Geum.ru

Магомет кучинаев

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   34

– Сарыбатыры, совершив набег, угнали табун лошадей. А он табунщик, спешил в журт сообщить о случившемся.

– Сколько их было и когда это случилось? – спросил Кара-Батыр у табунщика.

– Их не так уж и много – человек пятнадцать, наверное. Случилось недавно – они не успели далеко уйти. Они пошли вниз наискосок, отклоняясь в сторону восхода солнца. Аланы, именем Танг-Эри прошу вас – помогите! Они не могли уйти далеко.

– Кого-нибудь ранили, убили?

– Да, мой напарник был возле табуна – его убили. А я был на другой стороне, убежал.

Табунщик снял свой белый широкополый колфак, вытер им вспотевшее лицо и с мольбой в глазах уставился на Кара-Батыра, поняв, конечно, что он и есть здесь старший. Его русые волосы прилипли к белому лбу. А большие синие глаза с удивлением спрашивали: «Что это вы стоите – разве вы не аланы?»

– Алан-Зигит, оставь нам сотню джигитов, возьми остальных с собой и начни погоню, да побыстрее! – велел Кара-Батыр.

– Как мне оставить с такой слабой охраной караван невесты? Хватит мне и ста джигитов, а все остальные пусть будут с караваном, с тобой. Что скажешь?

– Нет, Алан-Зигит. Им уже нечего здесь делать – они сюда уже не вернутся, и нам нечего опасаться. А с чем ты там встретишься – неизвестно. Лучше сделай так, как говорю я, – оставь с нами около ста джигитов, а сам с остальными своими героями организуй погоню. А мы не будем стоять, неспеша продолжим свой путь в сторону журта. Там и будем вас ждать. Давай, не тяни! – Потом, повернувшись к табунщику, спросил: – Далеко до вашего журта?

– Как перевалите вон за тот бугор, сразу же и увидите наш журт, – показывая большой растянувшийся увал впереди. – Спасибо тебе!

– В добрый путь! Будь молодцом, Алан-Зигит!

– Хо! Встретимся здоровыми! – ответил Алан-Зигит и поскакал к ханским джигитам.

И вскоре ханские джигиты, словно брошенное сильной рукой копье, устремились вперед, а во главе их, припав к шеям коней, летели Алан-Зигит и табунщик.

Вскоре тронулся и караван.

То, что произошло на их глазах, удивило аланских джигитов. Где же видано, чтобы в то время, когда оба народа только-только облегченно вздохнули, надеясь на мир и спокойную жизнь, раз ханы примирились, – организовать разбойничьи жортууул в соседний журт? Да, по всему было видно, что это – не простой жортууул. Было похожи, что кто-то очень хотел испортить складывающиеся хорошие отношения между и двумя ханами, и двумя народами – вот что было особенно удивительно. Кому же это, интересно, понадобилась вражда и недоверие, набеги и войны?

– А не дело ли это рук Заннган-Кезя1? – высказал догадку Джанибек, сын Алтынбай-хана.

О событиях в Айдахар-тайфе сарыбатыров три года тому назад, когда там умер хан тайфы, хорошо знают все аланы, живущие у берегов Танг-сая. И Джанибек тоже, конечно. Будешь знать, да еще как, если твой смертный враг засобирается стать ханом по-соседству! Ведь сегодня обычай о хане у сарыбатыров сильно отличается от ханского обычая: они сохранили старинный обычай почти без изменения – хана тайфы выбирают сами бийи из своей среды на совете тайфы. Притом даже не обращают внимания на то, из какого рода-племени этот бий – с коренного ли эля, из старшего ли рода. А тогда, три года тому назад, к ханской тахте, чем кто-либо из остальных биев Айдахар-тайфы, был ближе всех Заннган-Кез. Еще бы, если благодаря Великому Танг-Эри твой эль во всей тайфе является самым большим и сильным, а о том, что эта капризная баловница судьбы – Любовь Народная всегда липнет к сильному, знают даже маленькие дети. А в тайфе нет эля, который превосходил бы эль Заннган-Кез как по количеству народа, так и по обилию земель и скота. И в основном именно бесшабашные удальцы из его эля не дают покоя аланам. И сам Заннган-Кез любит ходить в жортууулы, и глаз его, правый, выбил когда-то давно один из аланских джигитов во время схватки. Тогда Заннган-Кез был еще молод, и обязательно раза два в год ходил на аланские земли в жортууул. С тех пор прошло много лет, но Заннган-Кез еще больше, чем раньше, возненавидел алан. Говорили, что он в последние годы чуть ли не с ума сошел от злости и жестокости.

Да, тогда очень надеялся Заннган-Кез сесть на ханскую тахту, но не смог. Ходили слухи о том, что бийи Айдахартайфы, пошушукавшись, решили меж собой так – пусть кто угодно будет ханом тайфы, но только не Заннган-Кез. Одни говорили так – бийи Айдахар-тайфы не захотели избрать ханом Заннган-Кезя, потому что боялись, что он, сев на ханскую тахту, станет зулмугу, тираном-извергом, и никому от него житья не будет – ни им, биям, ни народу. Другие же утверждали иное – наоборот, хан должен быть человеком твердым и решительным, и Занган-Кезя вовсе никто и не боялся, а все было, вроде бы, просто: они не хотели, чтобы по всему свету люди говорили о том, что ханом знаменитой Айдахар-тайфы является какой-то одноглазый, похожий на эмегена. Но как бы там ни было, а тогда ханом Айдахар-тайфы бийи избрали не Занган-Кезя, а Боз-Батыр-бия. И с тех пор, говорят, Занган-Кез в ярости бросается на всех, как бешеный волк, а его жортууулы не дают покоя ни будинам, ни аланам. Говорят, что даже на журты и кошы своих же ненавистных биев он и его джигиты совершают по ночам, словно волчья стая, разбойничьи набеги. Украденные у своих биев табуны лошадей он угоняет в соседние табуны или в земли других народов, и там отдает таким же проходимцам, как и сам. А у них забирает другой скот или других лошадей, пусть даже и поменьше, и похуже. И пригоняет их к себе, как будто возвращается из набега в другие тайфы или на земли соседних народов, да еще грудь выпячивает, словно действительно возвращается из дальнего героического жортууула. Все об этом знают. Да что толку, что знают, если схватить его на месте преступления никто не может? Но то, что сегодня натворил Занган-Кез, если здесь, конечно, не обошлось без него, это уж совсем неслыханное хамство – ведь, выходит он плюнул в лицо Боз-Батыр-хану!

– Если эту подлость совершил действительно он, то Боз-Батыр-хан наверняка не погладит его по головке! – сказал Залим, светловолосый, синеглазый, сын хана Берю-тайфы Коркмаз-хана.

Залим почему-то потянулся в сторону бабушки Балкыз, матери отца, которая была дочерью будинского бия. У нее, видно, и имя-то было другое, а Балкыз назвали уже позже, когда стала аланской невесткой. Балкыз- Девушка-Мед – потому что она и сама была цвета меда, и являлась дочерью народа, у которого столько меду, что он его и с хлебом ест, и с водою пьет. Когда женился Кек-Батыр-хан, один из его друзей вроде бы сказал: «Кек-Батыр в бочку с медом нырнул!..»

– Если б тот, кто это сделал, боялся или стеснялся Боз-Батыр-хана, он бы на такое не осмелился – в это, джигиты, можете поверить, – сказал Джанибек. – К тому же сарыбатыровские бийи не очень-то преклоняются перед своими ханами. У них ханы – как бы еще не настоящие ханы. Не говоря уж о том, что у них нет даже и великого хана, как у нас. А потому, да и вы сами хорошо знаете, их тайфные ханы постоянно грызутся между собой. Само собой разумеется, каждый хан хочет быть сильнее, уважаемее других. Любым путем. Пусть даже и войной, пусть даже и разбойничьими жортууулами. Короче, сарыбатыры ни себе покоя не дают, ни нам – все время воюют! Им и хорошо! А то, если они объединятся, – нам конец, сразу же сожрут нас. Их вон сколько!

– Эх ты, слабак! Как ты можешь так говорить?! Пусть даже их и много, но они все равно нас не смогут победить! – пылко заявил Залим.

Берю-тафа соседствует с будинами, а что будины издавна являются младшими братьями1 асов, не любят ссор и войн, не боятся работы, пашут землю и растят рожь, овес и пшеницу, а самое главное , люди они мирные и спокойного нрава – об этом ведь знают все. И конечно же, совсем не трудно слыть храбрецом, если сосед у тебя тих и покладист. Попробовал бы пожить по соседству с сарыбатырами, тогда б ты другую песню затянул!

– Клянусь, если будет много – победят! Пчелы и то побеждают медведя, если их много! А так – мы тоже не настолько слабаки, и не трусы вовсе! – ответил Джанибек.

Кара-Батыр, задумавшись над словами Джанибека, сказанными чуть раньше, не сдержался и вмешался в разговор своих более молодых негеров.

– В семье и в роду, в эле и тайфе, хоть целиком в народе – везде нужен один предводитель, которого слушаются все, – сказал он. – А иначе ни семей, ни рода, ни эля, ни тайфы нет. А народа – тем более. « Барана без хозяина – волк задирет, народа без хана – враг затопчет» – не зря же так говорится. Так что, если не подчинятся воле единого хана сарыбатырам предстоит не очень- то сладкая жизнь. Даже и не враги, а сами себя они затопчут!

– Ты, Кара-Батыр, конечно, прав. Но ты знаешь, как это трудно согласиться с правдой? – спросил Залим. По вашим рассказам, выходит, что сейчас хан любой тайфы у сарыбатыров – сам себе хозяин, и бийи не особенно-то подвластны ханам. Значит, каждый из них хан и хозяин на своей земле и над народом, и над скотом. Если чувствует силу и возможность, в любое время может отправиться в жортууул куда захочет, сможет – пригонит скот, привезет добро. А если над всеми встанет единый хан – Великий хан, да еще совсем не слабенький и не очень-то добренький, попробуй тогда сделать хоть один шаг в сторону без его ведома! Не сделаешь, клянусь Великим Танг-Эри! Так-то, брат мой! Если б все ханы и бийи думали именно так, как говоришь ты – мол, эту малую неудобность я стерпел, лишь бы всему народу было хорошо! Да и не все наши тайфные ханы, наверное, не с великой радостью сами стали вначале под отцовскую руку Великого хана, да только выхода иного у них наверняка не было. Но теперь, сегодня-то, мы все, конечно, понимаем – если народ един, то и предводитель у него должен быть един, иначе этот народ разорвут на клочья и в скором времени от него и следа не останется!

Так что, давайте оставим в покое сарыбатыров, не надо им подсовывать и Великого хана – пусть грызут и уничтожают друг друга! Разве нам от этого плохо?

– Нет, от этого нам плохо не будет. И вовсе не о них наши злобы, а о самих себе,- сказал Кара-Батыр. – Я просто говорю о том, что везде и повсюду должен быть один предводитель – в семье и в журте, в роду и эле, в тайфе и в гнездовье. Пусть он называется как угодно – отец тама, отец рода, бий или хан.

– Да только и здесь есть одна загвоздка, Кара-Батыр, – а вдруг тот хан, под рукой которого ты ищешь отцовское тепло, окажется не родным отцом, а злым отчимом. Кто это заранее может знать? – сказал Занбермез, молчавший до сих пор младший сын Ас-Каплан-хана, хана Тулугар-тайы.

Занбермез уже вполне зрелый мужчина, ему около тридцати. Хотя с первого взгляда и кажется немного худощавым, но довольно широкие плечи говорят, что у него силенка есть, а цепкий взгляд и тонкие губы свидетельствуют о его смелом и решительном характере. Да его и так хорошо знают все асы Алан-Ас-Уи; в стороне захода солнца. Разве есть кто-нибудь, кто не знает имя Занбермез-батыра, кто не слышал легенды о нем? А с тех пор, как он вернулся с жортууула на берега великой мореподобной реки Долай-сай – тем более. С тех пор прошло всего два года, тогда все удивлялись тому, как много всякого добра он и его негеры привезли с того жортууула. И меч, что сейчас висит у него на поясе, он тоже принес с того жортууула. Прекрасная вещь, ножны и те украшены золотом и изумрудами и жемчугами, не говоря уже о рукояти...

– Если хан не проявляет о народе отцовскую заботу – разве он хан?

– Э-э-э, брат мой, Кара-Батыр! Что человек, что небо – одно и тоже: кто знает, что там у них внутри? Ты не думай, что все такие же, как Темир-Зан-хан, – добавил Занбермез, вспомнив своего деда Кара-Заш-хана и подумай, что Кара-Батыр может понять его совсем неправильно. Нет, не потому, что он чего-то боится, а просто потому, что действительно глубоко уважает Великого хана.

– Я и не спорю, Занбермез, – сказал Кара-Батыр. – Бывает, человек поднимается на гору – и то закружится голова. А если человек поднимается над народом – тоже так бывает, наверное.

В это время они взобрались на гребень холма и глянули дальше вниз на долину небольшой реки и сразу же прекратили беседу. Они дети народа, живущие в мире набегов, войн и всяких разбоев, с одного только взгляда поняли, что для журта, расположенного у них впереди на живописном берегу реки, сегодняшний день стал черным днем. Хотя снова ничего и не слышно, но видно хорошо – над журтом сейчас стоит стон и плачь, крики о помощи и проклятья: Бегают люди, дымят остатки сгоревших шатров, иногда проскакивают одинокие всадники.

Не говоря ни слова, все кинулись туда, вниз. Два-три броска, наверное, было до журта, и все это время они скакали молча – о беде не стоит много говорить. Вот и доехали. Уж лучше бы не доезжать никогда до такого места: и там, и здесь в лужах крови лежали убитые, кричали раненные; одни сидели на коленях перед ними, плакали и рвали на себе волосы от горя; другие почему-то таскали воду с реки и пытались потушить уже тлеющие остатки своих шатров, как будто там сохранилось что-то пригодное; третьи бегают туда-сюда, ищут своих детей, спрашивают о родственниках; четвертые свалили в жалкую кучку свое оставшееся добро и сидя на ней раскачиваются, плача и стеная.

Вновь увидев всадников, мчащихся к журту, люди сперва в панике стали разбегаться, но когда узнали, что они свои, успокоились немного и стали, плача, рассказывать о том, что здесь произошло. Узнав, что сын хана тайфы Джанибек тоже здесь, столпились вокруг него.

– За разбойниками уже погнались воины-джигиты. И я тоже сейчас направляюсь с оставшимися. А вы, оставшиеся в живых, присмотрите за раненными, позаботьтесь о мертвых! – так сказав, Джанибек подошел к Кара-Батыру.

– Позволь, Кара-Батыр, взять остальных джигитов и пуститься в погоню. Кто их знает, что там? – попросил он.

– Хорошо. Давайте побыстрее. Я тоже с вами.

– Нет, нет! Так нельзя! Ты оставайся здесь – ты старший и должен быть при караване. И Огурлу придержать, коль будет рваться! – кричал Джанибек, уже садясь на своего коня.

И вскоре он с оставшейся сотней ханских джигитов тоже уже мчался за невидимым противником. Чтобы ни говорил, но Кара-Батыр не смог удержать Огурлу и его негеров, и они тоже поскакали вместе с Джанибеком. Смог удержать возле себя только Залима и Занбермеза. Их и послал навстречу каравану.

– Ни к чему и келин, и девушкам видеть всю эту жестокость – остановите караван вон на той поляне, – и показал на луг возле реки примерно в двух-трех бросках от журта.

– Хо! – коротко, как молодые воины-джигиты, ответили Залим и Занбермез и отправились навстречу каравану.

Кара-Батыр нашел среди людей журта одного мужчину, который не совсем потерял голову в этом аду, и с ним можно было поговорить.

– Это один из наших, рода Цора1, журтов,- стал рассказывать тот. – Звать меня Зютю2. Да не дает мне Тант-Эри ошибиться, наверное, их было около шестидесяти – вот столько сарыбатыров налетело около полудня. А что они сделали – видишь сам. Занган-Кез тоже,кажется был среди них. Да пусть его имя упоминается на том свете, я слышал, как один из них кричал предводителю: «Касай, Касай!» Ведь собственное имя Занган-Кезя и есть Касай. Сам знаешь кого-молодиц, девушек, джигитов, что посмирнее и молодых, здоровых мужчин – угнали. А остальных, сопротивлявшихся, не успевших убежать, скрыться, поубивали. А добро, что смогли взять с собой – взяли, что не смогли – сожгли. Как и делали раньше, в самые худшие времена. Что же мне еще сказать?

И что обидно – так это то, что обманувшись относительным замиранием, мы не были готовы вот к такой подлости. Эх, этот проклятый мир! И волк – волк, и человек – волк!

– Сколько человек угнали в рабство?

– Как же мне это сказать? Скольких они, изверги, сгубили, скольких ранили, сколько уцелело – откуда же мне сейчас это знать? Человек двадцать, не меньше, угнали, конечно.

– А где были джигиты журта? Они не смогли оказать сопротивление?

– Кто же мог такое предположить? А где же быть джигитам – на кошах, возле табунов да стад. Что с ними – тоже неизвестно. А те, что были в журте, сопротивлялись, бедные, да что они могли поделать – несколько человек? Погибли все. Самое большее – человек десять, наверное, было.

– А как твоя семья?

– Два сына на коше, возле отары. сам знаешь, баранов быстро не погонишь, а поэтому жортууулцы их не трогают – может быть, Танг-Эри смилостивился, и они остались в живых. Младший был в журте, его угнали. И двух девочек, и келин. Дети, я и да будешь ты многоуважаем, хозяйка – вот мы и остались. Вот она, успокаивает детей. Четыре шатра у нас на таме было, а один вроде бы уцелел, но и тот затоптан. А из имущества остались лишь чашки да ложки.

О, Святой Элия! Почему же ты не ударишь своей огненной плеткой тех собак, что в образе людей напали на нас, и не превратишь их в пепел? А ты разве не видишь, Великий Танг-Эри, что здест делается? – простонал Зютю, протянув руки к небу – к Святому Солнцу.

– Не надо, брат мой, не говори так, обращаясь к Великому Танг-Эри, не рассерди Всемогущего в Великого Отца Нашего Небесного! Раскайся! – сказал Кара-Батыр, даже побаиваясь, что находятся рядом с этим человеком. А вдруг Великий Танг-Эри не выдержит дерзкие, с вызовом, слова Зюрю и решится наказать его...

– Прости, прости меня, Великий Танг-Эри! Не держи на меня обиду – я просто сошел с ума от горя и сам не знаю, что болтаю! Прости...

Кара-Батыр положил руку на плечо Зютю.

– Возьми себя в руки и не сдавайся, брат мой! Поверь в свои силы! Ты же мужчина! Видишь ведь – в журте кроме женщин и детей никого нет. И если ты проявишь слабость, что же тогда им делать? – сказал Кара-Батыр. – Поверь мне – за разбойниками погнались очень смелые, быстрые джигиты, и они смогут догнать этих негодяев и вернуть журту и людей, и табуны, и имущество. И прямо у вас на глазах, за зверства и жестокость мы отрубим им головы!..

Кара-Батыр, опустив поводья , медленно едет туда, где остановился караван. До чего же жесток и несправедлив этот мир! Почему это так, о, Святое Солнце? Если мы – народ асов-народ нартов – твои дети, тогда почему же так тернист и каменист наш жизненный путь? Почему льется наша кровь, почему мы страдаем? Или же мы, недалекие умом, чрезмерно возгордившись, наделали глупостей и этим обидели тебя? Если так – прости нас, Святое Солнце – Великий и Милостивый Танг-Эри! Смягчи свой гнев – если не ты сам, то кто же тогда твоим детям поможет? Кто утрет и осушит наши слезы, если не ты сам? Будь милосерден, прости нас, Великий Танг-Эри! Дай нашим журтам – мир, народу нашему – достаток!

– Кара-Батыр, установить шатры? Сегодня-то наверняка здесь заночуем? – спросил Залим.

– Хорошо, установите, но немного попозже. А сейчас собери джигитов, что у нас осталось – кучеров, поваров там – и отправляйтесь в журт. Помогите кому надо, присмотрите за ранеными. Прихватите три-четыре казана, возьмите баранов. Там много раненых, детей, слабых стариков – приготовьте что-нибудь горячее.

– Хо! – коротко ответил Залим и отправился исполнять поручение старшего.

Огурлу, Алан-Зигит, Джанибек и их негеры вернулись к вечеру. Как только они оказались вблизи журта, поднялись невероятная суматоха, шум и гам, точно так же, когда к овцам выпускают ягнят – родители и дети, найдя друг друга, забыв все беды и горести, радуются встрече, обнимаются, целуются и даже плачут от счастья.

Алан-Зигит рассказал Кара-Батыру обо всем подробно.

– Им не удалось далеко уйти, догнали мы их. Когда поняли, что бесполезно сопротивляться, тогда они побросали оружие и сдались. Те, конечно, у кого хоть немного ума имелось. А те, что вздумали поиграть с мечами, остались там, лежат спокойно – теперь ни на кого нападать не будут. А что более всего приятно – так это то, что и сам Занган-Кез оказался в наших руках.

– Молодцы! А джигиты все живые?

– Пятеро ранены, но, слава Великому Танг-Эри, не тяжело. Поправятся, жить будут.

– Благодарение Великому Танг-Эри!

– Что будем делать с собаками?

– О них можем подумать и завтра, а сегодня давай позаботимся о бедных людях журта, у них столько горя. Организуйте джигитов и ты, Джанибек, и ты, Алан-Зигит, помогите чем можете. А вечером попозже поговорим и сделаем так, как посчитаем нужным...

Поздно вечером, когда люди и поужинали, и немного перевели дух от трагических событий сегодняшнего дня, вокруг костра у шатра Кара-Батыра собрались все взрослые мужчины каравана.

– Мне не к чему рассказывать вам – вы и сами хорошо знаете то, что произошло. Что будем делать с теми собаками, которые оказались в наших руках? Скажите, что вы думаете по этому поводу. И еще – следует ли нам задержаться здесь на два-три дня, помочь людям пострадавшего журта, или же надо продолжить свой путь? И по этому поводу тоже выскажите свое мнение, – сказал Кара-Батыр.

Батыры молчали, не зная что и сказать. Тогда попросил разрешения сказать слово Алан-Зигит.

– Здесь, Кара-Батыр, когда есть ты, нам нечего вести долгие разговоры о том, что нам делать да как нам быть. Сам решай, как считаешь нужным, а мы будем исполнять твою волю. А если тебе надо знать и наше мнение – могу сказать.

– Говори, говори!

– Джанибек-батыр, сын хана тайфы здесь, пусть завтра же пошлет в ближайшие журты и в эль вестников, пусть эль соберет джигитов и приготовится к отражению возможных набегов – вот и все. А что нам делать здесь два-три дня? Пусть Великий Танг-Эри сделает дорогу умерших в Нижний мир короткой и легкой – после того, как предадим их тела земле, в руки Большой Матери, нам нечего здесь делать. А потом надо решить что делать с Заниган-Кезем и с его дружками, а затем, покончив и с этим делом, после полудня, я думаю, караван может продолжить свой путь. Нас ждут в журте Великого хана, об этом не надо забывать. А мы уже опаздываем на три-четыре дня от оговоренного срока – там будут беспокоится.

– А вы что скажете? – обратился Кара-Батыр к остальным своим негерам.