Об отношениях немцев и русских чего только мы не наслышались
| Вид материала | Рассказ |
- Роман Шмелева «Солнце мертвых», 1126.16kb.
- Сценарий "Новогоднее чудо", 772.92kb.
- Сценарий Новогоднего вечера в 9-11 классах «Любовь с первого взгляда», 67.83kb.
- Баба: Дед, выключи ты эти новости, сил уже нет никаких! То Царевну лебедь насмерть, 162.32kb.
- Визит судьбы, 8939.2kb.
- По сравнению с началом 2006 г она увеличилась на 177,6 тыс чел. Общий коэффициент рождаемости, 1479.2kb.
- Исследование проводилось среди немцев городов Перми, Березников, Соликамска, Чусового,, 117.94kb.
- Ева Липняцкая, 661.74kb.
- «Польский характер ковался в горниле геополитики», 794.11kb.
- Научные конференции положение российских немцев в россии и германии на рубеже, 2780.47kb.
Р о б е р т Р и т ч е р
Р а с с к а з ы
о р у с с к и х н е м ц а х
Светлой памяти родителей моих
Ивана Фридриховича и
Марии Генриховны
посвящаю
Предисловие
Об отношениях немцев и русских чего только мы не наслышались!
«Немцы - извечные враги славян!» - гремит авторский текст в одном историческом советском фильме.
«Это ложь, - парируют знатоки мифологии. - Достаточно вспомнить Вандала, чье имя носило известное германское племя, при этом он был потомком Словена, дедом Боривоя и прадедом Гостомысла, а еще и славянским князем ».
«Вся российская государственность есть продукт немецкого гения и немецкого стремления к порядку»,- вещают одни.
«Чепуха, - говорят в ответ другие, - русские уже в XVI веке создали великую державу с единым центром, а немцы и три века спустя имели на своей территории три сотни баронских дворов, владельцы которых каждый на себя тянули лоскутное германское одеяло».
И так далее и тому подобное.
С чего бы это?
История распорядилась так, что славяне и германцы заняли большую часть Европы, оставив потомкам ранних цивилизаций лишь запад и крайний юг её (да и то не весь) и обретя при этом славяно–германское пограничье, простирающееся от заполярья до субтропиков; и даже ничего, кроме этого, не зная ни о славянах, ни о германцах, но лишь памятуя историю канувших в лету народов, уже и в давние времена можно было с большой точностью предсказать, что в отношениях славян и германцев меж собою будет иметь место многое и всякое: кровавые истребительные войны и союзы, дружба и предательство, честная торговля и обман, открытость и тайные происки - ведь они соседи, они историей обречены на это соседство, а меж соседями чего только не бывает? Более чем полуторатысячелетняя история славяно-германских отношений и почти тысячелетняя - отношений русско-немецких - яркое тому свидетельство.
Почитайте историю.
. Фрагментом этих отношений является история российских немцев и их части - так называемых немцев Поволжья. Так случилось, что через три-четыре десятилетия о поволжских немцах будут знать столько же, сколько знают сегодня о муроме или мере, например.
Будучи одним из этих немцев по рождению и оставаясь им в какой-то мере по своим ощущениям, я хочу, чтобы внуки мои и правнуки знали о нас всё-таки больше, чем о муроме и мере.
К сожалению, сам я слишком поздно понял простую мысль, что на мне, как и на братьях и сёстрах моих, родных или двоюродных, лежит обязанность быть связующим звеном между нашими предками и нашими потомками, между теми, кто уже ушёл, и теми, кто ныне идёт или ещё придёт.
В этом - в обязанности осуществлять связь между поколениями - есть ответ на вопрос, который я не раз задавал себе сам и который время от времени читаю в глазах близких мне людей: а зачем ты всё это пишешь?
Первая попытка системного изложения на бумаге того, что я к тому времени знал о дальних предках, родителях и родственниках старшего поколения, мною была предпринята в 2000-ом году. Кое-что к тому времени было уже вчерне оформлено, какие-то материалы ждали обработки, что-то хранилось только в памяти. Результатом работы стали записки, не получившие названия, которые стараниями моего внука Евгения Климова и его жены Ольги были напечатаны скромным, чисто домашним, тиражом.
Параллельно с этим было написано несколько небольших статей исторического и историко-биографического характера о немцах Поволжья, часть из них была опубликована в газете “Neues Leben”.
Позже родилось ещё несколько опусов по чисто германской и российско-германской тематике.
Время между тем давало (и продолжает давать) новые материалы, которые, с одной стороны, существенно дополняют то, что было изложено ранее, с другой стороны, заставляют критически подойти к некоторым прежним сведениям и утверждениям. Это послужило толчком не только для переделки, но и расширения прежних «записок».
Источниками семейной информации послужили, во-первых, небольшой архив и рассказы моей покойной матери, во-вторых, сведения, полученные мною от моих двоюродных сестёр Эрики Поповой, Гильды Гончаренко, Нины Ридель, Светланы Сапрыгиной, а также следственные дела моего отца Иоганнеса Ритчера и моих дядьёв Роберта Ритчера и Генриха Риделя, с которыми мне удалось ознакомиться.
. В других случаях наиболее полезными источниками информации стали некоторые книги советских, российских и германских авторов как на русском языке, так и на немецком, а также некоторые периодические издания. Вот главные из них:
1) Аркадий Герман, доктор исторических наук, профессор Саратовского университета - «Немецкая автономия на Волге» (в двух частях), «История республики немцев Поволжья».
2) Dr. Karl Stumpp - «Die Auswanderung aus Deutschland nach Russland in Jahren 1763 bis 1862», 1995, 7 Auflage, Landsmannschaft der Deutschen aus Russland.
3) Альманах «Heimatliche Weiten», выходивший в СССР с 1981-го по 1991-й годы, и в первую очередь, напечатанные и нём работы профессора-историка из Барнаула Л. Малиновского и историка, литературоведа и литературного критика из Красноярска В.Эккерта (1910-1991 годы).
4) Газета «Neues Leben» как советского, так и российского периодов.
5) Энциклопедия «Немцы России».
6) Интернет-материалы.
В силу того, что эта работа ни в коей мере не претендует на статус научного труда, я могу не страшиться обвинений в плагиате и нарушении корпоративной этики, и поэтому ссылок на конкретно использованную литературу я за редким исключением не делаю.
.
Часть первая
Немецкие колонии на Волге
«Колония ( от лат. «сolonia» - поселение).
…поселение переселенцев из другой страны, области. В России 19 - начала 20 – го веков – иностранные поселенцы (немцы, греки, сербы и др.), получившие от государства землю и занимающиеся сельским хозяйством…»
( Советский энциклопедический словарь)
История немецких поселений в Поволжье насчитывает почти двести лет, считая от основания их в 60-х годах XVIII века и до ликвидации Республики немцев Поволжья в 1941-ом году.
Я родился на Нижней Волге в немецкой семье и немецком окружении. Конечно, биологически фактом своего рождения я обязан отношениям между папой и мамой; с исторической же точки зрения всё гораздо сложнее. Чтобы этот факт мог состояться именно в таких условиях: на Нижней Волге, в немецкой семье и немецком окружении - в ходе истории второй половины XVIII века должны были сложиться как минимум три обстоятельства.
Обстоятельство первое - это чтобы в Нижнем Поволжье оказались незанятыми большие площади плодородных чернозёмных земель.
Обстоятельство второе - это чтобы российский престол заняла чистокровная немка под именем Екатерины II.
Обстоятельство третье – это чтобы в германских государствах в это же время оказалось немалое число людей, недовольных своим положением в отечестве и готовых ради улучшения своего положения это отечество покинуть.
Здесь есть необходимость рассмотреть некоторые подробности.
Откуда взялись в Российской Империи свободные поволжские чернозёмные территории? Ответ можно найти в любом или почти любом учебнике отечественной истории, и по очень грубой схеме он может быть изложен так.
Нижнее Поволжье, а также огромный степной и лесостепной массив между Волгой и Днепром в состав российского государства вошли довольно поздно - в конце XVI века. До этого там хозяйничали многие оседлые и кочевые народы: хазары, печенеги, аланы, половцы, так называемые татаро-монголы. Поволжье теоретически стало российским после присоединения Казанского и Астраханского ханств (1552-ой и 1556-ой годы), однако практически прилежащие земли ещё долго оставались «дикими», ибо подвергались постоянным набегам башкир, калмыков, ногайцев и крымских татар. Жить мирному пахарю там не было никакой возможности.
Сразу после смерти Иоанна Грозного его преемники Фёдор Иванович и Борис Годунов активно занялись укреплением юго-восточной границы европейской части государства, но она, эта реальная граница, проходила далеко не там, где вроде бы должна была проходить. На рубеже противостояния со «степью» было заложено несколько городов-крепостей: Самара (1586 год), Воронеж (1586), Царицын (1589), Саратов (1590), Оскол (1596), Белгород (1596), Царёв Борисов (1600). Всё, что было южнее и восточнее, продолжало оставаться «диким полем» и оставалось им ещё долго - полтора столетия.
Только к середине XVIII века, при Елизавете Петровне, удалось приструнить собственную степную вольницу, а также урезать аппетиты казахов, ногайцев и крымских татар. Границы империи сдвинулись далеко на юг, при этом нижнее течение Волги стало реально контролироваться правительством.
Земли эти нужно было осваивать. Эта проблема заботила и императрицу Елизавету
Петровну и продолжала оставаться злободневной и ко времени захвата власти Екатериной II. Однако тут возникает вопрос: а почему же для этого нужно было приглашать иностранцев, почему эти земли не были освоены самими российскими подданными? Есть и ответ. И заселялись, и осваивались, но заселялись и осваивались плохо. Судя по всему, не такое уж безземелье было в центральной России, как пытались внушить нам в наши годы некоторые наши историки. Это одно. Второе - крестьяне того времени были народом подневольным и самостоятельно решать проблемы переселения, естественно, не могли, даже если бы и захотели; помещики же в большей своей части не хотели ничем рисковать, а то и просто ленились действовать. У престола же собственных крестьян было не так уж много, чтобы ими осваивать такие пространства (тем более, что царицы наши их, этих государственных крестьян, раздавали своим многочисленным фаворитам - одному А.Г. Разумовскому подарено было 100 тысяч крепостных)
Но заселение Нижнего Поволжья российскими мужиками всё же шло, и началось оно ещё в конце XVII века. При этом осваивалась только нагорная сторона, то есть правобережье Волги. Сначала были заселены остатки свободных земель выше Саратова, потом пошли ниже, но чем ниже, тем реже. По имеющимся у меня сведениям, на той территории, которая ныне входит в Красноармейский район Саратовской области, в конце XVII века и начале XVIII были образованы сёла Топовка, Мордовое, Ахмат, Золотое, Студёнка, Дубовка, Меловое, Банновка, Лапоть, Гусево. Все они, кроме Топовки - на самом берегу Волги. В глубь правобережья земли оставались свободными, левобережье же вообще было пусто абсолютно (ну разве что напротив Саратова стояла Покровская Слобода, место ссылки во времена Петра I украинских казаков, сторонников гетмана Мазепы). Так что земель свободных было много, а желающих занять их - мало, а то и просто не было. Это основа обстоятельства первого.
Обстоятельство второе - занятие престола Екатериной II - дело случая, конечно. Главное было, что Екатерина оказалась царицей умной, дальновидной и решительной. Всё говорит о том, что вопросом возможности переселения в Россию иностранцев, в первую очередь - немцев, она заинтересовалась ещё до того, как заняла престол. Что-то очень уж быстро она развернула это дело: в 1762-ом году стала самодержавной императрицей, а в 1763-ем уже по многим европейским странам сновали её вербовщики. Чувствуется, что этот план был у неё наготове. А, может быть, это вообще не её план? Может быть, его до неё составили, а она лишь решительно взялась за его реализацию? Может статься, что Елизавета Петровна на такое решиться не могла: столько немцев на Русь тащить, а Екатерина решилась и - без колебаний.
И, наконец, обстоятельство третье. На самом деле, а почему это немцев вдруг понесло в неосвоенное Поволжье? Не такой ведь это тогда был рай, что бы там ни говорили в пропагандистских листках. Вюртемберг и Баден, Гессен и Пфальц, Бавария и Вестфалия нисколько ведь не хуже, а куда как лучше. Ответ тут может быть один: тем, кто на это решился, было просто невмоготу. И на это были причины.
Анализируя историю эмиграции германских подданных в XVIII и XIX веках, немецкие исследователи выделяют три блока причин: политический, экономический и религиозный. И хотя более понятно было бы, если б было сказано, что причинами её были бедность и бесправие германских бауэров и части бюргеров, мы всё-таки не будем нарушать традицию.
Среди политических причин главная - постоянные войны как со странами негерманскими, так и внутри Германии, точнее, между германскими государствами. Например, территория княжеств Верхнего Рейна была ареной Тридцатилетней войны (1618-1648 годы), Голландской войны (1672-1679 годы), войны за пфальцское наследство (1688-1697 годы), войны за испанское наследство (1701-1714 годы), войны за польское наследство (1733-1735 годы). Участвовали их подданные и в Семилетней войне (1756-1763 годы).
Эта последняя исчерпала не только ресурсы стран, но и долготерпение народа. Именно после неё начался массовый исход немцев из своих стран. Подсчитано, что за последние четыре десятилетия XVIII века в Америку, Австралию и Россию эмигрировало более 200 тысяч человек, и количество сумевших уехать далеко не исчерпало числа желавших это сделать. В числе двухсот тысяч, покинувших Германию, были и те 30 тысяч немцев, составивших первый поток переселенцев в Россию в 1763-67 годах; большинство из них было отправлено в Поволжье.
После Семилетней войны установились два с половиной десятилетия относительного затишья, вслед за которым начались войны, развязанные революцией во Франции и продолжавшиеся более двадцати лет, до 1813-го года. Они явились ещё одним толчком для эмиграции германских подданных, в том числе и в Россию—это потоки 1789-го, 1804-го и 1809-го годов. Вот что писал современник тех событий: «Как стаи голодных волков, налетали чужеземные армии на немецкий народ, контрибуции и грабежи были ужасны» (упрекнём писателя в недостаточной добросовестности: немцы немцев грабили с не меньшим ожесточением). Когда в 1806-ом году Наполеон Бонапарт организовал Рейнский Союз (при этом 112 мелких германских княжеств и графств были ликвидированы), то, к примеру, баденские солдаты воевали на стороне французов с Пруссией (1806-ой год), Испанией (1808), в Тироле (1809); в 1812-ом году 6000 баденцев были направлены в поход Наполеона на Россию - именно они прикрывали переправу «великой армии» через Березину и почти все погибли или были пленены.
Германские князья и графы ни в грош не ставили жизни своих обнищавших подданных: ни солдат, ни крестьян, ни горожан. Гессенский ландграф Фридрих II за большие деньги заключал договоры о поставке солдат в армии других стран - просто-напросто продавал своих подданных; есть и доказательство: 17 тысяч северогессенцев воевали под английскими знамёнами в Америке.
Правители Бадена, Гессена, Вюртемберга, Пфальца и в мирное время не могли служить примером отеческого отношения к подданным, они вели расточительную, роскошную жизнь, тратили огромные средства на содержание дворов, на дам сердца, на охоту и другие забавы. Что уж тут говорить о военном времени, когда расходы увеличивались в разы из-за необходимости содержания воюющей армии (хорошо, если только собственной, а то и оккупационной). Деньги на всё это с неба не падали, а выколачивались с помощью огромных, непосильных налогов с подданных, в первую очередь - с земледельцев. Участь именно этой части населения - крестьян - была полна трагизма и бесперспективности.
В результате ожесточённых религиозных войн 1618-48 годов численность населения Германии сократилась вдвое, а в некоторых княжествах и более. Но за сто лет, прошедших после её окончания, несмотря на множество других войн - эти были локальны и менее ожесточённы - численность населения восстановилась и стала расти довольно внушительными темпами. Настал момент, когда на повестку дня встал вопрос жизни или смерти сельского населения. Причин тут было немало: дробление земельных участков (германская статистика свидетельствует, что были районы, где на душу сельского населения приходилось по полгектара земли; как это ничтожно мало, понятно и не специалисту), катастрофическое обеднение почв - отсюда низкие урожаи, падение поголовья скота и как следствие - нищета и голод. Именно эти обстоятельств немецкие историки назвали экономическими причинами эмиграции. Безземелье и неурожаи, с одной стороны, и грабительские налоги, с другой, явились причиной массового бегства немецких крестьян от своих баронов, графов и князей. Из страны в страну кочевали толпы голодных, оборванных и злых людей (чаще всего молодых), готовых на всё. Их ловили, возвращали хозяевам, закабаляли заново, сдавали в солдаты, но количество их не уменьшалось. И именно эта категория населения составила поток эмигрантов в другие страны.
И, наконец, о причинах религиозных. Следует, правда, сразу оговориться, что они в первой волне эмиграции в Россию не имели значительной роли. А вот в последующих потоках - с конца XVIII века до середины XIX - религиозные причины прослеживаются определённо, и несколько слов об этом есть всё-таки необходимость сказать.
После Реформации и религиозных войн одни германские государства остались в лоне католической церкви, в других основной религией стало лютеранство; к тому же возникло множество реформатских сект. И как это обычно бывает между людьми, одни других терпеть рядом не хотели и при любой возможности притесняли и преследовали.
Противно жить под гнётом монарха-негодяя, трудно и унизительно жить в голоде и холоде, но всё-таки не оставляет надежда, что что-то может измениться: умрёт деспот, снизятся налоги, уродит хлеб. Но нет никакой возможности жить там, где посягают на твою веру; тут уж терпеть нельзя: или иди воевать, или беги. Вот и готовы были бежать куда угодно, хоть на край света. И люди бежали, кто из одного княжества в другое, а кто и за пределы германских земель.
Эмигрантские потоки XIX столетия были даже полнее, чем предыдущие: дороги уже были проторены. Вот пример: в штате Пенсильвания (только одном штате США!) ныне проживает 300 тысяч меннонитов, потомков переселенцев XIX века, религиозных эмигрантов из Германии.
* * *
Как же происходило переселение в Россию?
Началось всё с указа императрицы от 4 декабря 1762-го года, в котором Екатерина II обращалась к подданным германских стран с предложением переселиться в Россию и обещала им своё содействие при переселении, а также помощь и льготы в период освоения новых земель. Однако, этот указ, в котором отсутствовали точные указания, какие же конкретно права даются новым гражданам и какие на них возлагаются обязанности, практического воздействия не имел; тем более, что вербовщики, призывавшие к отъезду в Америку и Австралию, о своих правилах вещали довольно обстоятельно.
Российское правительство быстро осознало свою ошибку, и уже 22 июля 1763-го года был выпущен новый указ, или Манифест, как его называли. Он был отпечатан на многих европейских языках, и вербовщики повезли его не только в германские княжества и графства, но и Австрию, Швейцарию, Голландию и даже Францию и Швецию. Начинался Манифест так:
«Божьей милостью,
Мы, Екатерина II, императрица и самодержица Руси …и других земель Государыня.
Мы до дальних окраин изучили земли Нашей державы, и замечено Нами, что немалое число различных мест доныне втуне лежит, которые с выгодным удобством для населения многочисленными поколениями использованы быть могут, из которых многие земли в недрах своих таят неисчислимые богатства в виде руд и металлов; обеспечены они лесами, реками и озёрами и для освоения вполне пригодны, к тому же чрезвычайно удобны для транспортировки и организации фабрик, мануфактур и различных других сооружений. Оно дало Нам повод к выпуску Манифеста, который стараниями Наших верных подданных 4 декабря прошедшего 1762-го года опубликован был. Однако учли Мы, что для иностранцев, что и далее имеют желание переселиться в Нашу Империю, Мы о наших условиях объявили лишь в общих чертах; и посему повелели Мы для лучшего обсуждения выпустить в свет постановление, которое торжественно и с чувством удовлетворения далее представляем.
1.
Мы приглашаем всех иностранцев, кроме жидов, переселиться в Нашу Державу и обосноваться в любой губернии, где каждый из них пожелает.
2.
Иностранцы по своему прибытию могут обращаться не только в нашу резиденцию специально для них организованной Главной канцелярии, но и в любой пограничный город Нашего государства.
3
Иностранцы, выразившие желание обосноваться в России и не имеющие достаточных возможностей для покрытия дорожных расходов, могут обратиться к Нашим Министрам (т. е. представителям) и на сборные пункты, где не только без осложнений отправят их в Россию за Наш счёт, но и обязаны снабдить дорожными деньгами…»*
Далее следуют ещё семь обширных пунктов (например, в п. 6 - одиннадцать подпунктов), в которых подробно говорится обо всех условиях переселения и о льготах.
Льготы же для тех, кто готов был переселиться в необжитые места Поволжья, обещались такие: переезд полностью за счёт российской казны с выдачей кормовых денег на всех членов семьи с момента подписания договора и до прибытия на место; свободное вероисповедание; освобождение от всех налогов на 30 лет; освобождение от воинской службы; гарантия от закрепощения; выдача кредита на 10 лет в размере, достаточном для строительства, приобретения лошади, коровы и инвентаря, но не более 300 рублей на семью; право на местное самоуправление (но под контролем местных властей).
Каждой семье гарантировалось выделение участка земли, достаточного для организации продуктивного крестьянского хозяйства. В Поволжье размер участка должен был быть равным 60-65 десятинам. Потом, правда, оказалось, что это был слишком оптимистический расчет; жизнь внесла свои коррективы, и в ряде колоний было выделено по 30-35 десятин. Осталось мне, правда, неясным, какая десятина при этом имелась в виду. В те времена в ходу были две десятины: казённая, равная 2400 квадратным саженям (1,45га), и владельческая, или хозяйственная, равная 3200 квадратным саженям (1,45га); разница между ними, безусловно, значительна.
Вербовка переселенцев того времени отличалась от подобных акций прошлых времён, в частности, от петровского периода. Петру I нужны были в первую очередь специалисты: знатоки военного дела, кораблестроители, металлурги, архитекторы, инженеры, администраторы, ограниченное число ремесленников некоторых профессий. Екатерининская кампания имела одну цель: вербовку земледельцев и совсем небольшого количества ремесленников, большей частью для обслуживания тех же земледельцев; правда, ещё делалось исключение для ограниченного числа священнослужителей и учителей. Следует оговориться, что приглашались и предприниматели, желающие открыть мануфактуры или фабрики; для них тоже были определены условия и обещаны льготы, но Поволжье для них вряд ли могло оказаться привлекательным.
Поначалу практическую работу вели лично вербовщики и представители российского правительства (называли их ещё комиссарами и даже министрами), которые имели право нанимать за деньги помощников из местных граждан. Однако германские монархи очень быстро дали понять и этим комиссарам, и российскому правительству, что их деятельность несовместима с отношениями между дружественными государствами.
____________________________________________________________________________
* Текст приведён не по подлиннику, а в моём переводе с немецкого языка.
Был найден другой путь: уже в 1765-ом году было создано несколько частных обществ,
которые возглавили иностранные офицеры, носившие почему-то преимущественно французские фамилии: Кано де Борегард, де Монжу, де Боффе, Ле Руа, Пите (правда, был и такой - Давид Соломон Рапин). Эти лица (их в России стали называть вызывателями) получили от российского правительства право набирать колонистов, организовывать частные (приватные) поселения в Поволжье, управлять ими, а также пользоваться частью
приносимого колониями дохода. За каждого поселённого на Волге колониста вызыватель получал от правительства России плату, обусловленную договором. Колонисты, прибывшие в Россию по вызывательской вербовке, получали статус вызывательских (в так называемых свободных колониях они имели статус казённых) и фактически оказывались в полном подчинении у своих вербовщиков.
Общества, возглавляемые вызывателями, брали на себя обязательства по вербовке и доставке в Россию определённого количества переселенцев, при этом (скорее всего, для отвода глаз) указывалось даже, из каких государств будут переселенцы. В частности, Кано Борегард взял обязательство на переселение 4-х тысяч семей, преимущественно из Швейцарии. Вот так выглядела преамбула договора с ним и его партнёром:
«Господин барон Кано де Борегард, шеф и директор с милостивого согласия Её императорского величества организуемой колонии, названной Катариненленн* на реке Волге в России, а также второй директор господин Отто Фридрих де Монжу, с одной стороны, и комиссар Российского правительства Иоганн Фридрих Вильгельм фон Нотлинг, с другой стороны, в замке Файербах неподалёку от Фридберга в Виттерау заключили настоящую конвенцию…»
Забегая вперёд, следует сказать, что вызывательская идея, хоть и с недостатками, была реализована: Кано Борегард и де Монжу организовали 27 колоний, частное общество «Ле Руа и Пите» (Le Roy und Pictet) - 25 колоний, директор де Боффе - 11 колоний.
С 1764-го года правительством России и частными лицами была создана в германских странах сеть агентств и сборных пунктов, наиболее крупные из них были в порту Любека, вольного ганзейского города, в городах Рослау (Саксония), Бюдинген (Гессен), Нюрнберг-Ворде (Бавария), Ульм (Вюртемберг).
Конечно, сюзерены ни одного из многочисленных тогда германских государств не могли согласиться с тем, чтобы на их территории свободно действовали иностранные пункты по вербовке их же подданных, но они при этом не возражали, чтобы при условии выплаты им в казну определённой пошлины, на этих пунктах могли вербоваться подданные соседних княжеств и графств, с которыми они чаще всего находились в недружественных отношениях. Этим и пользовались российские представители. В Рослау шла вербовка гессенцев, баденцев, вюртембержцев, в Бюдингене- подданных Пфальца, Вюртемберга и Баварии, в Нюрнберге- баденцев и так далее. В Любеке же записывали всех, кто мог самостоятельно сюда добраться; туда же переправлялись, кто по суше, кто по реке, и все завербованные в других городах.
Активность работы вербовщиков можно проследить, например, по вербовочному пункту в городе Рослау (этот саксонский город на Эльбе стоит там и ныне). За 15 месяцев (с мая 1765-го по август 1766-го года) было сформировано и отправлено по Эльбе в Любек 10 партий эмигрантов общим числом 2500 человек. Надо учесть, что у каждого была и поклажа: глава семьи мог иметь её не более 15-ти килограммов, жена и совершеннолетние дети - по 10, несовершеннолетние дети - по 6.
Тут нелишне сказать и ещё об одном обстоятельстве, связанном с формированием эмигрантских партий. По инструкции, полученной от правительства, на переселение практически не брали одиноких молодых людей ни того, ни другого пола (это правило не
_____________________________________________________________________________
* В действительности колония была названа Катариненштадт.
распространялось на совершеннолетних детей переселенцев). Это обстоятельство стало
причиной заключения многочисленных скороспелых браков. Так, в том же Рослау за указанный период было обвенчано 215 пар молодых людей, изъявивших желание уехать в Россию. Аналогичная картина была и других городах, где располагались сборные пункты.
В портах переселенцев грузили на корабли, российские или зафрахтованные у
ганзейских купцов, и по Балтийскому морю доставлялись в район Санкт-Петербурга.
Морской переход от Любека до российской столицы длился от двух до шести недель в зависимости от погоды и направления ветра. И хотя Балтийское море меньше, несравнимо спокойнее и безопаснее Атлантического океана, например, по которому переправлялись эмигранты в Америку, но и такой переход для людей, в большинстве своём моря никогда не знавших, был труден, изматывал физически и психически. Только ступив на твёрдую землю, могли они облегчённо вздохнуть. Кому-то не повезло: суда, на которых они плыли, потерпели кораблекрушение, и мало кто из числа пассажиров остался в живых. Россию по вызывательской вербовке, получали статус вызывательских (ельства России плату приватные) поселения в П
Неподалёку от Петербурга, в районе Ораниенбаума, переселенцы проходили карантин, и там же формировались группы для дальнейшего следования. Каждую группу возглавлял офицер, при нём была казна и несколько вооружённых солдат. От Петербурга на наёмных телегах добирались они до Торжка. Там они грузились на дощаник - большую баржу, и дальше путь шёл самосплавом по Волге со скоростью 3-4 версты в час. Двигались только в светлое время суток, на ночь приставали к берегу, то есть за сутки проходили 40-60 вёрст.
Был и другой маршрут - сухопутный, через Москву, но он был менее популярным: и дороже, чем по Волге, и времени занимал больше, и людей изматывал до предела.
Все группы, организованные правительственными вербовщиками, прибывали в Саратов, там располагалась контора Иностранной комиссии (сама Комиссия, возглавляемая графом Григорием Орловым, находилась в Петербурге). В Саратовской конторе имелась составленная топографами карта с планом расселения колонистов, на которой будущие колонии ещё не имели названий, а были обозначены лишь номерами. Когда для очередной группы определялось место, она отправлялась дальше в сопровождении проводника.
Вызывательские группы прибывали прямо в центры частных колоний; у Кано Борегарда это был Екатериненштадт, у общества «Ле Руа и Пите» - Куккус или Мариенталь - с высадкой в Покровской Слободе.
Были случаи, когда переселенцев на пути заставала зима. Волга замерзала, и им приходилось зимовать, дожидаясь открытия следующей навигации.Так было с самой первой группой переселенцев, которых отправили из Любека осенью 1763-го года; им пришлось зимовать в Казани. В Торжке зимовала группа, в которой состоял Людвиг фон Платтен, написавший потом об этом.
Первые переселенцы (те, что зимовали в Казани), основали 5 колоний: Шиллинг, Байдек, Антон, Добринку и Галку. Добринка оказалась практически самой южной немецкой колонией (южнее, и значительно, была заложена только Сарепта, но о ней - разговор особый). Галка - тоже на берегу Волги, в 8-ми верстах выше Добринки. Три другие из этих пяти колоний расположены были значительно выше (от Добринки вверх по Волге - более ста вёрст), но только для одной из них – Шиллинга - нашлось свободное местечко на самой реке: всё остальное побережье и прилегающие земли были заняты русскими сёлами. В стороне от Волги, в 9-ти верстах от Шиллинга, на речке Таловке был основан Байдек, для колонии Антон определили место в 4-х верстах от прибрежного русского села Ахмат, в живописной долине, по которой протекала небольшая речка.
Несколько позже первой группы, но в том же 1764-ом году, под руководством офицеров русской службы капитана Пайкуля и корнета Ребиндера в Саратов прибыла группа из 103-х семей ремесленников. Перечень городов и государств, выходцами из которых были эти переселенцы, может прямо-таки служить иллюстрацией к тогдашней западно-европейской географии: 11 семей вышли из Мекленбурга, столько же - из Вестфалии, 7 - из Саксонии, 5 - из Гессена, по 3 семьи - из Богемии и Эльбинга, по2 - из Баварии и Ольденбурга, по одной - Венгрии, Италии, Бранденбурга, Польши, Швеции и даже из загадочных Цезарии и Шведской Померании. Кое-кто назвал и конкретный город, откуда он вышел; в перечне тут оказались Берлин, Франкфурт, Лейпциг, Хельсинки, Копенгаген, Стокгольм, Кенигсберг, Магдебург, Киль, Бреслау, Данциг и Любек. Не менее интересно, что среди иностранцев оказались 3 семьи подданных российской короны: из Нарвы, Ревеля и Курляндии.
Этой группе было отведено место для поселения за пределами тогдашнего Саратова, где они основали так называемую Немецкую слободу. Позднее Немецкая слобода вошла в городскую черту, и её улицы Немецкая, Александровская и Никольская стали центральными улицами Саратова. Немецкая в 1935-ом году стала проспектом Кирова, сейчас вроде бы опять Немецкая, этакий саратовский Арбат с оригинальными жёлтыми фонарями. Никольская стала носить имя А.Н.Радищева, Александровская - А.М. Горького. На улице Немецкой, которая была в слободе главной, были построены два немецких храма: лютеранская кирха Святой Марии и католический костёл Святого Клемента. Их сейчас нет. На месте костёла, на его высоком мощном фундаменте, кинотеатр «Пионер», а на месте кирхи, более двух десятилетий стоявшей в развалинах, - новое здание сельскохозяйственного института. Можно и добавить: рядом с этими двумя храмами до 1930-го года стоял построенный в 1826-ом году на народные деньги великолепный собор- православный храм Александра Невского; теперь на его месте - стадион.
В следующем, 1765-ом, году было основано 11 колоний: 8 – на правобережье и первые 3 колонии левобережья; в 1766-ом году – 20 колоний: 11 нагорных и 9 луговых; а в 1767-ом году – целых 69 колоний: 21 – на правобережной и 48 – на луговой стороне. Здесь приводятся даты официальной регистрации, они несколько отличаются от реальных.
Согласно царскому Манифесту, каждой переселенческой семье было обещано представление готового дома с необходимым минимумом приусадебных построек. Насколько пунктуально исполнялось это обещание, вряд ли ныне можно точно установить, но имеются сведения, что нарушения его имели место в основном при организации вызывательских колоний, тогда как в свободных колониях всё обстояло более или менее благополучно. Саратовский историк И.Р. Плеве приводит такие сведения: «В 1764-ом году на строительство домов в колонии Сосновка (Шиллинг) было задействовано 60 плотников из государственных крестьян села Новые Бурасы. Дома в колонии Севастьяновка (Антон) строили 27 человек из Керенского уезда. В том году И. Райс и его команда смогли без особых проблем силами крестьян близлежащих уездов построить дома и поселить в пяти колониях около 50 семей… На следующий год потребовалось построить жильё уже почти для 250, а в 1766-ом году – ещё для 800 семей. Местные плотники уже не справлялись со всё возрастающим объёмом работ. Стала рассматриваться возможность привлечения строителей с верховьев Волги, из Симбирска, Самары, вербовали в Ростове Великом, Ярославле, Костроме и близлежащих сёлах… Сроки сдачи домов задерживались на 2 - 4 месяца. Это приводило к тому, что колонисты месяцами жили в Саратове, расходуя на питание государственные средства…» Если верить официальным отчётам Саратовской конторы, к концу 1767-го года на 6229 семей было построено 3453 дома, а в течение следующего года – ещё 998 домов. Кто знает, сколько здесь правды, а сколько приписки, и вообще - что это были за дома?
Площадь земель, отводимая для каждого из большинства организуемых селений, была достаточной для укоренения 70-90 семей (из расчёта обещанных на каждую семью 60-65 десятин). Для того, чтобы процесс организации колоний шёл быстрее и был безболезненнее, в каждую из них на первых порах отправлялось по10-20 семей, а потом в течение года- двух доводили численность до плановой. И только после этого колония регистрировалась в документах Саратовской конторы (вот почему официальным годом регистрации большинства колоний значится год 1767-ой).
Всего за 4 года, с 1764-го по 1767-ой, в Поволжье было основано 105 колоний, из них на правом берегу Волги - 45, на левом – 60.
В ходе организации колоний было выявлено много случаев нарушения вызывателями условий договора с правительством и откровенного присваивания казённых денег. Барон Кано Борегард присвоил 62 тысячи рублей, 14 тысяч израсходовал на личные нужды директор Пите, Ле Руа вообще отказался приехать в Россию для полного расчёта, и его пришлось доставлять сюда под конвоем (правда, никто не знает, сколько денег прилипло к рукам чиновников, ими распоряжавшихся).
Среди колонистов, доставленных вызывателями, 12 процентов оказались неспособными к хлебопашеству (среди основателей свободных колоний таких было в два раза меньше). Вызыватели пытались обходными путями урвать часть выделенных земель лично для себя, осуществляли незаконные поборы с колонистов, фальсифицировали документы. Лишь к 1777-му году правительству удалось уладить все дела с вызывателями, лишив их права управлять колониями и отвергнув какие-либо претензии с их стороны. Вызывательские колонии при этом были причислены к казённым.
Проведённый в 1773-ем году подсчёт населения поволжских колоний дал результат в «30 тысяч душ мужского и женского пола».
При переселении немцев в Поволжье совершенно стихийно, без всякого плана, возникла ещё одна группа колоний – вблизи от Петербурга. Скорее всего, это была личная инициатива графа Орлова – создать около столицы несколько специализированных сельскохозяйственных очагов. Всего за 1765-67 годы было образовано 6 колоний, потом в разное время ещё 8. Однако, в связи с неблагоприятным расположением пригодных для обработки земель численность народа в них была небольшая и даже через 50 лет после их основания колебалась от 50 до 600 человек.
Есть анекдот: императрица Екатерина, узнавшая о том, что часть немцев, предназначенных для отправки на Волгу, оставлена около столицы, поехала посмотреть на них своими глазами и, увидев, что их там немалое число, сказала с упрёком Григорию Орлову: «Да у тебя тут, ваше сиятельство, прямо новый Саратов». После этого колония была названа Neu-Saratowka. Она так и оставалась долгие годы самой крупной немецкой колонией под Петербургом – Ленинградом.
Организация перемещения такой массы людей из центра Западной Европы в Нижнее Поволжье потребовала колоссальных финансовых затрат. На эти цели было израсходовано 7 миллионов рублей. Чтобы понять значимость для того времени этой суммы, достаточно сказать, что годовой бюджет всей Российской империи составлял тогда 14 миллионов; получается, что при усреднении в течение 4-х лет каждый год на переселение расходовалась восьмая часть всего государственного бюджета.
* * *
Итак, переселение состоялось, поволжские колонии основаны. Как известно, любое новорождённое дитя должно получить имя, названия нужны и селу, и городу.
Названия колоний рождались по-разному. Барон Кано Борегард был родом из Швейцарии, поэтому в названиях своей группы колоний постарался, во-первых, оставить память лично о себе (Баронск, Кано, Борегард), во-вторых, о своей семье (Сусанненталь - в честь жены, Филиппсфельд и Эрнестинендорф – в честь детей), в третьих, о своей
родине: треть колоний из его группы получили названия швейцарских кантонов и городов – это Унтервальден, Шафгаузен, Цуг, Базель, Люцерн, Гларус, Золотурн, Берн, Цюрих и другие. В части названий сохранилась память о покинутых германских местечках или даже странах: Драйшпитц, Ляйхлинг, Гаттунг, Беттинген, Эрленбах, Шиллинг и другие. Некоторые колонии были названы по именам лиц, ставших авторитетными в период переселения: Бальцер, Кратцке, Гуссенбах, Антон, Байдек, Гримм, Штефан, Хильдман.
С 1768-го года некоторые колонии стали своего рода административными центрами, местами дислокации крайскомиссаров – официальных представителей государства, призванных непосредственно управлять группой колоний (округом). Окружными центрами сначала были Добринка, Бэр, Шиллинг, Норка – на правобережье, Шафгаузен, Екатериненштадт, Покровская Слобода (Казакенштадт), Мариенталь – на луговой. С течением времени положение менялось, на первые места выходили другие колонии: Мессер, Гримм, Зельман.
В начальный период жизни в России немцам пришлось перенести немало лишений и невзгод: эпидемий, засух, набегов кочевников (казахов, ставропольских калмыков, башкир). В этом же ряду стоят события, связанные с восстанием Емельяна Пугачёва. Он захватил Саратов 6-го августа 1774-го года, повесил дворян и солдат, защищавших город, разграбил казну Саратовской конторы иностранных поселенцев. 8-го августа он выпустил указ на немецком языке, обращённый к колонистам, зазывал их в своё войско, обещал льготы и хорошую плату за службу. Какая-то часть бездельников, неудачников и любителей поживиться чужим добром есть во всяком обществе. Нашлись такие и среди немцев. Они примкнули к Пугачёву, после чего он заявлял в некоторых своих последующих указах, что его «поддерживают поселённые на Волге саксоны».
Пугачёв двинулся вниз по Волге; армия его бесчинствовала и мародёрствовала и в русских, и в немецких сёлах. Известно, что в колонии Денгоф пугачёвцы повесили переселившегося из Германии поэта Людвига фон Платтена и его жену; ещё более жестоко расправились они с астрономом Георгом Ловицем, проводившим в районе Царицына исследования по заданию Российской академии наук.
Воспользовались ослаблением власти в период пугачёвского восстания и казахи (киргизы, или киргиз-кайсахи, как их тогда называли). Они напали на левобережные колонии, разграбили некоторые из них и увели в рабство около полутора тысяч человек. Им вослед со своими отрядами устремились поручик Г.Р. Державин и майор Г. Гогель. Они догнали захватчиков и отбили пленных. Часть колонистов погибла: кто при захвате, кто в пути, кто при освобождении.
Но время шло, люди упорно работали, и жизнь в колониях налаживалась, росло население, росло и благосостояние.
Немецкие колонии на Волге со временем стали зоной продуктивного многопрофильного сельского хозяйства. Кроме выращивания пшеницы и других злаковых культур, немцы занимались садоводством, пчеловодством, культивировали табак и горчицу, разводили рогатый скот и овец, занимались птицеводством – от кур до индюков. Славились и немецкие ремесленники: ткачи и кожевники, портные и вязальщики, краснодеревщики и обжигальщики кирпича, каретники и фургонщики. В городах Поволжья, и не только немецких, деловые люди из немцев основали немало заводов, фабрик, мельниц и других производств, некоторые из них стали опорными промышленными предприятиями не только на губернском, но и российском уровне.
В Саратове при советской власти действовали и пользовались славой (а, может быть, и ныне ещё живы) машиностроительный завод «Серп и молот», Метизный завод имени Ленина, мельзаводы №1 и №2, комбикормовый завод и хлебокомбинат №1. Но и тогда уже лишь единицы знали, что все они построены ещё в XIX веке и что хозяевами их были О.Беринг и И.Гантке, Д.Зайферт и Э.Борель, братья Шмидты и Ф.Райнеке.
А кому сегодня известно имя Генриха (Андрея Ивановича) Бендера, хозяина ткацких и прядильных фабрик, названных потом именами К.Либкнехта, К.Цеткин и К.Самойловой в городе Красноармейске и посёлке Красный Текстильщик? Мало кто ныне знает, что это за ткань такая – сарпинка, а ведь когда-то имела она в среде небогатого народа необычайно широкое распространение. И этому распространению немалым образом способствовали немецкие ткачи, и в первую очередь – фабрикант Г. Бендер. Сарпинку ткали и на его собственных фабриках, и во многих контролируемых им артелях, и бесчисленное число надомников по всему немецкому Поволжью, на него работавших. Бендер снабжал сарпинкой всю Россию, да и только ли Россию? Лишь самые старые саратовцы помнят, как на здании, занятом под обком коммунистической партии, предательски проступали срубленные буквы « А.Бендеръ» - там когда-то располагался его торговый дом. Всё это было, но так основательно забыто, словно никогда этого не было.
Уже в конце XVIII века в связи с ростом населения в поволжских колониях стала всё больше ощущаться нехватка земли. Правительство России пошло колонистам навстречу: император Павел I в 1797-ом году распорядился выделить им дополнительные участки из государственных пустующих земель. Но уже через 40 лет проблема эта встала снова и ещё более остро. И опять правительство сделало серьёзный шаг для её решения. В 1840-ом году Кабинет министров выделил поволжским колониям дополнительные земли, в основном на левобережье Волги, из расчёта 15 десятин на мужскую душу. На этих землях в течение последующих 25-и лет была основана 61 новая колония, в том числе на левобережье – 50, на правом берегу – 11. В названиях многих из них стояло слово «новый»: Ной-Бальцер, Ной-Норка, Ной-Мессер, Ной-Урбах, Ной-Лауб, Ной-Унтервальден, Ной-Варенбург и так далее. Названия эти сами за себя говорили, откуда эти новые колонии отпочковались.
Но земли всё равно не хватало. В начале XX века в России была сделана попытка изменения векового уклада жизни сельского населения, получившая название столыпинской реформы. Её целью было разрушение изжившей себя крестьянской общины и создание фермерских хозяйств. Многим безземельным крестьянам было предложено переселиться в Сибирь, где имелись свободные, удобные для полеводства земли. Немцы, в том числе поволжские, активно откликнулись на это предложение. Так появились очаги компактного проживания немцев в Омской губернии, на Алтае, в северном Казахстане.
Жили немцы с русскими и с другими народами Поволжья без вражды, но и без особой дружбы. Интересы их почти не пересекались; ни те, ни другие практически друг у друга ничего не заимствовали ни в обычаях, ни в хозяйственных делах. Даже в тех районах, где рядом были расположены немецкие и русские (или украинские) сёла, населённых пунктов со смешанным населением практически не было. Исключение составляли Бальцер, Екатериненштадт и Зельман. Но и там контакты ограничивались проблемами экономическими и хозяйственными. Дети посещали или немецкую, или русскую школу; правда, гимназии, реальные училища и учительская семинария в Бальцере, Екатериненштадте, Гримме и Зельмане были общими, и преподавание там велось на русском языке. Немалая часть населения этих больших сёл неплохо знала русский язык, не такой уж редкостью были и русские, владевшие языком немецким. Эти контакты дали интересный результат: Георг Дингес нашёл в поволжско-немецком языке более 800 слов, заимствованных из русского языка. Однако, смешения на этническом уровне не происходило: каждая часть населения исповедовала свою религию, ходила в свою церковь, пела свои песни и рассказывала детям свои сказки. Смешанные браки почти не встречались; если и были, то в основном в среде атеистической интеллигенции. Следует, однако, учесть, что всё сказанное верно лишь для досоветской России, потом многое изменилось.
Многое что изменилось уже с началом первой мировой войны. Российские немцы оказались без вины виноватыми в агрессивных устремлениях Вильгельма II. Начались немецкие погромы в городах, запрещено было говорить по-немецки на улицах и в общественных местах, закрыты были все немецкие газеты и типографии (хотя сказать, что меры эти были такими уж беспрецедентными, нельзя; во Франции, например, всё было суровее и жесточее – война есть война).
В немецком Поволжье, а также в других местах проживания немцев (Украина, Кавказ, Бессарабия) в официальных документах запрещено было использовать немецкие названия населённых пунктов, а только русские. И долго ещё, уже после окончания мировой войны и смены власти, не знали, как с этим быть, как называть: Бальцер или Голый Карамыш, Мессер или Усть-Залиха, Франк или Медведицкий Крестовый Буерак, Зельман или Ровное, Мариенталь или Тонкошуровка.
В царских правительственных кругах уже был разработан план переселения всех российских немцев за Урал (так что Сталин – не оригинален), но слишком долго раздумывали, а потом помешала Февральская революция. Успели только выселить в Омскую губернию всех немцев из губернии Могилёвской и из прифронтовой полосы.
В первый год мировой войны немцев, призванных на военную службу, направляли на фронты наравне с другими народами России, но уже с 1915-го года на Западный фронт – против Германии и Австрии – их посылать перестали, а только на Кавказский фронт – против Турции. Надо признать, что решение это было правильным и с военной, и с политической, и с нравственной точек зрения.
* * *
После революции немецкому населению Поволжья пришлось вынести всё то, что выпало на долю народов России: гражданскую войну, разруху, продразвёрстку, раскулачивание, репрессии 30-х годов, но вместе с этим ещё и два страшных голода, захвативших Поволжье в 1921-ом и 1933-ем годах. Сюда следует добавить и эпидемию сыпного тифа, безжалостно косившего людей в 1920-ом и 1921-ом годах. По подсчётам профессора А.Германа, в эти годы (1920-21) в немецком Поволжье умерло 150 тысяч человек, а в 1933-ем году смертность от голода превысила 50 тысяч.
После октябрьского переворота территория, на которой проживали поволжские немцы, стала полигоном для экспериментов в области административно территориальной и национальной политики новой власти.
В октябре 1918-го года декретом Совнаркома РСФСР была создана автономная область (трудовая коммуна) немцев Поволжья, в которую были включены немецкие поселения Камышинского и Аткарского уездов Саратовской губернии и Новоузенского и Николаевского уездов губернии Самарской. Центром автономной области стал Екатериненштадт (Баронск), получивший официальный статус города и вскоре переименованный в Марксштадт. Область подчинялась непосредственно Москве. Это было первое в советской России автономное образование, и хотя толчком для его создания послужила не внутриполитическая необходимость или настойчивое ходатайство местного населения, а давление Германии, с которой в марте 1918-го года был подписан кабальный мирный договор, так называемый Брестский мир, но опыт, накопленный в Поволжье, позже использовался властью при образовании других национальных автономий – областей и республик.
В начале 1924-го года автономная область была реорганизована в Автономную советскую социалистическую республику немцев Поволжья (АССР НП). Столицей республики был сделан город Покровск, который называться немецким мог с очень большой натяжкой (даже спустя 15 лет в Энгельсе, бывшем Покровске, проживало всего 10 тысяч немцев при общей численности населения в 73 тысячи).
В составе республики было образовано 14 кантонов, 9 из них – на луговой стороне, 5 – на нагорной. Названия им были даны по русским названиям их центров: Голо-Карамышский, Медведицко-Крестово-Буеракский, Тонкошуровский, Ровенский и так далее (поволжские представители в Москве, участвовавшие в подготовке официальных документов по преобразованию автономной области в республику, при решении вопроса об административно-территориальном делении, не согласились с названием «район», а предложили свой вариант – «кантон», употребительный во Франции, Швейцарии и Бельгии).
В 1926-ом году в СССР было упразднено губернское деление, вместо губерний были созданы большие административные единицы, получившие название краёв. В их числе был и Нижневолжский край с центром в Саратове, в составе которого с 1928-го года оказалась и АССР НП, утратив таким образом более высокий свой статус и очутившись в подчинении краевых властей (Нижневолжский край был огромен, он охватывал территорию нынешних Саратовской, Волгоградской, Астраханской областей и Калмыкии).
В 1934-ом году Нижневолжский край разделили на два края: Саратовский и Сталинградский, а в 1936-ом году АССР НП юридически была выведена из состава Саратовского края, который после этого стал называться областью, однако, подчинение Саратову во многих делах сохранилось.
В 1935-ом году в СССР было введено новое кантонное деление, кантонов стало не 14, а 22. Шесть из них были расположены на правом берегу Волги, остальные – на левобережье.
По официальным данным Всероссийской переписи населения 1939-го года в АССР НП проживало 605,6 тысяч человек, из них немцев – около 400 тысяч (проф. Герман приводит и другие сведения, почерпнутые им из закрытых ранее источников – 566 тысяч, то есть на 40 тысяч меньше, чем было официально объявлено).
Ниже приведены сконцентрированные воедино некоторые сведения, характеризующие АССР НП в целом и по отдельным кантонам (по официальным данным 1939-го года). Они располагаются в такой очерёдности:
Номер по порядку.
- Название кантона по делению 1935-го года.
- Численность населения в тысячах человек.
- Площадь территории в тысячах кв.км
- Количество населённых пунктов.
- Название кантонного центра.
- Численность населения кантонного центра в тысячах человек.
- Современное название кантонного центра.
Символом * обозначены кантоны, вновь организованные в 1935-ом году, сокращения Сар и Вол обозначают область (Саратовскую или Волгоградскую), в составе которой оказался бывший кантон.
1) Бальцерский – 46,6 – 1,7 – 15 - г.Бальцер - 16,3 – г. Красноармейск – Сар
2) Гмелинский* - 15,5 – 1,7 – 20 – ст.Гмелинка – 2,5 – с.Гмелинка – Вол
3) Гнаденфлурский* – 20,3 – 1,7 – 36 – с.Гнаденфлур – 2,9 – с.Первомайское– Сар
4) Добринский* – 26,3 – 1,4 – 16 – с. Н. Добринка – 4,6 – с. Н. Добринка – Вол
5) Золотовский – 30,5 – о,9 – 24 – с. Золотое – 4,8 – с. Золотое – Сар
6) Зельманский – 30,5 – 1,7 – с. Зельман – 7,7 – с. Ровное – Сар
7) Иловатский* - 11,5 – 0,9 – 11 – с. Иловатка – 3,8 – с. Иловатка – Вол
8) Каменский – 18,4 – 0,9 – 10 - с. Гримм – 5,5 – п.Каменский – Сар
9) Краснокутский – 41,2 – 1,8 – 40 – с. Красный Кут – 13,1 – г.Красный Кут - Сар
10) Красноярский – 22,8 – 0,9 – 12 – с. Краснояр – 4,9 – с. Красный Яр – Сар
11) Куккусский* – 25,1 – 1,1 – 12 – с. Куккус – 3,5 – с. Приволжское – Сар
12) Лизандергейский* - 18,9 – 1,1 – 30 – ст. Безымянная – 1,9 – ст. Безымянная – Сар
13) Мариентальский – 28,9 – 1,4 – 33 – с. Мариенталь – 5,7 – с. Советское – Сар
14) Марксштадтский – 40,6 – 1,1 – 22 – г. Марксштадт – 16,5 – г. Маркс – Сар
15) Палласовский – 18,4 – 2,3 – 16 – с. Ной-Галка – 6,7 – г. Палласовка – Вол
16) Старополтавский – 13,7 – 1,4 – 18 – с. Ст. Полтавка – 2,0 – с. Ст. Полтавка – Вол
17) Терновский – 17,9 – 1,2 – 13 – с. Квасниковка – 4,1 – с. Квасниковка – Сар
18)Унтервальденский – 32,8 – 1,2 – 25 – с. Унтервальден – 2,6 – с. Подлесное – Сар
19) Фёдоровский – 21,0 – 1,4 – 19 – ст. Мокроус – 2,8 – ст. Мокроус – Сар
20) Франкский – 29,5 – 1,1 – 16 – с. Диттель – 2,1 – с. Алёшники – Вол
21) Экгеймский* - 29,9 – 1,5 – 28 – с. Экгейм – 3,0 – с. Усатово – Вол
22)Эрленбахский* - 120 – 06 – 11 – с. Обердорф – 2,4 – ст. Купцово – Вол.
Таким образом, получается, что в 22 кантонах на территории в 28400 квадратных километров в 452-х населённых пунктах Республики немцев Поволжья проживало 527300 человек. Сюда следует ещё добавить город Энгельс, численность населения которого составляла 73200 человек, и принадлежавший РНП посёлок Красный Текстильщик с 5100 жителями. В итоге и получаются искомые 605600 человек, объявленные в результатах переписи населения 1939-го года.
Небезынтересно сравнить сведения о числе жителей кантонных центров из этой таблицы с аналогичными данными переписи 1912-го года по так называемым материнским колониям, то есть тем, что были основаны в 1764- 1767-ом годах (среди кантонных центров таких – 10).
В Бальцере в 1912-ом году проживало 11,5 тысяч человек (в 1939-ом году -16,3 тысячи), в Добринке - 5,4 тысячи и 3,6 тысячи соответственно; Зельман - 8,1 и 7,7; Гримм - 11,8 и 5,5; Краснояр - 7,9 и 4,9; Куккус - 3,8 и 3,5; Мариенталь – 7,6 и 5,7; Марксштадт - 12,0 и 16,5; Унтервальден – 4,6 и 2,6; Диттель – 6,6 и 2,1.
Если не считать двух городов, где численность населения увеличилась, то во всех сёлах она уменьшилась, в некоторых случаях (Гримм, Диттель) – в разы. Республика и к 1939-му году не смогла восстановить потери населения, нанесённые послереволюционными событиями: гражданской войной, голодом и тифом 1921-го года, коллективизацией, голодом 1933-го года, постоянными репрессиями. Истинное положение было ещё хуже; ведь установлено, что официальные сведения по переписи 1939-го года - фальсификация в сторону увеличения.
* * *
28 августа 1941-го года советская власть издала указ «О переселении немцев, проживающих в районе Поволжья».
За 20 дней, с 1-го о 20-е сентября, всё немецкое население Республики немцев Поволжья, а также Саратовской и Сталинградской областей было погружено в товарные эшелоны и отправлено в места высылки: в Красноярский край – 77 тысяч человек, в Алтайский край – 73 тысячи, в Омскую область – 66 тысяч, в Новосибирскую область – 77 тысяч, в Кустанайскую, Павлодарскую, Акмолинскую и Североказахстанскую области Казахстана – 68 тысяч человек.
Несколько позднее были выселены немцы из других мест компактного проживания (Днепропетровская, Запорожская, Полтавская, Одесская, Херсонская, Мариупольская области Украины, Крым, Азербайджан, Молдавия), а также из всех городов и других населённых пунктов СССР.
В жизни советских немцев наступил период страданий и унижений, геноцида и деградации.
Ко дню победы над Германией в мае 1945-го года каждый второй из выселенных в 1941-ом году советских немцев был мёртв.
Республика немцев Поволжья была разделена между двумя областями: 15 кантонов вошли в состав Саратовской области, остальные 7 – в состав Сталинградской.
В начале 1942-го года не стало и немецких названий населённых пунктов.
На истории немцев Поволжья была поставлена окончательная точка.
**********
Город Бальцер и его округа
Основанный немецкими колонистами, город стоит в 80-ти километрах южнее Саратова и на двенадцатикилометровом удалении от Волги.
Почему колонию заложили именно на этом месте? Известно, что первым условием для жизни людей является наличие удобного для использования источника воды. Конечно, лучшего в этом отношении места, чем Волга, не найти, но волжские берега были уже заняты. А здесь вода была, и ценность представляла не маленькая речушка, протекавшая по дну глубокого и широкого оврага, а другое: на одном из изгибов её русла склон этого оврага становился резко обрывистым, и из нижней части обрыва изливались многочисленные мощные родники с чистейшей водой. Рядом с этими родниками и заложили колонию. Поселенцы их расчистили, благоустроили, сделали удобный подъезд.
А речушка, в которую сливались воды этих родников (Большого родника, как говорили в нашем детстве), впадает в речку побольше под названием Карамыш,* да и сама она тоже называется Карамыш, только Голый.
Считается, что колонию основали 90 переселенческих семей из Германии. Это утверждение, скорее всего идёт издавна из самого Бальцера, так как его повторили и Петер Зиннер, и Карл Штумп, да и краеведческий музей города Красноармейска соглашается с ними.
Официальным годом основания города считается год 1766-ой.
Если же взять поимённый список колонистов, прибывших в колонию за три года и считающихся её основателями, то в нём мы найдём 94 фамилии; в их числе - 87 глав семейств, 1 вдовец, 2 неженатых молодых человека и 4 вдовы. Видимо, после небольшой утряски и образовались эти традиционно называемые 90 семей
Если быть очень пунктуальным, то годом основания колонии следует считать год 1765-й. Именно в этом году, 28-го августа, на место будущей колонии Бальцер прибыли первые 13 семей переселенцев. Более справедливо было бы называть только их основателями, именно они, прибыв на почти голое место, заложили, образно говоря, первый камень. Это были выходцы из Гессена (7 семей) и из Пфальца (6 семей). 10 глав семейств были крестьянами, 1 - портным, 1 - кузнецом, а один вообще был отставным капитаном фузилёрского полка (Якоб Дорлош из Гессена).
В 1766-ом году в колонию прибыли ещё 23 семьи. Большей частью они были выходцами из Пфальца - 14 семей, остальные - кто откуда: из Гессена - 2, из Бадена - 4, из Швейцарии - 1, неизвестно откуда - 2 семейства. И ещё через год, среди лета 1767-го года, прибыла последняя партия. Это была довольно большая организованная группа - религиозная община реформатов-кальвинистов из гессенского графства Изенбург.
По переписи 1768-го года в колонии насчитывалось 377 человек.