Iii. Триумф и трагедия. Уход с политической арены глава XX. Крах однопартийной системы

Вид материалаДокументы

Содержание


Сдача позиций
Августовский крах
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
[c.528]

Оппозиция реформаторскому курсу Горбачева, названная “право-консервативной”, хотя и не повлияла на решения конференции, но проявила себя вполне определенно. Достаточно напомнить нашумевшее выступление писателя Ю.Бондарева, оценившего “перестройку” как “дестабилизацию всего существующего” и сравнившего ее с “самолетом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка”.

Таким образом, несмотря на, казалось бы, торжество реформаторов, раскол в партии отныне стал фактором, определившим все последующее развитие. Скрытая конфронтация в политбюро, проявившаяся уже в 1987 г., нарастала, распространяясь по всем этажам партийной иерархии.

Чувствуя усиливающееся сопротивление партийного аппарата, Горбачев приступил к его реорганизации, начав с аппарата ЦК. В связи с намеченной передачей функции управления советским и хозяйственным органам решением сентябрьского (1988 г.) пленума были ликвидированы отраслевые отделы ЦК КПСС. Образованные комиссии ЦК по основным направлениям внешней и внутренней политики демонстрировали приоритет роли выборных органов перед аппаратом. Реорганизовывались, соответственно, и местные партийные органы.

Горбачев произвел перегруппировку сил и в политбюро. Отстранение от “идеологии” Лигачева и Яковлева (первый был “брошен” на аграрные, второй – на международные дела), чье противостояние разрушало даже иллюзию партийного единства, оказалось паллиативом. Яковлев оставался идеологом “перестройки”, Лигачев же окончательно определился как лидер консервативного крыла партии.

После XIX партконференции на первый план выдвинулись демократические движения, чьи представления о конечных целях реформ кардинально отличались от официально провозглашенных Горбачевым и закрепленных в документах КПСС. Ими ставилась задача коренного изменения политического и социально-экономического устройства, правда, пока еще под лозунгом: “Вся власть – советам!”. Острие этого лозунга было несомненно направлено против КПСС.

Реформа политической системы стала экзаменом, выдержать который партия так и не сумела. Принятые в конце 1988 г. законы о выборах и об изменениях" и дополнениях к Конституции СССР поставили КПСС перед необходимостью в ходе предстоящей избирательной кампании фактически на равных конкурировать с альтернативными организациями.

Поскольку закон предполагал наряду с голосованием и выборами по одномандатным округам выборы по спискам от различных обще-ценных организаций (что подвергалось сомнению демократической общественностью как норма, ставящая депутатов в неравное положение), состоявшийся в январе 1989 г. пленум ЦК впервые в советской истории выдвинул 100 кандидатов (пресловутая “красная сотня”), которые и стали на мартовском пленуме депутатами.

Кампания по выборам народных депутатов СССР проходила в обстановке массированного натиска на КПСС, ее идеологию и функционеров. Итог оказался закономерным. Хотя среди народных [c.529] депутатов СССР 87% были коммунистами, демократические силы одержали моральную победу, поскольку среди номинальных коммунистов было много радикально настроенных людей, будущих оппозиционеров и тех, кто скоро покинет ряды партии. В первую очередь это относилось к представителям крупных городов – Москвы, Ленинграда Свердловска, а также ряда республик.

Горбачев, демонстрируя официальный оптимизм, утверждал, что выборы стали крупным шагом на пути демократизации, свидетельством того, что “общество удалось разбудить, включить народ в политику”. Но оценки членов политбюро разошлись. Большинство восприняло итоги как тяжелое поражение партии, кризис ее руководства. 30 партийных выдвиженцев, секретарей обкомов и горкомов, не получили народной поддержки, проиграв своим оппонентам, часто беспартийным. Поражение связывалось прежде всего с деятельностью СМИ, направленной на дискредитацию истории КПСС и партаппарата. Причем в тенденциозном направлении обвинялись и многие цековские издания, в том числе “Правда”.

Выход из кризиса некоторые руководители, в частности Н.Рыжков, Э.Шеварднадзе, видели в коллективной отставке политбюро. По замыслу, это должно было “развязать руки” Горбачеву для формирования новой, ничем не скомпрометированной “команды”, которая могла бы рассчитывать на возобновление “кредита народного доверия”. Но Горбачев пошел иным путем, выдвинув вариант резкого обновления состава ЦК и Центральной ревизионной комиссии. В ходе беспрецедентной акции 110 членов ЦК и ЦРК пенсионного возраста одномоментно были выведены из состава высших партийных органов.

Таким образом, начатая еще в 1988 г. энергичными действиями Лигачева “селекция кадров” продолжалась. За это время сменилось примерно две трети руководителей предприятий, строек, колхозов и совхозов, советских и партийных органов. В самом верхнем эшелоне этот процесс завершился лишь к осени 1989 г., но это уже не могло спасти положения.

Первое массированное выступление против горбачевского руководства произошло на апрельском (1989 г.) пленуме ЦК. Содержание дискуссии на пленуме, находившемся, безусловно, под впечатлением поражения партийных функционеров на выборах, по инициативе Горбачева стало в полном объеме достоянием общества, так как он все еще рассчитывал на общественную поддержку, хотел, чтобы люди “увидели реальную картину положения вещей в ЦК КПСС и в какой обстановке приходится работать генсеку”.

После I съезда народных депутатов СССР недовольные его итогами радикалы усиливают критику КПСС, обвиняя ее в нежелании на деле передать власть советам, поскольку 6-я статья Конституции продолжала действовать – съезд не пошел на ее устранение. Летом 1989 г. происходит официальное оформление демократической оппозиции в лице межрегиональной депутатской группы (МДГ), которая энергично повела борьбу за власть.

Участились случаи добровольного выхода коммунистов из рядов партии. Если в течение 1988 г. 18 тыс. членов и кандидатов партии сдали свои партийные документы, то в следующем году таких [c.530] оказалось уже более 136 тыс. Тем временем политбюро призывало партийные организации наладить “конструктивный диалог со всеми социальными силами, выступающими за обновление социализма”, усилить партийное влияние на общество. Помимо прочего, с этой целью начинается издание новых газет (“Рабочая трибуна”, “Экономика и жизнь”) и журналов (“Диалог”, “Известия ЦК КПСС”).

В июле на совещании первых секретарей ЦК, крайкомов и обкомов партии с резкой критикой политбюро и генсека выступил председатель Совмина Н.Рыжков. Стала популярной идея чрезвычайного съезда КПСС, ее поддерживали как представители консервативного крыла, так и радикалы. И те, и другие надеялись сломить горбачевскую линию неопределенности и постоянного лавирования между двумя крайними флангами. Однако Горбачеву и его окружению удалось заблокировать эту инициативу, поскольку они не без оснований полагали, что чрезвычайный съезд в сложившейся ситуации чреват поражением именно реформаторских сил.

В стране к этому времени уже бушевали межнациональные конфликты. Разразившийся в феврале 1988 г. Карабахский кризис перевел их из разряда локальных проблем в разряд государственных. Национальный вопрос, долгое время недооценивавшийся командой Горбачева, становился уже частью вопроса о власти, инструментом борьбы за нее.

В этой обстановке большие надежды связывались с пленумом ЦК по проблемам межнациональных отношений. Одобренная пленумом платформа КПСС предусматривала серьезное расширение прав союзных республик, автономных образований, повышение их самостоятельности и одновременно настаивала на укреплении федерации, потенциал которой, как полагали, далеко не исчерпан. Впервые был поставлен вопрос и о подготовке нового Союзного договора.

Однако решения пленума запоздали. Ситуация в сфере межнациональных отношений практически вышла из-под контроля. Сепаратизм Прибалтики, Молдавии, Западной Украины, республик Закавказья приобрел откровенно экстремистский характер. Самое главное – наметился раскол в парторганизациях республик. Так, на XX съезде компартии Литвы произошел раскол. Часть литовских коммунистов заявила о выходе из состава КПСС и создании самостоятельной партии. Другая часть осталась на платформе КПСС. Образовалось две партии с двумя Центральными комитетами.

Внеочередной пленум ЦК, КПСС осудил этот раскол и направил в Литву Горбачева в сопровождении членов политбюро и секретарей ЦК для проведения “разъяснительной работы”. Миссия Горбачева, однако, успеха не имела. Разрыв компартии Литвы и КПСС предотвратить не удалось. Таким образом, начался процесс федерализации партии.

В этих условиях во многих парторганизациях Российской Федерации ставится вопрос о необходимости обособления и российского отряда компартии. Российский фактор в условиях общего обострения межнациональных отношений приобретает все большую значимость, так что игнорировать его становится невозможно. Понимая, что возникновение самостоятельной компартии РСФСР чревато развалом [c.531] КПСС (партия станет федеративной, а государство – конфедерацией), политбюро принимает паллиативное решение и образует Российское бюро ЦК КПСС под председательством М.Горбачева. [c.532]

Сдача позиций

Решающую роль в судьбе партии сыграл февральский (1990 г.) пленум ЦК КПСС. Он, как и апрельский пленум (1989 г.), проходил в острых дискуссиях, а противостояние по линии радикалы-консерваторы приняло на нем еще более грозные очертания. Соответственно, принятая пленумом платформа ЦК к XXVIII съезду партии, содержавшая комплекс новаторских идей, оценивалась по-разному. Радикалами – как половинчатая, а консерваторами – как социал-демократическая, оппортунистическая, отступавшая от основополагающих принципов марксизма-ленинизма.

Платформа объявляла идеалом общественного развития “гуманный”, “демократический социализм”. Партия подтверждала свою ответственность за упрочение и развитие экономических и социальных прав советских людей, рост их благосостояния. Радикальная экономическая реформа при этом виделась как органичное сочетание плановых и рыночных методов регулирования хозяйственной деятельности. Ставилась задача “глубокой перестройки отношений собственности”. КПСС выступила за многообразие форм собственности, хотя “частная” заменялась такими понятиями, как “трудовая коллективная” и “трудовая индивидуальная”.

Серьезные подвижки обозначились в политической сфере. В государственном строительстве приоритет отдавался формированию правового государства, исключающего диктатуру какого-либо класса, передаче власти советам и коренному преобразованию федерации. Важнейшими шагами февральского пленума стали, безусловно, решение отказаться от 6-й статьи Конституции СССР, признание многопартийности и предложение учредить в СССР президентство.

Планировались и кардинальные меры по обновлению партии. Предлагалось, например, “переосмыслить принцип демократического централизма в ее деятельности, перенеся акцент с централизма на демократизм. Серьезным изменениям предполагалось подвергнуть центральные органы, в частности, намечалось введение поста председателя КПСС и двух его заместителей, избираемых съездом.

На III съезде народных депутатов Горбачев был избран президентом СССР. На этом же съезде была упразднена и знаменитая 6-я статья Конституции СССР. Был сформирован президентский совет в составе 16 человек, среди которых 10 являлись членами и кандидатами в члены политбюро, членами ЦК.

После февральского и мартовского пленумов ЦК развернулась дискуссия, носившая явственно фракционный характер, по проектам платформы ЦК и устава партии. ЦК обратился к коммунистам с открытым письмом “За консолидацию на принципиальной основе”. Оно было направлено против тех, кто накануне партийного съезда взял курс на раскол партии. Естественно, реакция партийных [c.532] организаций оказалась соответствующей тем трем направлениям, которые уже сложились в партии. Умеренные реформаторы его поддержали, консерваторы, высказываясь против “раскольников”, считали его по-горбачевски беспомощным, наконец, радикалы бурно возмущались “письмом” как свидетельством сдвига Горбачева “вправо”, на позиции партаппарата.

Между тем уже в предсъездовский период раскол стал оформляться организационно. К лету–осени 1989 г. радикально-демократическая оппозиция внутри КПСС крепко стояла на ногах. Консолидация “реформистских сил” проявлялась в виде возникавших по всей стране партийных клубов. Наиболее радикальным оказался Московский партийный клуб “Коммунисты за перестройку”. В конце 1989 г. по его инициативе была созвана встреча представителей родственных клубов из 16-ти городов и регионов страны, на которой зародилось движение “Коммунисты-реформаторы – за демократическую платформу в КПСС”.

В своих документах “коммунисты-реформаторы” констатировали отставание партии от процессов демократизации общества, ставили вопрос об окончательном переходе власти к советам и о многопартийной системе. Отсюда – пересмотр Конституции СССР, принятие закона о КПСС с четким определением правового статуса партии в политической системе общества, принятие нового устава партии с коренным пересмотром принципа демократического централизма как главной причины командно-бюрократического характера как самой партии, так и всей политической системы. Предлагался возврат к свободе фракций и группировок и целый ряд других принципиальных изменений во внутрипартийной жизни.

В январе 1990 г. в Москве состоялась всесоюзная конференция партийных клубов и организаций, учредившая “Демократическую платформу в КПСС” и избравшая ее руководящий орган – координационный совет. В него вошли Б.Ельцин, ЮАфанасьев, Г.Попов, Н.Травкин, Г.Бурбулис, В.Лысенко, В.Шостаковский и др. Решения февральского пленума ЦК “Демплатформа” восприняла как половинчатые и противоречивые. Координационный совет заявил о неизбежности раскола внутри ЦК и политбюро, о размежевании в партии и даже потребовал разделить партийное имущество.

Разногласия в партии множились. Заявила о себе “Марксистская платформа” в КПСС; собственные платформы разрабатывали Московская и Ленинградская партийные организации, компартия Эстонии, инициативный съезд российских коммунистов (последние утверждали, что не представляют особой платформы, но резко критиковали ЦК с позиций ортодоксального марксизма).

Сравнительный анализ платформ ЦК и “Демократической платформы” показывает, что в них имелись общие моменты (переход от авторитарно-бюрократического монополизма и завоевание права на политическое лидерство на парламентских выборах; переход к регулируемой рыночной экономике, равноправие всех форм собственности, включая частную, и т.п.), но в то же время содержались и принципиальные различия. И главное – в решении вопроса о власти. Лидеры “Демплатформы” в готовности КПСС отказаться от монополии [c.533] на власть, передать ее советам видели лишь тактический маневр, аппаратный вариант перестройки, предполагающий проведение частичных реформ для сохранения в измененном виде господства все той же партократии.

Серьезно расходились позиции двух платформ по вопросу о государственном устройстве, о преобразовании федерации. Если ЦК признавая право наций на самоопределение, вплоть до отделения, на деле отрицал целесообразность такого шага, заявляя о необходимости сохранить целостность Союза, то “Демплатформа” полагала, что, поскольку три прибалтийских республики уже заявили о выходе из состава СССР, время упущено. На пути к “новому демократическому дому” предстоит пройти полосу обособления. Остановить этот процесс, сохраняя приверженность демократии и праву, нельзя. Необходимость заключить новый Союзный договор, в котором должны быть уравнены права всех народов страны. В каждой республике следует провести референдумы для самоопределения и решения вопроса об участии в Союзном договоре.

Принципиальные различия крылись также в сфере обновления самой партии, ее организационных основ. “Демплатформа” выступала за федеративное построение КПСС, за территориальный принцип создания первичных организаций, за формирование в партии горизонтальных структур, свободу платформ, фракций, групп.

Свои альтернативные варианты выхода из кризиса предлагала и “Марксистская платформа”. Ее представители отрицали фракционность, высказывались за единство партийных рядов. Решительно выступая против бюрократизма в партии, деления на “генералов” и “солдат”, за демократизацию, плюрализм и многопартийность в обществе, они одновременно более жестко, чем ЦК, ставили вопрос о восстановлении авторитета партии, предлагая провести перерегистрацию коммунистов с целью освобождения партийных рядов от всякого рода политических и нравственных “перерожденцев”. А главное – требовали обозначить идейную позицию партии как партии “социалистического выбора и коммунистической перспективы”, отбросив “двусмысленные формулы, допускающие восстановление господства частнособственнических порядков”.

Идейное размежевание в партии, возникновение различных платформ не имело четко выраженной социальной основы, если не считать того, что “возмутителем спокойствия” выступала интеллигенция. Именно ее настроения отражались в “Демплатформе” (в большей степени) и “Марксистской платформе” (в меньшей степени). За “Демплатформой” шло студенчество, значительная часть рабочих в крупных городах, разделяла ее позиции и определенная доля партийных функционеров. “Марксистская платформа” в принципе имела ту же социальную базу, но более скромную в количественном отношении. Платформа ЦК КПСС, естественно, опиралась на основную массу партийных работников.

Открывшийся в Москве 2 июля 1990 г. XXVIII съезд КПСС воспринимался как судьбоносный, призванный определить будущее не только партии, но и государства. На нем развернулась острая дискуссия, небывалая в истории советских коммунистических форумов [c.534] со времен XVII партсъезда. Достаточно сказать, что в первом же выступлении от микрофона прозвучало требование “объявить отставку ЦК КПСС во главе с политбюро и не избирать их в руководящие органы съезда за развал работы по выполнению решений XXVII съезда КПСС и XIX партконференции”. И хотя председательствующий сумел “замять” неприятный инцидент, тем не менее эта резкая нота дала соответствующий настрой на всю дальнейшую работу съезда.

Съезд не только подтвердил всеобщую тревогу в связи с тяжелейшим политическим кризисом, уже перерастающим в кризис государственности, но и выявил диаметрально противоположные взгляды на пути и способы выхода из него. Здесь уже традиционно столкнулись две силы: те, кто не принимал проводимый курс как противоречащий провозглашенному в начале “перестройки” и требовал остановить разрушительные процессы (консерваторы), и те, кто уже не скрывал основной цели – изменения общественного строя в стране, дезинтеграции государства, раскола КПСС (радикал-реформаторы). Присутствовала, как всегда, и центристская позиция, представленная группой Горбачева.

Итоги съезда не удовлетворили ни одно из течений в партии. Консервативное крыло увидело в позиции съезда дальнейшую реализацию оппортунистического, социал-демократического курса, так как в документах фигурировал рынок, хотя и регулируемый, частная собственность хотя и названная “трудовой”, политический плюрализм и некоторые другие понятия, свидетельствующие, с точки зрения консерваторов (или “реалистов”, как сами они себя называли), о серьезных отступлениях от ленинских принципов.

Радикалы, напротив, увидели в партийных документах торжество “антиперестроечных сил”: партия, как они считали, отказалась передать всю полноту власти советам, не разделив партийные и государственные посты, не провела деполитизации КГБ, МВД, армии, госучреждений, не лишила парткомы на производстве их официального статуса, не передала собственность КПСС народу. Сосредоточение в руках Горбачева функций президента и генсека, отныне подотчетного даже не ЦК, а лишь партийному съезду, радикалы расценили как недопустимое усиление союзного Центра, с которым они уже вступили в борьбу. Ими был сделан окончательный вывод о неспособности партии к радикальным переменам как в самой себе, так и в обществе. [c.535]

Августовский крах

После XXVIII съезда КПСС резко усилился процесс выхода из партии. Число добровольно покинувших ее ряды к исходу 1990 г. составило 1 млн. 800 тыс. человек. Кто-то публично каялся, кто-то демонстративно сжигал перед телекамерами партбилет. В стране нарастала антикоммунистическая кампания, активно подогреваемая в средствах массовой инофрмации (в августе был принят закон о печати, окончательно легализовавший гласность).

В этих условиях партия продемонстрировала полную неспособность вести сколько-нибудь эффективную идеологическую борьбу, [c.535] теряя не только управление, но и влияние на происходящие в стране процессы. Новый состав политбюро оказался неработоспособным. К тому же реальная власть уже перетекла в президентские структуры (впрочем, также не обретшие подлинных властных рычагов).

Общий кризис власти к осени 1990 г. достигает такой стадии, которая вынудила все громче говорить о “тенденции разложения и распада”, о неминуемой “катастрофе” в случае непринятия экстренных мер прежде всего в экономической сфере и в вопросах государственного устройства. Неудачей заканчиваются попытки Горбачева и Ельцина (а значит, Союза и Российской Федерации) найти общий язык по вопросу перехода к рынку на основе российской программы Шаталина – Явлинского “500 дней”.

Углубляется кризис потребительского рынка: наступает эпоха продовольственных и промтоварных талонов, “табачных и водочных бунтов”, хлебных очередей и панических слухов о грядущих военных переворотах. Зазвучали призывы к введению в стране чрезвычайного положения. Противостояние российского и союзного президентов по вопросу о характере государственного устройства обретает все более острые формы.

Очевидная неспособность Горбачева удержать руль государственного корабля, его бесконечное лавирование и сдача принципиальных позиций доводит недовольство противостоящих политических сил до крайней точки. После январских 1991 г. событий в Прибалтике Ельцин потребовал отставки Горбачева, призвав демократические силы “объявить войну руководству страны”. В свою очередь, ссылаясь на итоги референдума от 17 марта 1991 г., в ходе которого большинство высказалось за сохранение СССР. депутатская группа “Союз”, коммунисты-государственники потребовали от президента введения чрезвычайного положения как единственного способа восстановить конституционный порядок и спасти Союз.

Неопределенность позиции Горбачева, его политика балансирования между различными политическими силами, изобилие слов и решительных заявлений при отсутствии энергичных и последовательных действий переполнили чашу терпения консервативного крыла партии, вызвав взрыв недовольства генсеком-президентом на апрельском (1991 г.) пленуме ЦК. Его участники потребовали внести в повестку дня отчет генсека (как президент он критиковался за то, что не использует предоставленные ему парламентом дополнительные права и чрезвычайные полномочия).

Своим контрнаступлением Горбачев заявил об отставке. Срочно созванное политбюро рекомендовало снять предложение об отставке с рассмотрения на пленуме. Большинство членов ЦК поддержало это предложение. Вопрос был закрыт. Первый партийный бунт против Горбачева, названный, впрочем, “бунтом на коленях”, закончился ничем. Несмотря на недовольство генсеком, партийная дисциплина продолжала действовать – большинство членов ЦК идет за ним, не отваживаясь на резкие действия.

Между тем в окружении Горбачева был сделан вывод о том, что внутренние противоречия в партии достигли такой остроты, при которой размежевание становится неизбежным. КПСС фактически