Неприкаянные сборник рассказов Москва 2010

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 35

– Эй, многодетная мать, пожрать собери, – крикнул Васек, складывая инструменты в прихожей. – А то злой приду, и по жопе настучу!

Оксана, в аккуратном синем фартуке, поправляя растрепанные светло– русые волосы, со свертком в руках, стояла на пороге.

– Что молчишь, спросил Василий обернувшись.

– Не спокойно как-то на душе, вздохнула Оксана, пристально взглянув на мужа. Надеюсь, ты помнишь, что у нас дети? Ты ничего не натворил, спросила она, отдав ему сверток.

– Что я могу натворить, разведя руки в стороны, ответил Василий. Унитаз сломать,, что ли?

– Мало ли? Предчувствие у меня, понимаешь.

– Да брось ты, махнул рукой Василий. Лучше детьми занимайся, и мысли дурные уйдут.

– До вечера.

– Как всегда, буркнул недовольный Василий.

Что ни говори, а предчувствие, вещь очень даже надежная, если можно так выразится. Василия что-то держало, тянуло и давило, не пуская идти в знакомый дом. Заметно нервничая, он обошел свое хозяйство в подвале, затем поднялся на чердак, и долго смотрел вдаль. « Выйдет или нет, размышлял он, покуривая сигарету. Второй раз, за восемь дней, та же «лабуда», не обнадеживает. Все-таки Оксана права, дети и семья, это главное. Плачь, не плачь, а дело сделано, назад не вернешь. Ну и что? Хватит ныть, иди последний раз и все, точка». Спустившись вниз, он вышел на улицу, и устроился на лавочке, в небольшом скверике, напротив подъезда. « А если жильцов нет дома, нервничал Васек, сжимая в руках, старую газету. Да нет, тут же успокоил он себя, сегодня воскресенье, и машина его во дворе стоит, значит, дома». На этот раз, ждать пришлось долго. Просидев на лавке около часа, Василий проголодался. Разложив бутерброды на коленях, он готовился отобедать на свежем воздухе, как вдруг услышал:– Твою за ногу, «пурген» хренов, наворотил дерьма, кричал разъяренный толстяк, бегая по балкону. Куда он пошел, орал толстый в телефонную трубку.

– Я здесь, шепотом прошипел Васек, чуть не подавившись вареным яйцом.

– А где мне его найти, спрашивал пострадавший, внимательно вглядываясь в знакомую фигуру на лавочке.

– Подождите, переведя дыхание, сказал он, я его нашел. Махнув рукой, он крикнул:– Пурген, давай сюда, срочно, авария.

– Сейчас, негромко произнес Васек, механически запихивая в чемоданчик остатки обеда.

Толстяк, согнувшись, что-то искал на балконе. Была видна только мохнатая, блестящая от пота спина, при виде которой, у Василия, душа, опустилась в мошонку. Тяжело ступая на ватных, непослушных ногах, Васек медленно шел к дому. Предчувствие стучало и пульсировало в голове, как рыба, попавшая в сети. Не ходи, не надо, твердил он себе. Доигрался! Может сбежать? Поздно, подумал он, натолкнувшись на грозный взгляд толстяка.

Он ждал его на лестничной площадке. Хмуро взглянув на Василия, громила сказал: – Хреновая работа «пурген», придется переделывать бесплатно. Ты что узкоглазый, прикрикнул толстяк, взяв в руки бейсбольную биту, поиметь меня, захотел, замахнулся дубиной толстяк.

– Козел драный, негромко произнес растерянный Васек, и побежал вниз.

Выскочив на улицу, он забежал в соседний подъезд, поднялся на три этажа, и стал звонить в первую попавшуюся дверь. « Вот это расклад, вот это попал! Убьет же боров волосатый, жизни лишит, искалечит, думал Васек, прислушиваясь к звукам за спиной. Да что они там, дрыхнут гады, нервничал он, нажимая на кнопку звонка. Может закричать, насилуют или пожар. О чем я думаю, убрав палец с кнопки звонка, Василий понемногу успокаивался. Да ладно, вслух произнес он, напугал ежа «нождачкой». Минутная слабость бывает у всех, даже у терминатора. Чихал я на него, сплюнул на пол Василий, сев на ступеньку. Подумаешь, развели крутого быка, так и что? Мы еще посмотрим, кто кого, хорохорился Василий. Надо будет, и в милицию пойду, пусть защищают, это их долг, меня оборонять, простого сантехника, от всяких «вурдалаков» с кольями». Углубившись в своих размышлениях, Василий не заметил, как дверь напротив отворилась, и на пороге появился худощавый мужчина. Это был Иван. Внимательно разглядывая, унылого, растерянного мужика в спецовке, что-то бубнящего шепотом себе под нос, выждав несколько минут, Иван спросил: – Тебе чего?

– Что, подняв голову, спросил Василий, с удивлением посмотрев на Ивана.

В наступившей тишине, Иван разглядел не мужика в спецовке, а загнанного и забитого раба, потерявшего в своей жизни веру. Веру ни в кого-то, и во что-то, в себя. « Таким, больно и страшно жить, а может, я не понимаю. Ошибаюсь?».

– Водки выпьешь, спросил Иван?

– А что, не с кем?

– Нет, покачал головой Иван.

– Давай.

– Тогда проходи, предложил Иван, широко распахнув дверь.

Расположившись на кухне, за узким столиком, Иван достал запотевшую бутылку водки из холодильника, и, наливая по рюмкам, произнес: – Зальем душевные раны.

– Угу, согласно кивнул головой Васек, замахнув рюмку. У тебя тоже горе, скривился Васек, занюхивая долькой лимона.

– Не очень, ответил Иван. Женщина, немного помолчав, добавил он.

– Все беды из-за этого, сказал Василий, и выпил вторую рюмку.

– Кого ты слушаешь, Ваня, это дегенерат невезучий. О чем с ним говорить? Неужели тебе интересно, – грустно произнес черт. – Чего застыл? Давай, пей, хорошо идет водочка.

– Я и пью, – ответил Иван, осушив рюмку.

– Эх, горящая струя, прощай память и жена, – захихикал черт.

Василий, набросившись на закуску со зверским аппетитом уплетал сыр и колбасу.

– Жрет, не поперхнется, – язвил черт, – такой и бидон уксуса на дармовщинку маханет и не заболеет. Что скажешь?

– Может нервы, или стресс, – ответил Иван.

– Какие нервы, – хохотал черт, – перед тобой жулик высшей пробы, наш человек.

– В смысле? – спросил Иван.

– Ни в бога, ни в меня не верит, – захмелев, бормотал черт. – Жадина, злой, с одним идолом в голове, – деньги! За них прогнется, подставит, продаст, подлижет, лишь бы шелестели в карманах. Вообще, что и говорить, наш человек.

– Тогда почему ты выбрал меня, а не его, – спросил Иван.

– Ха, – гаркнул черт, – в тебе еще остались давно забытые истины, хотя, ты тоже не ангел. О чем это я? Наливай.

– Я мерзкий неудачник, ты сам мне об этом говорил. Ведь так?

– Я сделал тебя везучим, только потому, что увидел в тебе способности, а главное, желание. Никому не нужен тупой сантехник, – продолжал черт, – а вот дурной инженер для общества, – это беда.

– Я не инженер, – сказал Иван, наливая водку.

– Это не важно, – сказал черт. Давай выпьем, а то разговор не клеится.

– Ты что такой задумчивый, – перестав жевать, спросил Василий. Может, ты того, порешить себя хочешь из-за сучки этой?

– О чем ты? – паря в задумчивости произнес Иван. – Тебя как зовут? – спросил он, внимательно посмотрев на собеседника.

– Василий, – протянув засаленную ладонь, представился Цурген.

– А меня – Иван.

– Есть повод накатить за знакомство, – обрадовался Васек, потирая руки.

– Наливай.

«А что в нем такого знакомого, спрашивал себя Иван, наблюдая за собутыльником. Такой как я? Нет, воспротивился черт, не такой, – хуже! Это почему? Человеческая жадность, она же непробиваемая глупость, чем дурнее, тем страшнее в своих проявлениях. Человек, живущий без мечты, надежды и веры, напрасно рожден, сказал черт. Он жалкое подобие мыслящего существа, без желания и страстей. Не может любить, не умеет простить, не хочет понять, не достоин уважения и вообще, ненадобный материал. Он живет сиюминутно, ежедневно, стараясь не калечить свою требуху переживаниями. Ему абсолютно наплевать на сочувствие и понимание. Он жалкий и ничтожный, требующий к своей персоне, хрустального обхождения, и плюющий в ответ ядовитой слюной. Можно упасть на дно, но не потерять достоинства, а можно ходить всю жизнь по краю, не имея его. Мечта для мыслящего это что-то возвышенное, идеальное, с трудом досягаемое, а для жадного и беспринципного, тупого, немого и глухого ко всему вокруг, это жирная корова, которую бесконечно доят. Принцип, не отдавая, имей и повелевай, сломал не одну заблудшую душу. Украсть, отобрать, обмануть и нажиться, с этой кашей в голове, живут очень многие, иногда, надевая на себя маску праведника. Кто-то скрывает это, хитро таясь в тени, а другие выпячивают на свет, как честно заслуженный почет и не думают , икнул черт, что рано или поздно, будут гореть. Что-то я слишком долго говорю, не пора ли выпить, спросил черт».

– Какой-то ты молчаливый, произнес Василий, в полной тишине. Говорить не о чем?

– У тебя есть мечта, спросил Иван, подкуривая сигарету.

– А что?

– Чего ты хочешь больше всего в жизни?

Удивленная, сморщенная мина, застыла на лице Василия. Он шевелил губами, морщил лоб, чесал ухо и, наконец, ответил: – Телевизор хочу, «Панасоник» с приставкой, а еще новую квартиру, и другую жену. И денег много, добавил Василий, наливая водку.

– Видишь, – услышал Иван, хриплый голос черта, – он абсолютный урод, хотя со своим желанием. Люди как он, воруют и обманывают понемногу, но всю свою жизнь. Это конченые люди, которые и без нас попадут в ад, а такие, как ты Иван, нам зачтутся.

– Почему, спросил Иван?

– Ты душа не заблудшая, хотя и павшая в муках, – тяжело вздохнул черт, – а он, давно заблудился и сам прыгнул, в колодец пороков и страха. Такие нам не нужны, их много, поэтому, и не только, я выбрал тебя. Идя по дороге, всегда встретишь доброго человека. Бескорыстие вернется добром, чувствам любовью, доброму память, а жадному только зло.

– Тогда дай ему то, чего он желает, – сказал Иван, – и он изменится.

– Нет, – усмехнулся черт, – он захочет большего и не остановится никогда, если будет знать, что наказания не существует.

– А я, – спросил Иван, – почему мне?

– У тебя есть душа, но пока она прячется, – устало промолвил черт. Ты не знал этого и появился я. И отнял ее, – глухо произнес черт, – отдав взамен везение.

– Я не понимаю тебя, мне трудно разобраться в этом, – сказал Иван.

– И вообще, – сказал черт, – дай ты ему телевизор, а то он мне порядком надоел. В такой компании, водка не пьется, – понял!

– Хорошо, – согласился Иван, – будет так.

– А как иначе, – хмыкнул черт.

Иван, достав из кармана, несколько крупных купюр, бросил их на стол, и сказал:

– Купи себе телевизор, Васек, а я хочу побыть один.

«Мечта сбывается и не сбывается», – напевал себе под нос, радостный Василий, направляясь, домой. Бывает же так, елки зеленые, думал он. Я изгалялся, выворачивался, а тут раз и «телек» в кармане. Этот Иван, наверно чокнутый, не иначе как «бабец» его до ручки довела, а как еще объяснить такой жест. Сегодня, и непременно, пойду куплю лучшее из всего, что будет. Зачем откладывать на завтра, если можно балдеть, уже сегодня. Василий цвел как майская роза, его желание сбылось. Дома, не обращая на родных никакого внимания, Василий собрал все деньги, загадочно улыбнулся жене, и исчез.

До магазина, оставалось каких-то сто метров, когда на встречу Василию из пивной, вышел старый друг, Николай. Солнышко с утра припекало, мучила жажда и сомнения.

– Васек, я тебя не узнаю, пьяно лепетал Николай. Лето, жара, а ты даже на пиве экономишь, поморщился он. Никогда так не делай, это зло. Уставшему организму, всегда нужно заправится. Пивом! А ты вообще куда?

– Телевизор иду покупать, – мучимый сомнениями – ответил Василий.

– Ха, телевизор, ухмыльнулся Николай. Сначала здоровье поправить, а за «теликом» всегда успеем, они работают до девяти вечера. Сейчас сколько?

– Наверное, двенадцать, неуверенно ответил Василий.

– Вот видишь, обрадовался Николай, еще успеем. А за жизнь, всегда поговорить надо. Понимаешь?

«Действительно, чего торопится, подумал Василий. Телевизор не убежит, деньги при мне, выпью пару кружек пивка, утолю жажду и в магазин. Правильно Колек гутарит, здоровье, оно всегда на первом месте, а остальное подождет».

– Правильно говоришь Колек, сказал Василий, куда торопится, не блох ловим. Правильно!

– В самое яблочко, согласно закивал головой Колек. По паре бокальчиков, и в путь.

– Не в последний?

– На ход ноги, и за удачную покупку.

Огромное, сизое облако табачного дыма, повисло над головами «бухающих». Протолкнувшись к источнику, сквозь толпу страждущих, Колек выкрикнул, обращаясь к огромной рыжеволосой женщине стоявшей за стойкой: – Марья, четыре бокала и гранату!

– Может не надо гранату, засомневался Василий.

– Ты это брось, херней заниматься. Понял! Что, деньги на ветер, а пиво в сортир. Так не пойдет, замахал головой Колек.

– Ладно, согласился Василий, но только раз.

– Там видно будет.

Устроившись за дубовой бочкой в углу зала, Колек мастерски разлил чекушку водки по бокалам.

– Выпьем за твою покупку, сказал он, поднимая бокал.

– Поддерживаю.

Осушив половину кружки, Василий нутром почувствовал, как прохладная живительная влага, наполняет тело. Становилось приятно и комфортно. Организм оживал, шевелился и буркотел.

– Хорошо, прищурившись от удовольствия, изрек Колек.

– Да, согласился Василий, облизывая губы.

– А ты не хотел.

– Это я горячковал, солнце чердак напекло, усмехнулся Василий.

– Сейчас пожар потушим. Давай за встречу, предложил Колек.

– Давай.

Отпив несколько глотков, Василий задумался. « Главное, не забыть телевизор, об этом надо помнить».

– Ты поддерживаешь политику нашего правительства, икнув, спросил Колек.

– Всегда, ответил Василий, став серьезным.

– Правильно. А многоженство?

– Гарем что ли, переспросил Василий удивленно.

– Ну да.

– Идея неплохая, но требует проработки.

– Это как?

– Надо что бы у всех было поровну. Собрать и разделить на всех, сказал Василий, отхлебнув пиво.

– Как при социализме?

– Нет, не соглашался Василий, как при коммунизме! Бабы общие, и дети тоже.

– А на хер мне, твои дети? Что мне с ними делать?

– Воспитывать и кормить.

– А как же свой кусок, удивленный Колек, выронил сигарету изо рта.

– Общее, значит не чье, все свободны и живут, как хотят, сказал Василий, подобрав со стола сигарету.

– Так это херня, получается, поморщился Колек. Я твою бабу «жарю», ты мою «шпаришь», а хозяин кто?

– Первобытное общество, – мамонты, ответил Василий, допивая бокал. Одна шкура на всех, а жопы все разные.

– Так это получается, революционная ситуация, заплетаясь в словах, сказал Колек.

– Правильно, согласился Василий. Одной шкуры на всех не хватит. Выпьем за товарища Ленина, поделившего мамонта и баб, на всех.

– Ни хрена себе получается. Энгельс рядом не стоял, сказал Колек, задрав к потолку, указательный палец, правой руки. Левой, подцепив кружку, он отпил, и, крякнув, продолжил: – Низы не могут, а верхи устали. Бляди!

– Наоборот, сказал Василий. Низы могут, а верхи не хотят. Издеваются сволочи!

Жаркие волны хмеля, захлестывали сознание Василия. Допивая шестой бокал с гранатой, он мутным взглядом, рассматривал спящего приятеля. « Слабак, думал он, бутылку водки с хвостом не потянул, а еще бахвалился, революционер сраный. А куда я шел? Еб, схватившись за голову руками, Василий как будто прозрел. Телевизор!». Пошатываясь, неуверенной походкой, сквозь дым, вонь и смрад, Василий пробирался к выходу. Сознание, то уходило, то ненадолго возвращалось к нему, но он упорно греб к своей цели, магазину «Рубин». Солнце припекало голову, ноги заплетались, но в мозгу стучало одно: – телевизор. « Я его куплю, повторял он, я его куплю».

«Наверно, я кого-то убил, или зарезал, думал Василий, побаиваясь открыть глаза. Ощупывая себя со всех сторон, а главное, проверив, на месте ли детородный орган, Василий немного успокоился и открыл глаза. Увидев перед собой знакомые обои на стенах, он произнес:– Кажется дома!

Слипшиеся и распухшие губы, огромный раздутый язык во рту, жуткая головная боль, и огромная жажда к жизни и воде, вот все, что испытывал Василий Цурген, в это утро. Услышав шум, доносившийся из кухни, Василий решился.

– Оксана, прохрипел он. Оксана, пить хочу.

Она смотрела на него без сожаления. Да и кого жалеть, думала она, наливая вторую кружку пива. Этого жалкого, трясущегося неудачника. Зачем? Может уйти от него?

Жадно глотая холодное пенистое пиво, Василий содрогался всем телом. Допив, он на минуту зажмурился, а затем, открыв глаза, спросил: – Телевизор я купил?

– Купил, устало ответила Оксана. Что хотел, то и купил. В прихожей стоит, можешь посмотреть.

Вскочив в тапки, Василий, рысью метнулся в коридор. Увидев небольшую картонную коробку, с огромной надписью «Старт» он с облегчением выдохнул. « Хорошо, что купил, подумал он, распаковывая коробку. Сверху лежал паспорт, открыв который, Василий прочитал вслух: – Черно-белый телевизор «старт», гарантия ваших здоровых глаз.

– Вот гадство, психанул Василий, зашвырнув книжицу в конец коридора.

«Панасоник» хотел, размечтался! Колек, пивной хорек искуситель, что б тебя, ругался Василий, размахивая руками. А деньги? Спохватился он, увидев свою одежду на вешалке. Обшарив карманы, и не обнаружив, хотя бы копейки, он загрустил. Неужели все до железки? Как я мог? Это все «ерш» проклятый виноват и Колька мудрила. А сам? А что я, устало, вздохнул Василий, хорошо еще такой телевизор купил, и на том спасибо. Не убили, не ограбили, не выгнали, а на «Панасоник» я еще насобираю, что-нибудь придумаю, не в капусте нашли. Пусть будет «Старт», успокаивал себя Василий, поглаживая коробку.

Виктор Степанович Картинкин, в раздумьях накручивал круги возле погреба, как кот, вокруг хозяйской сметаны. Съесть или нет, по шее или нажраться до отвала, рассуждал он. Прошло уже две недели, а деньги лежат мертвым грузом. Никто не ищет, никому не надо, зарплату в магазине задержали, а выпить хочется. Самогон закончился, Антонина орет, Самолетов, куда-то пропал, а выпить все одно хочется. Как не крути, а природа берет верх. Возьму не много денег, пойду в магазин за бутылкой. А там меня цап, и в кутузку. Почему? А вдруг деньги меченые, или еще что? Я скажу, нашел на помойке, отмыл, отстирал, и возьмите, пожалуйста, к вам в магазин принес. Ты сам то понял, что «сморозил». А что? Разве деньги не выбрасывают? Ты где живешь? В Голливуде? Тогда скажу, на рынке сдачу дали, мужик с усами и бородой. На базаре все такие стоят, поди, разберись. Херня все это, но трубы то, горят. Ерунда, пойду у Егорыча самогона куплю, он торгует на дому, ему до лампочки. И то правильно, вслух произнес Степанович, поднимая крышку погреба. Издеваться над собой не нужно, все равно, жажда к жизни победит. Тяжело сопя, и обливаясь потом, Степанович отодвинул кадушку в сторону и, открыв тайник, засунул туда руку. « Что за черт, удивился он, ощупывая рукой кучу трухи и опилок. Не понял, вслух произнес Степанович, извлекая кучку рванины из тайника.

– Ни хера себе выпил, только и смог вымолвить Степанович, застыв в недоумении». Изгрызенные, изъеденные, испорченные в труху деньги, и пакет, жалкой, рваной кучкой, лежали у ног Степановича.

– Гребенные крысы, крикнул Степанович, разгребая руками остатки денег. Сволочи, падлы зубастые, мало вам жратвы, так вы на деньги перешли, суки жадные!!!

Растерянный, растерзанный и морально подавленный Степанович, сидел в погребе возле остатков своего богатства, и плакал. Он бы выл от злобы и бессилия, кусался и грыз, рвал и крушил, душил и убивал, но, он не видел своих врагов, и поэтому скулил. Как собака, потерявшая хозяина, и не знающая, куда идти.

– Что с тобой? Что-то случилось, услышал Степанович, голос Антонины. С тобой все в порядке, спрашивала она, спускаясь в погреб. Тебе плохо?

Остановившись в конце лестницы, и привыкнув к тусклому свету и полумраку, Антонина разглядела, сидящего в углу мужа.

– Ты чего застыл как мешок с картошкой, я к тебе спрашиваю, сказала она, набирая в фартук проросший лук. Что, бутылку разбил, алконавт?

Не дождавшись ответа, Антонина подошла ближе к супругу и, наклонившись, сказала: – Хватит дурочку валять, поднимайся и пошли. А это что, удивилась она, разглядев на полу кучу рваных, изъеденных купюр. – Заначка, обрадовалась Антонина, схватив горстку рукой.

– Труха, шепотом вымолвил Степанович.

– Что, и все такие, с досадой спросила Антонина, перебирая в руке, кучку трухи.

– Все.

– Так вот где ты, деньги от меня прятал, гад скрытный, злорадствовала Антонина. А я то думала, чего это он такой веселый без денег? А у него заначка была! Так тебе и надо, мухомор бесполезный! Хотел все на водку потратить? Так вот, бог на небе есть, и он наказал тебя убогова, за грехи передо мной и людьми.

– Замолчи фурия, у меня траур, сказал Степанович поднимаясь.

– Тогда купи себе, в следующий раз мышеловку, когда деньги от меня будешь прятать. А впрочем, сказала она, махнув рукой, и она тебе не поможет.

– Изыди зловредная баба, прошипел Степанович, сжав кулаки.

– Подумаешь, обиделся, пердун, сказала Антонина, вильнула огромной кормой, и стала подниматься по лестнице.

«Заведу кошку, сделаю мышеловку, и пока не передавлю всех крыс и мышей, не успокоюсь, думал Степанович, допивая за обедом компот. Раз в жизни крупно повезло и на тебе, топором по башке. Значит не судьба, тяжело вздохнул Степанович. Хорошо, что не посадили за решетку. Да и за что? Денег то нет, а значит, и дела нет. Забыть как страшный сон, и никогда не жалеть, сказал сам себе Степанович, окончательно успокоившись.

Blog

Неприкаянные сборник рассказов Москва 2010