Iii. Триумф и трагедия. Уход с политической арены глава XX. Крах однопартийной системы
| Вид материала | Документы |
- Факторы распада сфрю и ссср: сравнительно-типологический анализ, 271.75kb.
- Психологическая энциклопедия психология человека, 12602.79kb.
- Ii становление однопартийной системы глава XIV кадетская партия после большевистского, 1768.14kb.
- I. Все об успехе 25 Глава, 2357.33kb.
- Концепция оптимальной пенсионной системы 65 Основные предложения по реформированию, 1186.39kb.
- Положение о районном молодёжном конкурсе «Триумф». Общие положения, 19.95kb.
- Роль сми в политической жизни, 187.82kb.
- Спровозглашением политической и экономической независимости Украины встал вопрос, 130.38kb.
- 2 Переход на новые технологии в гато глава III, 1348.31kb.
- Рекомендации спортсменам. 10. Уход за животными >11. Уход за растениями, 1321.5kb.
Начавшаяся работа над новой программой партии должна была стать водоразделом для реформаторов и фундаменталистов. Готовилась откровенно социал-демократическая программа, поскольку весь политический курс “перестройки” в интерпретации ее инициаторов являл собой “исторический поворот от революции к эволюции, то есть переход к социал-реформизму”.
В июне–июле 1991 г. кризис в стране достиг апогея. Июльский пленум ЦК должен был обсудить проект новой программы, однако в обстановке внутрипартийной конфронтации всякий пленум для Горбачева был чреват неприятными сюрпризами, так что у него не было уверенности, что дело дойдет до основного вопроса повестки дня. Вот почему как бы приуроченный к началу работы пленума указ Б.Ельцина о департизации многими был воспринят как “подарок” Горбачеву, поскольку наносил нокаутирующий удар по партии.
Указ президента России, запрещавший деятельность организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР главный удар наносил, конечно, по КПСС (некоторые политологи полагали, что компартии этим указом был нанесен ущерб более серьезный, нежели отменой 6-й статьи Конституции).
Указ вызвал “решительный протест коммунистов” лишь на страницах “консервативной” печати. Реакция генсека была формальной и очень вялой, да и на пленум ЦК он произвел парализующее действие. Возможно, поэтому проект новой партийной программы, социал-демократической по духу, был принят без особых прений. Впрочем, для партии это не стало событием – она доживала свои последние дни.
Драматические события августа–сентября 1991 г. привели к уходу КПСС с политической сцены. Партия, создавшая мощную державу, взявшая на себя в определенных исторических условиях функции управления государством, выстоявшая во многих тяжелых испытаниях, перестала существовать. Ее по сути трагичный уход выглядел буднично и даже фарсово: Ельцин под веселое оживление зала на сессии ВС РСФСР подписал, как он выразился, “для разрядки” указ о приостановлении на территории России деятельности КПСС, обвиненной в организации “путча”.
Вернувшись из “форосского заточения”, генсек, еще 22 августа на пресс-конференции говоривший о возможности объединения “всего прогрессивного” в партии на основе ее новой программы, буквально на следующий день под давлением “победителей” отрекся от некогда приведшей его на вершину власти партии, сложил с себя обязанности генсека и призвал ЦК к самороспуску, что тот безропотно исполнил.
Вопрос о причастности КПСС к “заговору” и “путчу” был одним из самых острых на протяжении многих послеавгустовских недель. Победившие демократы были убеждены, что руководители КПСС не [c.537] просто являлись идеологами, но стояли у истоков “путча” как организаторы. Так ли это, выяснить не удалось, поскольку суд над участниками ГКЧП в результате амнистии, объявленной Госдумой в феврале 1993 г., не состоялся.
Когда указом российского президента деятельность коммунистической партии на территории России была приостановлена, а генсек отрекся от нее, многомиллионная партия сошла с политической сцены не оказав в сущности никакого сопротивления. Победителями конфис ковывалось имущество партии, опечатывались райкомы и горкомы, но ни один коммунист не пришел защитить свой комитет. Почему?
В первые дни, очевидно, сказался шок, вызванный поражением ГКЧП. Но истинные причины коренились глубже. Несмотря на громкие обвнения партии в организации “тайного заговора”, правда заключалась в том, что коммунисты, партийные организации на местах не приняли участия в августовских событиях, не найдя в себе силы ни встать на сторону ГКЧП, ни выступить против него.
Партийные массы, привыкшие подчиняться дисциплине и ждать указаний сверху, не были способны на инициативу, а директив от вождей не последовало (осторожные импульсы, шедшие из центра, застревали где-то на республиканско-областном уровне). Вожди также привыкли в борьбе за власть лишь к “разборкам” в собственном “узком кругу”. К тому же среди вождей давно не было единства, более того – иные из них находились в состоянии непримиримой конфронтации.
Одной из главных причин гибели партии стало ее безраздельное единовластие, монополия на истину. В отсутствии оппозиции, критического анализа проводимой политики серьезные ошибки либо замалчивались, либо выдавались за достижения. Это порождало безответственность и, в конечном итоге, привело к профессиональному и нравственному вырождению высшего эшелона партийных руководителей, лишенных политической воли, не способных к решению партийно-государственных проблем. Отсюда – потеря авторитета в глазах рядовых коммунистов, всего народа.
Вырождению партийной элиты способствовал жесткий централизм, позволивший сосредоточить власть в бюрократическом партаппарате, в самых верхних его эшелонах (при фактически полном отчуждении рядовых коммунистов от принятия каких-либо решений и утвердившейся слепой исполнительской дисциплине). Демократические выборы руководства были подменены “аппаратными играми”, чиновничьим интриганством, принципом групповщины, кумовства, а в результате на вершине власти оказывались все менее одаренные и компетентные лидеры.
Важнейшей причиной поражения партии стал кризис ее идеологии. Углубляющийся разрыв между пропагандой и реальной жизнью привел к девальвации коммунистического идеала и социалистических ценностей, породил скептицизм, взаимное недоверие. Произошло постепенное размывание коммунистической идеологии, некогда непререкаемой духовной ценности общества, ее вытеснение.
Особую роль сыграла (на последнем этапе) жесткая борьба с партией самого ее генсека, когда, убедившись в “измене” партаппарата [c.538] и невозможности реформирования КПСС в политическую партию левых сил парламентского типа, он взял курс на ее ликвидацию, предав тем самым миллионы рядовых коммунистов.
Все это дало основание ряду политиков и политологов сделать вывод о беспрецедентном феномене всеобщего предательства: “верхушка” КПСС предала рядовых коммунистов и свои идеалы, рядовые коммунисты своей пассивностью и слепым инстинктом подчинения дисциплине, привычкой жить лишь указаниями сверху – предали партию, а все вместе – советскую власть, социально-экономическую систему и, что самое драматичное – страну, государство СССР.
В ряду причин гибели партии стоит медлительность и нерешительность, проявленные руководством КПСС в реформировании самой партии. Политбюро, ЦК, как говорится, слишком долго “запрягали”. И дело не столько в отсутствии единства руководства, сколько в недоверии массам рядовых партийцев. Хотя на заре “перестройки” Горбачев много говорил о необходимости подключить массы к преобразованиям, чтобы соединить в едином потоке инициативу “верхов” с широким движением “снизу”, на деле он боялся подлинной инициативы масс и мыслил этот процесс как управляемый, особенно внутри партии.
В итоге политбюро, ЦК КПСС постоянно запаздывали с реформаторскими шагами, не умели поддержать здравомыслящую часть партии, тех рядовых коммунистов, которые выступали с требованиями подлинной демократизации. Бесплодная “говорильня”, отсутствие ожидаемых практических шагов порождали апатию, равнодушие одних, переход в оппозицию других: партия раскалывалась, рассыпалась на множество фрагментов, по сути – исчезала.
Как отмечалось, КПСС представляла собой фактически государственную структуру, ее аппарат был управленческим аппаратом, пронизавшим все сферы общественной жизни. Возглвляя всю систему власти, объединяя ее в единое целое, он образовывал ее стержень на всех уровнях и во всех ответвлениях. И в первую очередь аппарат осуществлял управление народным хозяйством, подменяя правительство, отраслевые министерства, хозяйственников-управленцев на всех уровнях, не неся при этом реальной ответственности. И когда Горбачев заговорил о недопустимости такой подмены, отводя партии исключительно идеологическую функцию, он наносил удар именно по “партии-государству”, предопределяя тем самым “закат коммунистической диктатуры”.
Это настроило аппарат на отторжение реформ, ибо он не желал расставаться с реальной властью. В партаппарате идеологию никогда не любили, не хотели да и не умели ею заниматься. К тому же, как говорилось выше, она уже была дискредитирована. Лишаясь хозяйственной функции и не имея идеологии, партаппарат как бы зависал в вакууме и вступал в конфликт с реформаторством “команды Горбачева”.
Похоже, что государственнообразующую функцию партии и ее аппарата либо недооценивали, либо сознательно игнорировали политические силы, боровшиеся за власть на закате “перестройки”. Во всяком случае демократические лидеры России, устраняя КПСС в августе 1991 г., явно не до конца отдавали себе отчет в том, к каким [c.539] сокрушительным последствиям это приведет. Известный философ и социолог А.3иновьев, характеризуя сложившуюся в коммунистическом обществе систему власти, писал: “Если попробовать вытянуть” сеть власти из тела общества, то это можно сделать лишь вырвав из| тела куски его мяса и костей, что равносильно гибели общества как живого существа”. Именно такой “сетью власти” был аппарат в советском обществе и государстве.
Августовское поражение ГКЧП, за которым последовал демонтаж союзных органов власти, знаменовало смену общественно-политической системы. “Перестройка” привела к результатам, прямо противоположным официально декларированным целям: вместо реформирования партии – ее вытеснение с политической сцены и антиконституционный запрет, вместо совершенствования системы – ее слом, вместо обновления Союза – его полный распад.
6 ноября 1991 г. президент РСФСР Б.Ельцин подписал Указ о запрещении на территории республики коммунистической партии (акт, приуроченный к праздничной дате большевизма, по замыслу, должен] был символизировать завершение эпохи, связанной с его политическим господством). И хотя подобный запрет не соответствовал демократическому имиджу власти, азарт политического противостоянии перевесил все другие соображения.
Поставгустовский период был отмечен возникновением своего рода “коммунистической многопартийности”. На “руинах” исчезнувших КПСС и КП РСФСР возникло несколько партий коммунистической ориентации: Российская партия коммунистов (РПК), Союз| коммунистов (СК), Российская коммунистическая рабочая партия (РКРП) и Всесоюзная коммунистическая партия большевиков (ВКПБ).
Однако с преодолением поставгустовского шока лидеры “коммунистической многопартийности” поставили в повестку дня вопрос о воссоздании КПСС и КП РСФСР. Группа народных депутатов коммунистической ориентации внесла ходатайство в Конституционный суд о несоответствии указа Конституции. Демократами было внесено встречное ходатайство – о неконституционности самой КПСС.
Длительный процесс в Конституционном суде завершился к декабрю 1992 г. компромиссным, но в целом благоприятным для коммунистов вердиктом. Ноябрьский указ президента был признан неконституционным применительно к первичным организациям КП РСФСР, образованным по территориальному принципу, поскольку эти организации имели общественный характер и не подменяли государственные структуры. Таким образом, территориальным первичкам было разрешено существовать и даже вновь оформиться в партию. КП РСФСР вышла из “подполья” (подробнее об этом см. в главе XXVIII). [c.540]