Александр Покровский. 72 метра

Вид материалаДокументы

Содержание


Как твоя фамилия?
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   ...   67
^

КАК ТВОЯ ФАМИЛИЯ?



Чего наш советский офицер боится? Он боится жену: она навредить

может; тещу; соседей; милицию; советских граждан на улице и в

транспорте; хулиганов: они по морде могут дать; и свое начальство.

А чего наш советский офицер совсем не боится? Он совсем не боится

мирового империализма.

А чего он боится больше всего? Больше всего он боится своей фамилии.

Возьмите любого офицера на улице за верхнюю пуговицу и спросите его:

- Как ваша фамилия?

- Мо...я?

- Да, да, ваша, ваша, ну?

- Этот... как его... Иванов... или нет... то есть Петров...

- А может, Сидоров?

- Точно! Сидоров. - От настоящего офицера его собственной фамилии на

улице никогда не дождешься.

Первый страх у него уже прошел, теперь будьте внимательны.

- Разрешите ваши документы.

Документы от него вы не получите: может, вы скрытый офицерский

патруль? Так зачем же ему усложнять свою жизнь? Нет у него документов.

- Дома забыл, - вот так, а вы как думали?

- А пропуск у вас есть?

- Какой пропуск?

- Ну, любой пропуск, где написана ваша фамилия.

- Пропуск у нас есть, но в руки вам его не дам: там не написано, что

его в руки можно давать.

А сейчас он от вас убежит, вот смотрите:

- Ой!!! - кричит он и делает испуганное лицо. - Осторожно! - и

хватает вас за рукав, увлекая за собой. При этом он смотрит вам за ухо

так, словно вас сзади именно в этот момент переезжает автокар.

Вы инстинктивно оборачиваетесь: ничего там сзади нет, а офицер уже

исчез. Пуговицу себе срезал, за которую вы держались, и исчез. Можете ее

сохранить на память.

Мой лучший друг, Саня Гудинов, - редкий интеллигент, два языка, -

когда его вот так берут на улице, напускает на себя дурь, начинает

заикаться и называет себя так:

- Го... го... гоша... Го... го... го... лованов! Патруль тут же

прошибает слеза от жалости к несчастному офицеру-заике, и он от него

отстает: грех трогать калеку.

- Заикой меня делает служба, - говорит в таких случаях Саня Но лучше

всего действует напористый нахрап, ошеломляющая наглость и

фантастическое хамство.

Вот мой любимый рыжий штурман, который вошел в мое полное собрание

сочинений отдельной главой, тот полностью согласен с Конецким: с

патрулем спорят только салаги.

- Главное в этом деле, - любил повторять рыжий, - четко

представиться. Чтоб не было никаких дополнительных вопросов.

- Туполев! - бросал он патрулю быстро с бодрой наглостью. - Я. Ка...

ве-че сорок ноль сорок.

И патруль усердно записывает Туполев, ЯК-40...

Только полные идиоты требовали от него документы: штурман обладал

монументальной внешностью, и его ужасные кулаки сообщали любому

врожденное уважение к ВМФ!

Должен вам заметить, что страх перед своей фамилией, или, лучше

скажем, бережное к ней отношение - это условной рефлекс, воспитываемый в

офицере самой жизнью с младых ногтей: начиная с курсантских будней.

- Товарищи курсанты, стойте! - останавливал нас когда-то дежурный по

факультету. - Почему без строя? Почему через плац? Почему в неположенном

месте? Фамилии? Рота?

Этот дежурный у нас был шахматист-любитель. Страсть к шахматам у него

была патологическая. Кроме шахмат он ничего не помнил и рассеянный был -

страшное дело. А все потому, что он в уме все время решал шахматные

кроссворды. Но главное: он был начисто лишен фантазии, столь необходимой

офицеру. Полета у него не было.

- Курсант Петросян, - прогундосил Дима, стараясь походить на

армянина.

- Курсант Таль, - поддержал его Серега. Мне пришлось сказать, что я -

Ботвинник, чтоб не выпасть из общего хора.

Дежурный, ни слова не говоря, нас задумчиво записал и отпустил.

Наверное, перед нм в этот момент явился очередной кроссворд

Когда он доложил начальнику факультета, что у него Таль, Петросян и

Ботвинник пересекли плац в неположенной месте, то наш славный старый

волкодав воскликнул:

- Хорошо, что не Моцарт и Сальери! Твердопятов, ковырять тя некому, я

когда на тебя смотрю, то я сразу вспоминаю, что человек - тупиковая

ветвь эволюции. Ты со своими шахматами совсем дошел. Очумел

окончательно. Рехнешься скоро. Что за армейский яйцеголовизм, я тебя

спрашиваю? Прочитай еще раз, я еще раз эту музыку послушаю, и ты сам,

когда читаешь чего-нибудь, ты тоже слушай, чего ты читаешь. Это иногда

очень даже интересно. Ну, начинай!

И тот прочитал снова.

- Понял?

- Понял.

- Вот до чего дошло. Видишь? Мой тебе совет: забудь ты свои шахматы.

Они ж тебя до ручки доведут. А теперь давай иди... Знаешь куда?

Тот кивнул.

- Вот и давай, двигай с максимально-малошумной скоростью,

осторожненько, не заезжая в кусты. И не буди во мне зверя... Ботвинник

..

ДЖОКОНДА



Когда я пришел на флот, я был такой маленький, пионер, не ругался

матом, уступал дорогу девочкам, помогал старшим донести сетки...

И вдруг - флот.

Я - робкое человеческое растение - увидел вот это вот в натуральную

величину. Ай-яй-яй! В один миг можно прожить целую жизнь. Пропасть!

Сразу же, в первый же день, - на камбуз!

Человека нельзя сразу на камбуз! Он умирает мучительно, человек;

сначала - пионер, потом - "уступающий дорогу девочкам", потом умирают

мультфильмы, "Что тебе снится, крейсер "Аврора"?"; человеческое растение

корежится и в конце дня ругается матом!

- Это... что?..

На меня посмотрели безумно, как на темную шаль.

- Это макароны по-флотски.

- Вот это... едят?!

- Не хочешь - не ешь!

В алюминиевой миске, давно принял ее форму, лежала серая, слипшаяся,

местами коричневая, блестящая, как разрытая брюшина, масса, сверху

желтыми бигудями кудрявилось сало, казалось, что все это, вместе с

миской, только что достали из брюха кашалота, успевшего все ж полить это

все своим собственным соком.

Человек не знает, не хочет знать, что даже праздничное блюдо, попадая

к нему в рот, больше не будет выглядеть так аппетитно, а пройдя все

стадии увлекательного процесса, вообще может получить навоз!

А на камбузе "праздничное - в навоз" происходит по нескольку раз в

день! На сотне столов, в разделочной! в варочной! в зале! в мгновение -

в мусор!

В разделочной на столах грязными, ленивыми потоками оттекает бордовое

мясо. В варочной - "Давай! Давай!". В мойке в ванну ныряют тарелки, и ты

за ними, с красными, толстыми, распаренными руками! Кошки! Крысы! Кошка

сдуру - в котел, ее оттуда - чумичкой!

- Бачкиии!

На раздаче Джоконда ругается матом! А ты привык к женщине хрупкой,

незнакомке, тебя воспитывали, воспитывали...

- Сынкиии!!! - кричит Джоконда

У нее не рот, а пещера! Сталактиты! Сталагмиты! Катакомбы! Ее голосом

можно валить деревья! Они сами будут вязаться в снопы!!!

У нее не раздача, а песня! Второе - на автомате; хлоп! шлеп! -

поехало!

- Бачкиии!!! - Пустые бачки летят по полу!

- Сынкиии!!! - Не дай бог, не хватит второго, на том месте, где

только что стояла Джоконда, будет стоять Анаконда!

А я был такой маленький, пионер, не ругался матом, не во! ро! вал!,

уступал дорогу девочкам, помогал доживать старушкам!..

Есть повесть поужаснее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте...