Iii. Триумф и трагедия. Уход с политической арены глава XX. Крах однопартийной системы

Вид материала

Документы

Содержание Несостоявшаяся попытка реформирования кпсс Даешь “перестройку”!

Подобный материал:

• Факторы распада сфрю и ссср: сравнительно-типологический анализ, 271.75kb.
• Психологическая энциклопедия психология человека, 12602.79kb.
• Ii становление однопартийной системы глава XIV кадетская партия после большевистского, 1768.14kb.
• I. Все об успехе 25 Глава, 2357.33kb.
• Концепция оптимальной пенсионной системы 65 Основные предложения по реформированию, 1186.39kb.
• Положение о районном молодёжном конкурсе «Триумф». Общие положения, 19.95kb.
• Роль сми в политической жизни, 187.82kb.
• Спровозглашением политической и экономической независимости Украины встал вопрос, 130.38kb.
• 2 Переход на новые технологии в гато глава III, 1348.31kb.
• Рекомендации спортсменам. 10. Уход за животными >11. Уход за растениями, 1321.5kb.

Глава XXVI
НЕСОСТОЯВШАЯСЯ ПОПЫТКА РЕФОРМИРОВАНИЯ КПСС

Ускорение, гласность и “новое мышление”

В марте 1985 г. после смерти К. Черненко высший партийный пост в КПСС, а вместе с ним почти неограниченную власть в стране получил относительно молодой, но уже известный политический деятель М.С. Горбачев.

Новый генсек сразу дал понять, что взял бразды правления для решительного обновления общественной жизни. Уже на апрельском (1985 г.) пленуме ЦК, хотя и подтверждая чисто ритуально “преемственность стратегического курса” прошлых лет, он заговорил о необходимости достичь “качественного нового состояния общества” путем “ускорения социально-экономического прогресса”.

Эта концепция предполагала в качестве непременного условия ее реализации совершенствование всей системы политических и общественных институтов, углубление “социалистической демократии”, самоуправление народа. Большое значение придавалось активизации так называемого “человеческого фактора”, под которым разумелись укрепление организованности и дисциплины, повышение добросовестности и профессионализма. И совершенно естественно, что в условиях, когда КПСС, в соответствии с Конституцией СССР, являлась ядром политической системы и выполняла всеобъемлющую руководящую роль во всех сферах бытия, именно она рассматривалась в качестве “движущей силы” намечаемых преобразований.

“Экспресс грядущей перестройки” трогался с места достаточно плавно. Основополагающие ценности оставались “священными и неприкосновенными”. Почему новому руководству понадобилось что-то менять? Объяснение выглядело логичным. Да, страна достигла больших успехов во всех областях общественной жизни. Опираясь на преимущества нового строя, она в короткий исторический срок совершила восхождение к вершинам экономического и социального прогресса” (приводились убедительные и действительно реальные цифры, подтверждающие эту констатацию). Однако, начиная с семидесятых годов, в экономике наметились “неблагоприятные тенденции”, руководство партии и государства не сумело оценить “изменения в объективных условиях развития производства (проще говоря, проморгало научно-техническую революцию), необходимость его интенсификации, перемен в методах хозяйствования”. В итоге назрели серьезные проблемы, разрешить которые и призван был объявленный [c.521] курс на ускорение. Сам этот термин предполагал сохранение вектора движения, обозначив лишь его больший динамизм.

Новое руководство обещало обществу новое качество жизни, сопоставимое с западными стандартами материального благополучия широко оперируя такими, ныне выходящими из обращения понятиями, как “рост благосостояния народа”, “социальная справедливость” “решение жилищной проблемы”, “гармоничное развитие личности” и т.п. При этом делался особый упор на политические свободы, духовное раскрепощение, нравственное оздоровление общества.

Неудивительно, что провозглашенная Горбачевым политика встретила широкую поддержку. Обновления жаждали все слои и социальные группы общества. Так по крайней мере это выглядело внешне. С энтузиазмом восприняли продекларированный новым генсеком курс и в партийных организациях всех уровней, в том числе и в партаппарате где на первых порах полагали, что замысел преобразований связан с упрочением роли партии и ее профессиональных функционеров.

К этому моменту КПСС представляла собой не только мощную общественно-политическую организацию, но и государственную структуру. Партийный аппарат всех уровней, начиная от районного комитета до центрального, являлся по сути управленческим учреждением, которое ведало всеми сферами общественной жизни. Партаппарат был определяющей частью государственной власти, каркасом, цементирующим государственное и общественное здание.

Было совершенно очевидно, что многомиллионная масса рядовых коммунистов и несоизмеримо меньший, хотя и многочисленный слой профессиональных партийных функционеров – это не одно и то же. В сложившейся еще со сталинских времен системе власти партийная масса все более отчуждалась от политической жизни, от возможности влиять на принимаемые решения. Последнее стало привилегией партаппарата, да и то, разумеется, лишь его высшей группы. Вся полнота власти партии сосредоточивалась в политбюро, секретариате, организационном и общем отделах ЦК. Внутреннюю и внешнюю политику партии определяли примерно 30 человек: члены политбюро, |помощники генсека, секретари ЦК, завы упомянутых выше отделов.

Монопольное положение в качестве субъекта власти вело к деградации, идейному и нравственному перерождению и разложению партийной верхушки. Семидесятилетние члены политбюро уже в силу своего возраста олицетворяли застой и немощь. Об их сказочных привилегиях ходили легенды. Эти люди давно оторвались от жизни народа и не могли знать, даже если желали, чем живет страна.

Нравы политической верхушки копировались на всех этажах власти. В результате власть в целом, как таковая, утрачивала всякий авторитет в обществе. Вот почему намерение нового партийного руководства основательно проветрить “затхлую атмосферу застойных времен”, было встречено с особым энтузиазмом.

Сколачивая свою политическую “команду”, Горбачев последовательно вытеснял из политбюро представителей “брежневской гвардии” как возможных противников его обновленческого курса. Началась массовая ротация кадров на республиканском, областном, краевом уровне и ниже. На политическом Олимпе появились новые люди: на апрельском [c.522] пленуме ЦК (1985 г.) членами политбюро становятся Е.Лигачев и Н.Рыжков, на июльском – Э.Шеварднадзе, в 1986 г. “команду” реформаторов пополнили А.Яковлев и Б.Ельцин. Энергичную работу до тотальной замене руководящих партийно-советских кадров (по замыслу, призванную обеспечить реформаторам надежную опору в реализации намеченных преобразований) повел Лигачев, бесспорно ставший вторым человеком в партийной “табели о рангах”.

Горбачев демонстрировал готовность к перемене всего стиля партийной работы, не упуская случая подчеркнуть, что начинает с себя. В октябре 1985 г. на встрече с первыми секретарями обкомов он решительно выступил против восхвалений в свой адрес. Как следствие, на улицах и в кабинетах на первых порах заметно сократилось количество портретов Генсека. Зато на экранах телевизоров он стал постоянным персонажем. Но это были трансляции его знаменитых выходов “в народ”, которые поначалу воспринимались – как символы демократического стиля управления – доброжелательно и с искренним интересом.

“Новый метод общения”, тут же названный на Западе “стилем Горбачева”, сам генсек характеризовал как “ленинский стиль работы”, главные черты которого – широкое общение с трудящимися, изучение реальных процессов, гласность в работе. Под этим углом зрения и предлагалось оценивать деятельность партийных кадров.

Проведенная “чистка” объяснялась руководством отнюдь не наличием политических разногласий в партаппарате, а желанием преодолеть кадровый застой, которым обернулась доведенная до абсурда идея стабилизации. Смена многих ответственных лиц подавалась как естественный процесс и проходила под аккомпанемент уверений в том, что “не должно быть никакого гонения на кадры”, всем необходимо дать шанс “понять требования момента и перестроиться”.

Критике подвергались ошибки волюнтаристского характера и консервативные подходы, всяческая “мертвечина” в партии – формализм, заорганизованность выступлений, зажим критики либо ее формальный характер, очковтирательство и злоупотребления служебным положением. Ставилась задача психологической перестройки кадров, в первую очередь руководящих: отныне им надлежало внимательно анализировать реальные процессы в обществе, прислушиваться к мнению людей, пробуждать и поощрять их общественную активность, критическое отношение к действительности.

Понятие “гласность”, ставшее международным символом обновления советского общества, родилось первоначально как задача партийных комитетов по налаживанию каналов связи с массами, доведению до них реформаторских замыслов высшего руководства партии. В дальнейшем концепция “гласности” была представлена как средство и форма демократизации общества, “инструмент строительства будущего”. Считалось, что снятие запретов на открытое обсуждение социально-экономических и политических проблем поможет обществу осознать глубину кризиса, выработать верные пути его преодоления, поставив под контроль деятельность власти в лице бюрократического партийно-государственного аппарата. [c.523]

Политика гласности разомкнула уста средствам массовой информации. С их помощью достоянием общественности стало положение во многих ранее “закрытых зонах”, связанных с деятельностью армии, КГБ, судов и прокуратуры и, главное, партийного аппарата

Тон задавал сам Горбачев. Уже летом 1986 г. он критиковал партийные комитеты за медленную перестройку стиля и методов работы добираясь до областного и республиканского уровней, до партийных организаций центральных ведомств. Надо перестраиваться всем, повторял Горбачев, от рабочего до министра, от секретаря ЦК до руководителей правительства. В прессе все шире разворачивается кампания критики не только бюрократического стиля работы партийно-советского аппарата, но и неоправданных привилегий в среде высшего чиновничества, злоупотреблений властью. Нападки на отдельных представителей ранее неприкасаемой касты партфункционеров регионального масштаба стали серьезным вызовом режиму, заложили основы последующего противостояния внутри партийной верхушки.

Объявив о “революционном характере” задуманных преобразований, Горбачев предложил всему миру настроиться на волну его новаторских идей. Теоретическим фундаментом грядущих социальных изменений стала его философия “нового мышления”. Ее суть – в признании приоритета “общечеловеческих ценностей” и отказе от противостояния по идеологическому, классовому, национальному признаку. В современном, начиненном ядерным оружием мире, полагал советский реформатор, человечество поставлено перед необходимостью во имя самосохранения научиться жить мирно.

Практическим выводом из этой философии стал инициированный советской стороной так называемый “разоруженчески-миротворческий процесс”. Каскад мирных инициатив, сопровождаемый односторонними уступками Западу, вызывал там одобрительные аплодисменты и поток комплиментов.

Горбачева объявили “деятелем на предстоящую четверть столетия”. Уже в конце 1985 г. одно из американских издательств выпустило его книгу “Мир – веление времени”, вслед за которой последовали аналогичные издания в Португалии, Греции (все это еще до XXVII съезда КПСС), затем, в течение 1986 г. – в Англии, Италии, Испании... В 1987 г. вышла в свет знаменитая “Перестройка и новой мышление для нашей страны и для всего мира”, изданная одновременно в СССР и США. [c.524]

Даешь “перестройку”!

Состоявшийся в феврале 1986 г. XXVII съезд КПСС стал съездом “стратегических решений”, ибо на нем действительно шла речь о том, каким вступит Советский Союз в XXI век, какой облик примет социализм. Съезд подтвердил курс апрельского пленума на ускорение. Идеи “ускорения”, понимаемые как радикальные преобразования во всех сферах жизни, отразились и в новой редакции программы партии, и в ее уставе. Программа зафиксировала более реалистическую оценку достигнутого состояния общества (в нее не вошел тезис о [c.524] “совершенствовании развитого социализма”, хотя упоминание о вступлении в этап “развитого социализма” сохранилось), однако в целом „на подтверждала “четкую ориентацию на коммунистическую перспективу”. Партия признавалась “руководящей и направляющей силой советского общества”.

Но уже через несколько месяцев после съезда наблюдатели отметили, что понятие “ускорение” становилось все более неуместным, так как реального прогресса в экономической сфере не наблюдалось. Наряду с объективными факторами, замедлявшими экономическое развитие (физический износ основных фондов производства, старение техники и технологии, высокая доля ручного труда и, соответственно, низкий уровень производительности и др.), сказывались просчеты в системе управления народным хозяйством. Решение о приоритетном развитии машиностроения оказалось нереалистичным, поскольку оно не смогло “переварить” увеличение капитальных вложений в 1,8 раза. Пропавшие зря миллионы были изъяты из других сфер хозяйства, и эти просчеты в распределении капитальных вложений пагубно отразились на темпах экономического роста.

Серьезный удар по престижу новой власти нанесли Чернобыльская катастрофа (апрель 1986 г.), все большее недовольство вызывала бездумная антиалкогольная кампания, стали раздаваться первые критические голоса в адрес горбачевского курса.

Понятие “перестройка” поначалу употреблялось в партийных документах и в речах генсека лишь применительно к проблемам управления хозяйством, затем – когда речь заходила о руководящих кадрах. Однако после XXVII съезда КПСС Горбачев начинает трактовать это понятие все шире, он говорит о перестройке в мышлении и психологии каждого, о необходимости перестройки на каждом рабочем месте. В докладе на июньском (1986 г.) пленуме говорится уже о перестройке всего общества. Более того, Горбачев анализирует “первые уроки перестройки”, перечисляет факторы, тормозящие этот процесс (инерция, застарелые привычки, застывшая психология и т.п.).

После январского (1987 г.) пленума ЦК в обиход окончательно вошла “перестройка” – понятие, быть может, более радикальное, но идеологически менее определенное (что и во что перестраивается – этот вопрос представлялся одновременно и очевидным, и не вполне ясным: каждый был волен наполнить понятие собственным смыслом, что и произошло уже к 1988 году).

По мнению аналитиков, крах концепции “ускорения” продемонстрировал невозможность осуществить реформирование общества традиционными командно-административными методами. На смену пришла иная модель – реформистско-демократическая, откровенно западническая (не случайно публицисты окрестили “перестройку” “евроремонтом”).

Подходы к “перестройке”, ее философия, стратегия и тактика вырабатывались в течение 1987 г. Январский пленум ЦК объявил о намерении партии радикально демократизировать общество и соответственно внутрипартийную жизнь. Сформулировав всеобъемлющую программу “перестройки” (было намечено семь основных ее направлений), пленум выделил главную цель – придание социализму самых [c.525] современных форм общественной организации. Мобилизующим направляющим становится лозунг: “Больше социализма! Больше демократии!” Идеологи “перестройки” призывают общество “улучшить” социализм, очистить его от рудиментов сталинизма”.

Стала радикальнее, прежде всего, риторика. В докладе Горбачева необычно резко прозвучали оценки исторического прошлого, усилились критические ноты в анализе положения, сложившегося на рубеже 70-х – 80-х годов. Пожалуй, впервые критике подверглось руководство страны в лице ЦК КПСС, которое “в силу субъективных причин своевременно не оценило необходимость перемен, не поняло опасности нарастания кризисных явлений и не приняло необходимых мер, не сумев использовать возможности, заложенные в социалистическом строе”,

Остро критиковались негативные явления в социальной сфере: нерешенность вопросов жилья и продовольственного снабжения, медицинского обслуживания и образования, организации транспорта и пр. Много гневных слов было сказано об искажении принципа социальной справедливости, о нарушениях коренного принципа социализма – распределения по труду (причем на первый план в качестве злостного негатива выдвигалась “уравниловка”, иждивенчество). Прозвучал тезис о перерождении кадров с указанием конкретных адресов: Узбекистан, Молдавия, Туркмения, ряд областей Казахстана, Краснодарский край, Ростовская область и, наконец, Москва.

Из всего сказанного делался вывод, что необходимы перемены более глубокие, чем это представлялось в период апрельского пленума, а потому речь должна идти о “мерах революционного характера”. Именно после январского пленума идеологи обновления во весь голос заговорили о “революционном характере перестройки”, о “революции сверху”, а на Западе – о “второй русской революции”.

Большие надежды “команда” Горбачева связывала с программой экономической реформы, принятой на июньском (1987 г.) пленуме ЦК. Намечалась радикальная реформа управления экономикой, суть ее виделась в переходе от административных к преимущественно экономическим методам руководства на всех уровнях, к широкой демократизации управления и самостоятельности его отдельных звеньев.

Но радикальная экономическая реформа безнадежно “забуксовала”, не встретив энтузиазма тех, кто был призван ее реализовать – прежде всего “командиров производства”. Одним из камней преткновения оказалась проблема ценообразования. Ее решение фактически означало повышение цен на многие товары и услуги, что не могло не отразиться на уровне благосостояния населения. Этому противилось не только общественное мнение. Против выступило большинство ученых, не было необходимой твердости и в правительственных кругах. К тому же в определенной части общества усиливались опасения, связанные с тем, что подобная перестройка означает отход от основ социализма. В итоге, на кардинальные, разумеется, болезненные и непопулярные шаги высшее политическое руководство не решилось.

Общественная эйфория, связанная с ожиданием быстрых позитивных перемен, к исходу 1987 г. уже практически сошла на нет. Массы не торопились включаться в “революцию сверху”, все больше [c.526] подозревая в затеянной “перестройке” лишь очередную пропагандистскую кампанию. “Перестройка” не просто “пробуксовывала” – она встретила сопротивление в партийно-советском аппарате, в среде хозяйственной номенклатуры и силовых структурах. Одновременно псе заметнее стало проявляться нетерпение радикалов, недовольных характером и темпами реформ.

В сложившейся обстановке инициаторы “перестройки” сделали вывод о необходимости сломить сопротивление “консервативных сил” (партхозаппарат, армия, КГБ), подключив к этому народ, подготовить который надлежало средствам массовой информации.

Генсек призвал СМИ взять на себя роль оппозиции. Фактически это обернулось призывом “открыть огонь по штабам”, по несущим конструкциям государства. Горбачев, обращаясь к народу, постоянно повторял: вы давите на них “снизу”, а мы будем давить “сверху”. Был инициирован процесс “самоподрыва” власти, Горбачев искусственно создавал оппозицию, которая впоследствии отстранит не только правящую партию, но и самого инициатора реформ.

В политбюро ЦК происходит размежевание на две противостоящие силы: радикал-реформаторскую, или социал-демократическую группировку во главе с А.Яковлевым и ортодоксально-коммунистическую, лидером которой выступил Е.Лигачев. Сам Горбачев – как бы над схваткой, он постоянно лавирует между двумя крайностями, поддерживая то одну, то другую. Однако его подлинные симпатии скорее на стороне радикалов, а поощрительные кивки в сторону консерваторов носят двусмысленный характер.

Наиболее радикальным выразителем критического отношения к ходу “перестройки” оказался кандидат в члены политбюро, секретарь Московского ГК КПСС Б.Ельцин. На октябрьском (1987 г.) пленуме ЦК он обвинил инициаторов “перестройки” в отсутствии у них четкой концепции, раскритиковал стиль работы высшего партийного руководства, включая генсека, за что немедленно был изгнан с Олимпа власти как “политический авантюрист” и “раскольник”. В руководстве партии начиналась полоса затяжного кризиса.

Политическая акция Ельцина, беспрецедентная по тем временам, имела громкий общественный резонанс. Хотя в его действиях преобладали личностные мотивы, они были восприняты как вызов системе партократии. Многие, особенно в среде столичной интеллигенции, расценили скорую расправу с мятежным секретарем как “удар по перестройке”, как возврат к старым методам борьбы с инакомыслием. Отныне Ельцин становится символом сопротивления.

Неудовлетворенность в обществе на рубеже 1987–1988 гг. вызывалась не столько темпами, сколько направлением преобразований. Многим уже становилось ясно, что намечается борьба по главному вопросу: что же предстоит – улучшение социализма или реставрация капитализма? Февральский (1988 г.) пленум ЦК, казалось бы, дал четкий ответ: от марксизма-ленинизма, от того, что завоевано народом, партия ни на шаг не отступает, стремясь возродить ленинский облик социализма.

Опубликованное “Советской Россией” скандально-знаменитое письмо Н.Андреевой “Не могу поступаться принципами”, в котором [c.527] руководство обвинялось в отступлениях от фундаментальных принципов социализма, как бы вскрывало противоречие между декларациями коллективного партийного органа и его реальной политикой.

Письмо получило официальное осуждение на страницах “Правды” и было названо “манифестом антиперестроечных сил”. Идеологическая схватка вокруг письма Н.Андреевой закрепила раскол в политбюро, резкую поляризацию двух сил – консерваторов (Е.Лигачев) и радикал-реформаторов (А.Яковлев), обнажила глубинную суть противоречий, указав на различное понимание целей “перестройки”.

Вся кампания была расценена как внушительная победа антисталинистов над неосталинистами, сторонников “перестройки” над ее противниками. Последующие события, однако, показали, что борьба с “манифестом консервативных сил” завершилась не только поражением неосталинистов, но и антисталинистов, тех, кто критиковал сталинизм с позиций ленинизма. Горбачев, дав зеленый свет нападкам на “тех, кто стоял за спиной Нины Андреевой”, в сущности совершил акт самоубийства, ибо развязанная кампания, уже не удовлетворяясь развенчанием сталинизма, открыла этап критики марксизма-ленинизма в целом как порочной доктрины, привела к тотальному отрицанию социалистической идеи вообще. На политической сцене замаячили либерально-демократические силы, заменившие лозунг “совершенствования социализма” лозунгом “общества эффективной экономики в условиях рынка”.[c.528]

Поражение–89

Состоявшаяся в конце июня 1988 г. XIX Всесоюзная партконференция стала поворотным моментом в истории “перестройки”. На конференции, впервые прошедшей в обстановке острых дискуссий, были приняты принципиальные решения по реформированию политической системы. И хотя формально речь шла об укреплении роли КПСС как политического авангарда общества и советах как подлинных представительных органах народовластия, суть решений сводилась к отказу партии от монополии на власть и готовности передать управленческие функции модифицированным советам.

Этот “революционный” шаг, на который решилось высшее партийное руководство, был обусловлен крахом задуманных преобразований в экономике. Последним, как полагали реформаторы, где явно, где скрытно противодействовал партаппарат, прочно удерживающий рычаги государственного управления. Эту консервативную силу и предстояло, по замыслу Горбачева, убрать с дороги путем политической реформы.

С точки зрения радикальных реформаторов, “конференция выполнила свою историческую миссию, открыв возможности для раз" вития демократических процессов”, однако даже они вынуждены были признать, что преобладавшие на ней настроения не давали оснований считать, что эти процессы “пойдут, как по маслу”. Напротив, надо было ждать усиления сопротивления и обострения борьбы.