Александр Покровский. 72 метра

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   67

ВРАГИ



Зам сидел в кают-компании на обеде и жевал. У него жевало все: уши,

глаза, ноздри, растопыренная челка, ну и рот, само собой. Неприступно и

торжественно. Даже во время жевания он умудрялся сохранять выражение

высокой себестоимости всей проделанной работы.

Напротив него, на своем обычном месте, сидел помощник командира по

кличке "Поручик Ржевский" - грязная скотина, матерщинник и бабник.

Зам старался не смотреть на помощника, особенно на его сальные

волосы, губы и воротничок кремовой рубашки. Это не добавляло аппетита.

Зам был фантастически, до неприличия брезглив. Следы вестового на

стакане с чаем могли вызвать у него судороги.

Помощник внимательно изучал лицо жующего зама сквозь полузакрытые

веки. Они были старые враги.

"Зам младше на три года и уже капитан 3-го ранга. Им что - четыре

года, и уже человек, а у нас - пять лет - и еще говно. Замуууля. Великий

наш. Рот закрыл - матчасть в исходное. Изрек - и в койку. X-х-хорек твой

папа".

Помощник подавил вздох и заковырял в тарелке. Его только что отодрали

нещадно - площадно. Вот эта довольная рожа напротив: "Конспекты

первоисточников... ваше полное отсутствие... порядок на камбузе... а ваш

Атахаджаев опять в лагуне ноги мыл..." - и все при личном составе,

курвеныш.

Увы, помощника просто раздирало от желания нагадить заму. Он, правда,

еще не знал как.

Рядом из щели вылез огромный, жирный, блестящий таракан и зашевелил

антеннами.

Помощник улыбнулся внутренностями, покосился на зама, лживо вздохнул

и со словами: "Куда у нас только доктор смотрит?" - потянувшись,

проткнул его вилкой.

Зам, секунду назад жевавший безмятежно, испытал такой толчок, что у

него чуть глаза не вышибло.

Помощник быстро сунул таракана в рот и сочно зажевал.

Зам забился головенкой, засвистал фистулой, вскочил, наткнулся на

вестового, с треском ударился о переборку и побежал, пуская во все

стороны тонкую струю сквозь закупоренные губы, и скоро, захлебываясь,

упал в буфетной в раковину и начал страстно ей все объяснять.

Ни в одну политинформацию зам не вложил еще столько огня.

Помощник, все слыша, подумал неторопливо: "Вот как вредно столько

жрать", - достал изо рта все еще живого таракана, щелчком отправил его в

угол, сказав: "Чуть не съел, хороняку", - ковырнул в зубах, обсосал и

довольный завозился в тарелке.

На сегодня крупных дел больше не было.

"...РАССТРЕЛЯТЬ!"



Утро окончательно заползло в окошко и оживило замурованных мух,

судьба считывала дни по затасканному списку, и комендант города Н.,

замшелый майор, чувствовал себя как-то печально, как, может быть,

чувствует себя отслужившая картофельная ботва.

Его волосы, глаза, губы-скулы, шея-уши, руки-ноги - все говорило о

том, что ему пора: либо удавиться, либо демобилизоваться. Но

демобилизация, неизбежная, как крах капитализма, не делала навстречу ни

одного шага, и дни тянулись, как коридоры гауптвахты, выкрашенные

шаровой краской, и капали, капали в побитое темечко.

Комендант давно был существом круглым, но все еще мечтал, и все его

мечты, как мы уже говорили, с плачем цеплялись только за ослепительный

подол ее величества мадам демобилизации.

Дверь - в нее, конечно же, постучали - открылась как раз в тот

момент, когда все мечты коменданта все еще были на подоле, и комендант,

очнувшись и оглянувшись на своего помощника, молодого лейтенанта,

стоящего тут же, вздохнул и уставился навстречу знакомым неожиданностям.

- Прошу разрешения, - в двери возник заношенный старший лейтенант,

который, потоптавшись, втащил за собой солдата, держа его за шиворот, -

вот, товарищ майор, пьет! Каждый день пьет! И вообще, товарищ майор...

Голос старлея убаюкал бы коменданта до конца, продолжайся он не пять

минут, а десять.

- Пьешь? А, воин-созидатель? - комендант, тоскливо скуксившись,

уставился воину в лоб, туда, где, по его разумению, должны были быть

явные признаки среднего образования.

"Скотинизм", - подумал комендант насчет того, что ему не давали

демобилизации, и со стоном взялся за обкусанную телефонную трубку:

слуховые чашечки ее были так стерты, как будто комендант владел

деревянными ушами.

- Москва? Министра обороны... да, подожду...

Помощник коменданта - свежий, хрустящий, только с дерева лейтенант -

со страхом удивился, - так бывает с людьми, к которым на лавочку, после

обеда, когда хочется рыгнуть и подумать о политике, на самый краешек

подсаживается умалишенный.

- Министр обороны? Товарищ маршал Советского Союза, докладывает майор

Носотыкин... Да, товарищ маршал, да! Как я уже и докладывал. Пьет!..

Да... Каждый день... Прошу разрешения... Есть... Есть расстрелять... По

месту жительства сообщим... Прошу разрешения приступить... Есть...

Комендант положил трубку.

- Помощник! Где у нас книга расстрелов?.. А-а, вот она... Так...

фамилия, имя, отчество, год и место рождения... домашний адрес...

национальность... партийность... Так, где у нас план расстрела?

Комендант нашел какой-то план, потом он полез в сейф, вытащил оттуда

пистолет, передернул его и положил рядом.

Помощник, вылезая из орбит, затрясся своей нижней частью, а верхней -

гипнозно уставился коменданту в затылок, в самый мозг, и по каплям

наполнялся ужасом. Каждая новая капля обжигала.

- ...Так... планируемое мероприятие - расстрел, участники... так,

место - плац, наглядное пособие - пистолет Макарова, шестнадцать

патронов... руководитель - я... исполнитель... Помощник! Слышь,

лейтенант, сегодня твоя очередь. Привыкай к нашим боевым будням!

Расстреляешь этого, я уже договорился. Распишись вот здесь. Привести в

исполнение. Когда шлепнешь его...

Комендант не договорил: оба тела дробно рухнули; впечатлительный

лейтенант - просто, а солдат - с запахом.

Комендант долго лил на них из графина с мухами.

Его уволили в запас через месяц. Комендант построил гауптвахту в

последний раз и заявил ей, что, если б знать, что все так просто, он бы

начал их стрелять еще лет десять назад. Пачками.