действовал по-своему: с тру­дом нагибался и здоровой рукой поднимал доску. Стирая тряп­кой написанное на доске, он непроизвольно опускал тряпку, и она падала на пол. И каждый раз он нагибался за тряпкой с тем, чтобы после использования опять уронить ее. От любой помощи он отказывался, стараясь делать все сам.

Жил Николай Максимович по старому календарю, не призна­вая существовавшей тогда шестидневки (5 дней рабочих, 6-й — выходной). И работники деканата, составляя расписание занятий, не назначали его лекции в воскресные дни. А курс своих лекций он разбивал на две части: «до Рождества» и «после Рождества». Перед зимней экзаменационной сессией, заканчивая последнюю лекцию семестра, Николай Максимович говорил, что следующую главу курса он начнет «после Рождества».

Н.М.Гюнтер был исключительно скромным человеком. Это особенно ярко проявилось в его 70-летний юбилей в 1941 го­ду. Чествование проходило в Большой Физической аудитории Университета. Собрались представители ученого мира из мно­гих научных учреждений и вузов, звучали торжественные речи в честь юбиляра, было преподнесено множество приветственных адресов. В своем ответном слове Николай Максимович отнес все результаты своей научной деятельности в адрес своих учителей — П.Л.Чебышева и А.А.Маркова.

В 1941 году, вскоре после своего 70-летия, Николай Макси­мович Гюнтер скончался.

Незабываемое впечатление оставляли лекции профессора Смирнова Владимира Ивановича. На третьем курсе он читал нам теорию функцию комплексной переменной.

Небольшого роста, очень подвижный, он буквально горел на лекции. С большим воодушевлением он рассказывал нам, каза­лось бы, совсем абстрактную теорию, глаза его сверкали, и его

19

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

энтузиазм невольно передавался слушателям.

Обычно перед началом доказательства какой-либо сложной те­оремы он, как говорится, «на пальцах» объяснял идею предсто­ящего доказательства, и только затем начинал строгое его изло­жение, время от времени повторяя свой неизменный вопрос к аудитории: «Вы понимаете меня?»

Уже в то время были широко известны первые тома его фун­даментального «Курса высшей математики».

Владимир Иванович Смирнов пользовался большим уважени­ем студентов, и его лекции всегда слушали с неослабевающим вниманием.

Уравнения математической физики читал профессор Кошля-ков Николай Сергеевич. Правильнее было бы сказать, что он не читал, а диктовал свои лекции. Принцип своего метода препо­давания он объяснял так: студенты в течение семестра все равно не занимаются, а тут у них к экзаменам будет надежный кон­спект. И он последовательно диктовал своим размеренным голо­сом каждую лекцию. Можно было видеть конспект у студентов предыдущего курса, и он был почти слово в слово таким же, как и на последующем курсе. Естественно, что большинство сту­дентов при таком методе действительно не занималось, надеясь подготовиться к экзаменам по готовым конспектам.

Более того, пользуясь этими конспектами, часть студентов да­же предпочитала сдавать экзамен по этому курсу досрочно. Про­цедура эта была довольно проста. До начала лекции Николай Сергеевич давал задание двум-трем желающим сдать экзамен, а сам шел читать лекцию. В перерыве Николай Сергеевич зада­вал несколько беглых вопросов по курсу и, если получал неме­дленный ответ, то ставил отметку. В противном случае экзамен считался несостоявшимся. В этот же перерыв он мог дать за­дания для подготовки следующей смене из двух-трех студентов, которых ожидала такая же процедура после окончания лекции.

Курс общей астрономии читал доцент Шаронов Всеволод Ва­сильевич. Предмет этот на факультете не считался основным и значительная часть студентов (кроме будущих астрономов) не проявляла к нему большого интереса. Обычно на лекциях В.В.Шаронова многие занимались чем угодно, только не астро-

20

В. Г. Масалов. Университетские годы

номией, поэтому в аудитории (Большая Физическая) было до­вольно шумно. Но это не смущало лектора. Обладая мощным баритоном, он начинал лекцию словами «Прошлый раз мы оста­новились на...», и продолжал ее, не обращая внимания на ауди­торию, перекрывая шум своим голосом.

Лекции Всеволода Васильевича были содержательны и инте­ресны. Те годы были началом создания и бурного развития те­оретической астрофизики, одним из основоположников которой был тогдашний профессор ЛГУ Амбарцумян Виктор Амазаспо-вич (кстати, в отсутствие В.В.Шаронова он читал нам несколько лекций). Астрономия пополнялась новыми открытиями, и Все­волод Васильевич приводил в своих лекциях сведения по самым последним достижениям этой науки.

Практические занятия по астрономии проводились в Обсерва­тории, расположенной в дальнем конце университетского двора. Обсерватория Университета располагала крупным по тому вре­мени телескопом — 16-дюймовым рефрактором. Вспоминаются захватывающие дух картины лунного ландшафта, впервые уви­денные через этот телескоп.

Трудно было тогда предположить, даже в самой неудержимой фантазии, что через каких-нибудь 20 с небольшим лет начнутся исследования Луны с помощью космических аппаратов и начало этим исследованиям положат отечественная наука и техника!

Профессор Розе Николай Владимирович — автор известного в то время двухтомного издания «Теоретическая механика» — читал нам лекции по этому курсу. Предмет теоретической ме­ханики был интересен сам по себе, и это в значительной мере определяло отношение студентов к нему.

Николай Владимирович был опытным лектором и умел дер­жать аудиторию в руках.

Несмотря на свою внешнюю недоступность, он был довольно снисходительным на экзаменах, не придирался по мелочам и не скупился на оценки.

Среди блестящих мастеров — педагогов математико-механи-ческого факультета несколько особняком стоял академик Берн-штейн Сергей Натанович, который на третьем курсе читал нам теорию вероятностей. Само звание академика уже завораживало нас, окружая его имя ореолом принадлежности к высшим пред-

21

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

ставителям науки. Однако его лекции вскоре разочаровали нас: сухой академизм, отрыв от практических вопросов, уход в аб­стракции. Ко всему этому его лекторские навыки были очень далеки от идеала.

Теория вероятностей оказалась малопривлекательным предме­том. Обращение к объемистому труду С. Н. Бернштейна «Теория вероятностей» мало способствовало усвоению материала, так как этот труд был написан в том же академическом духе.

Нас выручала ассистент С. Н. Бернштейна, руководившая прак­тическими занятиями — Гоар Амазасповна Амбарцумян. В на­чале каждого занятия она коротко и ясно, буквально в течение 15-20 минут, излагала нам суть двухчасовой лекции академика и методы практического применения теории. После такой вводной все становилось на свои места и практические занятия шли без особых трудностей.

Курс общей физики в течение пяти семестров читал профес­сор Карл Карлович Баумгарт — ученик и страстный почитатель Ореста Даниловича Хвольсона — автора широко известного в то время шеститомного «Курса физики».

По мастерству своему К. К. Баумгарт значительно уступал та­ким блестящим мастерам, как Г.М.Фихтенгольц и В.И.Смирнов, поэтому он не мог привлечь внимание студентов к своим лекци­ям. И только предстоящие экзамены (а их по курсу было три) заставляли нас заниматься этим предметом.

Много внимания уделялось практическим занятиям, которые занимали значительную часть учебного времени.

С большой признательностью и благодарностью вспомина­ются имена таких преподавателей практических занятий, как Т.К.Чепова (анализ-I), О.А.Полосухина (анализ-II), П.П.Ан­дронов (аналитическая и дифференциальная геометрия), И.Д.Лерман (теоретическая механика), Г. А.Амбарцумян (теория вероятностей).

Общие лекции студентам математико-механического факуль­тета читались в двух аудиториях: Большой Физической и Боль­шой Химической, находившихся соответственно в зданиях Фи­зического и Химического институтов, расположенных во дворе Университета.

Практические занятия проводились по группам в Главном

22

В. Г. Масалов. Университетские годы

Здании Университета в небольших рабочих аудиториях, кото­рые располагались вдоль университетского коридора. Наша 8-я группа занималась в аудитории №124, находившейся рядом с Актовым залом Университета.

В начале третьего курса было проведено разделение студен­тов по специальностям. При этом была создана особая группа, которая должна была готовить специалистов для работы в авиа­ционных конструкторских бюро. В группу вошло около тридцати студентов, в том числе и автор этих строк.

Для этой группы, кроме обычных университетских курсов, был введен ряд прикладных дисциплин: материаловедение, те­ория механизмов и машин, сопротивление материалов, начерта­тельная геометрия.

С началом Великой Отечественной войны в отношении этой группы было получено указание продолжить занятия с 1 июля 1941 года без перерыва на каникулы. В этот день студентам груп­пы было объявлено о порядке дальнейшей учебы, и со 2 июля были начаты занятия по программе 4 курса.

Однако, о каких занятиях мы могли думать, когда шли ожесто­ченные бои уже на дальних подступах к Ленинграду и десятки и сотни тысяч ленинградцев отправлялись на трудовой фронт по строительству оборонительных сооружений или шли добро­вольцами в ряды народного ополчения? После нескольких часов занятий в один из перерывов на импровизированном собрании было решено полным составом группы поступить в ополчение. На этом занятия были прекращены и большинство из нас добро­вольно вступило в ряды народного ополчения города Ленинграда.

Немного о быте студентов

Университет имел несколько общежитий. Мне пришлось жить в общежитиях, расположенных на 5-й линии Васильевского острова, на Малой Охте и на Мытнинской набережной. Наиболее благоустроенным было новое общежитие на Малой Охте, введен­ное в строй весной 1939 года. Здесь на каждом этаже имелись комнаты для занятий, душевые; на одном из этажей располагался большой буфет. В других общежитиях этих удобств не было.

Стипендия студентов Университета была меньше, чем в тех-