Geum.ru

Iii. Триумф и трагедия. Уход с политической арены глава XX. Крах однопартийной системы

Вид материалаДокументы

Содержание


Создание партии–государства
Большой скачок в “социализм”
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
Глава XXII
ВКП(б) В УСЛОВИЯХ ФОРМИРОВАНИЯ КУЛЬТА ЛИЧНОСТИ СТАЛИНА (1929-1940 гг.)

1929 г. можно было бы назвать годом термидорианского переворота, когда, попирая романтические идеалы Октября, к власти в СССР окончательно пришел Сталин, разгромивший к этому времени своих политических конкурентов. “Отбросив к черту” остатки нэпа, который все же давал определенные положительные результаты, решительно встав на путь “чрезвычайщины” и командно-административного “подхлестывания страны”, на путь террора против инакомыслящих и несогласных, на путь тоталитаризма, Сталин и его окружение выдвинули лозунг скорейшего построения социалистического общества в одной отдельно взятой стране и приступили к его форсированному осуществлению.

Через 8 лет, в 1936 г., Сталин объявил о построении в СССР в основном социалистического общества, а в 1939 г. продекларировал вступление страны в период завершения строительства социализма и постепенного перехода к коммунизму, совершая в то же время величайшие преступления против собственного народа, против своей партии и большинства своего ближайшего окружения. Насилие, жестокость и ложь со стороны “верхов”, терпение и готовность к жертвам, энтузиазм и вера в светлое будущее со стороны “низов” – вот главные составляющие этого сложного и противоречивого периода. [c.431]

Создание партии–государства

В 1925 г. на XIV съезде партия получила новое наименование – Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков). Было изменено не только наименование, но и сущность партии. Если ранее, по тайней мере формально, РКП(б) представляла собой как бы одну из равноправных национальных коммунистических партий (вместе с КП Украины, КП Белоруссии, КП Грузии и т.д.), то теперь ВКП(б) объединила все национальные компартии СССР в качестве ее полноправных членов под руководством ЦК бывшей РКП (б). При этом отдельной компартии РСФСР не существовало, что ослабляло коммунистов России по сравнению с коммунистами других национальных республик.

Численность партии в конце 20-х – начале 30-х годов продолжала быстро увеличиваться за счет массовых наборов рабочих от станка благодаря тем привилегиям, которые были созданы им при приеме [c.431] в партию. На основании устава ВКП(б), принятого XIV съездом, число необходимых рекомендаций для промышленных рабочих сокращалось с трех до двух, а стаж рекомендующих – с трех лет до одного года. Вступающие в партию по второй категории (трудящиеся крестьяне) должны были при приеме в партию представить три рекомендации коммунистов с двухлетним (вместо трехлетнего) стажем. Для интеллигенции, служащих и выходцев из других партий условия приема, наоборот, усложнялись. В результате, если в 1927 г. в партии насчитывалось 1236 тыс. членов и кандидатов, то в 1930 г их стало уже 1971 тыс., а в 1934 г. - 2809 тыс. человек.

При этом качественный состав коммунистов отражал социальный и культурный уровень рабочего класса того времени. Статистика свидетельствует, что с 1920 по 1929 гг. численность рабочего класса увеличилась более чем в 5 раз. В большинстве своем новые рабочие рекрутировались из числа пауперизированной крестьянской молодежи с трудом осваивавшейся на промышленных предприятиях. В конце 20-х годов каждый седьмой рабочий не умел читать и писать. Естественно, и политическая грамотность таких рабочих была весьма примитивной.

Кроме того, после начала коллективизации (в 1930–1932 гг.) в партию было принято в качестве кандидатов в члены партии 614 тыс. колхозников также с очень низким уровнем образования.

Когда в 1933 г. была проведена очередная чистка партии, среди исключенных оказалось много коммунистов из числа рабочих и крестьян, обвиненных в пассивности (23,2% исключенных). Позднее ЦК ВКП(б) постановил пересмотреть эти дела, исходя из того, что большинство исключенных за “пассивность” были преданными партии людьми.

Низкий образовательный уровень был типичен и для руководителей партии. Даже в 1939 г. 71,4% секретарей районных, городских и областных комитетов партии и 41% секретарей крайкомов и ЦК компартий республик не имели среднего образования. Более того, с декабря 1930 г. по февраль 1941 г. среди членов политбюро ЦК ВКП(б) не было ни одного человека с законченным высшим образованием.

Подавляющее большинство рядовых коммунистов и руководителей партийных организаций, боявшихся обвинений во фракционной деятельности и не слишком разбиравшихся в тонкостях борьбы против “оппортунизма”, развернутой Сталиным и его окружением, поддерживали и целиком одобряли “генеральную линию” партии. Но в начале 30-х годов все же нашлись отдельные коммунисты, попытавшиеся выступить против Сталина и его методов руководства. В 1930 г. сложилась группа в составе председателя Совнаркома РСФСР С.И.Сырцова, одного из авторитетных руководителей Закавказской краевой парторганизации В.В.Ломинадзе и видного комсомольского работника, члена ЦК ВКП(б) Л.А.Шацкина. К ним присоединились некоторые работники центральных партийных и советских органов учреждений.

Недовольные возродившейся в конце нэпа “чрезвычайщиной”, усилением бюрократизма, “феодально-барским” отношением к трудящимся, неэффективностью экономики, они пришли к выводу о [c.432] необходимости смещения Сталина с поста генерального секретаря ЦК. Выступив на заседании политбюро, С.И.Сырцов заявил, что оно окончательно превратилось в совещательный орган при Сталине, что успехи социалистического строительства относительны, ибо основаны на недобросовестной статистике, что “чрезвычайные” меры ведут к экономическому хаосу и ставят страну на грань кризиса. В.В.Ломинадзе подготовил “Обращение Заккрайкома ВКП(б)” по итогам XVI съезда партии, в котором говорилось, что сельские советы превратились в “милицейско-налоговые пункты”, что советская власть грабит деревню. Л.А.Шацкин опубликовал в “Комсомольской правде” статью “Долой партийного обывателя”, относя к этой категории коммунистов, к личности которых “привит микроб идейной трусливости” Эта статья вызвала резко отрицательную оценку политбюро. Журнал “Большевик” откликнулся на нее статьей-отповедью, авторы которой, новые сталинские “идеологи” Н.Ежов, Л.Мехлис и П.Поспелов, обвинили Шацкина в том, что он “зачислил в “болото” лучшую часть партийных кадров и подавляющее большинство партии”.

Члены группы задели самые чувствительные “нервы” партийной жизни того времени и замахнулись лично на Сталина. Их немедленно, даже вопреки нормам устава партии, сместили с занимаемых постов, вывели из ЦК и направили на работу в провинцию. В партийной печати против них была развязана травля. В результате Сырцов и Ломинадзе покончили самоубийством. Шацкин позднее был арестован и расстрелян.

Самое крупное выступление против упрочивавшегося режима личной власти Сталина относится ко второй половине 1932 г. и связано с так называемой “контрреволюционной группой Рютина, Иванова, Галкина и др.”, объединившихся в Союз марксистов-ленинцев. Душой и идейным руководителем этой группы был М.Н.Рютин. Член большевистской партии с 1914 г., участник гражданской войны, позднее – видный партийный функционер, Рютин в 1925 г. стал секретарем Краснопресненского райкома партии г. Москвы. Он активно боролся против троцкистов и зиновьевцев, объективно помогая становлению режима личной власти Сталина. На XV съезде ВКП(б) Рютин был избран кандидатом в члены ЦК партии.

Однако уже в 1928 г., когда Сталин начал исподволь готовить наступление против “правого уклона” и все шире внедрять “чрезвычайщину”, против которой выступила группа Бухарина, отношение Рютинa к Сталину изменилось: вместе с другими лидерами московской партийной организации он не поддержал генсека, за что, как и они, был обвинен в примиренчестве по отношению к “правым” и освобожден от своего партийного поста. Затем на Рютина обрушились и другие обвинения, в том числе основанные на клеветнических доносах. Он был исключен из партии, работал экономистом в “Союзсельэлектро”.

Весной 1932 г. М.Н.Рютин, В.Н.Каюров (член партии с 1900 г.), М.С.Иванов (член партии с 1906 г.) составили ядро организации, позже названной “Союз марксистов-ленинцев”. От ее имени Рютин подготовил теоретическую работу “Сталин и кризис пролетарской диктатуры” (принятую в качестве платформы организации) и “Обращение [c.433] ко всем членам ВКП(б)”. В этих документах на основе большого числа фактов и их детального анализа доказывались измена Сталина ленинизму, его превращение в диктатора, полный провал его политической линии и перерождение под его влиянием самой ленинской партии. В платформе Союза марксистов-ленинцев утверждалось, что “партия задавлена, задушена, терроризирована партийным аппаратом”, что в ней “царят взаимное подозрение и взаимная боязнь, недоверие и желание избежать обсуждения всяких политических вопросов из страха, что могут “пришить” уклон”. Обращаясь ко всем членам партии, Рютин и его единомышленники призывали сбросить диктатуру Сталина, покончить с властью аппарата и возродить внутрипартийную демократию. Только это, утверждали они, может спасти страну от величайшего кризиса и грядущей катастрофы.

Документы “Союза” распространились в Москве, Харькове, в Белоруссии. Это стало известно в ЦК ВКП(б) и ОГПУ, после чего М.Н.Рютин и другие члены Союза марксистов-ленинцев были арестованы. На одном из допросов Рютин заявил: “Никаких вдохновителей за мной не стояло и не стоит. Я сам был вдохновителем организации, я стоял во главе ее. Я один целиком писал и платформу, и обращение”.

Участники “Союза” были осуждены на длительные сроки заключения. Позже почти все они были уничтожены. Рютин был приговорен к смерти и расстрелян 10 января 1937 г. В 1988 г. Рютин и его товарищи были реабилитированы “за отсутствием состава преступления”. Так Сталин мстил тем, кто пытался сказать правду о том, что происходило в СССР.

Диктатура пролетариата, реализовавшаяся как диктатура большевистской партии, а затем эволюционировавшая в олигархию высших партийных органов – ЦК и политбюро – в конце 20-х – начале 30-х годов стремительно превращалась в диктатуру одного человека – Сталина, опиравшуюся на новый созданный в стране социальный слой – аппаратную бюрократию, номенклатуру. На XVIII съезде партии (1939), говоря о кадрах партии, Сталин заявил: “Кадры партии - это командный состав партии, а так как наша партия стоит у власти, они являются также командным составом руководящих государственных органов”. Эти слова воплощали суть и смысл командно-административной системы, в центре которой стоял партийный аппарат. Нормальным и закономерным явлением в жизни номенклатурных кадров было перемещение их с партийной работы на советскую и обратно. Таким же образом партийные органы сращивались с комсомолом, профсоюзными и другими общественными организациями.

В конечном счете право принятия окончательных решений перешло – в общесоюзном и общепартийном масштабе – к Сталину, которого его ближайшее окружение в общении и переписке между собой называло “Хозяином”. В пределах же республик, краев, областей и отраслевых ведомств такие решения принимали непосредственно назначенные Сталиным и подотчетные ему люди – 1-е секретари ЦК КП республик, крайкомов, обкомов партии, а также наркомы. Те в свою очередь делегировали полномочия “первым лицам”, стоявшим во главе районов, директорам предприятий союзного и республиканского подчинения [c.434] и т.д. Все они относились к партийной номенклатуре. Именно эго позволило Сталину в 1937 г. на февральско–мартовском пленуме ЦК ВКП(б) заявить: “В нашей партии имеется 3–4 тысячи руководителей, составляющих ее, партии, генералитет, 30–40 тысяч деятелей среднего звена – офицерство и 100–150 тысяч низовых работников районного звена, составляющих унтер-офицерские кадры партии”.

Таким образом, диктатура Сталина – лишь вершина пирамиды, в которой на каждой ступени был свой авторитарный “вождь”, осуществлявший всю полноту власти на “вверенной” ему территории или в отрасли экономики. Поскольку все этажи этой пирамиды власти заполнялись сверху и были ответственны лишь перед вышестоящими лицами и организациями, то всем этим большим и маленьким “вождям” по сути дела были безразличны интересы народа. Поэтому демократические институты и сама демократия свертывались и уничтожались или приобретали чисто формальный характер; в стране устанавливался тоталитарный режим.

Командно-административная система, бюрократический аппарат создавался Сталиным и был необходим ему для захвата и осуществления абсолютной власти в стране. Но и аппарату нужен был Сталин: он был гарантом стабильности его власти, обеспечивал многие привилегии для его работников; Сталин наконец являлся идеологическим воплощением аппарата. Идея “непогрешимого вождя”, волю которого претворяла в жизнь партийно-государственная номенклатура на всех ступенях властной лестницы, являлась обоснованием и оправданием всей его деятельности.

В этих условиях складывался культ личности Сталина. Безудержное восхваление Сталина в печати и устной пропаганде достигло апогея 21 декабря 1929 г., когда отмечалось его пятидесятилетие. (Заметим, что подлинной датой рождения Сталина было 6 декабря 1878 г. Уже в советское время, в начале 20-х годов, он сам по неизвестной причине перенес ее на 21 декабря 1879 г.). В этот день в центральной печати появилось множество статей, написанных Ворошиловым, Кагановичем, Микояном, Кировым и другими. В них с неприкрытой лестью восхвалялись его заслуги в октябрьской революции, гражданской войне, борьбе с оппозицией, защите ленинизма, строительстве социализма. Эта волна восхвалений не утихла и после юбилея, наоборот, она нарастала и в 1935 г. воплотилась в “теорию” двух вождей партии и Октябрьской революции (Ленина и Сталина) в докладе Берии “О некоторых вопросах истории большевистских организаций в Закавказье”.

К следующему юбилею – 60-летию Сталина (1939) эта “теория” вылилась в формулу: “Сталин – это Ленин сегодня”. Сталин был провозглашен “великим вождем и учителем” советского народа, “гениальным корифеем” всех наук, включен в синклит основоположников марксизма, который стал именоваться “учением Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина”. Дети заучивали лозунг “Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!”, молодежь клялась умереть “За Родину, за Сталина!”, он был объявлен другом летчиков - “сталинских соколов”, полярников, пограничников, ученых, шахтеров, писателей [c.435] и т.д. Для укрепления культа личности Сталина в огромном количестве создавались произведения живописи и скульптуры, которые воспевали его революционные заслуги, его решающую роль в строительстве социализма, его надчеловеческое величие. Бесконечное тиражирование портретов и скульптур Сталина было едва ли не главным назначением целой отрасли художественной индустрии.

Известный немецкий писатель Л.Фейхтвангер, посетивший Советский Союз в 1937 г., в личной беседе со Сталиным обратил его внимание на режущий слух европейца непомерный и безвкусный хор восхвалений в адрес вождя. На это Сталин, почти согласившись а этим, ответил, что этот хор поет якобы помимо его воли и его практически невозможно остановить. “Подхалимствующий дурак, – сердито сказал Сталин, – приносит больше вреда, чем сотня врагов”. Всю эту шумиху он терпит якобы только потому, что знает, какую наивную радость доставляет праздничная суматоха ее устроителям. Разумеется, Сталин лицемерил. Он не только не запрещал “хор восхвалений вождя”, но поддерживал и усиливал его как один из главных элементов его неограниченной власти.

Культ Сталина вырастал на почве отсутствия в стране демократических традиций, царистских иллюзий крестьянства и мещанства, низкой правовой и общей культуры населения. Культ сильной личности как замена религиозного культа был нужен не только самому Сталину, но и партии коммунистов, и большинству народа, который верил в вождя потому, что во все времена привык в кого-то верить. Таким образом, советский народ получил то, что хотел, и то, что заслужил. [c.436]

Большой скачок в “социализм”

Отбросив нэп, Сталин и его окружение выдвинули лозунг скорейшего построения социализма в одной, отдельно взятой стране. Год “великого перелома” – 1929-й – стал также и первым годом первой пятилетки. Директивы пятилетнего плана рассматривались на XV съезде партии (1927), XVI конференции ВКП(б) (апрель 1929 г.), обсуждались на ряде пленумов ЦК ВКП(б). В подготовке проекта плана принимали участие Госплан, ВСНХ, специально созданные комиссии ученых-экспертов. Было разработано два варианта плана - минимальный (с учетом возможных трудностей, неурожая и т.д.) и оптимальный, рассчитанный на благоприятные условия его выполнения. Оба варианты были тщательно отработаны и сбалансированы по сырью, стройматериалам, финансам, рабочей силе и т.д.

Отправной (минимальный) вариант был рассчитан на высокий среднегодовой темп прироста промышленной продукции, равный 18%, оптимальный – на 20–22%.

XVI партконференция и утвердивший пятилетний план V съезд Советов (май 1929 г.) пренебрегли предусмотрительной осторожностью составителей плана и единодушно (в том числе и председатель Госплана СССР Г.М.Кржижановский) высказались за оптимальный вариант, который и стал государственным законом. А спустя несколько [c.436] месяцев решениями ЦК ВКП(б), Совнаркома, ЦИК СССР многие плановые показатели стали пересматриваться даже в сторону их увеличения. Был выдвинут лозунг: “Пятилетку в четыре года!”, а затем и он был дезавуирован. “О чем говорит нам проверка выполнения пятилетки в ее оптимальном варианте?” – вопрошал Сталин в докладе XVI съезду партии в июне 1930 г., и отвечал: “Она говорит не только о том, что мы можем выполнить пятилетку в четыре года. Она говорит еще о том, что мы можем ее выполнить по целому ряду отраслей промышленности в три и даже в два с половиной года. Это может показаться скептикам из оппортунистического лагеря невероятным. Но это факт, оспаривать который было бы глупо и смешно”. Для того, видимо, чтобы не допустить потока возражений против нереальных заданий, Сталин заявил: “Люди, болтающие о необходимости снижения темпа развития нашей промышленности, являются врагами социализма, агентами наших классовых врагов”.

И вот уже в контрольных цифрах на 1931 г. вместо 22% прироста промышленной продукции, предусмотренных планом на третий год пятилетки, появляется требование обеспечить 45% увеличения объема продукции, а общие задания на пятилетку должны были возрасти по нефти с 22 до 45–46 млн. т, по чугуну – с 10 до 17 млн. т, по тракторам – с 53 тыс. до 170 тыс., по автомобилям – со 100 до 200 тыс. и т.д.

Все это было чистейшим авантюризмом, ибо не подкреплялось ни материальными, ни финансовыми ресурсами, вносило неразбериху и хаос в хозяйственную деятельность, порождало приписки и лживые победные реляции о достигнутых успехах. Именно такой реляцией стал и доклад Сталина на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в январе 1933 г., в котором он объявил об успешном выполнении 1-й пятилетки за 4 года и 3 месяца. При этом были обнародованы лишь две цифры: программа по общему объему промышленного производства была выполнена якобы на 93,7%, по тяжелой промышленности – на 108%. Но Сталин воспользовался в данном случае стоимостными, валовыми, затратными показателями, которые ни в коем случае не отражали реальное положение дел.

Фактически план 1-й пятилетки (как, впрочем, и всех последующих) был провален по всем показателям. Так, в 1932 г. было произведено 13,5 млрд. квт.ч электроэнергии вместо 22 млрд., 21,4 млн. т нефти вместо 22 млн. т по установленному и 45–46 млн. т по утвержденному позднее повышенному заданию, 6,2 млн. т чугуна вместо 10 млн. т по первоначальному и 17 млн. т – по повышенному заданию, 0,9 млн. т минеральных удобрений вместо 8 млн. т и т.д. Достаточно сказать, что установленные объемы производства на 1-ю пятилетку были достигнуты по минеральным удобрениям только в 1954 г., по шерстяным тканям – в 1957 г., по сахарному песку – в 195l г., а по основным (в оптимальном варианте) показателям тяжелой промышленности – в 1934–1935 гг.

Вместе с тем нельзя не отметить, что утвержденный V съездом Советов оптимальный вариант плана мог бы быть выполнен, если бы не нарушение народнохозяйственных пропорций и неоправданная гонка, вылившиеся в экономический авантюризм. “Партия, – заявил Сталин, – была вынуждена подхлестывать страну, чтобы не упустить [c.437] времени, использовать до дна передышку и успеть создать в СССР основы индустриализации, представляющие базу его могущества”

К чему это привело? Как загнанная лошадь, экономика не выдержала “подхлестывания”, а взвинченные темпы роста производств закономерно рухнули. Если в первые три года 1-й пятилетки темпы прироста промышленной продукции оставались высокими (20,0; 22,0; 20,5%), то на четвертом и пятом году пятилетки произошел их резкий спад (14,7 и 5,5%). Так что поставленные задачи смогли быть выполнены только частично, да и то за счет невероятного напряжения сил народа. Однако эта сторона дела – цена индустриализации – нашей исторической и экономической наукой обычно, за редкими исключениями, не рассматривается. К оценке ее мы вернемся ниже.

Здесь мы отметим лишь, что нереальность столь форсированных темпов развития промышленности стала ясной и самому руководству партии. Поэтому, первоначально определив на вторую пятилетку столь же завышенные задания в области промышленности (в решениях XVII партийной конференции, проходившей в январе–феврале 1932 г.), партийное руководство сочло необходимым на XVII съезде партии (1934) значительно откорректировать их в сторону снижения. Было решено установить среднегодовой прирост промышленной продукции в размере 16,5% вместо 18,9% намеченных в проекте. Уменьшались плановые задания по производству стали и чугуна. Предполагалось также обеспечить более высокие темпы роста производства отраслей группы “Б” – легкой и пищевой промышленности. Однако это благое намерение, как и многократно впоследствии, не было выполнено. Интересы тяжелой и прежде всего военной промышленности взяли верх над интересами повышения благосостояния народа.

Тем не менее в ходе двух первых пятилеток исторически обусловленная задача индустриализации страны была в основном выполнена, хотя ее переход от патриархальной к индустриальной цивилизации растянулся на гораздо более длительное время (численность городского и сельского населения в СССР сравнялась только к началу 60-х годов).

В Советском Союзе была значительно расширена и увеличена энергетическая база: построены Днепрогэс, Свирская и другие гидроэлектростанции, тепловые станции “Красный Октябрь”, Новомосковская и Дубровская, мощностью 200 тыс. квт.ч каждая, а также ТЭЦ. Началась добыча угля в Кузбассе, Караганде и Подмосковском угольном бассейне. Разрабатывались нефтяные месторождения в Татарии, Башкирии, Куйбышевской (Самарской) области и других регионах. Здесь же создавалась нефтеперерабатывающая и нефтехимическая промышленность. Фактически заново были созданы крупнейшие предприятия авиационной, автомобильной, тракторной промышленности, сельскохозяйственного машиностроения, производства минеральных удобрений и др. Значительно расширились объемы производства и география металлургической промышленности. Вслед за возведенными в первой пятилетке Магнитогорским и Кузнецким металлургическими комбинатами во второй пятилетке были построены