Geum.ru

Нравственные ориентиры лидеров детского движения

Вид материалаДокументы

Содержание


Кто они, российские скинхеды?
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

Кто они, российские скинхеды?

Они появились в начале девяностых годов. В 1992-м в Москве было всего около десятка скинхедов. Вели они себя тихо и в основном просто красовались в центре города. Это был чистый продукт подросткового обезьянничества: наши первые скины старательно подражали западным скинхедам, о которых узнали из советских СМИ эпохи перестройки. Тогда было модно рассказывать об английских, немецких, а чуть позже — и о чешских бритоголовых.
Однако в начале 94-го скинхеды вдруг стали если не массовым, то многочисленным и заметным явлением (о том, почему это произошло именно тогда, речь пойдет ниже). А далее как снежный ком покатился. К концу 1999 года в России насчитывалось свыше двадцати тысяч скинхедов: чуть менее четырех тысяч в Москве, около трех тысяч в Петербурге и от двух тысяч до тысячи с лишним — в Нижнем Новгороде, Ростове-на-Дону, Ярославле, Пскове и Калининграде. И еще в двух десятках городов — меньше тысячи в каждом. В основном — процентов на восемьдесят — скинхедыii — это старшеклассники, учащиеся ПТУ или безработные. Большинство из них объединены в маленькие банды по месту жительства или учебы, которые, строго говоря, не являются политическими организациями. Однако в Москве существуют две политизированные жестко иерархизированные скинхедские организации: “Скинлегион” и “Blood & Honor — Русский филиал”. В каждой — от ста до полутора сотен человек. Примерно столько же членов в петербургской организации “Русский кулак” и нижегородской группировке “Север”, чуть меньше — в ярославской “White Bears”. Существуют и мелкие, но хорошо дисциплинированные и структурированные скин-группы — например, “Русская цель” в Москве (численностью не более двадцати пяти человек). Есть даже группа наци-скин-феминисток “Русские девушки”.

У бритоголовых есть собственная пресса. Так, в 1998 году около сотни скинов из групп “Белые бульдоги” и “Лефортовский фронт” создали третье крупное скин-объединение в Москве — “Объединенные бригады 88”("88" - это принятая в неонацистских кругах зашифрованная аббревиатура от Heil Hitler!, по порядковому номеру буквы Н в латинском алфавите), - и сразу развили бурную активность на информационном фронте. Они издают журнал “Белое сопротивление” и создали в Интернете сайт “Русские бритоголовые”. И это далеко не единственные скин-издания. Существуют также журналы “Под ноль”, “Отвертка”, “Стоп”, “Я — белый”, “Streetfighter”. Наполовину скинхедским является ультраправый контркультурный журнал “Сполохи”. Есть и иные, помимо “Русских бритоголовых”, рассчитанные на скинов ультраправые сайты в Интернете, включая “русское зеркало” американского скинхедского сайта “Stormfront”.

Бурно развивается и музыкальная скин-культура. В музыке наши бритоголовые — приверженцы стиля “ой!” 1 . Больше всего музыкальных скин-групп в Москве: “Штурм”, “Коловрат”, “Белые бульдоги”, “Радагаст”, “Вандал”, “Дивизион”, “Крэк” и другие. Популярна также панк-ой!-группа “Террор”. Они и задают тон. Конкуренцию москвичам составляют разве только две группы из Петербурга и Ярославля, первоначально называвшиеся одинаково — “Tottenkopf” (в честь дивизии СС “Мертвая голова”). Впоследствии ярославцы сократили название своей команды до “TNF”, а спустя некоторое время эту аббревиатуру уже расшифровывали как “Terror National Front” — и это тоже весьма показательное наименование. Тексты песен скин-групп чрезвычайно агрессивны, как правило, довольно примитивны и не производят сильного эстетического впечатления. В одежде наши скины подражают своим западным единомышленникам. Особенностью российских бритоголовых является любовь к флагу рабовладельческой Конфедерации, нашиваемому обычно на рукав или на спину куртки -“бомбера”. Менее распространены нашивки в виде свастики, кельтского креста, портрета Гитлера, числа 88 (то есть “Heil Hitler!”) или букв WP (“White Power”). Скины обычно не носят с собой никакого оружия (чтобы не “привлекли”), но в драках пользуются ремнями с утяжеленной пряжкой, намотанными на руку. Последний “писк” скин-моды — украшать ремень якобы декоративной цепью. На самом же деле цепь делает этот импровизированный кастет более опасным.

Вернемся из 2000 года к началу 1994-го, когда всего за несколько недель количество скинхедов в России выросло на целый порядок, если не более. Внешне это было связано с событиями сентября—октября 1993 года, когда Ельцин очень наглядно показал всем, что в любой дискуссии самый убедительный аргумент — насилие. Нашлись подростки, которые усвоили это очень хорошо. Сегодняшние студенты, учащиеся гуманитарных факультетов разных московских университетов, вспоминают, что как раз те их одноклассники или приятели-школьники, которые стали вскоре скинхедами, 4 октября присутствовали в толпе зевак, с патологическим удовольствием наблюдавших с близкого расстояния расстрел танками парламента. На рост числа московских скинов повлиял, впрочем, не столько расстрел парламента, сколько последующий период “особого положения” в Москве, когда на улицах царил полицейский террор, быстро принявший явно расистский (формально — антикавказский) характер. Уже 4 октября действия армии и ОМОНа приобретали порой откровенно расистский характер. Например, депутат парламента Олег Румянцев, один из лидеров российских социал-демократов и один из разработчиков российской конституции, был схвачен на улице пропрезидентскими десантниками и зверски избит (ему, в частности, сломали челюсть и отбили почки). Причем офицер-десантник, руководивший избиением, радостно кричал: “Ага, попался, жидовская морда!” Двое студентов-ливанцев — Хануш Фади и Салиб Ассаф — были, как выяснила специальная следственная группа Генеральной прокуратуры, изучавшая события сентября—октября 1993 года, избиты и расстреляны ОМОНом 4 октября только за то, что имели ярко выраженную неарийскую внешность. (1) В период “особого положения” какая бы то ни было законность в Москве отсутствовала, конституционные гарантии не соблюдались, нарушения прав человека (незаконные бессудные обыски, аресты, грабежи, избиения и пытки со стороны милиции и ОМОНа) носили массовый характер. Тысячи человек — преимущественно с неславянской внешностью — были арестованы, избиты, ограблены и депортированы из Москвы. Всех их скопом записали в пресловутые “лица кавказской национальности”. ОМОН и милиция с удовольствием грабили ларьки и палатки, принадлежавшие “лицам кавказской национальности”, на московских рынках ОМОНом неоднократно проводились форменные погромы, в ходе которых у “кавказцев” отбирали деньги, драгоценности и товары, нещадно избивая. Помимо уроженцев Кавказа, в числе пострадавших оказались также выходцы с Балкан, из Средней Азии, граждане Индии, Пакистана, Ирана, а также евреи и арабы. По поводу ареста, избиения и ограбления дипломатов из Объединенных Арабских Эмиратов посольство ОАЭ даже заявило протест МИД России. Аналогичные протесты были сделаны и посольствами Армении, Грузии и Азербайджана. Несколько англоязычных газет, включая “Moscow Times”, не сговариваясь, озаглавили помещенные в них статьи так: “Racist Pogroms in Moscow”.

Многочисленные жалобы на произвол даже не рассматривались. Пострадавшие, чьим единственным “преступлением” были расовые отличия, оказались лишены права на защиту своих интересов в суде. Одна такая история — незаконный арест, ограбление, зверское избиение двух граждан Грузии, азербайджанцев по национальности — подробно описана в “Левой газете”, с приложением документов. В суде, а затем в прокуратуре заявления от этих граждан Грузии принять просто отказались. В той же публикации описаны зверские массовые избиения незаконно задержанных — в ряде случаев с тяжкими последствиями (у одного из задержанных — по национальности таджика — в результате побоев был сломан позвоночник).

Посмотрев, как омоновцы грабят и безнаказанно бьют ногами людей с “недостаточно арийской” внешностью, и, послушав соответствующую “патриотическую” риторику властей, подростки-двоечники из “спальных” районов, из неблагополучных семей быстро нашли “пример для подражания”.
Еще более явное воздействие на рост численности скинов оказала первая Чеченская война и сопутствовавшая ей на правительственном уровне великодержавная проимперская, националистическая пропагандистская кампания.
Со скинами никто не боролся. Пока ОМОН “разбирался” с “кавказцами”, скины, как более слабые и трусливые, облюбовали себе в качестве жертв выходцев из Средней Азии или из стран “третьего мира” — в первую очередь “черных” и “узкоглазых”. Наблюдалось некоторое разнообразие по городам. В Москве скины нападали в основном на африканцев и индийцев, в Петербурге — на африканцев, непальцев, китайцев, в Нижнем Новгороде — на жителей Средней Азии, преимущественно беженцев из Таджикистана. Везде, особенно в Нижнем Новгороде, милиция относилась к скинам более чем снисходительно, отказываясь возбуждать уголовные дела против них. В Нижнем таджики вообще боялись обращаться в милицию — это кончалось арестом за “незаконное пребывание” с последующим вымогательством взятки, а если взять было нечего — избиением и депортацией. Пример этот особенно интересен тем, что нижегородским губернатором в то время был известный неолиберал Борис Немцов. Немцов, как известно, собирал миллион подписей против войны в Чечне — а в то же самое время у него дома процветал расистский террор! Конечно, на расцвет скинхедского движения повлияли не только политические события. Два фактора создали базу для быстрого роста и утверждения скинов в молодежной среде в России: экономический кризис и развал системы образования.
Катастрофический экономический спад, начиная с 1991 года, превратил миллионы людей в России в безработных. Еще большее число людей формально не считалось безработными, но было ими фактически: предприятия либо простаивали, либо наемные работники по полгода, а то и по году не могли получить зарплату. Подавляющее большинство населения, жившее прежде если не богато, то вполне удовлетворительно (по западным представлениям, на уровне middle middle class и low middle class, вдруг стало нищим. Все это вызвало даже не имущественную, а психологическую катастрофу: за долгие десятилетия советского опыта люди привыкли к гарантированной полной занятости, государственному патернализму в области образования и здравоохранения, а также и в области других социальных программ — например, к субсидированным, часто символическим, ценам на основные продукты питания, детские товары, жилье, коммунальные услуги, общественный транспорт и т. п. Лишившись привычного образа жизни, население России стало быстро дичать: преступность, алкоголизм и наркомания захлестнули страну. Родителям, занятым одной мыслью — как выжить, стало не до воспитания детей. Семейные скандалы и насилие в семье превратились в норму. В несколько раз возросло число психически больных. В депрессивных регионах даже возникла очередь на госпитализацию в психиатрические больницы — и очередь немаленькая: люди ждут по два-три года. Побеги из дома из-за голода, побоев и невыносимых условий существования — так же, впрочем, как и отказы от детей, — стали массовым явлением: сегодня в России самое меньшее — 4 миллиона беспризорных детей. Это безумно много, если вспомнить, что после Гражданской войны 1918–1921 годов во всем Советском Союзе было 6 миллионов беспризорников.
Параллельно с развалом экономики шел процесс развала системы образования и воспитания. С одной стороны, это, конечно, было следствием экономического краха: в СССР вся школьная система была государственной, и если доходы государства в последние десять лет снизились в 8–10 раз, это не могло не сказаться на финансировании школы. В результате в последние годы по финансовым причинам в стране ежегодно закрывалось по 400–450 школ и соответственно большая часть учеников из этих школ оказывалась, лишена возможности продолжать образование. Уже в 1997 году в Сибири, например, по официальным данным военкоматов, от 7 до 11 процентов призывников были неграмотными. К 1999 году ситуация заметно ухудшилась. Сколько детей школьного возраста уже не посещают школу, неизвестно (официальных данных то ли нет, то ли они засекречены). Но вот по данным Отдела МВД России, по предупреждению правонарушений среди несовершеннолетних, каждый третий правонарушитель школьного возраста весной 1999 года не имел даже начального образования!
Но куда более серьезным фактором оказалось то, что в России под предлогом “борьбы с тоталитаризмом” запретили воспитание! Само понятие “воспитание” связали почему-то с комсомолом и пионерской организацией, которые распущены, но взамен никаких создано не было. Я отнюдь не призываю вновь всех насильно загнать в комсомол и организацию “юных ленинцев”. Однако следует вспомнить, что они занимались не только идеологической работой, но и всей иной молодежной деятельностью — искусством, спортом, туризмом и т.п. Комсомол устраивал и проводил спортивные соревнования, рок - и фолк-фестивали, закупал оборудование и предоставлял помещения для всевозможных занятий молодежи, начиная с кружков юных шахматистов или авиамоделистов и кончая танцевальными и спелеологическими. Так вот, под предлогом “деидеологизации школы” Министерство образования запретило в своих документах даже само слово “воспитание”. Педагогика была сведена к дидактике. Первоначально школьные учителя были счастливы: с них сняли половину нагрузки при прежней зарплате. При этом мало кто из них задумался над тем, что все происходящее носило характер абсурда, поскольку большая часть воспитательного комплекса в школе не имела никакого отношения ни к советской власти, ни к коммунистической идеологии, а была обычной принадлежностью традиционной европейской цивилизации, восходя в основных компонентах к Аристотелю.

Результатом явилась вторая психологическая катастрофа: за десятилетие реформ в России выросло новое поколение — асоциальное и анемичное (то есть уверенное в том, что не существует вообще никаких норм общественной морали). Для этого поколения характерен полный разрыв с традициями, с общественными ценностями и социальными установками. Параллельно с одичанием родителей произошло одичание детей. Но если родители, дичая, все-таки пытались решать какие-то задачи по коллективному выживанию (как минимум, на уровне семьи), то “дети реформ”, не имея социального опыта взрослых, быстро превращались в стадо биологических особей, лишь номинально как-то связанных друг с другом, — особей аморальных, эгоцентричных, неспособных к коммуникации, примитивных в своих запросах, жадных, озлобленных и все более тупых.
Естественно, это сопровождалось катастрофическим взлетом детской и подростковой преступности, наркомании, токсикомании, алкоголизма, проституции, эпидемиями заболеваний, передающихся половым путем. Учителя, которые вчера радовались отмене воспитания, схватились за головы — именно они первыми столкнулись с новым поведением новой молодежи, которая не хотела учиться, посылала учителей матом, а если уж очень надоедали — била. Но робкие попытки рядовых учителей изменить ситуацию столкнулись с жестким противодействием министерских чиновников, которые считали, что всё в порядке и что события развиваются в правильном направлении. При трех министрах подряд — Ткаченко, Кинелёве и Тихонове — Министерство образования вело борьбу с воспитанием и пыталось провести под флагом “вариативного образования”, придуманного заместителем министра Асмоловым, такую “реформу”, которая освободила бы государство от финансирования системы образования и, называя вещи своими именами, дала бы возможность министерским чиновникам получать зарплату, ничего не делая и ни за что не отвечая. Дело доходило до курьезов и скандалов. Например, министр Кинелёв имел самое смутное представление о порученной ему сфере и изумлял всю страну тем, что из интервью в интервью утверждал, вопреки очевидным и общеизвестным фактам, что в деле образования в России наблюдаются выдающиеся успехи и ситуация с каждым днем становится всё лучше и лучше. Среди журналистов Кинелёв печально прославился, когда на вопрос “А видели ли вы хоть раз в жизни сельскую школу?” ответил, ничуть не смутившись: “Конечно. Вот недавно я был с визитом в Голландии — и там нас водили в сельскую школу”.

При Кинелёве учителя в массовом порядке побежали из школ, не выдержав нищенских зарплат и полугодовых задержек с их выплатой — с одной стороны, и хамства и оскорблений (в том числе действием) со стороны освобожденных г-ном Асмоловым от “тоталитаризма” учеников — с другой.

При преемнике Кинелёва — министре Тихонове в жизнь стала активно внедряться реформа системы образования, известная как “реформа Асмолова — Тихонова”, — несмотря на то, что подавляющее большинство учителей, свыше 85 процентов, высказались против нее), всероссийский опрос учителей провела “Учительская газета”). Вкратце она сводилась к следующему: государство окончательно устраняется из сферы финансирования системы образования, а средства на обучение молодого поколения должны поступать из трех источников: из местных бюджетов, из карманов родителей и со счетов местных промышленных предприятий.

То, что это — бред, наверняка понимали и сами авторы реформы: в местных бюджетах в России везде — чудовищный дефицит; местные предприятия в большинстве либо обанкротились, либо не имеют на счетах ни копейки денег, расплачиваясь с контрагентами по бартеру; родители большинства детей в провинции тоже сидят без денег. Кое-где в России даже не поленились и просчитали последствия введения “схемы Асмолова — Тихонова” в жизнь. Оказалось, что в Алтайском крае она приведет к тому, что школьное образование смогут получить не более 12 процентов детей, а в Челябинской области — не более 21 процента.

Это все было просчитано еще до 17 августа 1998 года, то есть до падения реальных доходов большинства населения в четыре раза.
“Реформа” неминуемо вела к превращению России в страну неграмотных. А стало быть — в страну агрессивных националистов, ибо давно доказано, что ксенофобия преодолевается только образованием и воспитанием.

К счастью, воплотить новшество в жизнь в полном объеме не удалось. “Реформа” споткнулась на высшей школе. Бурные студенческие выступления против этой реформы прошли осенью 1997 — весной 1998 года в Новосибирске, Воронеже, Екатеринбурге, Ульяновске, Челябинске, Оренбурге, Иркутске. Показательно, что центральные СМИ тщательно замалчивали эти массовые выступления. Однако по отношению к средней школе основной замысел “реформы Асмолова — Тихонова” — передача финансирования из рук государства в руки местной власти (муниципализация школы) — был воплощен полностью. Одновременно в России была произведена ликвидация созданной в советские времена разветвленной системы внешкольного образования и воспитания — всех этих “домов культуры”, “дворцов культуры”, “дворцов пионеров” и т. д. В былые времена эта система охватывала в целом до четверти детей школьного возраста — и более или менее успешно выявляла среди детей всех социальных слоев таланты и поставляла их в сферу искусств, на профессиональную сцену, в науку — по выявленным способностям. В поселках и небольших городах (особенно в Сибири и на Дальнем Востоке, где длинными суровыми зимами жизнь довольно скучна) такая система воспитания и образования охватывала большинство детей.
Но за последние десять лет вся эта система была уничтожена. Здания “дворцов культуры” были скуплены “новыми русскими” и переоборудованы в ночные клубы, казино, рестораны, чудовищно дорогие и доступные лишь незначительной части населения. (8) Детские кружки были выброшены на улицу и погибли. Школьники вне школы оказались предоставлены сами себе — и в массе своей стали добычей уголовного мира и наркомафии. В огромном количестве возникли микроскопические молодежные банды, которые и превращались часто в банды скинхедов — поскольку каждая такая банда была нацелена против “чужих” (пусть даже из соседнего двора), а уж всякий чернокожий был “чужим” заведомо. Таким образом, скинхеды в России — продукт не национальных, а социальных изменений. Это особенно хорошо видно из того факта, что банды бритоголовых возникли именно в крупных и наиболее развитых городах — там, где сосредоточены основные богатства и где особенно заметно социальное расслоение. Подростки из бедных семей, глядя на внезапно разбогатевших чиновников и уголовников — “новых русских”, — завидовали им и ненавидели их. Но трогать защищенных личной охраной богатеев боялись и направляли свою ненависть на более доступный объект — “инородцев”. И вот что примечательно. В небольших рабочих городках, построенных обычно вокруг одного-двух крупных промышленных предприятий и испытывающих жесточайший кризис в связи с разорением этих предприятий, есть, конечно, молодежные банды, но скинхедов там не было и нет. Лишь в самое последнее время появляются “первые ласточки” — как подражание столицам — и то исключительно в городах-спутниках, окружающих мегаполисы. В этих городках бедны все, там нет “новых русских”, там некому завидовать. Место ненависти в этих умирающих городках занято отчаянием и тоской...

Не менее важно и то, что в те же последние десять лет в России наблюдался процесс, который нельзя назвать иначе как реабилитацией фашизма. Как ни печально, этой реабилитацией занимались не только правые, но и либеральные СМИ. В борьбе с коммунистической идеологией либералы в 90-е годы заметно перегнули палку вправо, назойливо рекламируя консервативные и ультраконсервативные ценности и соответствующих мыслителей — зачастую прямых предшественников фашизма, таких как Иван, Ильин, Иван Солоневич, Лев Тихомиров, Константин Победоносцев и Константин Леонтьев (10). Или, скажем, давно забытого публициста начала XX века Михаила Меньшикова, откровенного протофашиста, расиста и антисемита, расстрелянного большевиками как идеолога “черной сотни”. И уж конечно, не в коммунистической прессе (которая привычно гордилась победой над Гитлером), а именно в либеральной началась кампания по реабилитации генерала Власова, которого одно время даже пытались сделать “главным героем” этой войны (как “борца с тоталитаризмом”) — по образцу Украины, Эстонии, Латвии и Литвы, где национальными героями были провозглашены местные националисты, сражавшиеся в составе войск СС против Советской Армии. Но в России общественное мнение оказалось менее отзывчивым к такой пропаганде, и либеральная власть вынуждена была провозгласить “главным героем” войны маршала Жукова. Вообще, если в советский период прославление действий Красной Армии в ходе. Второй мировой войны носило навязчивый и почти маниакальный характер, то в девяностые годы эта тема стала “невыгодной” и “неинтересной”. Либеральные журналисты даже публично рассуждали на тему, что, может быть, и не стоило побеждать фашистов — раз сегодня в России люди живут хуже, чем в Германии. В школьных учебниках начались сумятица и разногласия на тему о Второй мировой войне. В одних учебниках писалось, что агрессором был Гитлер, в других — что Гитлер всего лишь предупредил нападение Сталина. В одних писалось, что Советская Армия освободила страны Восточной Европы, в других — что Сталин поработил восточноевропейские народы. В одних учебниках писали, что СССР совместно с западными демократиями разгромил фашистский тоталитаризм, в других — что война привела к усилению тоталитаризма в Европе. В одних учебниках понятия “фашизм” и “сталинизм” разделяли, в других, напротив, объединяли под общим названием “тоталитаризм”. Учителя растерялись. Кто-то вообще обходил на уроках эти темы, кто-то рассказывал так, как ему казалось более правильным или более выгодным. Поскольку общей тенденцией было “бичевать советскую власть и коммунистов”, то многие учителя из конъюнктурных соображений не столько говорили о преступлениях фашистов, сколько без устали разоблачали Сталина. На страницах педагогических газет не раз писали, что некоторые учителя отказываются преподавать новейшую отечественную историю, не зная, какая концепция “правильная”. В результате в головах у подростков образовалась полная путаница. Недавно по одному из каналов российского TV рассказали, что усилиями школьных реформаторов время, отведенное в школе на изучение Великой Отечественной войны, было сокращено в шесть раз и доведено до двух-трех уроков! В результате показанные по TV школьники о войне ничего не знали или несли полную околесицу — называли, например, героем Второй мировой войны ... Ленина! Так в стране, потерявшей в войне против фашизма 35 миллионов человек, фашизм из предмета всеобщей ненависти и всеобщего презрения превратился в загадочную и увлекательную тему для подростков. Либералы так увлеченно боролись с “красной опасностью”, что не заметили, как сами, собственными руками, создали моду на фашизм. Я специально подчеркиваю ответственность либералов за происходящее не для того, чтобы как-то “обелить”, например, КПРФ и Зюганова. Они точно так же не сделали ничего для противодействия расцвету скинхедского движения, а своей националистической риторикой могли лишь этому косвенно способствовать. Но дело в том, что не КПРФ стояла, все последние годы у власти и не она контролирует у нас средства массовой информации. Все происходящее играет на руку праворадикальным и фашистским партиям и организациям, часть из которых смотрит на скинов как на свой резерв и “социальную базу”. В Москве с бритоголовыми активно работает Русский национальный союз (РНС). Его орган — газета “Штурмовик” была любимым чтением наци-скинов, пока не попала под запрет за “разжигание национальной и расовой вражды и ненависти”. По некоторым данным, уже два года скин-издание “Под ноль” выходит на средства РНС. Более того, при этом союзе создан специальный “департамент” по работе со скинами, назначены ответственные за это “направление работы”. Лидер “Скинлегиона” Гуськов систематически выступает с речами на митингах РНС. Пытается влиять на московских скинов и отколовшаяся от РНС в конце 1998 года группа, которая называет себя “Имперская партия России”.

Другой активно работающей среди московских скинов праворадикальной организацией является “Национальный фронт”, который в последнее время именует себя то “Церковью Нави”, то “Кланом Нави”, то “Священной Церковью Единой Белой Расы”. В Петербурге со скинами работает Национально-республиканская партия России, в городах Поволжья и Краснодаре — Русское Национальное Единство (РНЕ).

В самое последнее время активнейшей работой среди скинхедов занялась ННП — Народная национальная партия (ННП). Особенно она активизировалась после того, как арестованный в феврале 1999 года по обвинению в разжигании национальной вражды ее лидер Александр Иванов-Сухаревский оказался в одной камере с лидером скин-группы “Русская цель” Семеном Токмаковым. На момент написания этих строк дело против Иванова-Сухаревского не было закрыто, но он был освобожден из предварительного заключения под подписку о невыезде по ходатайству депутатов Госдумы и вошел в первую тройку избирательного блока “За веру, царя и отечество”, в региональных списках которого оказалось до полудюжины скинхедов. (Блок не был зарегистрирован, так как не успел в установленный законом срок открыть счет в банке.) Особенностью работы ННП среди скинхедов является то, что эта организация не столько пытается завербовать бритоголовых в партию, сколько распространяет в их среде изобретенную Ивановым-Сухаревским идеологию — “русизм”. Это достаточно экзотическая праворадикальная идеология, впрочем, вполне доступная сознанию типичного скинхеда. Скажем, несмотря на постоянно подчеркиваемую приверженность православию, русизм довольно снисходителен к арийскому язычеству (в духе национал-социализма), поскольку “раса выше веры” и “кровь объединяет, а религии разъединяют”. Русизм перебрасывает мостик от дореволюционного православного монархизма к национал-социализму: по канонам русизма, в XX веке было “два великих арийских героя” — Николай II и Адольф Гитлер, причем Гитлер был мстителем за “принесенного большевиками и жидами в ритуальную жертву” Николая II и пытался нести “Крест-Свастику в порабощенную жидами Россию”. В Москве, Петербурге и Воронеже соревнуется с ультраправыми в деле влияния на скинов Национал-большевистская партия Эдуарда Лимонова (НБП). Однако пока она это соревнование проигрывает. Правда, некоторых успехов НБП добилась в Петербурге, где в парторганизации года полтора назад произошел раскол, “обновленное руководство” навербовало около сотни скинхедов — и те теперь развлекаются подкарауливанием наци-скинов, которых с криком “Гитлер капут!” дружно гоняют по улицам города, а если догонят — долго и с удовольствием бьют ногами. Впрочем, успехи неофашистов в скинхедской среде не стоит преувеличивать. Расистами скинхеды были изначально. Любимым видом времяпрепровождения у них было и осталось напиться пива (или водки) и пойти охотиться на улицах или в метро на какого-нибудь темнокожего студента. Дисциплина им претит. Большинство скинов, вступающих в ультраправые организации, вскоре их покидает: после пьяного разгула им трудно заставить себя ходить на партсобрания, зубрить фашистских “классиков”, терпеливо торговать газетами и т.п. Но все же изменения происходят. Если раньше скины избивали африканцев и азиатов “абстрактно” — за цвет кожи и за то, что те “заражают нас СПИДом” и “торгуют наркотиками”, то теперь любой рядовой скин готов прочесть вам малограмотную, но горячую мини-лекцию об “угнетенной жидами русской нации”, “мировом сионистском заговоре” и “грядущем возрождении Великой России”.

Показательно, что большинство наших ультраправых начало работу со скинами только после того, как получило соответствующий инструктаж на этот счет от своих западных “коллег”. В последние три-четыре года из США, Германии и Австрии неоднократно приезжали представители неофашистских группировок, которые “делились опытом” работы со скинхедской молодежью. В частности, из США приезжали “специалисты по работе со скинхедами” из Ку-клукс-клана и НСДАП/АО, из Германии — “специалисты” из “Молодежи “Викингов”” (организация, запрещенная в ФРГ), Немецкого народного союза, “Стального шлема” (тоже запрещен в ФРГ), Национального народного фронта, “Союза правых” и других групп. Германские неонацисты наладили поставку нашим ультраправым и скинами литературы, экипировки, аудиокассет и “обмундирования” через ультраправые и парамилитарные организации Эстонии, Латвии и Литвы — Кайтселийт, “Омакатсе”, айзсаргов, а до запрета ее латвийскими властями в связи с серией убийств — и через фашистскую организацию “Пернокруст”. Там же, в Литве и Эстонии, отпечатаны на русском языке “Майн Кампф” Гитлера и “Мифы XX века” Альфреда Розенберга. Там же тиражируются аудиокассеты с маршами III Рейха. Да и сами российские скины активно взаимодействуют со своими западными единомышленниками. Не раз в Москву приезжали западные скин-ой! - группы, а также и просто делегации скинхедов. Впрочем, в ряде случаев нельзя утверждать точно, были ли это действительно “чистые” скинхеды или закамуфлированные под них неонацис.