Социальная история россии XX века

Вид материала

Документы

Содержание Союз распределения Наступление эры «свободной» торговли

Подобный материал:

• Календарно-тематическое планирование интегрированного курса по истории «История России:, 506.93kb.
• Курс лекций по истории россии Часть IV история россии, 1231.5kb.
• Шпоры по истории, 972.22kb.
• История России. 7 класс. Культура России середины – второй половины XVIII века. Образование, 59.97kb.
• М. Ю. Брандт «История России начало XX-XXI века» Класс : 9 Учитель: Гейер Е. В. Краткая, 128.8kb.
• Пять лекций по истории россии ХХ века (Дополнения к курсу История России ХХ века), 3461.61kb.
• Казинка История России XIX века. Класс 8 Количество часов 40 учебники, 160.74kb.
• И. Г. Ильичева Е. Впетрова Рабочая программа курса, 497.71kb.
• Боханов А. Н., Горинов М. М. История России с древнейших времен до конца XX века оглавление, 6455.77kb.
• Брандт История России XX начало XXI века, история Российского Приморья. № урок, 131.69kb.

8*

163

Голод, дефицит и инфляция формировали огромный черный рынок и постоянный штат перекупщиков, «валютчиков» вокруг легальной деятель­ности Торгсина. Спекулянты наведывались в Торгсин по нескольку раз в день, покупали все подряд, а затем перепродавали втридорога.. Золотой рубль Торгсина по официальному курсу равнялся 6 руб. 60 коп. в совзна-ках. На черном же рынке обменный курс «золотого» торгсиновского рубля и стоимость его и без того дорогих товаров подскакивали в десятки раз. В начале 1934 года обменный курс черного рынка составлял 60 простых советских рублей к одному золотому торгсиновскому. Шло сращивание руководства и персонала Торгсина со спекулянтами.

Процветало воровство. Наряду с мелкими несунами были и крупные воры. В 1933 году «за полное разложение, выразившееся в самоснабжении», был исключен из партии и отдан под суд директор московского универмага № 1, совершивший хищения на сумму 70 тыс. рублей золотом 1. Чтобы меньше воровали, работникам Торгсина выдавался специальный «золотой» паек. По тем голодным временам паек был действительно «золотым». В него входили дефицитные товары Торгсина, но платили за них не золоты­ми, а соврублями по низким пайковым ценам. Тем не менее воровство и утечка торгсиновских товаров через спекулянтов на черный рынок не пре­кращались.

Частью черного рынка, формировавшегося вокруг Торгсина, была про­ституция. Продажа женского тела за продукты и товары представляла еще один способ выжить в голодное время. Кроме профессиональной проститу­ции, склонение к сожительству за продукты и товары не являлось столь уж редким бытовым явлением. Скандальную репутацию имели торгсины, об­служивавшие иностранные суда в советских портах. По инициативе их директоров, при попустительстве местных властей и поддержке ОГПУ/НКВД, портовые торгсины почти легально действовали как разре­шенные дома терпимости. Проститутки работали и на пятилетку, завлекая иностранцев в бары, рестораны и магазины, и на себя, получая от ино­странцев за услуги сахар, хлеб и другие продукты. Подобная деятельность вызывала нарекания иностранных коммунистов и социалистов. В их возму­щенных письмах говорилось, что моряк может пробыть в Торгсине от прихода парохода до его ухода, отдавая валюту для пятилетки, и не узнать при этом о существовании пятилетнего плана. Вместе с тем за килограмм сахара моряк проводил ночь с женщиной, которая уверяла его, что в СССР умирают с голоду2.

Торгсин сыграл важную роль в снабжении населения в период карточ­ной системы. В его магазинах покупали деликатесы те, кто жил безбед­но, — дипломаты, иностранцы, советские ювелиры и зубные врачи, у кото­рых водилось золотишко. Но чаще в Торгсин приходили простые люди за самыми обычными продуктами и товарами. Он спасал тех, кого государство

в СССР; по сахару — 3—3,3; 3—4 и 1,2 кг; крупе — 10, 3 и 1 кг. Заметим, что в этих подсчетах доллар уже принимался равным 5 руб. 75 коп., что было значительно выше официального обменного курса, принятого в СССР в начале 30-х годов (1 руб. 94 коп. за доллар). Следовательно, покупательная способность доллара, а значит, и торгсиновского рубля в начале 30-х могла быть еще ниже, чем следует из справки Левенсона (РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 138. Л. 66).

¹ РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 71. Л. 161.

² РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 73. Л. 24, 41, 42.

164

оставило на произвол судьбы. Литература сохранила тому свидетельства и отпрысков российской аристократии, и простых крестьян¹.

Но Торгсин не мог накормить всех. Его изобилие было относительным, товаров не хватало. Хронически повторялись перебои в снабжении, шла бездумная засылка товаров, несообразная с заявками и сезоном, при кото­рой зонты и галоши попадали в Северный край, а валенки — в Закавказье. Обладание книжкой Торгсина еще не означало получения желаемых про­дуктов. Мука, крупа, сахар — товары повышенного спроса в условиях голода были в особом дефиците. Люди стояли днями и ночами, чтобы получить их. Срок же торгсиновской книжки ограничивался, значит, надо было брать что-то другое. Процветала практика «нагрузок» — чтобы полу­чить муку, крупу, надо было взять добавочно мыло, галоши, селедку, а то и пионерский горн или бюст Калинина2. Как писалось в одном письме: «Круп мне не дали, сахару — тоже. Зато пришлось взять материи на рубаху, но шить ее нечем, так как ниток в продаже нет. Хорошо, что муки дали 5 кило»з.

Голодным людям Торгсин мог казаться островком изобилия. Однако действительно великолепных магазинов, подобно тому зеркальному торгси-ну на Смоленском рынке в Москве, который описал Михаил Булгаков в «Мастере и Маргарите», было немного. Проверки контор Торгсина показы­вали, что большинство из них являлись плотью от плоти советской торгов­ли — мелкие грязные лавочки, с огромными очередями, ежедневными драками и привычной для советских людей грубостью.

Квалификация работников Торгсина была низкой, уровень обслужива­ния кустарный. Мелкой разменной валюты частенько не хватало, поэтому сдачу либо давали в совзнаках, либо заставляли подгонять покупку под сумму. Образцов и рисунков для приема валюты и ценностей не было. Где-то вдали от Москвы кассир попавшую в руки золотую монету копиро­вал карандашом в тетрадь, тем и руководствовался в дальнейшей работе.

Техника приема ценностей была варварской, камни выламывались, зо­лото принималось как лом, старинные русские монеты переплавлялись в слитки. А ведь люди часто сдавали высокохудожественные изделия, пред­меты старины. Не говоря о их художественной и исторической ценности, рыночная стоимость целых вещей порой превышала стоимость полученно­го из них лома. Приемщику это было безразлично, либо он, в силу своей

¹ Анатолий Жигулин, потомок декабриста Владимира Раевского, вспоминает, как
в голодные дни были снесены в Торгсин золотые ордена деда вместе с золотыми
нательными крестами и перстнями. Виктор Астафьев пишет о страшном 1933 годе,
когда «в заведении под загадочным названием «Торгсин», которое произносилось в
селе с почтительностью и даже трепетом», в обмен на золотые серьги получили пуд
муки, бутылку конопляного масла и горсть сладких маковух (Жигулин А. Черные
камни. М., 1989. С. 6; Астафьев В. Последний поклон // Собр. соч. М., 1980. Т. 3.
С. 139).

² Система «нагрузок», принудительных добавлений к покупке, сопровождала
социалистическую торговлю все годы ее существования. Нагрузки были порождением
товарного голода, при котором покупатель соглашался брать ненужные ему вещи и
продукты, чтобы получить дефицитный товар, а также идиотизма планирования, при
котором фонды распределялись без учета покупательского спроса, что приводило к
затовариванию. В нагрузку выдавался залежавшийся на полках и складах товар. При
этом в других местностях он мог быть в дефиците. Комбинации нагрузок получались
самые неожиданные. С чаем, например, заставляли покупать синьку, вазелин, гре­
бенки, мыльный порошок.

3 РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 27. Л. 75.

165

низкой квалификации, не мог определить ценность сдаваемой вещи. В письме управляющего Таджикской конторой Торгсина описан, например, такой случай: «При отгрузке сданного серебра в декабре были по неопытности оценщика-приемщика в общем мешке отгружены две вазы, совершенно одина­ковые, прекрасной гравированной работы. Фигуры, имеющиеся на них, — всевозможные звери и фигуры гладиаторов, вступающих, видимо, с ними в бой. Считаем эти вазы весьма ценными и, узнав о их приемке и сдаче лишь сегодня, сообщаем об этом для Вашего сведения для проверки получения».

Неизвестно, были ли найдены эти вазы и сколько бесценных произведе­ний искусства превратилось в руках приемщиков Торгсина в простой, хотя и золотой, лом.

Много изъянов имела и посылочная деятельность Торгсина. Переводы и посылки задерживались, терялись, товары недокладывались, плохо па­ковались, продукты приходили испорченными. На анекдоты похожи слу­чаи, приведенные в материалах проверок работы Торгсина: «Одного кли­ента, которому были переведены деньги через Торгсин, вызвали из Ново­российска в Ростов-на-Дону за получением посылки. Вызванный гражда­нин здорово издержался на дорогу, а когда он приехал, то вместо посылки получил червонные рубли, которые не покрыли проездных расходов». Или: «Переводополучатель через два месяца со дня перевода умер, не дождавшись получения денег, которые были предназначены для поддерж­ки его здоровья»2.

Неприглядный вид имели портовые торгсины. Вот описание одного из них:

«Стойка в буфете, высотой с табуретку, покрыта старым куском лино­леума, каким обычно в Англии покрывают полы в уборных. От этого получа­ется, что англичане преспокойно садятся на эту стойку и, повернувшись к буфетчице спиной, занимаются разговорами друг с другом».

Да и внешний вид самих работников портовых торгсинов был оттал­кивающим. По словам самого же заведующего шипчандлерством (обслу­живание иностранных судов в советских портах) Торгсина:

«Один ходит в обтрепанной или, еще лучше, в рваной кожаной тужурке, без подметок ботинки, подозрительного цвета и фасона фуражка. Другой — в пиджаке, сделанном из четвертого срока шинели без подкладки, с обтрепан­ными рукавами, и если воротник этого пиджака вытопить, то мыльный завод может получить пуда два сала. Или еще хуже — в темно-синих брюках, сзади серая заплата»*.

Блистающий Торгсин — не несколько магазинов в крупных городах, а Торгсин как распространенная практика торговли — один из мифов 30-х годов. В «зеркальных» дверях Торгсина отразились все неприглядные сто­роны советской торговли.

После того как голод в стране был преодолен, а ценности населения поступили в распоряжение государства, существование Торгсина стало не­нужным и даже убыточным. Конкуренцию Торгсину стали составлять не только коммерческие государственные магазины, но и появившиеся после отмены карточек магазины «свободного доступа». Хотя цены в них были

¹ РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 129. Л. 1.

² РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 27. Л. 118. Д. 90. Л. 164.

3 РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 164. Л. 82.

⁴ РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 5. Л. 8.

166

высоки по сравнению с прежними пайковыми, но все же это были цены в простых, а не золотых рублях. Чтобы купить продукты в этих магазинах, не нужно было нести на алтарь индустриализации бабушкины бриллианты или дорогое сердцу обручальное кольцо. Улучшился ассортимент и упали цены на колхозном рынке. Торгсин, в том виде, в котором он существовал, не мог конкурировать с открытой торговлей. Его цены были в золотых рублях, а ассортимент ничем особенным уже не отличался.

Покупательский спрос в магазинах Торгсина снижался и перемещался на непродовольственные товары. Стоимость торгсиновского рубля на чер­ном рынке падала. Товарооборот Торгсина уменьшился. Началось затова­ривание. Уже в 1934 году запасы товаров в Торгсине более чем на 20 млн. рублей превышали нормальные запасы, необходимые для бесперебойной торговли. В связи с нормализацией продовольственной ситуации в СССР стали падать и валютные переводы из-за границы. Торгсин перестал выпол­нять валютный план.

Хотя правительство рассчитывало, что Торгсин продержится дольше, о чем свидетельствует план Торгсина на 1933—37 годы, его убыточность заставила приступить к реорганизации. Уменьшались торговая сеть и аппа­рат Торгсина, снижались валютные планы, свертывалось зарубежное пред­ставительство. Бывшие магазины Торгсина становились невалютными, за­лежавшиеся на его складах товары передавались в обычную торговую сеть. С конца 1935 года прекратился прием золота, серебра, драгоценных метал­лов, монет. Всесоюзное объединение Торгсин официально прекратило свое существование с 1 февраля 1936 года, хотя оставшиеся на руках населения его книжки подлежали отовариванию до 1 июля. Валютная торговля верну­лась к своим истокам — торговле с иностранцами. Валютные магазины вновь стали недоступны советским гражданам.

За время существования Торгсина общая сумма «привлеченных через него ценностей» составила 287,2 млн. рублей. В отчете об итогах работы Торгсина говорилось, что это немного превышало стоимость импортного оборудования для десяти индустриальных гигантов: Горьковского автозаво­да (42,3 млн. руб.), Сталинградского тракторного завода (35 млн.), автоза­вода им. Сталина (27,9 млн.), Днепростроя (31 млн.), «Господшипника» (22,5 млн.), Челябинского тракторного (23 млн.), Харьковского тракторного (15,3 млн.), Магнитостроя (44 млн.), Кузнецкстроя (25,9 млн.) и Уралмаша (15 млн.)1.

Только треть доходов Торгсина представляли переводы из-за фаницы и наличная иностранная валюта. Львиную долю (70%) составили ценные сбережения советских фаждан — монеты, ювелирные и художественные изделия из драгоценных металлов2. Золотые ордена, обручальные кольца и серьги незримо мерцают в станинах станков, турбинах и двигателях инду­стриальных гигантов. Благодаря голодному спросу и высоким ценам Торг­син частично компенсировал неэффективность советского экспорта и при­мерно пятую часть затрат на импорт оборудования и сырья в первой половине 30-х годов. Звездные годы Торгсина, 1933-й и 1934-й, покрыли около трети импорта этих лет.

¹ Чистая валютная выручка Торгсина составила 273,4 млн. рублей (РГАЭ. Ф. 4433.
Оп. 1. Д. 133. Л. 136).

² Из этих 70% на золотой лом приходилось 28,5%; на драгоценные камни,
серебро — 25%; на золотые монеты старого чекана — 15,5% (РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1.
Д. 133. Л. 141-143).

167

Невалютными торгсинами в СССР в первой половине 30-х годов явля­лись государственные коммерческие магазины. Они были открыты для каждого, но цены в них в несколько раз превышали пайковые. Из-за дороговизны люди называли коммерческие магазины музеями. Сахар, на­пример, который стоил по карточкам 92 коп. килограмм, в коммерческом магазине продавался по 8 рублей; сыр — соответственно 5—7 и 13—24 рублей; сметана — 2—3 и 6—8 рублей (1931); масло сливочное по карточкам стоило 4—5 рублей, а в коммерческой торговле государство брало за него 20-26 рублей (1933)1.

Разрыв пайковых и коммерческих цен на одежду и обувь также был большим. В 1931 году по карточкам обувь стоила 11—12 рублей, а в коммерческой продаже — 30—40 рублей; демисезонное пальто — соответст­венно 25 и 56 рублей, брюки — 9 и 17; платье — 12 и 26; джемпер — 26 и 50 рублей2. В легальной торговле цены коммерческих магазинов относились к числу наиболее высоких в стране. Принимая во внимание все, что ранее было сказано о ценах Торгсина и колхозного рынка, следует констатиро­вать крайнюю дороговизну открытой торговли в СССР в первой половине 30-х годов.

Коммерческая торговля открылась летом 1929 года, когда правительство выделило фонд сахара для продажи по повышенным ценам. Но, как и Торгсин, расцвела она во время голода. В начале 1933 года продажа хлеба по коммерческим ценам велась только в 4 городах, к концу года — в 255, а в 1934 году — в 746 городах. Открытие коммерческих магазинов проходило по специальному разрешению Политбюро. Если в 1929 году коммерческая торговля составляла только 3% в товарообороте страны, то к 1934 году она покрывала уже четверть всего товарооборота и 40% государственной тор­говли³. Расширялся ассортимент товаров, в который вначале входили толь­ко сахар и хлеб.

Коммерческая торговля, как и торгсины, для населения представляла важнейший источник снабжения. Дороговизна не останавливала. В числе постоянных покупателей в коммерческих магазинах были индустриальные рабочие, которые хорошо зарабатывали в годы первых пятилеток и получа­ли дешевые пайки от государства, а также крестьяне, чьи денежные доходы от рыночной торговли росли. Голодный спрос приводил к тому, что, не­смотря на высокие цены, очереди были нормальным явлением и в коммер­ческих магазинах. Товары быстро раскупались. Оборачиваемость товаров в коммерческой торговле была выше, чем пайковых, и выше средней обора­чиваемости во всех видах торговли по стране. Высокий спрос и дефицит порой заставляли вводить нормы продажи даже в коммерческих магазинах.

Коммерческая торговля, кроме снабжения населения, выполняла и дру­гие важные функции. Правительству она позволяла за счет высоких про­дажных цен аккумулировать средства в госбюджет. Судя по документам, наряду с постоянными денежными эмиссиями, коммерческая торговля предоставляла государству средства для ликвидации задолженности по вы-

¹ РГАЭ. Ф. 8043. Оп. 1. Д. 9. Л. 186; Оп 11. Д. 19. Л. 202-205; Д. 24. Л. 1-12; Д. 38.
Л. 46 и другие.

2 РГАЭ. Ф. 8043. Оп. 11. Д. 19. Л. 205.

³ Нейман Г.Я. Внутренняя торговля СССР. М., 1935. С. 239; Болотин 3. Вопросы
снабжения. М.—Л., 1935. С. 11.

168

плате зарплаты рабочим и служащим — проблема, которая приобрела ост­рый, хронический характер в годы первых пятилеток. Таким образом, в определенной мере зарплата трудящимся выплачивалась за их же счет — на это шли деньги, которые они переплачивали за товары в коммерческой торговле. Этот факт тщательно скрывался правительством. С помощью коммерческой торговли правительство также сбивало цены крестьянского рынка, действуя вполне в соответствии с законами рыночной экономики. По секретному решению Политбюро выделялся фонд, в основном хлеб­ный, который «выбрасывался» для продажи по коммерческим ценам. Политбюро называло это «экономической интервенцией».

Таким образом, рынок, который развивался в рамках плановой центра­лизованной экономики, решениями власти и предприимчивостью людей выполнял важнейшие функции. Он закрывал «бреши», исправлял огрехи системы централизованного распределения. Он предоставлял населению товары, которые не распределялись по карточкам, обеспечивал группы населения, которые плохо или вообще не снабжались пайками, поглощал избыточный покупательский спрос в городе и деревне!, создавал матери­альные стимулы к труду, а также предоставлял дополнительные финансо­вые средства для государства.

Рынок улучшал материальное положение людей и формировал свою иерархию, отличную от иерархии централизованного распределения. Она определялась не решениями Политбюро в разделе «государственного пиро­га», а успехом личной инициативы. Однако в иерархию, формируемую рынком, государство активно вмешивалось, проводя аресты «спекулянтов», ограничивая размеры подсобного хозяйства, увеличивая налоги: одной рукой создавая рынок, другой рукой Политбюро разрушало его.

В итоге уровень и качество снабжения первой половины 30-х годов определялись обоюдными усилиями государственной системы снабжения и рынка. На этой взаимозависимости и взаимодополняемости и основывался союз централизованного распределения и рынка.

¹ Расчет примерного баланса денежных доходов и расходов населения в 1933—36 годах см.: Осокина Е.А. Иерархия потребления. С. 119—121.

169

_{ЧАСТЬ 3}

СОЮЗ РАСПРЕДЕЛЕНИЯ

И РЫНКА

1936-41

«Жить стало лучше, товарищи, жить стало ве­селее».

И.В.Сталин

Фразой, вынесенной в эпиграф, Сталин попытался задать тон второй половине 30-х годов. Народ поправил вождя — жить стало легче. В 1935—36 годах отменили карточки. Вместо красных флагов, лозунгов и бюстов Ле­нина — или рядом с ними — в витринах магазинов появились продукты и товары. На месте закрытых распределителей открывались магазины, до­ступные для всех. Образцовые универмаги, фирменные магазины тканей, одежды, обуви, посуды, электротоваров, специализированные продовольст­венные магазины — «Бакалея», «Молоко», «Гастроном» — стали приметами нового времени. Процветал крестьянский рынок.

Страна вступала в новый период, по официальной терминологии — период «свободной» торговли. С ней связывались большие надежды. Люди, уставшие от голода и бестоварья карточной системы, мечтали о заполнен­ных товарами полках магазинов. Политбюро рассчитывало с помощью свободной торговли оздоровить экономику страны — ликвидировать дефи­цит госбюджета, остановить эмиссии, воссоздать стимулы к труду. Сбылись ли эти надежды? Насколько серьезны и глубоки были изменения? Насколь­ко свободной являлась провозглашенная «свободная» торговля? Стал ли ненужным рынок?

ГЛАВА 1

НАСТУПЛЕНИЕ ЭРЫ «СВОБОДНОЙ» ТОРГОВЛИ

Прощай, хлебная карточка, и ...здравствуй!

К середине 30-х годов многое указывало на то, что Политбюро хотело как можно скорее освободить экономику страны от «обузы» карточной системы и воспользоваться плодами открытой торговли.

Одной из черт наступавшего времени стало рождение в середине 30-х годов нового образа советского гражданина. То, что советская пропаганда ранее объявляла буржуазной роскошью, становилось желательным и даже обязательным: украшения, косметика, дамские туалеты, перманентная за­вивка, маникюр, лакированные туфли. Всего лишь несколько лет назад комсомолка с накрашенными губами вызвала бы гнев и ужас и была бы исключена из комсомола за моральное разложение, но времена измени­лись.

Сталин и партия провозгласили время радоваться жизни. В этой новой партийной линии облик процветающего гражданина становился символом процветающей страны. Прививался вкус к хорошим вещам и веселому досугу. Мосторг продавал вечерние платья и смокинги. Можно было вы­звать такси по телефону, а не ловить извозчика. Появилось больше личных автомашин. Вырос спрос на услуги косметологов. В городах открывались парфюмерные и цветочные магазины. Букеты порой стоили двухнедельной

173

зарплаты рабочего, но тем не менее цветы раскупались. Страна начала танцевать фокстрот и томное танго, которые ранее считались признаками загнивания и развращенности капиталистического общества. Танцы стали обязательными для всех, начиная со школьников и кончая командирами Красной Армии. Люди отдыхали в кафе, клубах, на танцевальных площад­ках. Жизнь преображалась!.

О том, насколько резким был поворот партийной линии во взглядах на образ жизни, манеру поведения, стиль одежды, может рассказать такой факт. В одном из мемуаров я нашла описание санатория ЦК ВКП(б) тех лет. Особым шиком в одежде считались кремовые шелковые пижамы, которые выдавались обитателям санатория. Партийцы появлялись в них не только во время прогулок и на обеде, но были случаи, когда и на митингах перед трудящимися близлежащего города ораторы выступали в шелковых пижа­мах. Невозможно представить, чтобы партиец в послереволюционные годы или даже в период нэпа вышел «к массам» в шелковой пижаме и лакирован­ных туфлях. Во второй половине 30-х это стало возможно2.

Обуржуазивание быта, вещизм, насаждение потребительских ценностей в советском обществе середины 30-х годов отмечалось многими исследова­телями. Лев Троцкий писал о преданной революции. Американский исто­рик Николай Тимашефф — «о великом отступлении»³. Революционера сменял карьерист, который и добивался постов, чтобы лучше жить. Однако объяснять изменения в обществе перерождением или вырождением власти недостаточно. Новая партийная линия касалась не только партийцев, а каждого советского человека. Современные исследователи в качестве объ­яснения приводят только социально-политические причины — необходи­мость стабилизации сталинского режима Но на изменение официального курса большое влияние оказали и экономические факторы. На них и хотелось бы остановиться.

Затянувшаяся карточная система 1931—35 годов породила множество проблем. Как ни работай, сколько ни получай, зарплата нивелировалась скудным пайком. Дифференциация пайков, как было показано ранее, со­здавала слабые стимулы к труду, производственные показатели падали. Карточная система вносила существенную лепту и в дефицит госбюджета.

¹