Geum.ru

Александр Покровский. 72 метра

Вид материалаДокументы

Содержание


Мамонтенок дима
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   67
^

МАМОНТЕНОК ДИМА



О мамонтенке Диме не слышали? Ну, как его в тундре откопали, а потом

в Англию к английской королеве повезли? Слышали, на-верное. Нам о нем в

автономке сообщили.

Дело в том, что наша подводная красавица всплывает иногда на сеанс

связи: не совсем, правда, всплывает, просто подвсплывает и вытаскивает

из-под воды антенну, на которую, с риском для жизни, принимается всякая

всячина о жизни в нашей стране и за рубежом.

Почему с риском для жизни? А подводники все делают с риском для

жизни: всплывают, погружаются, ходят, бродят, дышат... и потом, при

всплытии лодку могут обнаружить, а в боевой обетановке это равносильно

ее уничтожению.

Так что с риском для жизни всплываем, вытаскиваем из воды пипку, и из

центра полетов нам сообщают, что в нашей стране зерновые собраны на

восьмидесяти процентах площадей.

Но иногда сообщают что-нибудь этакое, например: "На орбиту запущены

два космонавта и Савицкая. На завтра запланированы биологические

эксперименты".

Информацию у нас подписывает командир и зам, после этого ее

вывешивают в третьем отсеке на средней палубе.

Когда вывесили про Савицкую, наши стали ходить кругами и очень плоско

шутить. Некоторые до того опускались в своем безобразии, что изображали

эти биологические эксперименты мануально, и при этом гомерически

гоготали.

Зам тогда не выдержал и изменил фамилию "Савицкая" на "Савицкий".

Но вообще-то я вам должен сказать, что информацию из роднова

отечества мы очень любим: каждый день с нетерпением ждем; жаль только,

что она доходит к нам часто по кускам: то срочное пофужение помешает, то

антенну зальет, то еще что-нибудь...

Вот однажды вывесили: "Министр обороны США вылетел на..." - а дальше

не успели принять. Так и вывесили, и зам подписал: ночь была, ему

спросонья подсунули, а он и подмахнул.

Наши сначала изменили предлог "на" на более удобный предлог "в", а

потом, вместо многоточия, написали то место, куда он вылетел.

Заму пришлось все срывать. Хоть и не наш министр обороны, но все-таки

неудобно.

И тут мы принимаем известие насчет мамонтенка Димы, - мол открыли

его, отряхнули, и теперь он по Англии путешествует и английская королева

его там наблюдает.

И решили наши люди среди радистов зама разыграть.

Дело в том, что зам у нас безудержно верил каждому печатному слову.

Просто завораживало его.

Вот они и напечатали ему, что в нашей стране, известной своим

отношением к материнству и детству, отрыли из вечной мерзлоты

мамонтенка, оживили его, назвали Димой и отправили его в Англию, чтоб

побаловать английскую королеву.

Как только зам прочел про Диму, у него все мозги перетряхнуло: до

того он обрадовался насчет советской науки. Он даже бредить начал. С ума

сошел. Тронулся. Все ходил и заводил соответствующие разговоры. Встанет

рядом и начнет вполголоса бубнить: "Мамонтенок Дима, мамонтенок Дима...

Советская наука, советская наука..."

У нас потом вся автономка была уложена на этого мамонтенка Диму: и

тематические вечера, и диспуты, и концерты - все шло под лозунгом:

"Мамонтенок Дима - дитя советской науки!"

Народ у нас на корвете подлый: все знали про Диму, все, кроме зама.

И что интересно: ну хоть бы одна зараза не выдержала. Ничего

подобного: всю автономку все продержались с радостными, за нашу науку,

рожами.

Когда мы пришли к родным берегам, зам тут же примчался в политотдел и

сунул начпо под нос свой отчет за поход. А там на каждом листе был

мамонтенок Дима.

- Какой мамонтенок? - остолбенел начпо.

- Дима! - обрадовался зам.

- Какой Дима? - не понимал начпо.

- Мамонтенок, - веселился зам.

- Какой мамонтенок?!!

- Советский...

- Мда... - сказал начпо, - сказывается усталость личного состава,

сказывается...

Зам потом радистам обещал, что они всю жизнь, всю жизнь, пока он

здесь служит, будут плакать кровавыми слезами, на что наши радисты

мысленно плюнули и ответили: "Ну, есть..."

САТЭРА1



После автономки хочется обнять весь мир. После автономки всегда много

хочется... Петя Ханыкин бежал ночевать в поселок. Холостяка из похода

никто не ждет, и потому желания у него чисто собачьи, хочется ласки и

койки.

И хрустящие, скрипящие простыни; и с прыжка - на пружины; и -

одеялкой, с головой одеялкой; и тепло... везде тепло... о, господи!..

Петя глотал слюни, ветер вышибал слезы...

...И Морфей... Морфей придет... А волосы мягкие и душистые... И

поцелует в оба глазика... сначала в один, потом сразу в другой...

Петя добежал. Засмеялся и взялся за ручку двери. А дверь не

поддалась. Только сейчас он увидел объявление:

"В 24.00 двери общежития закрываются".

Чья-то подлая рука подцарапала: "навсегда!" Тьфу! Ну надо же. Стоит

только сходить ненадолго в море - и все! Амба! Затри месяца на флоте

что-то дохнет, что-то меняется появляется новое начальство, заборы,

инструкции и бирки... зараза...

Петя двинулся вдоль, задумчивый. Окна молчали.

- Вот так в Америке и ночуют на газоне, - сказал Петя, машинально

наблюдая за окнами. В пятом окне на первом этаже что-то стояло. Петя

остановился В окне стояло некое мечтающее, пятилапое, разумное в

голубом. Над голубыми трусами выпирал кругленький животик с пупочком,

похожим на пуговку; наверху животик заканчивался впадиной для солнечного

сплетения; ниже голубых трусов, в полутенях, скрывались востренькие

коленки с мохнатой голенью, в которые, по стойке "смирно", легко

вложился бы пингвиненок; грудь, выгнутая куриной дужкой, обозначалась

висячими

1 Сатэра - синоним слова "кореш".

сосками многодетной собачей матери; руки цеплялись за занавески,

взгляд - за великую даль. Разумное раскачивалось и кликушечьи напевало,

босоного пришлепывало. Разумное никак не могло выбраться из припева "Эй,

ухнем!"

В окно полетел камешек. "Эй! На помосте!" Песня поперхнулась. "Эй"

чуть не выпало от неожиданности в комнату сырым мешком; оно удержалось,

посмотрело вниз, коряво слезло с подоконника, открыло окно и выглянуло.

До земли было метра три.

- Слышь, сатэра, - сказал Петя из-под фуражки, - брось что-нибудь, а

то спать пора.

Фигура кивнула и с пьяной суетливой готовностью зашарила в глубине.

Через какое-то время голая пятка, раскрыв веером пальцы, уперлась в

подоконник, и в окно опустилась простыня. Пете почему-то запомнилась эта

пятка; такая человеческая и такая беззащитная...

Ыыыы-х!

Поддав себе в прыжке по ягодицам, Петя бросился на простыню, как

акробат на трапецию. Тело извивалось, физиономия Пети то и дело чиркала

по бетону, ноги дергались, силы напрягались в неравной борьбе: простыня

ускользала из рук.

Ыыыы-х!

Бой разгорался с новой силой. Дециметры, сантиметры... вот он,

подоконник, помятое, покореженное железо... Нет!

И вот тогда сатэра, совершенно упустив из виду, что он упирается

пяткой, нагнулся вперед, собираясь одной рукой подхватить ускользающего

Петю.

Всего один рывок - и сатэра, с криком "Аааа-м!", простившись со своей

осиротевшей комнатой, сделав в воздухе несколько велосипедных движений,

вылетел через окно подкинутым канатоходцем и приземлился рядом с Петей.

Все. Наступила колодезная тишина.

Когда Петя открыл глаза и повернулся к корешу, он увидел, что тот

смотрит в звезды космическим взглядом.

Петя встал сам и поднял с земли своего сатэру, потом он осмотрел его

пристально и установил, что ничего ушиблено не было.

- Прости, мой одинокий кореш, сатэра, - воскликнул Петя после

осмотра; ему стало как-то легко, просто гора с плеч, - что так тебя

побеспокоил. Пойду ночевать на лодку, в бидон. Не получилось. Мусинги1

нужно было на твоей простыне вязать, мусинги. Ну ладно, не получилось.

Не очень-то и хотелось.

Петя совсем уже собирался уходить, когда его остановил замерзающий

взгляд. Кореш молчал. Взгляд втыкался и не отпускал.

Эх, ну что тут делать! И Петя вернулся. Кореш встретил его, как

собака вернувшегося хозяина.

Скоро они топтались, как стадо бизонов, кореш взбирался на Петю,

пытаясь при этом одной рукой во что бы то ни стало перехватить ему

горло, а другой рукой дотянуться до подоконника, но, как только он

выпрямлялся, откуда ни возьмись появлялась амплитуда. Амплитуда грозила

его обо что-нибудь сгоряча трахнуть, и он малодушно сползал. Разъяренный

Петя с разъяренными выражениями поставил бедолагу к стенке. Но когда

Петя влез к нему на плечи, бедняга сложился вдвое. Пока хороняка

медленно думал на четвереньках, Петя в отчаянии пытался с прыжка достать

подоконник: спина у сатэры гнулась, как сетка батута. В конце концов

энергия кончилась: они шумно дышали друг на друга, разобрав на газоне

тяжелые ноги...

1Мусинги - узлы.

Вставшее солнце освещало притихшие улочки маленького северного

городка, дикие сопки цепенели в строю. Далеко в освещенном мире маячили

две странные фигуры: они уже миновали вповалку спящее КПП. Первая была

задумчивой, как обманутый Гамлет, а у второй из-под застегнутой доверху

шинели виднелись мохнатые голые ноги, осторожно ступавшие в

раскинувшуюся весеннюю грязь, - такие беззащитные и такие

человеческие... они шли ночевать... в бидон...