Geum.ru

«состояние души»

Вид материалаЛитература

Содержание


Глава 3. российское масонство конца xix – начала хх веков.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

ГЛАВА 3. РОССИЙСКОЕ МАСОНСТВО КОНЦА XIX – НАЧАЛА ХХ ВЕКОВ.



После запрещения масонства в России некоторые подданные империи Романовых вступали в европейские, прежде всего французские, масонские ложи. Одним из первых россиян — адептов Ордена стал Михаил Александрович Бакунин (1814–1875). Он был посвящен в масонство в 1845 г. В 1865 г. достиг 32 й степени Великого Востока Италии, устав которого предусматривал всего 33 степени. Видный теоретик анархизма пытался использовать масонство в целях революционной деятельности. Его перу принадлежит «Современный катехизис масонства», где отождествляется революция и движение вольных каменщиков. В конечном счете, поняв бесперспективность использования масонства в революционных целях, М.А. Бакунин отказался от использования масонских форм в своей деятельности1. К масонству же как таковому М.А. Бакунин относился достаточно цинично, что видно из его письма к А.И. Герцену и Н.П. Огареву от 23 марта 1866 г.: «Только, друзья, прошу вас, перестаньте же думать, чтобы я когда-нибудь серьезно занялся франкмасонством. Это, может быть, пожалуй, полезно как маска или как паспорт — но искать дела в франкмасонерии все равно, пожалуй, хуже, чем искать утешения в вине»2.

Известно об участии в масонстве ряда других российских подданных — П.В. Долгорукова, С.А. Ухтомского, друга А.Н. Герцена и М.А. Бакунина Н.И. Сазонова3. В 50 х гг. в итальянскую ложу был принят Н.П. Огарев. Однако в процессе возрождения российского масонства выдающуюся роль сыграли россияне — масоны Г.Н. Вырубов и П.Н. Яблочков.

Род Вырубовых известен в России с XVI в. Иван Михайлович Вырубов был боярином при Иване Грозном. От его внука Михаила берет начало московская ветвь Вырубовых. Внук Михаила Петр Иванович, умерший в 1804 г., был участником переворота 1762 г., действительным статским советником, сенатором4, его портрет кисти художника Ф.С. Рокотова находится в Третьяковской галерее.

Григорий Николаевич Вырубов (1843–1913) был выпускником элитного Александровского (до 1844 г. — Царскосельского) лицея, экстерном закончил естественное отделение математического факультета Московского университета, переселившись во Францию, окончил курс Парижской медицинской школы, стал крупным ученым-химиком, публицистом, философом-позитивистом, профессором Коллеж де Франс. Будучи душеприказчиком А.Н. Герцена, он издал его первое собрание сочинений, принимал участие во франко-прусской войне, был работником Красного Креста у парижских коммунаров, участвовал в качестве врача в военных действиях на Кавказе во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг.1

Друг Г.Н. Вырубова Е.В. де Роберти дал ему такую характеристику: «Было нечто напоминающее не только монаха в хорошем смысле слова, с чисто бенедиктинианской работоспособностью, но даже что-то аскетическое, отличавшее его внутренний мир от бесчисленных мелочей и суетливых забот повседневной жизни. Такое именно впечатление делал он в особенности на тех, кто не мог понять (а иногда и простить ему) его глубокого отвращения ко всякого рода рекламе, самовосхвалению, протискиванию вперед, карьеризму, к интригам и подсиживанию. Он был „альтруистом“ в лучшем смысле слова и буквально применял великий нравственный завет Конта Vivre pour autres (жить для других. — С.К.)»2.

Вырубов вступил в Братство в ложе Взаимность Верховного Совета Франции, практиковавшего Древнепринятый Шотландский ритуал. В 1872 г. он информировал своего друга А.Н. Петунникова, что является должностным лицом во французском масонстве3. Вырубов активно выступал за «экстерриторизацию» масонства, то есть за активное его участие в общественной жизни. Его ложа была закрыта руководством объединения за прогрессивные суждения, а атеист Вырубов, тяготившийся религиозным содержанием Шотландского ритуала, в 1874 г. перешел в Розу Совершенной Тишины Великого Востока Франции. Здесь он быстро сделал карьеру: стал руководителем ложи, активно выступал на Конвенте 1877 г. против параграфа конституции Великого Востока, где говорилось о необходимости для масона верить в Бога и в бессмертие души, как противоречащее духу масонства, и со своими сторонниками добился отмены этого положения. В 1882 г. Вырубов председательствовал на конвенте Ордена, в 1885 г. стал его вице-председателем1. Дом Вырубова в Париже был Меккой для русских путешественников и эмигрантов. Многие из них здесь узнавали о сущности масонства, его целях и задачах.

Выходец из дворян cаратовской губернии Павел Николаевич Яблочков (1847–1894) стал выдающимся изобретателем в области электротехники. Он был принят в парижскую ложу Труд и Верные Преданные Друзья Шотландского устава в конце 70 х — начале 80 х гг. В 1887 г. под его руководством была создана ложа Космос, одной из целей которой было объединение интеллектуалов Восточной Европы. Устав мастерской предполагал, что она будет заниматься изучением «вопросов общественного хозяйства и общего порядка в духе, благоприятном свободному обмену и международному арбитражу. В качестве главной цели ложи были определены проблемы показа истинной свободы и воспитания любви к этому источнику «чувства чести, нравственности и достоинства». Ложа строго отбирала новых членов для посвящения. Они должны были внести значительный вступительный взнос и предварительно представить на обсуждение доклад по экономической или общественной тематике. Именно в этом ателье прошли инициацию русские подданные, попытавшиеся позже перенести королевское искусство на национальную почву. К сожалению, болезнь Яблочкова заставила его вскоре отойти от руководства Космосом, что затормозило процесс консолидации русских интеллектуалов масонской ориентации2.

Будущий лидер московского масонства, сын жандармского офицера, дослужившегося до генерала, участник гимназического народнического кружка Николай Николаевич Баженов (1857–1923) окончил с отличием медицинский факультет Московского университета, затем совершенствовался в области психиатрии в клиниках Берлина, Вены, Парижа, стал известным врачом-психиатром. Он прошел посвящение сразу в три степени в парижской ложе Объединенные Друзья Шотландского обряда в конце 1884 или начале 1885 г.

Следующая страница истории русского масонства во Франции конца XIX — начала ХХ вв. связана, прежде всего, с именем Максима Максимовича Ковалевского (1851–1916). Род Доленго-Ковалевских перешел в Россию из Польши в середине XVII в.1 Ковалевский рано потерял своего отца, участника Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов русской армии, кирасирского командира, дослужившегося до полковника. Воспитанием сына занималась его мать Екатерина Игнатьевна (в девичестве Познанская), высокообразованная женщина из старинного дворянского рода, любовь к которой Максим Максимович сохранил до конца своей жизни. Она сама обучила его грамоте, определила круг чтения, результатом чего стал рано развившийся у мальчика вкус к истории и этнографии. Иностранным языкам, французскому и немецкому, его обучали бонны и гувернеры. Швейцарец Гражан, кроме французского, прошел с ним курс древней и средневековой истории, мифологии, истории французской литературы. Не избежал юный Ковалевский и обычной в дворянских семьях «повинности» — занятий музыкой и живописью2.

Окончив в 1868 г. харьковскую гимназию, он поступил на юридический факультет Харьковского университета. Здесь будущий ученый был больше озабочен поиском «правильного» мировоззрения, чем получением специальных знаний. Наибольшее впечатление на молодого студента произвели лекции Д.И. Качановского. Профессор был неисправимым западником, приверженцем английской политической системы, как нельзя лучше, по его мнению, примирявшей порядок со свободой. Его эрудиция была обширна и основательна, изложение талантливо и красноречиво. Профессор гражданского права П.П. Цытович снабдил Ковалевского отдельными томами О. Конта, на которые он с жадностью набросился, считая, что найдет в них ответ на все более волновавший его вопрос о поступательном ходе развития человечества. Помимо лекций преподавателей, Максим Ковалевский штудировал труды Лорана, Галлама, Гизо, Бокля, Прудона и другую серьезную литературу. Постепенно менялся образ жизни студента. «Пустота провинциальной жизни и той „золотой молодежи“, среди которой я вращался… стала для меня очевидной, — писал Ковалевский, — я сблизился с некоторыми товарищами, также искавшими не столько науки, сколько, как они говорили, выработки самостоятельного миросозерцания, стал показываться в их кружках, читать рефераты и участвовать в вызванных ими прениях, — одним словом, зажил жизнью несколько забегающего вперед студента, более озабоченного общим саморазвитием, чем изучением специальности»1. В период пребывания в университете, вырабатывая «самостоятельное миросозерцание», юноша одно время склонялся к теории «критического социализма» Прудона. Он настолько проникся этим учением, что, будучи за границей, даже заказал себе печать с выгравированным девизом: «Свобода, равенство, взаимность» и в порыве юношеского энтузиазма задумал скреплять ею свои письма. Однако мать предусмотрительно отобрала печать у сына.

В 1873 г. обучение в университете было завершено. Позже Ковалевский писал, что университет дал ему специальную подготовку по государственному и международному праву, но главным образом — общее развитие, вызвал интеллектуальные запросы, породил научное воззрение, определил направления теоретической и практической деятельности, оказал не только образовательное, но и воспитательное влияние, — и все это благодаря не только учебным занятиям, но и товарищескому общению, живому обмену мыслями1. Интересную характеристику формирования духовного облика М.М. Ковалевского дал Д.Н. Овсяннико-Куликовский: «…Это типичный русский барин, хороший и добрый, умный и либеральный, истый европеец, которому чуждо многое специфически русское в нашей духовной культуре, в традиционной сокровищнице наших идей». По его мнению, Ковалевский относился несколько свысока к именам и книгам, для русской передовой интеллигенции дорогим и заветным: «видно было, что Белинский, Добролюбов, Чернышевский не значатся в родословной его духа», скорее, это был духовный потомок «вольтерьянцев», русских европейцев XVIII в. Однако тот же мемуарист отмечал, что Максим Максимович высоко ценил русскую художественную литературу, был почитателем Тургенева, Толстого, Писемского, Салтыкова-Щедрина, Успенского2.

После окончания Харьковского университета М.М. Ковалевский провел глубокую стажировку за границей. Он продолжил образование и готовил научные исследования на юридическом и филологическом факультетах Берлинского университета, во Французском колледже Парижа, Высшей свободной школе политических наук и Школе хартий, в библиотеке Британского музея, Лондонском государственном архиве.

В Западной Европе молодой исследователь познакомился со многими выдающимися учеными, в частности с Владимиром Соловьевым, К. Марксом, но наибольшее влияние на него оказал Г.Н. Вырубов.

По возвращении на родину в течение 10 лет (1877–1887) М.М. Ковалевский преподавал в Московском университете. Его лекции по конституционному праву западных государств пользовались огромной популярностью. Ни одна из аудиторий университета не вмещала всех слушателей, желающих попасть на лекции профессора, ему выделялся актовый зал. Лекции посещались не только юристами, но и студентами других факультетов.

Дом Ковалевского являлся одним из интеллектуальных центров тогдашней Москвы. В круг его близких знакомых входили Л.Н. Толстой, И.С. Тургенев, П.Д. Боборыкин, Глеб Успенский, либеральные профессора Московского университета Ю.С. Гамбаров, И.И. Иванюков, А.И. Чупров, И.И. Янжул. Профессор был членом археологического, этнографического, юридического, психологического обществ, Общества любителей российской словесности. Не без иронии он писал об этом: «При посещении обществ и редакций присутствовали одни и те же лица. В понедельник они были археологами, во вторник или среду — этнографами или юристами, и неделя не кончалась без новой встречи с ними в Психологическом обществе или Обществе любителей российской словесности»1. В 1879 г. Ковалевский участвовал в нелегальном съезде земских деятелей, председательствовал на одном из его заседаний.

Чиновники Министерства народного просвещения с подозрением относились к научно-педагогической и общественной деятельности ученого. В России говорить о западноевропейских конституциях было опасно. Либерализм, свободолюбие и, естественно, критическое отношение ученого к российскому государственному строю делали Ковалевского в глазах правительственной бюрократии персоной нежелательной. Министр народного просвещения по поводу лекций профессора говорил: «Лучше иметь преподавателя со средними способностями, чем особенного даровитого человека, который, несмотря на свою ученость, действует на умы молодежи растлевающе». Начались чиновничье-бюрократические преследования. Сначала предмет преподавателя был исключен из числа обязательных. Эта мера не помогла — количество слушателей профессора не убавилось. Ученому предложили покинуть университет добровольно, но он не согласился. Наконец, используя подобранные специальными агентами выборки из его лекций, Ковалевского уволили в грубой и бесцеремонной форме на основании его «отрицательного отношения к русскому государственному строю», которое, хотя и не выражается прямо, но вытекает из «неуместного сравнения» английских порядков с российскими и подкрепляется… «соответствующей интонацией».

После увольнения из университета Ковалевский переехал в Европу, где, по его собственному признанию, «попал в условия несравненно более благоприятные для бесстрастной научной деятельности». Свободное знание шести европейских языков, латыни и старонорманского языка позволило ученому вести научную и преподавательскую деятельность за границей. Он стал членом различных научных обществ, сотрудничал в иностранных и русских журналах, писал научные труды (всего выявленная библиография Ковалевского насчитывает около 700 названий)1.

Влияние масонских идей на М.М. Ковалевского сказалось еще в юношеском возрасте. Триада масона Прудона2 «Свобода — равенство — солидарность», которой он увлекся в студенческие годы, была явной модификацией классического лозунга французских вольных каменщиков. 37 летний М.М. Ковалевский был посвящен в масонство в ложе Космос 14 марта 1888 г.

В этом же году в Космосе прошел инициацию соученик Г.Н. Вырубова по Александровскому лицею, выпускник Иенского университета, тверской земец Евгений Валентинович де Роберти (1845–1915). В 1880 г. он вздумал предложить ввести в России парламентскую систему, после чего вынужден был покинуть отечество и обосноваться в Париже. Здесь он стал крупным ученым-социологом, одним из основоположников неопозитивизма.

Однако в это время развернуть свою масонскую работу им не удалось. Вскоре после организации ложи ее руководитель П.Н. Яблочков тяжело заболел, Ковалевский уехал читать лекции в Стокгольмский университет. Не смог уделить должного внимания масонской деятельности и Роберти. В результате ложа была «усыплена» и возобновила свои работы лишь в 1898 г.

Новый этап развития русского масонства во Франции начался в XX в. Он связан, прежде всего, с деятельностью Русской школы общественных наук в Париже.

В начале XX в. Россия вступила в глубинный системный кризис. Острая потребность в необходимости модернизации наталкивалась на полную неспособность правящей элиты к преобразованиям. Как следствие этого, произошло резкое усиление социальной напряженности. Участились выступления рабочих, крестьян, студенчества, демократической интеллигенции. Активизировалась деятельность социал-демократических кружков и групп, неонародническое движение оформилось в партию социалистов-революционеров. С лета 1902 г. стал выходить за границей нелегальный журнал либерального направления «Освобождение», подготовивший создание «Союза освобождения». Параллельно с оформлением общественно-политической структуры российского общества шло создание и отечественной масонской организации. Как и в ряде других случаев, это происходило за рубежом.

Очевидно, что сугубо научная работа и чтение лекций в зарубежных университетах не приносили полного удовлетворения ни М.М. Ковалевскому, ни Е.В. де Роберти. Они стремились к работе практического характера, причем непосредственно направленной на пользу отечеству в их понимании. Общественный подъем в России подтолкнул их к организации Русской вольной (свободной от царской цензуры и контроля) высшей гуманитарной школы, что было возможно только за пределами России. Летом 1900 г. Ковалевский, Роберти, а также ученый-правовед Ю.С. Гамбаров и литературовед Е.В. Аничков организовали Русскую группу Международной выставочной школы, а осенью 1901 г. в Париже — Русскую высшую школу общественных наук. Основателям школы удалось привлечь для чтения лекций крупных отечественных и зарубежных ученых и общественных деятелей. В частности, кроме основателей, в школе вели занятия М.А. Волошин, М.С. Грушевский, Н.И. Кареев, В.И. Ленин, И.И. Мечников, П.Н. Милюков, С.А. Муромцев, Г.В. Плеханов, М.И. Туган-Барановский, В.М. Чернов и др. Мощный преподавательский состав, символическая плата за обучение, свобода преподавания снискали школе большую популярность. Слушатели в нее приезжали не только из Москвы и Петербурга, но и из глубокой российской провинции. Ежегодно число учащихся составляло несколько сотен человек. Школа просуществовала до 1906 г. и внесла свой вклад в подготовку кадров свободомыслящих специалистов.

Сложившаяся в России предреволюционная ситуация заставила М.М. Ковалевского и его единомышленников готовиться к предстоящим изменениям. Долговременное проживание во Франции, хорошее знание истории не могли не подтолкнуть их к мысли об использовании французского опыта, о перенесении в отечество ряда западноевропейских общественных институтов, в том числе и масонства. Наблюдая ту положительную роль, которую играло королевское искусство в общественно-политической и культурной жизни Третьей республики, соратники Ковалевского посчитали, что аналогичную роль оно сможет сыграть и на русской почве.

В 1904 г. Ковалевский и Роберти возобновили свое членство в Космосе и вплотную занялись подготовкой российских масонских кадров, опираясь прежде всего на круг преподавателей своей школы. Со своей стороны, французские масонские ордена, проявляя естественные для каждой общественной организации стремления к расширению ареала своей деятельности, повышению собственного авторитета, увеличению численности адептов, охотно открыли двери своих храмов русским братьям.

16 мая 1905 г. в ложе Космос прошел посвящение в масонство Александр Валентинович Амфитеатров (1862–1938) — выходец из известной семьи русских православных священников. В его роду митрополит киевский и архиепископ казанский, профессора Киевской и Вифанской духовных академий1. Отец Амфитеатрова был протоиреем московского Архангельского собора, известным проповедником, автором трудов по ветхозаветной истории, представителем, по характеристике своего сына, тех священников, «из которых выходили энергичные западники, энтузиасты поступательного прогресса человечества»2. По матери Амфитеатров был племянником известного профессора политической экономии Московского университета А.И. Чупрова. Отец и дядя были друзьями, их совместный круг чтения включал произведения Бокля, Милля, Маколея, О. Тьери. Путем самообразования они выучили французский, немецкий, английский языки. По определению писателя, А.И. Чупров был «одним из самых последовательных, убежденных и бесстрастных… позитивистов, каких только имела европейская наука»3. Единственной религией профессора была вера в человечество и любовь к человеку. По политическим убеждениям он был либералом-конституционалистом.

После окончания московской гимназии Амфитеатров в 1880–1885 гг. учился на юридическом факультете Московского университета. Здесь он слушал лекции своего дяди А.И. Чупрова, В.О. Ключевского, С.А. Муромцева, но особенно большое впечатление на него произвел М.М. Ковалевский, яркий портрет которого был воспроизведен им в одном из произведений. Но Амфитеатрова больше науки в студенческие годы влекла сцена. Он учился пению, брал уроки у московской знаменитости Александровой-Кочетовой и у итальянских специалистов. После окончания университета, вопреки желанию родных, Александр отказался от юридической практики, уехал в Тифлис, где пропел два года вторым баритоном в местном оперном театре. Однако его сценическая карьера не сложилась, что, впрочем, вполне компенсировалось литературным дарованием и известностью1. Он стал крупным журналистом, одним из самых популярных русских писателей конца XIX — начала XX в. Его литературная и публицистическая деятельность носила ярко выраженный общественный характер. В 1902 г. за публикацию в газете «Россия» фельетона «Господа Обмановы» — сатиры на царствующий дом — Амфитеатров был подвергнут административной ссылке. По возвращении из нее он начал сотрудничать в газете «Русь», имевшей огромный успех у публики и, естественно, подвергавшейся административным взысканиям. В конце концов газета была запрещена за публикацию «Стихарей», где в форме торжественных церковных песнопений высмеивались черносотенцы, министры, царская семья. Амфитеатрову была запрещена журналистская деятельность, что вынудило его эмигрировать. В эмиграции писатель преподавал в Русской высшей школе общественных наук в Париже, читая там курс античной истории. Он был активистом школы, предлагал меры по улучшению ее работы2. В 1906 г. Амфитеатров издавал журнал «Красное знамя», в программе которого были заложены идеи борьбы с самодержавием, пропаганды парламентской республики, федеративного устройства, бессословности, женского равноправия3. В первом, апрельском номере журнала, вышедшего в Париже, была опубликована статья А.М. Горького «Не давайте денег русскому правительству», содержащая призыв не финансировать борьбу царизма с революционным движением в России. В 1910–1911 гг. Амфитеатров пытался издавать журнал «Современник», в 1913–1914 гг. — литературные сборники «Энергия». В 1916 г. писатель после данного ему в честь 300 летия дома Романовых разрешения возвратился в Россию и стал сотрудником газеты «Русская воля». 22 января 1917 г. он опубликовал материал под названием «Этюды», где в форме криптограммы охарактеризовал политику министра внутренних дел А.Д. Протопопова как «безумную провокацию, ведущую страну к революционному урагану»