Geum.ru

М. В. Ломоносова Факультет психологии Самоисследование

Вид материалаИсследование

Содержание


Корреляты понятия «самоисследования» в различных направлениях психотерапии.
Корреляты понятия «самоисследование» в работах психотерапевтов гуманистического направления.
Теоретический аппарат анализа понятия самоисследования (на материале отечественной психологии.
Подобный материал:
Московский государственный университет им. М.В.Ломоносова

Факультет психологии


Самоисследование клиента в психотерапии


Реферативный обзор литературы по теме


Мочалин А.А.,

аспирант кафедры

клинической психологии,

3 года обучения


2003 г.
  1. Введение


Целью данного обзора является анализ и обобщение данных, имеющих отношение к теме психологических механизмов самоисследования клиента в психотерапевтическом процессе и возможного методического аппарата изучения данного феномена.

Понятие «самоисследование» в контексте данной работы используется для обозначения некоторого психологического феномена, возникающего, в частности, в контексте психотерапии и заключающегося в появлении некоторой квазисамостоятельной деятельности, направленной на особый мотив – получение человеком нового знания о себе, своих психологических особенностях, основаниях собственной деятельности, их связей с отношениями в социальной среде, успешностью деятельности, и т.п. Данный мотив в ряде случаев оказывается осознанным, а деятельность, направляемая им, начинает характеризоваться высокой степенью произвольности; в частности, так происходит в контексте некоторых видов психотерапии, а также при подготовке профессиональных психотерапевтов. Можно говорить о том, что некоторые такие направления в психотерапии (в основном принадлежащие к экзистенциально-гуманистическому направлению, а также, в меньшей степени – к психодинамическому) во многом основываются на использовании динамики процесса самоисследования в психотерапевтических целях. В этой связи исследование психологических механизмов феномена самоисследования может рассматриваться как важная составляющая исследования психологического содержания психотерапевтического воздействия в целом.

  1. Корреляты понятия «самоисследования» в различных направлениях психотерапии.
    1. Корреляты понятия «самоисследование» в психоанализе и психодинамической традиции.


Как известно, к психодинамическому направлению в психотерапии относят психоанализ З.Фрейда и множество различных направлений в психотерапии, так или иначе восходящих к фрейдовскому психоанализу или использующих ключевые подходы и техники, выработанные в психоанализе. Целью психодинамического подхода в психотерапии является понимание генеза и лечение невротических расстройств через осознание пациентом своих интрапсихических конфликтов, которые проявляются в актуальном поведении и интерперсональных отношениях и оказывают непосредственное влияние на них (Карвасарский, 2000). Ключевым понятием, используемым для описания психологических механизмов психотерапевтического воздействия психоаналитического лечения является инсайт – термин, заимствованный из общей психиатрии, где он использовался для обозначения «знания пациентом того, что симптомы его болезни указывают на патологические отклонения в психике» (Hinsie&Campbell, цит. по: Сандлер, Дэр, Холдер, 1995, с. 146). В психоанализе смысл данного термина несколько изменился и стал обозначать те процессы, которые, по мнению Фрейда, приводили к излечению в процессе психоаналитической психотерапии.

В «Исследовании истерии» Фрейд и Брейер писали (Freud, 1895, цит. по: Сандлер, Дэр, Холдер, 1995, с. 146): «К своему большому удивлению, мы обнаружили, что все индивидуальные истерические симптомы немедленно и напрочь исчезали, когда нам удавалось вызвать в памяти больного четкое воспоминание о том событии, которое спровоцировало эти симптомы, и вызвать сопровождающие это событие переживания, когда пациент описывал это событие в мельчайших подробностях, облекая эти переживания в слова. Воспоминание же без соответствующего переживания никаких результатов не дает». Как мы видим, в этом раннем описании воздействия инсайта делается акцент на эмоциональное переживание события, извлеченного из памяти. Само слово «инсайт» впервые появилось в 1939 году в заголовке статьи психоаналитика Френча «Инсайт и искажение в сновидениях» и было заимствовано у гештальтпсихолога В.Келера, который описывал данное понятие как внезапное переструктурирование субъектом некоторой проблемной ситуации.

Большинство психоаналитиков делают различение между «истинным», или «эмоциональным» инсайтом, с одной стороны, и инсайтом чисто интеллектуальным, «нейтральным», «динамически эффективным» - приводящим к продвижению в сторону излечения пациента в психоанализе. При «эмоциональном» инсайте, по Рейду и Файнзингеру, специально исследовавшим этот вопрос, «сама эмоция составляет часть субъектного материала, относительно которого пациент получает инсайт, или, выражаясь точнее, этот термин связан с отношениями, суть которых улавливается через инсайт», при этом «эмоциональный» инсайт «заставляет пациента осознать некий факт, который сам по себе может представлять, а может и не представлять какую-то эмоцию, высвобождающую или запускающую эмоциональную реакцию» (Reid&Finesinger, 1952, цит. по: Сандлер, Дэр, Холдер, 1995, с. 149). С другой стороны, несмотря на признание того, что «интеллектуальный» компонент инсайта сам по себе терапевтически неэффективен, роль когнитивной составляющей в порождении инсайта все больше признается в рамках психоаналитического направления. Содержание инсайта в психоанализе сводится как правило к повторному восстановлению ранних аффективных отношений с родительскими фигурами (Фрейд З., 1989, Сандлер, Дэр, Холдер, 1995), который в большинстве случаев связывается с воспроизведением таких отношений внутри психоаналитического процесса через реакции переноса и контрпереноса.

В контексте данной работы наиболее важным в описанной выше психоаналитической трактовке понятия инсайта представляется акцент на ведущую роль получения клиентом психотерапии нового знания о себе (интеллектуального и эмоционального) в психологических механизмах воздействия психоаналитической терапии.

Еще одним важным теоретическим достижением классического психоанализа, важным в контексте нашей работы и вошедшим в число наиболее широко воспринятых в широких психотерапевтических кругах психоаналитических идей является концепция защитных механизмов. Первоначально внимание психоанализа было сосредоточено только на одном защитном механизме – вытеснении, которое играет ключевую роль в психологических механизмах истерического невроза, в лечении которого были достигнуты первые успехи психоанализа (Фрейд, 1989). Затем список защитных механизмов, описанных психоаналитиками, пополнился (значительную роль в этом сыграла работа А.Фрейд «Психология Я и защитные механизмы» (Фрейд, 1993)) и включил в себя, наряду с вытеснением, реактивное образование, отрицание, рационализацию, интеллектуализацию, расщепление, проективную идентификацию и другие (Фрейд, 1993; Сандлер, Дэр, Холдер, 1995). Общей характеристикой всех защитных механизмов является то, что они препятствуют так или иначе осознанию определенных конфликтных психических содержаний.

Среди работ, принадлежащих к психодинамическому направлению, стоит также отдельно рассмотреть работу К.Хорни «Самоанализ» (Хорни, 1993). В качестве социального контекста, обуславливающего необходимость ее исследования, Хорни приводит следующий факт: «Психоанализ был и останется методом терапии специфических невротических расстройств. Но то, что его можно использовать как средство общего развития личности, придает ему самостоятельное значение. Люди все чаще обращаются к анализу не потому, что страдают от депрессий, фобий или подобных им нарушений, но потому, что чувствуют, что не могут справиться с жизнью, или понимают, что какие-то силы внутри них самих тянут их назад или наносят вред их отношениям с другими» (Хорни, 1993, с. 281). Однако использование психоанализа в классическом виде в целом ряде случаев оказывается невозможным или сильно затрудненным в силу довольно жестких требований, предъявляемых классической психоаналитической процедурой к формальным параметрам психотерапии (расчет на длительный курс терапии, необходимость определенной частоты сеансов, и т.п.); использование классической процедуры психоанализа в случаях, когда отсутствуют явные невротические симптомы, однако существует необходимость коррекции значимых жизненных отношений, часто выглядит неоправданным. В данной ситуации Хорни предлагает использование самоанализа – самостоятельной работы клиента со своими проблемами, основанной на некоторых принципах классического психоанализа. По мнению Хорни, «Попытки конструктивного самоанализа могут иметь большое значение в первую очередь для самого человека. Они дают ему возможность более полной самореализации, под которой я понимаю не только развитие каких-либо специальных способностей или талантов, которые у него, возможно, подавлены и никак не используются, но и, что еще важнее, развитие его потенциальных возможностей как сильного и целостного человеческого существа, свободного от калечащих внутренних принуждений» (Хорни, 1993, с. 284). Сравнивая возможности классического психоанализа и самоанализа, Хорни отмечает важность активности самого пациента в классической психоаналитической процедуре: «Я часто говорила своим пациентам, что в идеале аналитик должен быть всего лишь проводником в их тяжком восхождении на гору, указывающим, какой путь целесообразнее избрать, а какого избегать. Чтобы быть точной, следует добавить, что аналитик - это проводник, который и сам не совсем уверен в маршруте, потому что, каким бы опытным покорителем вершин он ни был, именно на эту гору он еще не взбирался. В силу этого тем более желательна собственная продуктивная работа пациента. Едва ли будет преувеличением сказать, что помимо компетентности аналитика именно собственная творческая активность пациента определяет как продолжительность, так и результат анализа» (Хорни, 1993, с.286). Психологические механизмы, позволяющие Хорни говорить о возможности эффективного самоанализа, по ее мнению, часто срабатывают и в классической психоаналитической терапии: «Значение психологической работы пациента в аналитической терапии часто обнаруживается в тех случаях, когда по той или иной причине анализ прерван или завершен в тот момент, когда пациент еще находится в плохом состоянии. И пациент, и аналитик не удовлетворены достигнутым, но по прошествии некоторого времени - без дальнейшего анализа - они могут быть приятно удивлены значительным и стойким улучшением здоровья пациента. Если тщательное исследование не указывает на какое-либо изменение условий его жизни, объясняющих данное улучшение, пожалуй, справедливо будет считать его отсроченным эффектом психоанализа. Такого рода отсроченный эффект, однако, не легко объяснить. Он может быть обусловлен многими причинами. Предыдущая работа могла дать возможность пациенту провести такое точное самонаблюдение, что он теперь более, чем раньше, убеждается в существовании некоторых сил, вносящих внутренний разлад, или даже оказывается способным открыть в себе новые факторы. Или, возможно, он воспринимал любое предположение, сделанное аналитиком, как чуждое вторжение, полагая, что легче проникнет в суть своих проблем, если такое понимание будет результатом его собственного открытия» (Хорни, 1993, с.287)

По мнению Хорни, «Анализ себя в определенных важных моментах отличается от анализа других. Основное различие заключается здесь в том, что мир, который каждый из нас представляет, не является для нас незнакомым; он, по сути, единственный, который мы действительно знаем. Несомненно, невротическая личность отчуждена от обширных частей этого мира и заинтересована их не замечать. Кроме того, всегда есть опасность, что человек воспримет в себе определенные важные факторы как нечто само собой разумеющееся. Но факт остается фактом: это его мир, все знания об этом мире находятся внутри него, и ему нужно только наблюдать и использовать свои наблюдения, чтобы получить туда доступ. Если он заинтересован в нахождении причин своих трудностей, если он может преодолеть свои сопротивления, мешающие их осознанию, он может в некоторых отношениях наблюдать себя лучше, чем посторонний человек» (там же, 1993, с. 297). «С теоретической точки зрения я не вижу веской причины, по которой самоанализ был бы невозможен», - заключает Хорни (Хорни, 1993, с. 298). С другой стороны, «основная трудность самоанализа лежит … в эмоциональных факторах, которые делают нас слепыми в отношении бессознательных сил. То, что главная трудность заключается скорее в эмоциональной, нежели в интеллектуальной сфере, подтверждается тем, что, когда психоаналитики анализируют себя, они не имеют большого преимущества перед любителями, как можно было бы предположить» (там же, с. 297). Задача развития самоанализа как самостоятельной техники в этой связи рассматривается Хорни как задача выработки механизмов контроля эмоциональных факторов, искажающих данные самоанализа.

Имеет смысл также остановиться на некоторых воззрениях К.Г.Юнга, который, используя ряд достижений психоанализа, развивал направление «аналитической психологии». Важным для нас в контексте данной работы является его взгляд на некоторые механизмы мотивации личностного роста («индивидуации», по Юнгу), в частности, в процессе психотерапии. В статье «О становлении личности» Юнг пишет: «Никто не развивает личность только потому, что ему сказали, будто это дело полезное или благоразумное. Природа еще никогда не внимала доброжелательным советам. Только каузально действующее принуждение заставляет шевелиться природу, в том числе и человеческую. Без нужды ничего не изменяется, и менее всего человеческая личность. Она чудовищно консервативна, если не сказать - инертна. Только острейшая нужда в состоянии ее вспугнуть. Так и развитие личности повинуется не желанию, не приказу и не намерению, а только необходимости…» (Юнг, 1996, с. 211). Эту «необходимость» Юнг видит, в частности, в некотором «предназначении», «внутреннем голосе», необходимости «верности собственному закону», своему для каждого индивида. Отступление от требований «предназначения» чревато духовной патологией: «По мере того, как человек, изменяя собственному закону, упускает возможность стать личностью, он теряет смысл своей жизни.» Однако слепое следование этому бессознательному по своему происхождению «внутреннему голосу» к личностному росту не приводит: «Только тот, кто сознательно может сказать "да" силе предстающего перед ним внутреннего предназначения, становится личностью; тот же, кто ему уступает, становится добычей слепого потока событий и уничтожается…» (Юнг, 1996, с. 215). Динамика осознания «внутреннего предназначения» оказывается у Юнга важной составляющей психотерапии: «Так как невроз - это нарушение в развитии личности, то мы, психотерапевты, вынуждены уже в силу профессиональной необходимости иметь дело с кажущейся неактуальной проблемой личности и внутреннего голоса. В практической психотерапии эти факты душевной жизни – некогда столь неопределенные и столь часто вырождавшиеся в пустословие - выступают из мрака неизвестности и становятся видимы. Однако это крайне редко происходит спонтанно: как правило, те психические ситуации, которые вызывают расстройство, должны подвергнуться тягостному осознаванию. Обнаруживающиеся содержания вполне соответствуют "голосу нутра" и означают судьбоносное предназначение, которое - если сознание его принимает и включает в себя - приводит к развитию личности. Как великая личность оказывает социально разрешающее, избавляющее, преобразующее и целительное действие, так и рождение собственной личности обладает целительным воздействием на индивида, словно поток, затерявшийся и растраченный попусту в притоках, вдруг снова нашел свое русло или словно убран прочь камень, лежавший на проросшем семени, после чего оно бурно пускается в рост. Голос нутра - это голос более полной жизни, более полного и объемного сознания» (Юнг, 1996, с. 218)

Процесс осознавания и выработки ответственной позиции по отношению к «внутреннему предназначению» и является, по Юнгу, сутью процесса индивидуации, или личностного роста – как в контексте психотерапии, так и в других ситуациях. Психическую инстанцию, объединяющую в некую целостность все психические содержания, как сознательные, принадлежащие к «Я», так и бессознательные, Юнг называет «Самостью» (Юнг, 1996), отождествляя ее с описанным выше «внутренним предназначением». Естественно, познание Самости, или «внутреннего предназначения» как целостности всех психических содержаний, является необходимой предпосылкой личностного роста в смысле выработки сознательной позиции «Я» по отношению к Самости. Психотерапевтический процесс в аналитической психологии состоял в большинстве случаев не только в интерпретации бессознательной продукции, но и в обучении пациента техникам познания собственной Самости и выработке посредством этого того, что сейчас называется «эффективными механизмами личностной саморегуляции».

Описанные выше подходы Хорни и Юнга в значительной мере напоминают взгляды представителей гуманистического направления в психотерапии, которое является следующим предметом нашего рассмотрения.

    1. Корреляты понятия «самоисследование» в работах психотерапевтов гуманистического направления.


В отличие от многих представителей психодинамического направления, и в особенности классического психоанализа, психотерапевты гуманистического направления в большей степени ориентированы на личностный рост и реализацию потенциала человека, чем просто на лечение болезни. Ключевой ценностью в этом направлении представляется «аутентичность», подлинность – максимально возможное соответствие наличного бытия человека цели и предназначению его жизни (Карвасарский, 2000, Маслоу, 2002, Роджерс, 1994, Франкл, 1990). Патология в этом плане рассматривается как уменьшение возможностей для реализации человеческого потенциала, связанное с блокированием, подавлением внутренних переживаний или потери соответствия им. В этом смысле близким к понятию аутентичности, но более конкретизированным, является предложенный К.Роджерсом термин «конгруэнтность», обозначающий соответствие осознаваемых переживаний подлинным переживаниям, а также соответствие поведения человека осознаваемым переживаниям. Поведение здорового, полноценно функционирующего человека, по Роджерсу, как раз и характеризуется такой конгруэнтностью. В то же время в психотерапевтическом процессе одной из основных характеристик так называемых «помогающих» отношений является конгруэнтность в поведении психотерапевта: «Отношение, которое я считаю помогающим, характеризуется как бы прозрачностью с моей стороны, в нем четко видны мои реальные чувства» (Роджерс, 1994, с. 76). С этой точки зрения становится понятной важность самопознания в профессиональной подготовке и «внутренней дисциплине» психотерапевта: «Чувства, испытываемые психотерапевтом, доступны ему, его пониманию, он способен «прожить» эти чувства, испытать их и соответствующим образом сообщить о них другому человеку. Никто полностью не достигает этого условия, однако, чем более терапист способен положительно воспринимать все, что происходит внутри него, и чем более он способен без страха принимать всю сложность своих чувств, тем выше степень его конгруэнтности» (Роджерс, 1994, с. 105).

Динамика изменения клиента в процессе психотерапии также описывается Роджерсом в терминах увеличивающейся конгруэнтности и получения клиентом нового опыта относительно своих переживаний: «Во-первых, когда он обнаруживает, что кто-то другой с участием воспринимает его чувства, он понемногу становится способным слышать самого себя. Он начинает получать сообщения от самого себя – понимать, когда он злится, знать, когда он испуган, даже осознавать, когда он бывает смелым. Как только он становится более открыт тому, что происходит внутри него, он получает возможность воспринимать те свои чувства, которые всегда отрицал и подавлял». (Роджерс, 1994, с. 107). Во многом это происходит благодаря снижению роли защитных механизмов из-за повышения принятия клиентом себя, своих чувств, мыслей и переживаний.

Как известно, расцвет гуманистической психологии на Западе совпал с волной интереса к ряду духовных течений, воспринятых извне господствующей научной парадигмы – в основном из традиционных религиозных и философских систем восточных цивилизаций. В рамках данной работы есть смысл рассмотреть одно из таких течений, широко воспринятое в широких кругах гуманистических психотерапевтов (см., например, Тарт, 1996) и отличающееся достаточно высокой проработанностью концептуального аппарата анализа психологических механизмов личностного роста («психотрансмутации», «возможной эволюции человека» в терминах данного учения) – учения «Четвертого пути», основанного Г.И.Гурджиевым и развитого его учениками – П.Д.Успенским, М.Николлом, Дж.Г.Беннеттом и другими (Гурджиев, 2001; Успенский, 2001; Беннетт, 2000; Nicoll, 1965).

Учение представляет собой весьма целостную мировоззренческую систему, включающую помимо психологических также и космологические, философские, морально-этические взгляды на место и предназначение человека во Вселенной. В то время как ряд космологических представлений и некоторые подходы к изучению человека в данной системе весьма сложно верифицировать в рамках господствующей научной парадигмы, она содержит большое количество весьма подробных описаний феноменологии и механизмов реализации психологического потенциала человека, которые и оказались в первую очередь восприняты рядом психотерапевтов как органично вписывающиеся в гуманистический подход. Человек в рамках системы «Четвертого пути» рассматривается как незавершенное существо, которое может пройти путь «возможной эволюции», которая приведет его к формированию ряда новых психологических качеств. Некоторые из этих качеств в современной культуре считаются уже присущими человеку – воля, сознание, целостность «Я», однако опыт самонаблюдения может показать человеку, что он этими качествами обладает только в потенциальности и по своему настоящему состоянию больше напоминает машину, управляемую внешними влияниями, нежели идеал человека, сформированный, в частности, в западной культуре – человека как сознательного творца, свободно и ответственно выбирающего свой путь в жизни. Именно осознание этого положения является первым шагом на пути «возможной эволюции». Основным инструментом осуществления «возможной эволюции» является на первых этапах практика самонаблюдения – интроспективной регистрации внутренних психических процессов, а также регистрации ряда параметров собственного внешнего поведения и категоризация их в соответствии с предлагаемой концептуальной схемой. На основе самонаблюдения человеком вырабатывается понимание внутренних взаимосвязей наблюдаемых явлений психологической реальности и видение необходимых дальнейших изменений. Выделяется ряд так называемых негативных проявлений, мешающих реализации психологического потенциала человека, искажающих его восприятие внешнего мира и внутренней психологической реальности; наиболее важными из них являются отождествление (вкладывание чувства «Я» в автоматические реакции, выработанные на основе некритичного восприятия из внешней социальной среды путем подражания, или сформированные случайно), отрицательные эмоции (которые отличаются от биологически заданных, полезных и необходимых, инстинктивных реакций избегания вредных воздействий), бесполезные фантазии, ложный образ «Я», построенный на тщеславии и самолюбии, «внутреннее учитывание» (выстраивание субъективного, окрашенного отрицательными эмоциями образа других и неоправданное ожидание определенного поведения со стороны других людей). Конечной целью развития человека является в данной системе подчинение нижних «этажей» человеческого существа Истинному Я как носителю жизненного предназначения данного конкретного человека. Однако это выстраивание внутренней иерархии возможно только после предварительной настройки психических функций и избавления от влияния негативных проявлений путем самонаблюдения и осознанного изменения своего внутреннего мира на основе самонаблюдения. Общая динамика изменения на пути «возможной эволюции» описывается следующим образом: на первом этапе из «магнетического центра» - накопленных идей о потенциале человека и возможностях внутреннего изменения, воспринятых из культурной среды, - формируется так называемое «наблюдающее Я», связанное с идеями работы над собой и владеющее техниками самонаблюдения; по мере работы над собой в процессе реальных изменений на последующих этапах «наблюдающее Я» уступает место «заместителю управляющего» - Я, субличности, которая объединяет вокруг себя все здоровые элементы психики и вступает в борьбу с негативными проявлениями. Победив в этой борьбе, «заместитель управляющего» уступает место «Управляющему» - новой целостности психики, которая является проводником воли Истинного Я (Успенский, 2001; Гурджиев, 2001; Беннетт, 2000).

Российским психотерапевтом А.Б.Орловым в его работе "Психология личности и сущности человека: парадигмы, проекции, практики" (Орлов, 1995) была предпринята попытка интеграции представлений, созданных в системе «Четвертого пути» и идей гуманистического направления в психотерапии. Прежде всего он отмечает смещение методологического акцента в гуманистической парадигме на внутреннюю личностную работу исследователя или психотерапевта: «В личностной обусловленности теории К.Роджерса, по нашему мнению, проявляется альтернативная природа гуманистической психологии в целом, в которой личность ученого выступает в качестве основного инструмента познания. Так называемая научная (позитивистская, натуралистическая) психология на протяжении всей истории исповедовала совершенно иные представления: воздействие на человека и познание человека виделись следствиями, результатами овладения психологом всей системой внешних и внутренних объективных и субъективных детерминант, влияющих на психические процессы, состояния и свойства человека. Средством воздействия и инструментом познания считалось объективное научное знание, операционализациями которого становились все боле имперсональные "орудия" - экспериментальные схемы и процедуры, модели и парадигмы, инструменты и приборы, методики и тесты. Личность самого психолога, уровень его личностного развития вычеркивались из списка профессионально важных качеств. В гуманистической психологии, напротив, личностное развитие самого человека становится непременным условием познания другого человека, условием развивающегося взаимодействия с ним» (Орлов, 1995, с. 25-26). Анализируя механизмы личностного роста, А.Б.Орлов предлагает три дихотомии: «личность – сущность», «персонализация – персонификация» и «индивидуализация – индивидуация». Личность и сущность, - понятия, первоначально предложенные в системе «Четвертого пути», - по А.Б.Орлову – «различные психические инстанции. Личность возникает и формируется в области предметного содержания, сущность локализована на субъектном полюсе субъект-объектного взаимодействия. Если главная характеристика личности - ее атрибутивность, то главная "особенность" сущности - отсутствие каких-либо атрибутов. Сущность - источник всех и всяческих атрибутов» (Орлов, 1995, с. 63). Процесс персонализации «обеспечивает усиление личностной персоны, являя собой тенденцию к превращению всей эмпирической личности в одну персону. Персонализация проявляется, с одной стороны, как демонстрация сильных сторон, фасадов (К.Роджерс) личности, а с другой - как маскировка, сокрытие человеком своих личностных проблем и в общении с другими людьми, и в общении в вамим собой. Вторая форма персонализации - "вертикальная" персонализация, или "фортификация" (укрепление, утолщение) персоны, проявляется прежде всего в отгораживании, во "внутреннем отходе" (А.Н.Леонтьев) человека от того, что его окружает» (Орлов, 1995, с. 53), в то время как персонификация – это «персонализация с обратным знаком; в отличие от персонализации она проявляется не в стремлении человека быть личностью, но в стремлении быть самим собой» (Там же, с. 54). Наконец, индивидуация – понятие, первоначально введенное Юнгом и обозначающее «процесс развития личности человека, но личности особого рода, возникающей не столько в результате воздействий социума, сколько под влиянием своей собственной самости (сущности)», а индивидуализация, напротив, «представляет собой процесс формирования неаутентичной личности (состоящей главным образом из персоны и тени), есть общее имя для обозначения процессов и результатов персонализации» (Орлов, 1995, с. 55-56). Персонализация и персонификация имеют важные следствия в сфере самосознания человека: «Важными следствиями процессов персонализации и персонификации оказываются различные по своему психологическому смыслу изменения Я-концепции человека, его самосознания. Данные изменения связаны с особенностями самоотождествления и самопринятия человека. Процесс персонализации приводит к тому, что человек принимает в своей личности только ее персону и самоотождествляется с ней. Здесь мы имеем дело со случаями так называемого ложного самоотождествления человека. Поскольку персона в эмпирической личности, как правило, фрагментарна, представляет собой полипняк субличностей (субперсон), то самоотождествление в случае персонализирующейся личности оказывается не только ложным, но еще и множественным» (Там же, с. 57). При персонификации же «человек склонен принимать в себе не только свои персональные, но и свои теневые стороны и проявления, он, с одной стороны, видит себя во всем, а с другой - он не отождествляет себя полностью ни с одной своей ролью или функцией. Его подлинное Я (сущность) каждый раз минует "сети" ложных самоотождествлений и по отношению к ним определяется скорее негативно: я не муж, не отец, не военный и т.д. В этом смысле персонификация личности всегда связана с кризисом ее самоотождествления и осознанием того фундаментального факта, что личность и сущность человека представляют собой две различные психологические инстанции: личность не есть сущность, сущность не есть личность» (там же, с. 57-58). Личностный рост, подлинное самоотождествление в этой связи «означает также постоянный поиск ответа на вопрос: "Кто я?", внутреннюю работу по самоисследованию, стремление разобраться в разноголосице субличностей и расслышать сквозь нее наиболее чистые, неискаженные послания сущности, внутреннего Я. Ложное самоотождествление (обычно это самоотождествление человека с той или иной его субперсоной) опасно тем, что оно депроблематизирует внутренний мир, создает иллюзию его самоочевидности (я есть Я, мое эго), закрывает человеку доступ к его сущности» (Там же, с. 67).

  1. Теоретический аппарат анализа понятия самоисследования (на материале отечественной психологии.


Целью данного раздела является поиск концептуального аппарата для теоретического общепсихологического анализа понятия самоисследования. Прежде всего стоит отметить несомненную связь данного понятия с феноменами самосознания, подробно проанализированными В.В.Столиным. Понятие самосознания в значительной степени связано с феноменом осознаваемости психических процессов. У Р.Декарта, построившего на этом феномене свою философскую и психологическую концепцию, факт сознания себя субъектом психической деятельности рассматривался как некая первичная далее не разложимая реальность, однако, по В.В.Столину, для современной психологии сам этот факт нуждается в анализе. В.В.Столин предлагает следующий подход к данному вопросу: «Тот, кто видит, понимает, относится - это реальный, действующий материальный субъект, обладающий психикой, но чтобы ему отнестись образам внешнего мира не как к вещам, а именно как к его образам, он должен осознать себя, выделить свое феноменальное "Я"» (Столин, 1983, с. 22). «Сознаваемость психических процессов предполагает проникновение выработанных в историческом процессе и усвоенных человеком значений в саму структуру этих процессов, в структуру человеческих образов. Сознательность психических образов является также следствием "удвоения" субъекта - появления его феноменального "Я". Психологически сознательность чувственных образов обеспечивается возможностью их феноменального расщепления: выделения того, что воспринимается и как воспринимается, а также отделения "Я" от воспринимаемого предмета и образа восприятия… Первоначально сознается лишь предметное содержание образа, т.е. воспринимаемый предмет, на который направляется активность ребенка. Лишь в ситуации, когда те или иные субъективные условия мешают этому восприятию, начинают осознаваться сами эти условия и тот факт, что предмет и его образ не одно и то же. Также вторичным является присутствие "Я" в психических процессах. Первоначально выделение "Я" должно быть подготовлено деятельностью и общением ребенка, оно должно стать необходимым для его общения и его деятельности» (Столин, 1983, с. 22-23).

Важным при рассмотрении данного вопроса является различение «Я» как субъекта активности и как объекта самопознания, которое «традиционно для философского мышления и усвоено психологией. В психологический обиход это различение было введено У.Джемсом в виде различения "чистого Я" (познающего) и "эмпирического Я" (познаваемого). Однако в самом этом различении кроются по крайней мере две проблемы. Одна из них - это относительность самого различения, о чем писал уже Джемс. С его точки зрения, эмпирическое и чистое "Я" - две стороны самосознания, а не две особые сущности, и следует с самого начала признать их тождество... Вторая проблема состоит в том, как понимать действующее "Я" - как субъекта мысли, чувства, короче - как субъекта психических процессов или как субъекта жизнедеятельности, происходящей в предметном мире» (Столин, 1983, с. 24-25). В.В.Столиным предложена следующая классификация феноменов самосознания и связанных с ним процессов:

А. Феномены субъективного уподобления и дифференциации: 1) принятие точки зрения другого на себя ("зеркальное Я"); 2) интериоризация родительского отношения; 3) идентификация.

Б. Феномены самопознания и структурации феноменального "Я": 1) Я-реальное и Я-идеальное; 2) Я-материальное и Я-социальное (Джемс); 3) "настоящее Я", "динамическое Я", "фактическое Я", "вероятное Я", "идеализированное Я" (Розенберг); 4) образ тела, "социальное Я", "когнитивное Я" и самооценка (Ш.Самюэль); 5) Психосемантические исследования - Ч.Осгуд: "личностный семантический дифференциал", "когнитивная сложность".

В. Феномены саморегуляции - структуры самосознания могут 1) мотивировать, 2) участвовать в целеобразовании, 3) воспрещать те или иные поступки, действия или, напротив, бездействие, 4) детерминировать отношение к окружающим, 5) влиять на развитие тех или иных черт и, следовательно, на развитие личности в целом, 6) служить формой самоконтроля в самых различных деятельностных формах проявления человека, 7) быть основанием приобщения субъекта к другим людям.

Другим понятием, имеющим прямое отношение к понятию самоисследования, но уже скорее на философском и общеметодологическом уровне, является понятие рефлексии, подробно проанализированное в рамках системно-деятельностной методологии Г.П.Щедровицким и другими членами Московского методологического кружка. «В современных энциклопедиях рефлексия определяется как «форма теоретической деятельности общественно-развитого человека, направленная на осмысление всех своих собственных действий и их законов; деятельность самопознания, раскрывающая специфику духовного мира человека», или как «осмысление чего-либо при помощи изучения и сравнения; в узком смысле - новый поворот духа после совершения познавательного акта к «я» (к центру акта) и его микрокосму, благодаря чему становится возможным присвоение познанного»» (Щедровицкий, 1974). Г.П.Щедровицким был предложен научный, а не философский подход к рефлексии: «рефлексия рассматривается нами в контексте деятельности и с точки зрения средств теории деятельности; при этом два аспекта представляются наиболее важными: 1) изображение рефлексии как процесса и особой структуры в деятельности и 2) определение рефлексии как принципа развертывания схем деятельности; последнее предполагает, с одной стороны, формулирование соответствующих формальных правил, управляющих конструированием моделей теории деятельности, а с другой - представление самой рефлексии как механизма и закономерности естественного развития самой деятельности» (Щедровицкий, 1974). Такой анализ рефлексии как деятельностной структуры производится Г.П.Щедровицким с использованием понятий кооперации (совместной деятельности) и «рефлексивного выхода». «Представим себе, что какой-то индивид производит деятельность, заданную его целями (или задачей), средствами и знаниями, и предположим, что по тем или иным причинам она ему не удается, т.е. либо он получает не тот продукт, который хотел, либо не может найти нужный материал, либо вообще не может осуществить необходимые действия. В каждом из этих случаев он ставит перед собой (и перед другими) вопрос: почему у него не получилась деятельность и что нужно сделать, чтобы все-таки получилось то, что он хочет… Нам важно подчеркнуть, что во всех случаях, чтобы получить подобное описание уже произведенных деятельностей, рассматриваемый нами индивид, если мы берем его в качестве изолированного и «всеобщего индивида», должен выйти из своей прежней позиции деятеля и перейти в новую позицию - внешнюю, как по отношению к прежним, уже выполненным деятельностям, так и по отношению к будущей, проектируемой деятельности. Это и будет то, что мы называем рефлексивным выходом; новая позиция деятеля, характеризуемая относительно его прежней позиции, будет называться «рефлексивной позицией», а знания, вырабатываемые в ней, будут «рефлексивными знаниями», поскольку они берутся относительно знаний, выработанных в первой позиции» (Щедровицкий, 1974). Г.П.Щедровицкий отмечает, что при этом рефлексируемая деятельность как бы «поглощается» деятельностью в рефлексивной позиции, становится ее материалом. Из данного положения можно сделать следующий ход в сторону понятия кооперации: «Отношение рефлексивного поглощения, выступающее как статический эквивалент рефлексивного выхода, позволяет нам отказаться от принципа «изолированного всеобщего индивида» и рассматривать рефлексивное отношение непосредственно как вид кооперации между разными индивидами и, соответственно, как вид кооперации между разными деятельностями. Теперь суть рефлексивного отношения уже не в том, что тот или иной индивид выходит «из себя» и «за себя», а в том, что развивается деятельность, создавая все более сложные кооперативные структуры, основанные на принципе рефлексивного поглощения». Отсюда вполне очевиден выход на тему развития самосознания и рефлексии в онтогенезе, совершающегося в совместной деятельности.

Некоторые последователи идей Г.П.Щедровицкого, более ориентированные на гуманитарные науки и приложение системно-деятельностного подхода в отдельных гуманитарных дисциплинах, расширили данное понимание рефлексии: «Рефлексивное восстановление целостности деятельности через устранение в ней "разрывов" - проблем призвано обеспечить ее воспроизводство, а также репродукцию в аналогичных условиях. Рассмотренные модельные представления о механизме рефлексии построены с акцентом на социально-нормативной опосредствованности мышления при абстрагировании от его личностно-смысловой обусловленности. Такие модели рефлексии подразумевают ее репродуктивный и ретроспективный характер, проявляющийся в поиске и реализации субъектом рефлексии уже наличествующих в социокультурном контексте средств или через их осознание в процессе собственной деятельности. Средства отличаются друг от друга лишь уровнем конкретной сложности или степенью абстрактности. Творческие возможности при этом ограничиваются количеством потенциально возможных комбинаций уже существующих знаниевых средств. При такой трактовке рефлексии создание с ее помощью принципиально нового в культуре оказывается невозможным, а сама рефлексия перестает отличаться от акта осознания» (Степанов, 2000, с. 21) Необходимость расширения понятия рефлексии диктует в этом смысле включение эмоционально-смыслового компонента: «В гуманитарно-культурологически ориентированных психологических исследованиях (Семенов И.Н., Степанов С.Ю., 1982, 1983, 1985) сложилось понимание рефлексии как процесса осмысления, переосмысления и преобразования субъектом содержаний и форм своего опыта, которые отражают событийность человеческой жизни, напряженность проблемно-конфликтных ситуаций и порождают действенное отношение личности, как целостного "Я", к собственному поведению и общению, к осуществляемой деятельности, ее кооперантам, социокультурному и вещно-экологическому окружению человека. Источником конституирования целостности деятельности и общения, т.е. преодоления возникающих в них противоречий, является смысловой резервуар личности, восполняемый в процессе культивирования человеком собственной индивидуальности соответственно конкретно-историческим запросам эпохи. Культивирование осуществляется в виде постоянной рефлексии личностных способов действенного самоопределения, и самопостроения в контексте формирующихся в культуре идеалов и ценностей. Такого рода рефлексивное самопроектирование, связанное с экзистенциальным обращением к предельным смыслам действенного бытия и жизнедеятельности конкретного человека призвано обеспечить создание новых способов поведения, общения и деятельности, а также смысловых перспектив реализации потенций личности в творчестве. Данное понимание рефлексии, сложившееся в контексте гуманитарно-культурологической ориентации, позволяет решать как теоретико-методические проблемы выделения и изучения типов рефлексивных процессов, так и экспериментально-прикладные задачи» (Там же, с. 21).

Анализируя эмоционально-личностный компонент самосознания и рефлексии, есть смысл обратить внимание на некоторые представления о мотивационно-личностных и эмоциональных процессах, предложенные деятельностным подходом в психологии, который развивался А.Н.Леонтьевым и его учениками. По А.Н.Леонтьеву, «Эмоции выполняют функцию внутренних сигналов, внутренних в том смысле, что они не являются психическим отражением непосредственно самой предметной действительности. Особенность эмоций состоит в том, что они отражают отношения между мотивами (потребностями) и успехом или возможностью успешной реализации отвечающей им деятельности субъекта. При этом речь идет не о рефлексии этих отношений, а о непосредственно-чувственном их отражении, о переживании. Таким образом, они возникают вслед за актуализацией мотива (потребности) и до рациональной оценки субъектом своей деятельности» (Леонтьев, 1975, с 213).

Эмоции, по мнению А.Н.Леонтьева, играют важную функцию в процессах самосознания и личностной саморегуляции: «Мотивы, однако, не отделены от сознания. Даже когда мотивы не сознаются, т.е. когда человек не отдает себе отчета в том, что побуждает его совершать те или иные действия, они все же находят свое психическое отражение, но в особой форме - в форме эмоциональной окраски действий. Эта эмоциональная окраска (ее интенсивность, ее знак и ее качественная характеристика) выполняет специфическую функцию, что и требует различать понятие эмоции и понятие личностного смысла. Их несовпадение не является, однако, изначальным: по-видимому, на более низких уровнях предметы потребности как раз непосредственно "метятся" эмоцией. Несовпадение это возникает лишь в результате происходящего в ходе развития человеческой деятельности раздвоения функций мотивов. Такое раздвоение возникает вследствие того, что деятельность необходимо становится полимотивированной, т.е. одновременно отвечающей двум или нескольким мотивам» (Там же, с. 215).

А.Н.Леонтьев предлагает различать мотивы-стимулы, выступающие как ярко эмоционально окрашенные побудительные факторы в окружающей среде, и смыслообразующие мотивы, которые, побуждая деятельность, одновременно придают ей личностный смысл. Смыслообразующие мотивы часто не осознаются субъектом деятельности и часто могут быть выявлены по тому личностному смыслу, который получают от них мотивы-стимулы: «Осознание мотивов есть явление вторичное, возникающее только на уровне личности и постоянно воспроизводящееся по ходу ее развития. Для совсем маленьких детей этой задачи просто не существует. Даже на этапе перехода к школьному возрасту, когда у ребенка появляется стремление пойти в школу, подлинный мотив, лежащий за этим стремлением, скрыт от него, хотя он и не затрудняется в мотивировках, обычно воспроизводящих знаемое им. Выяснить этот подлинный мотив можно только объективно, "со стороны", изучая, например, игры детей "в ученика", так как в ролевой игре легко обнажается личностный смысл игровых действий и, соответственно, их мотив. Для осознания действительных мотивов своей деятельности субъект тоже вынужден идти по "обходному пути", с той, однако, разницей, что на этом пути его ориентируют сигналы-переживания, эмоциональные "метки" событий» (Леонтьев, 1975, с. 220)

А.Н.Леонтьев приводит следующий пример решения человеком «задачи на личностный смысл», весьма показательный в контексте проблематики самоисследования: «День, наполненный множеством действий, казалось бы, вполне успешных, тем не менее может испортить человеку настроение, оставить у него некий неприятный эмоциональный осадок. На фоне забот этот осадок едва замечается. Но вот наступает минута, когда человек как бы оглядывается и мысленно перебирает прожитый день, в эту-то минуту, когда в памяти всплывает определенное событие, его настроение приобретает предметную отнесенность: возникает аффективный сигнал, указывающий, что именно это событие и оставило у него эмоциональный осадок. Может статься, например, что это его негативная реакция на чей-то успех в достижении общей цели, единственно ради которой, как ему думалось, он действовал; и вот оказывается, что это не вполне так и что едва ли не главным для него мотивом было достижение успеха для себя. Он стоит перед "задачей на личностный смысл", но она не решается сама собой, потому что теперь она стала задачей на соотношение мотивов, которое характеризует его как личность» (Там же, с 221).

Еще одна тема, которая уже была частично затронута выше, но должна быть рассмотрена отдельно – это соотношение самосознания и саморегуляции и возможное место в динамике саморегуляции процессов самоисследования. В.М.Генковска, чья работа (Генковска, 1990) посвящена понятию саморегуляции, так описывает данный феномен: «Саморегуляция личности тесно связана с такими понятиями, как активность, самостоятельность, возможность выявить себя. Саморегуляция имеет несколько основных функций: 1) согласование разных уровней и звеньев единого саморегулятивного процесса личности. Согласование идет на разных уровнях. Оно может быть неосознанным или сознательно управляемым. 2) Сохранение постоянства, поддержка определенного состояния и равновесия внутренней среды в ответ на действующие раздражители. 3) Обеспечение изменений определенных состояний личности... То есть саморегулирование является и стабилизирующим фактором, и имеет возможность изменять и создавать новое» (Генковска, 1990, с. 8).

Важное понятие «аутопсихологической компетентности личности», позволяющее связать феномены самосознания и саморегуляции, было предложено Т.Е.Егоровой. Необходимость введения такого понятия диктуется запросами психологической практики: «Вычленяя и анализируя основные личностные образования, способствующие успешному выполнению профессиональной деятельности, мы пришли к выводу, что любой вид деятельности, и особенно тот, который связан с построением социальных отношений, предъявляет к человеку требования к развитию определенного уровня саморегуляции и самосознания, что и обеспечивает ему успех в решении профессиональных задач… С использованием понятия АК, только в несколько измененной терминологии, мы столкнулись в работах психотерапевтов, озабоченных проблемой оказания помощи людям... О необходимости расширения своего осознания в области неосознаваемых проявлений своей психики как действенном методе сохранения своего психического и физического здоровья, как действенном средстве развития коммуникативных, интеллектуальных, творческих и массы других способностей говорят не только научные исследования в области психологии, психотерапии, но и в области философии, а также источники народной мудрости и древних знаний» (Егорова, 1997, с. 8-9). Аутопсихологическая компетентность обладает рядом важных характеристик, отличающих ее от других феноменов личностной регуляции деятельности: «1. Аутопсихологическая компетентность и психологическая компетентность не идентичные понятия. В АК мы акцентируем те свойства личности, которые позволяют направить активность человека на понимание себя, принятие себя, выстраивание своей самооценки, на познание природы своего психического, причем не на уровне априорного знания, а на уровне проживания разных состояний. чувств, открытия резервных возможностей своей психики и т.д. 2. ... Формирование АК - это в большей степени путь "интериоризации" получаемого опыта, где все внешнее направляется не преобразование (изменение) внутреннего, например, неудовлетворенность уровнем достижений выливается в поиски новых путей самореализации или снижения уровня притязаний путем изменения своей самооценки, изменения иерархии ценностей или проявления силы воли, направленной на саморазвитие таких свойств своей психики, которые бы позволили бы достигнуть желаемого результата» (Там же, с. 9). Аутопсихологическая компетентность в понимании Т.Е.Егоровой является некоторой чертой личности, одним из показателей ее развития. Люди с высоким уровнем АК – это люди, которые «добились больших успехов в раскрытии своих резервных возможностей, позволивших им добиться высочайшего уровня саморегуляции физиологических процессов, интеллектуальных процессов, эмоционального состояния, которые обладают высоким уровнем самосознания, что позволяет гармонично строить отношения с миром, соблюдая этику отношений, продиктованную общечеловеческими ценностями... Однако, далеко не о каждом из них мы можем сказать, что он обладает психологической компетентностью, потому что он может быть далек от каких-либо академических знаний в области психологии. Такой человек вырабатывает свой язык, свою вербализацию чувственного опыта, приобретенного путем длительной работы и усилий над собой, путем опыта "проживания"» (Там же, с. 10). Содержание аутопсихологической компетентности во многом связано с опытом осознания собственных психических процессов и поведенческих проявлений: «Мы предполагаем, что содержанием аутопсихологической компетентности будет являться представленность в сознании индивида такого опыта "проживания" психологического содержания и ситуаций, который бы был способен ориентировать его саморазвитие: 1) на психофизиологическом уровне (жизни тела), что выводит человека на проблемы физического саморазвития, проблемы сохранения гомеостаза в окружающей среде, проблемы самооздоровления, 2) на психологическом (личностном) уровне, уровне интеллектуального и личностного саморазвития, что выводит на проблемы организации своей познавательной сферы, проблемы управления своими психическими состояниями и проблемы ценностных ориентиров личности, 3) на социальном уровне, связанном с актуализацией проблем межличностных отношений, 4) на духовном уровне, уровне самосубъективного и субъектного отношения к миру» (Егорова, 1997, с. 12). Основными компонентами аутопсихологической компетентности являются самосознание и саморегуляция. Высокий уровень самосознания проявляется в «расширенной сфере осознанного в области своих возможностей, интересов, ценностных ориентиров, потребностей, привычек, психических состояний», а высокий уровень саморегуляции – как «волевой компонент самосознания, позволяющий человеку проявить "терпимость" к рассогласованию и осознанному изменению "Я-концепции" путем изменения образа жизни. Основой для проявления сдерживающей и действенной функции саморегуляции служат знания самого себя, а именно тех изменений, которые возникают в сфере рассогласования своего поведения с "Я-концепцией", выступающей в качестве определенного образца, устойчивой мерки, с помощью которой осуществляется сравнение и намечается общая программа поведения человека. Отсюда путь самопознания будет состоять прежде всего в постижении своей "Я-концепции" посредством самонаблюдения, самооценки, рефлексии. Саморегуляция в данном приложении рассматривается нами также как форма самоконтроля и самоуправления человеком процессом собственной деятельности, своим поведением, состоянием, мыслями, переживаниями» (Там же, с. 13-14).

  1. Заключение.


Мы рассмотрели ряд концепций – как теоретических, так и практически направленных, - которые так или иначе могут помочь в психологическом анализе самоисследования клиента в психотерапии. Был выделен ряд ключевых понятий: инсайт и защитные механизмы (Фрейд и классический психоанализ), самоанализ (Хорни), индивидуация (Юнг), конгруэнтность (Роджерс), «возможная эволюция человека» и самонаблюдение (система «Четвертого пути»), самосознание, саморегуляция, рефлексия, аутопсихологическая компетентность личности (отечественная психология). На основании данного анализа можно говорить о том, что мы обладаем достаточно мощным концептуальным аппаратом для теоретического анализа понятия самоисследования и планирования эмпирического исследования данного феномена.


Литература


Беннетт Дж.Г. Духовная психология. М., 2000.

Генковска В.М. Особенности саморегуляции как нормы психической устойчивости личности в стрессовых ситуациях. Автореф. канд. дисс., Киев, 1990.

Гурджиев Г.И. Встречи с замечательными людьми. Взгляды из реального мира. М., 2001.

Егорова Т.Е. Аутопсихологическая компетентность личности. Нижний Новгород, 1997.

Карвасарский Б.Д. Психотерапия. – С.-Пб., 2000.

Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. – М., 1975.

Маслоу А. По направлению к психологии бытия. Религии, ценности и пик-переживания. - М., 2002.

Орлов А.Б. Психология личности и сущности человека: парадигмы, проекции, практики. - М, 1995

Роджерс К. Взгляд на психотерапию. Становление человека. - М., 1994

Сандлер Дж, Дэр К., Холдер А. Пациент и психоаналитик: основы психоаналитического процесса. - М., 1995.

Степанов С.Ю. Рефлексивная практика развития человека и организаций. – М., 2000.

Столин В.В. Самосознание личности. - М., 1983

Тарт Ч. Пробуждение. Преодоление препятствий к реализации человеческих возможностей. – М., 1996.

Успенский П.Д. Четвертый путь. М., 2001.

Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.

Фрейд А. Психология Я и защитные механизмы. – М., 1993.

Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. – М., 1989.

Хорни К. Невротическая личность нашего времени. Самоанализ. – М., 1993.

Щедровицкий Г.П. Коммуникация, деятельность, рефлексия.// Исследование рече-мыслительной деятельности. Алма-Ата, 1974.

Юнг К.Г. Структура психики и процесс индивидуации. -М., 1996.

Nicoll M. Psychological Commentaries on the Teachings of Gurdjieff and Ouspensky. Boston, 1984.