Цахуры: прошлое и настоящее
| Вид материала | Документы |
- Белгородчина: прошлое, настоящее и будущее, 3820.45kb.
- Информационная справка по итогам районного исторического конкурса «История выборов, 41.13kb.
- Фонд «Либеральная миссия» Малое предпринимательство в России: прошлое, настоящее, 4355.75kb.
- Урок конференция на тему: «Нарушение нервно-гуморальной регуляции. Эндокринология., 88.24kb.
- Информационное письмо, 43.7kb.
- Тема урока : Урок практической подготовки к сочинению-рассуждению о родном крае «Прошлое, 143kb.
- Обзорная по городу с посещением Караульной горы, 13.38kb.
- Видовой состав ихтиофауны реки бурея: прошлое, настоящее и будущее, 80.75kb.
- Международная научно-практическая конференция, 83.73kb.
- Дипломная работа На тему: «Криминалистика: прошлое, настоящее, будущее», 760.7kb.
Что касается до Грузин вообще, то, по своему характеру, они представляют совершенную противоположность с Лезгинами. Грузин беспечен в высшей степени; для него нет мысли о завтрашнем дне; дайте ему вина, да пусть над его ухом звучит однообразно монотонная зурна, — и он счастлив, забудет все на свете. Эта беспечность Грузин вполне отразилась во всей их жизни. Взгляните на их дома, на их хозяйство: все сделано как-нибудь, на живую нитку, лишь бы только было. В доме Грузина вы не встретите многого, что вполне необходимо в каждом мало-мальски порядочном хозяйстве, но зато почти у каждого, даже самого беднейшего Грузина, найдете щегольской наряд, в котором он красуется в праздничные дни. Вы увидите, что Грузин иногда и будет работать усидчиво, трудиться в поте лица, но для чего это? для того лишь, чтобы заработать что-нибудь и вслед затем спустить заработанные деньги в веселой компании, на пирушке.
Замечательно, что Грузины в своем характере и в своей одежде представляют очень много сходства с Поляками: тот же веселый, разгульный, беспечный характер, та же храбрость и отвага и, наконец, те же откидные рукава, встречаемые как в старинном польском костюме, так и в грузинском. Конечно, из этого отнюдь нельзя выводить ннкаких сближений между двумя нациями, но все-таки, кажется, не безынтересно было бы исследовать, откуда и когда заимствован народный костюм Закавказцев и Поляков и не есть ли самый покрой народного костюма, по крайней мере отчасти, выражение характера народного.
Хотя Закатальский округ давно уже находится в нашем управлении, но нравы его жителей, по-прежнему, остаются [126] в своей первобытной простоте и дикости. Так, например, до сих пор еще между Джаро-Лезгинами сильно развито воровство и в общественном мнении не только не считается пороком, но даже чем-то если не вроде добродетели, то, по крайней мере, очень похвального поступка. Вообще порок этот развит не только между одними Лезгинами, но почти между всеми кавказскими племенами, не только живущими в горах, но и населяющими равнины и издавна уже подчиненными гражданскому порядку. Так, например, воровство вовсе не считается пороком, а, напротив, некоторого рода удальством, между мингрельскими и имеретинскими дворянскими и княжескими родами. Но особенно сильно оно укоренилось в Чечне, и здесь-то, в последнее время, делаемы были разные попытки для искоренения между Чеченцами этого порока. С этою целью было предложено несколько различных мер. Не вдаваясь в подробности всех предложений, не можем, однако, не заметить, что многие из них чрезвычайно оригинальны. Так одни советовали за каждое воровство подвергать виновного телесному наказанию, надеясь, что столь сильным средством можно будет наиболее подействовать на самолюбие Чеченцев, у которых, как у народа вполне свободного, никогда не существовало телесного наказания; другие предлагали завести особые клейма или свидетельства на всякого рода принадлежащую горцу скотину, с тем, чтобы всегда можно было по этим данным поверить, когда и откуда приобретена она; наконец, было мнение, чтобы всех уличенных в воровстве выселять в особые аулы, где подвергать их самому строгому надзору, назначая к ним старшин из людей честных и не выпуская их никуда из аула без особого на то разрешения, — одним словом, завести в горах что-то в роде штрафных колонн. Последнее мнение, сколько известно, обратило на себя особенное внимание начальства Терской области, и, основываясь на нем, в виде опыта, заведены даже два подобные порочные, или штрафные аула: один, если не ошибаемся, в Военно-Осетинском (ныне Владикавказском), а другой в Аргунском или Чеченском округе.
Предметы, наиболее соблазняющие всякого горца и побуждающие его к воровству, это — разного рода домашний скот и лошади. Между Джаро-Лезгинами чрезвычайно развита также кража невест. Несмотря на всю кажущуюся дикость этого [127] кавказского племени, очень часто оказывается, что и сердца этих дикарей волнуются теми же страстями и побуждениями, которые шевелят и сердца, прикрытые разного рода фраками и корсетами нашей образованной Европы. И здесь, на скатах снегового хребта, точно так же, как и на равнинах сантиментальной Германии, молодые люди влюбляются в молодых девушек, пользуются их взаимностью, но весьма часто их чувства не одобряются родителями, которые, по обыкновению, имеют свои особые виды при допущении своих детей в брачные союзы. И здесь, точно так же, как в Европе, молодое поколение живет по преимуществу сердцем, а почтенные родители, не увлекаясь сердечными побуждениями и часто вовсе забывая свою собственную молодость, руководятся лишь внушениями рассудка; молодое поколение считает, что для счастья нужно иметь только сердце, которое бы сошлось дружественно и билось одинаково с другим сердцем, а осторожные родители полагают, что этого еще недостаточно для полного счастья их детей, а что важнее всего необходимы деньги, да стада баранов, да дом с участком земли, да и много тому подобных безделиц. Вследствие такого резкого различия во взглядах, родители весьма часто отказывают жениху небогатому, не обращая внимания на то, что он силен и богат своею любовью; жених же, в подобном случае, обыкновенно кончает тем, что похищает свою возлюбленную и увозит ее.
До сих пор все делается тем же порядком, как и в Европе; но с минуты похищения молодой красавицы в горах дело принимает совершенно особый ход и характер. В Европе сейчас же начинают кричать о бесчестии, нанесенном всему роду похищенной красавицы, стараются отыскать похитителя с тем, чтобы кровью его смыть семейный позор. Горец же, у которого похитили дочь, действует гораздо хладнокровнее: он на первом плане видит лишь покражу и старается отыскать потерянное. Вследствие того он немедленно подает объявление местному начальству и просит, чтобы оно отыскало виновных; начальство отыскивает их и возвращает похищенную девушку по принадлежности родителям, иногда через несколько недель и даже месяцев после ее похищения. Тем дело и кончается; о бесчестии нет и помина, и девушка, находившаяся в бегах, возвращается под родительский кров так, как будто бы ничего и не было с нею. [128]
Родители выдают ее замуж уже по своему усмотрению, или, лучше сказать, продают ее тому, кто заплатит за нее более щедрый калым.
По управление своему Закатальский округ делится на три участка, из которых каждый заведывается особым участковым начальником (прежние участковые заседатели). Главное же управление всем округом сосредоточивается в лице окружного начальника, который назначается из военных штаб-офицеров. Надо заметить, что жители чаще всего обращаются со своими жалобами прямо к окружному; вследствие того последний обыкновенно бывает обременен множеством занятий и его иногда по целым дням осаждают толпы Лезгин, приносящих свои жалобы.
Причину такого недоверия жителей Закатальского округа к большей части своих участковых начальников надо искать в том, что прежние участковые начальники оставили по себе тяжелое воспоминание в памяти народной, которая сохранила рассказы о многих их подвигах наряду с рассказами о разорительных набегах неприятелей и тому подобных бедствиях. Что подобные злоупотребления были возможны во вновь приобретенной стране, в этом нет ничего удивительного, особенно, если принять во внимание постоннные войны как в Закавказье, так и в горах.
Конечно, в последнее время, когда на гражданское управление краем обращено более полное внимание, подобного рода злоупотребления делаются все более редкими, и можно надеяться, что, вероятно, вскоре совершенно исчезнут.
(В подтверждение сказанного нами об изобретательности бывших участковых заседателей, приведем следующие два случая, слышанные нами от лиц, вполне заслуживающих доверие. Один заседатель, объезжая свой участок и приезжая к какому-нибудь богатому жителю, притворялся больным и умирающим, а в то же время сопровождающий его писарь пугал хозяина дома, что если заседатель умрет у него, то похороны придется справлять на счет хозяина, и притом с подобающим сану умершего великолепием. Само собою разумеется, что добродушный хозяин спешил откупиться от подобной чести, и тогда писарь перевозил своего мнимого больного заседателя к другому богатому хозяину, у которого повторялась прежняя история. Другой заседатель учредил у себя однажды в участке сбор на приданое дочери, будто бы, генерала, и простосердечные жители, зная только, что подобный обычай существует и в некоторых восточных государствах, безропотно спешили исполнить это требование. Эти два случая считаются еще очень невинными и невозмутнтельными. Но бывали такие случаи, в которых участковые заседатели прямо во зло употребляли дарованную им власть, для того, чтобы получить только выкуп с мнимо виновных.) [129]
Но пора оставить Закатальский округ и пуститься в горы. Конвой был готов, верховые и вьючная лошадь тоже, и затем 20 июля, с солнечным восходом, я оставил Новые Закаталы. По всему было видно, что день будет очень жаркий, а потому мы спешили сделать до наступления полудня первую половину нашего переезда, пролегающую по равнине, с тем, чтобы до наступления жары успеть укрыться в горах. Дорога, по которой мы следовали, была в высшей степени живописна: она пролегала по аулам, окаймляющим густою цепью подножия главного хребта. Почти все население Кахетии теснится именно у самого подножия гор, потому что здесь наиболее удобные места для садов и виноградников, которые орошаются многочисленными ручьями и речками, спускающимися с гор; затем, ближе к Алазани, местность становится совершенною равниною и занята по преимуществу рисовыми полями, требующими постоянной поливки и потому представляющими самые невыгодные условия для жизни в гигиеническом отношении. Трудно представить себе что либо более живописнее той дороги, по которой пролегал наш путь: мы ехали постоянно между садов, в густой зелени которых совершенно скрывались дома жителей. По обе стороны дорога отделяется от садов прочными и тщательно устроенными плетнями; но развесистые ветви орешника, шелковицы и каштана не стесняются этими плетнями и образуют густой, зеленый свод почти над всем протяжением дороги; местами виноградные лозы, достигающие здесь до огромных размеров, подымаются почти до самых вершин дерев и оттуда перебрасывают свои ветви на деревья соседних садов. Вообще виноградная лоза — это одно из великолепнейших украшений закавказских и особенно кахетинских и мингрельских садов и лесов. Она пробивается везде; своими цепкими ветвями обвивает отдельные деревья и связывает их между собою, образуя множество самых причудливых и разнообразных фестонов и гирлянд. Я видел всю эту роскошную растительность в начале лета, когда виноград далеко еще не созрел, но воображаю себе, как должны быть хороши эти сады в то время, когда полновесные, сочные гроздья винограда еще более украсят эти гирлянды живой зелени. Справедливо Кахетию и Мингрелию называют лучшими странами Закавказья, — странами, вполне имеющими право на название земного рая. [130]
После двух-часовой езды, мы, по настоянию сопровождавшего меня штабс-ротмистра Ибрагима, должны были остановиться в ауле Мухах, лежащем у самого выхода из мухахского ущелья, по которому нам следовало вступить в горы. Остановка эта была необходима для исправления моего вьюка, а так как Ибрагим обьявил, что мы заедем для этого к хорошо знакомому ему мулле, живущему в Мухахе, то я весьма был обрадован этой остановкой, потому что она давала мне возможность поближе взглянуть на жизнь Джаро-Лезгин.
Дом муллы Хаджио был в стороне от дороги, а потому мы должны были свернуть в узкие улицы, или, лучше сказать, переулочки аула; но и здесь домов мы почти не видели: они были сокрыты от нас густою зеленью садов; улицы же, по которым мы ехали, образовывались лишь двойным рядом плетней и, будучи чрезвычайно узки, имели над собою совершенно сплошной навес из ветвей дерев ближе лежащих садов. Но вот наконец мы достигли до дома муллы Хаджио. Самого хозяина не было дома; но брат его поспешил нас встретить и принять от меня мою лошадь, для того, чтобы потом передать ее одному из конвойных: это считается одною из любезностей восточного этикета. После первых объяснений о цели нашей поездки и причинах остановки, гостеприимный наш хозяин страшно захлопотался, не зная, где лучше усадить нас и чем угостить. Удовольствие свое видеть нас у себя он прежде всего желал выразить тем, что приказал уже зарезать барана для нашего угощения; но я отговорил его от этого, объявив ему, что не имею времени долго оставаться. Тогда он предложил мне зажарить хотя несколько кур и цыплят, но, получив и на это отказ, упросил, чтобы я позавтракал у него хотя яичницею. От этого уже нельзя было отказаться, и я только просил, чтобы все приготовления к завтраку продолжались не слишком долго.
Мулла Хаджио один из наиболее зажиточных жителей Мухаха, что и вполне заметно по самой постройке дома. Дом этот каменный, но не из кирпича, а из массивных, почти необтесанных диких камней, связанных между собою известью; он двухэтажный. Нижний этаж расположен совершенно на горизонте земли и служит для помещения конюшни, разного рода кладовых и наконец одной большой комнаты, которая имеет назначение кухни. В этой комнате главное [131] место занято огромною печкою, весьма похожею на наши русские печи, а по стенам висят всякого рода тазы, подносы, тарелки, сковороды и другая тому подобная посуда; только весьма немногие вещи, как-то: стаканы и разного рода горшки стоят на полках. Вообще, сколько я мог заметить в своей поездке по Дагестану, во всех решительно домах посуда почти всегда вешается на гвоздях, а не ставится на полки; для этого, не говоря уже о медной посуде, но даже в глиняных тарелках просверливаются дырочки, в которые продеваются ремешки, для вешания их на стене. На вопросы мои о причине такого размещения посуды, мне объясняли, что так следует по шариату (Часть корана, заключающая в себе гражданские постановления.). Очень быть может, что подобное предписание шариата, если оно существует, было вызвано тем вполне справедливым соображением, что размещение посуды по полкам действительно очень неудобно в странах, занятых магометанством и подверженных, частым землетрясениям.
Верхний этаж дома состоит из множества жилых комнат, в которых помещается все многочисленное семейство муллы Хаджио. Комнаты эти очень невелики и невысоки; всю мебель их составляют лишь сундуки, ковры, разного рода перины и подушки, да низенькие, не более фута вышины, круглые столики, да столь же низкие, маленькие скамеечки, на которых очень редко садятся здешние жители. Из всех комнат верхнего этажа только одна имеет огромное, квадратное окно и служит чем-то вроде гостиной, потому что в ней только и есть одни ковры. Затем все другие комнаты освещаются небольшими узкими окнами, имеющими вид бойниц; стекол и рам в окнах вовсе не имеется, а на зиму большое окно заставляется досчатым щитом, маленькие же окна закрываются подушками.
Самый дом стоит посередине обширного двора, который плетнем отделяется от принадлежащего к нему сада. Здесь-то, в этом дворе, подальше от дома, устроены две печи: одна для варки шелка, а другая для печения чуреков, хлебных лепешек, употребляемых вместо хлеба; против же самого дома, под тенью нескольких развесистых дерев, возвышается на столбах эстрада, место обыкновенных отдохновений и сна в летние ночи. На этой эстраде, из подушек и [132] ковров, устроили сидение для меня и моего спутника Ибрагима, Место это, действительно, было превосходно для отдыха, потому что кроме того, что оно было в тени, возле него журчал ручеек, перерезывающий двор и нарочно отведенный сюда для орошения сада. Ручеек не отличался прозрачностью своих вод, потому что постоянно был возмущаем ребятишками хозяина, которые, в одних рубашенках и с бездною всякого рода амулетов и талисманов на шее, полоскались беспрерывно в воде. Невдалеке от эстрады, на разостланном ковре, помещалась вся женская половина семейства хозяина, состоящая из жен самого хозяина и жен его брата, живущего вместе с ним, и еще нескольких женщин, довольно уже пожилых, но нельзя сказать, чтобы безобразных; некоторые из них, как видно, были очень недурны во времена своей молодости. Все они нисколько не стеснялись моим присутствием, вовсе были без покрывал и даже по-временам оставляли свое шитье, чтобы повнимательнее следить за всеми моими действиями. Вообще, как в Закатальском округе, так, со времени падения Шамиля, и в самом внутреннем Дагестане, между жителями значительно ослабело точное исполнение предписаний корана: женщины почти везде стали ходить без покрывал, мужчины снова вернулись к курению табаку, а вино употребляют без всякого стеснения и даже очень его любят. Но вот наконец я поместился в полулежачем положении на эстраде. Хозяин дома подал мне, по восточному обычаю, умыть руки и вслед за тем поставил передо мною огромный поднос с завтраком: здесь были яичница, прекрасное масло, овечий сыр (пендыр), масло с медом и простокваша. Сам хозяин нарезал мне несколько кусков чурека и пригласил отведать его угощения. При этом вовсе не употребляется ни ложек, ни вилок; кинжал каждого присутствующего служит ему вместо ножа, для резания чурека или говядины; яичница же, сыр и масло с медом берут в тарелки просто руками, при помощи чурека. Спутник мой, как местный житель, очень ловко исполнял это дело; но я, грешный человек, для которого подобная манера еды была совершенно новою, должен был вынуть свою ложку. Вместо питья, как здесь, так и во многих местах Дагестана, нам подали, в особой огромной чаше, айран, или сыворотку, приготовленную каким-то особым образом: напиток этот [133] несколько напоминает кумыс, имеет приятно-кисловатый вкус и очень освежает. В заключение завтрака, нам поднесли еще огромный арбуз и превосходнейшую дыню, которую мы, по совету Ибрагима, заблагорассудили лучше взять с собою, чтобы освежиться ею где-нибудь на дороге. Когда же мы достаточно удовлетворили своему аппетиту, то хозяин попросил у меня позволения передать остатки нашего обильного завтрака конвойным, на что, конечно, с моей стороны, не могло быть никаких препятствий. И вот наконец, когда уже и конвойные перекусили, мы простились с радушным хозяином и пустились в дальнейший путь.
Было уже около полудня, жара становилась невыносимою, а, между тем, нам оставалось еще около часа езды, чтобы совершенно вступить в горы. От аула Мухах мы свернули с большой дороги, составлявшей как бы линейную дорогу бывшей Лезгинской кордонной линии, и стали подыматься вверх по Мухах-чаю (По татарски чай — вода, речка, слово, соответствующее чеченскому — су.). В ближайших местах к мухахскому аулу, речка эта, выйдя на равнину, разделяется на множество рукавов, которые занимают почти всю долину к востоку от аула почти до Сувагельского форта, лежащего в самом узком месте долины Мухах-чая, где он выходит из гор. Форт этот составлял в прежнее время передовой наш пункт в горах, в мухахском ущелье; в настоящее время он оставлен, но в былое время был весьма частым свидетелем кровавых стычек между нашими партизанами и вторгавшимися в долину Алазани партиями горцев.
История продолжительной и упорной войны, веденной нами на Кавказе, так мало еще исследована, что мы полагаем не лишним сообщить в нашем рассказе те немногие данные, относящиеся к этой войне, которые нам удавалось собирать в самых местах некогда происходивших военных действий. Полагаем, что, как ни отрывочны и ни беглы будут эти указания, они не будут лишены некоторого интереса. На первый раз мы скажем несколько слов о партизанских отрядах, о которых, сколько нам известно, почти нигде не упоминалось в печати, но которые играли весьма важную роль при военных действиях в восточном Кавказе. В последнее время, почти при всех кавказских полках имелись партизанские команды, но где именно они получили свое начало,