Магомет кучинаев
Вид материала | Книга |
- Н. Н. Подосокорский (Великий Новгород) Об аналогии «Наполеон-Магомет», 173.05kb.
- В. С. Соловьев Магомет, его жизнь и религиозное учение, 957.08kb.
- Содержание: 1, 443.56kb.
- Содержание: 1, 439.15kb.
- Содержание Алкоголизм, 618.55kb.
- План: Алкоголизм а Причины употребления алкоголя б Влияние на здоровье и потомство,, 297.91kb.
- Іслам наймолодша світова релігія. За даними всесвітньої ісламської ліги 1980р в різних, 193.6kb.
– Ты посмотри на этого дурака! Что случилось?
– Ой, мама! Ой, мама! – только и смог сказать Мурат, не переставая смеяться.
Бийнегер, ничего не говоря, тронул коня пятками и поехал, видно, он был не очень-то доволен выходкой Мурата.
– Где твой лук, да чтоб эмина не вошла в твой журт? – еле сумел крикнуть вслед Мурат, все еще задыхаясь от смеха.
Бийнегер остановился, пошарил по сторонам – действительно, он забыл взять лук!
И оба, припав к шеям коней, долго смеялись.
– Да чтоб эмина не приходила в твой журт! Из-за тебя теперь со мной обязательно произойдет что-то неприятное – ты заставил меня слишком много смеяться, – сказал Мурат, еле переводя дыхание и вытирая выступившие на глазах слезы.
А Бийнегер сконфузился и молчит.
– Что слышишь? Иди и возьми свой лук! – сказал Мурат.
– Разве нам не хватит твоего лука? – спросил Бийнегер, и на Мурата опять напал смех.
Бийнегер, ничего не говоря, повернул коня и поехал в журт. А Мурат кричит вслед:
– Ох бедный – келин вырвет, наверное, все твои волосы на голове, если она заснула после твоего ухода, и ты опять ее разбудишь.
До Верхней долины добрались, когда солнце уже хорошо пригревало, и высохла роса. Верхняя долина – прекрасное место для охоты – здесь растут и груши, и чинары, и кизиловые деревья, и орехи, а потому тут полным-полно всякого зверья и птицы: маралы и туры, лисицы и зайцы, гуси и утки, дрофы и куропатки. А в самой долине, на теплых лесных полянах на каждом шагу из-под ног шумно взлетают жирные перепелки.
Спешились у Тайного родника и, стреножив, пустили коней пастись, а сами расположились на лужайке немножко отдохнув да и перекусить малость. Поев немного, разлеглись на траве и, окунувшись в интересный многоликий мир природы, забыли обо всем. И на земле, и на небе льется многоголосая торжествующая песня жизни: поют птицы, квакают лягушки, стрекочут кузнечики, и даже у уха в траве с легким шелестом бегают муравьи.
– Вот бы взобраться на одну из этих облачных гор и с той высоты помотреть на мир! – неожиданно сказал Мурат.
– Еще чего! И без этой высоты виден мир – смотри: и горы, и долины, и реки, и леса. С неба что-то особое увидишь что ли?
– Да ты что! Даже с невысокой горы посмотришь вокруг – и то дух захватывает от красоты. А с такой высоты, с неба – ты что! Отец обещал в будущем году отпустить меня в Каф-Ас-Ую. Если найду себе нескольких хороших негеров – надежных джигитов. Один ты, надо хотя бы еще одного найти.
– Возьми Карамырзу – разве мы сможем найти лучшего негера? – сказал Бийнегер.
Карамырза – сын старейшины рода Байбатыр1 и ТириЗана2, является двоюродным братом Бийнегера: нх матери Арну-Зан и Зюзек3 из рода Турук4 сестры. Да, Карамырза – неплохой джигит, и силенки у него есть, хорошим спутником будет. Но как только Бийнегер произнес имя Карамырза, перед глазами Мурата появился образ не самого джигита, а его сестры – Айсурат1.
О том, что Мурат и Айсурат любят друг друга, в журтах родов Байбатыр и Зангораз ходили рассказы еще с тех пор, когда они были детьми. Правда, их всегда рассказывали как о забавных случаях из жизни детворы, но и теперь, когда они выросли, все еще продолжали говорить о них с улыбкой, и никому и в голову не приходила мысль, что, возможно, они и всерьез любят друг друга. Как будто не видят, что и Мурат давно уже вполне взрослый джигит, и Айсурат тоже девушка на выданье. И если на какой-нибудь свадьбе или на празднике случается Мурату и Айсурат станцевать вместе, вновь, как всегда, с улыбкой говорят: «Опять влюбленные танцуют!» Не только простые люди, но и сама Айсурат в последнее время начала верить в это – в то, что у них просто затянувшаяся детская дружба, а они подумали, что это любовь, а настоящая любовь, наверное, совсем другое дело. Возможно, она это говорит не всерьез, а просто кокетничая, как и всякая девушка, но Мурату-то это откуда знать, а ему обидно и больно, что даже сама Айсурат уже не относится серьезно к их любви. А особенно с позапрошлого года. В тот год женился Бийнегер, и, оказывая уважение к старейшине рода, на свадьбу приезжал и бий Тангсай-эля Зан-Бермез вместе с сыном и дочерью. Вот тогда-то, по слухам, и увидел бий Айсурат, она ему понравилась, и он намеревался взять ее в жены младшему сыну Тохтамишу. Уезжая, говорят, он дал понять о своих намерениях Тири-Зану. Тири-Зан, конечно, был рад, но постарался это скрыть, сказав общепринятую в таких случаях фразу: «Все в руках Великого Танг-Эри – как им определено, так и будет, да и дочке еще надо расти и расти». И вот она выросла, в этом году ей исполнилось шестнадцать лет, и ей уже пора подумывать о замужестве. Вернее – не ей, а ее родителям. И что теперь будет – кто знает? Раза два Мурат попытался было поговорить об этом всерьез с Айсурат, но каждый раз, переведя разговор на шутливый тон, она лишь кокетливо заявляла: «А зачем ты мне нужен, если находится бийский сынок?» Заподозрив, что она намеренно отделывается шутками и не хочет откровенно и серьезно поговорить, Мурат обиделся и не стал больше к ней приставать. А что делать-то? Если и сама девушка не любит, и ее родители не очень-то хотят знаться с тобой – что поделаешь? И зачем ее родителям знаться с тобой, если, действительно, находится сын бия?
Да, Айсурат – двоюродная сестра Бийнегера, но, что там ни говори, а старейшина рода – он и есть старейшина, отец рода, а не простой мужчина-уздень. Вот если бы Айзурат была дочерью простого узденя, что бы не сделал, но Бийнегер обязательно добился бы, чтобы ее отдали Мурату. Но ни Тири-Зан, ни Арну-зан, хотя она и родная тетка, не станут его слушать, они отдадут дочь не за того, за кого хочет Бийнегер, а за того, за кого хотят они сами. А они непременно захотят быть в родстве с бийским родом, а не стакими же, как и они сами, простыми людьми. Бийнегер это знает – он раза два пытался заговорить на эту тему в доме тетки, но каждый раз ему мягко давали знать, чтоб он не лез не в свое дело. И он перестал, подчиняясь жестокому, но верному правилу: не в силах – не берись!..
– Что молчишь? – неожиданно спросил Бийнегер, прерывая размышления Мурата.
Мурат никогда ничего не скрывал от Бийнегера, а потому честно признался:
– Я разговаривал с Айсурат.
Мурат слагает песни. Когда он сейчас сказал, что разговаривал с Айсурат, то имел ввиду, что он слагал о ней еще одну песню.
– Спой, если закончил, – попросил Бийнегер.
Мурат не стал отпираться.
– Давай эжну1! – сказал он и начал.
И вот по всей долине зазвенел его красивый, сильный голос. А Бийнегер подпевает – тянет эжну негромко, чтобы хорошо расслышать слова.
Айсурат, тебя я зачем полюбил
До того ты злая, аж в глазах огонь.
Говорят, злее тебя нет никого
В наших двух больших мирах!
Я побежал и поймал куропатку,
А это не куропатка, а змея
Мне казалось – я полюбил красивую девушку,
А это не девушка – а тигрица!
Хей, джигиты, что же мне делать
Горит и горит сердце мое!
Меня к себе совсем не подпускает,
Моя любимая совсем как крапива!
Давайте, друзья, на охоту пойдем,
Поищем эту белую маралиху.
На любовь Айсурат я не надеюсь -
Давайте подумаем обо мне.
Эту песню я сложил шутя -
Ты слишком уж не возгордись!
Кроме меня кто заглядывает на тебя,
Пусть он не дойдет до мечты!
– Клянусь Великим Танг-Эри, ты сказал совершенно верно, она – это сплошная стена крапивы! И чего только тебе в ней нравится – не пойму. Только личиком она вышла – и больше ничего. Слово скажет – крапивой хлестнет, телом – как теленок к весне – одни кости да кожа! – сказал Бийнегер от досады.
– Как ты можешь так говорить о своей сестре?! – рассмеялся Мурат. – Ну, погоди – расскажу я ей о твоих словах!
– Кому хочешь рассказывай, не боюсь – я правду сказал! Слышишь, Мурат, а ты видел эту куропаточку?
– Где? – Мурат резко приподнялся и огляделся. Бийнегер рассмеялся.
– Ту, бийскую куропаточку!
Ничего не понимая, Мурат уставился на Бийнегера.
– Чтоб тебя эмина не взяла – какой же ты непонятливый! Я говорю о дочери Зан-Бермез-бия, кажется, ее зовут Ас-Уят1. Неужели не помнишь? Она же с отцом была, на свадьбе Карамырзы?
– А-а-а! Помню помню, – сказал Мурат.
Да, Мурат помнил Ас-Уят, младшую дочь бия, да что с того толку? Помнил, что даже чуть не упал в обморок от удивления, когда увидел ее – да как же можно столько красоты давать одному только человеку! Такая она была красивая, эта дочь бия – ну, точно как выросшая на руках козочка! И рост, и тело – словно все в ней было исполнено Небесными Святыми по просьбе их любимца на земле – большого знатока человеческой красоты. Волосы у нее были золотистые, а брови темные, почти черные – интересно! Даже и этот пустячок красил ее. А глаза-то, глаза – точно моральи, с поволокой, а если глянет на тебя прямо – аж сердце замирает! А смех ее – точно солнышко засветило весной! Ох, часто вспоминает Мурат Ас-Уят, да только одна боль сердечная от этих воспоминаний.
Кто такой старейшина рода? Он тоже из простых мужчин-узденей, какая разница? И если дочь старейшины рода из соседнего журта, с которой, по сути, выросли вместе, не особенно-то с ним хочет знаться, то с какой стати должна полюбить его, сына простого узденя, бийская дочь, красотой больше похожая на дочь Небесных Святых, а не на человеческое дитя?
Вот поэтому то и старался Мурат каждый раз, когда образ улыбающейся Ас-Уят появлялся перед глазами, вырвать из памяти образ Айсурат, чтобы поскорее избавиться от Ас-Уят. Зачем нужны бесплодные мечтания?
– Если уж любить, если уж гореть и умирать от любви – так люби вот такую, гори и умирай из-за любви вот к такой девушке! Зачем тебе нужна Айсурат – по-истине кусачая крапива! – сказал Бийнегер, стараясь любым способом облегчить сердечные боли своего любимого брата.
– А ну их! Я лучше ни ее и ни ее не буду любить. Зачем мне самому накладывать кандалы на свои руки и ноги – уж лучше я останусь свободным, как птица!.. – воскликнул Мурат, раскинув руки и глядя на синее небо, словно собирался сейчас же взлететь.
А потом схватил руку Бийнегера и потянул:
– Давай, давай, вставай! И так заболтались – сколько времени прошло!
...Джигиты с охоты возвратились поздно вечером, их хурджуны были туго набиты турьим мясом, куропатками, тетеревами. Когда Мурат добрался до своего журта, десятилетний Тулфарчик, его младший братик, игравший у шатра с огромным Байнаком1, собакой, подбежал к нему и со злорадством крикнул:
– Вот так, вот так – твою любимую девушку увезут, за ней уже приехали! – так он мстил своему старшему брату за то, что тот не взял его с собой на охоту.
– Убирайся отсюда, негодный мальчишка! – прикрикнула на него Тийме – мать, готовившая у очага ужин. – Можно подумать, что народ умирает из-за этой косолапой!
Конечно, Тюйме хорошо знала, что Айсурат вовсе и не косолапая, а вполне даже красивая девушка, но что ей сейчас говорить-то? Знало ее материнское сердце, что сын ее любит Айсурат, и ему сейчас нелегко и любым способом, хотя бы и унизив Айсурат, хотела облегчить его боль. Поняв мать, Мурат постарался взять себя в руки. Когда немного оправился от оглушительного удара обидной вести, он вроде бы шутливо, безразличным голосом спросил у Тулфара:
– И кто же это она – моя любимая девушка?
Мальчишка удивился: разве Мурат сам не знает, что его любимая девушка – Айсурат. Сообщая эту, пренеприятную для Мурата, по его разумению, новость, Тулфарчик очень хотел досадить ему, и даже немного отступил, боясь получить подзатыльник, а он...
– А чья же любимая девушка Айсурат, если не твоя? – спросил Тулфарчик.
– Откуда мне знать! Наверное, того, кто и приехал ее увезти.
– Не ври! Твоя любимая девушка! Ее увозит сын бия. А ты оставайся с носом – вот так! – вновь перешел в атаку Тулфарчик, видя, что никак не может досадить Мурату.
– Убирайся, говорю, с глах моих долой! – Замахнулась мешалкой Тюйме, и тот мигом исчез. – Можно подумать, что теперь во всей Алан-Ас-Уе не найдется такого захудалого теленка, как она! – делая вид, что говорит самой себе, негромко, чтобы слышал сын...
Три дня шел той, зарезали шесть молодых кобылиц, столько же бычков-трехлеток, несколько десятков баранов – еды было вдоволь, буза и сыра1 лились рекой, а в верхней части застолья, где сидели Тири-Зан, аксакалы рода и другие уважаемые люди, было и красное греческое вино, которое теперь стало безоговорочной царицей всех напитков. Хороший был той, все были довольны. И на четвертый день караван с невестой направился к журту Зан-Бермез-бия. Одна из подружек невесты со стороны жениха была дочь самого Зан-Бермез-бия Ас-Уят. В состав почетной охраны каравана невесты Бийнегер пригласил и Мурата.
– Мало ли что может случиться в дороге, а вдруг тебе удастся и с самой куропаточкой поговорить! – сказал Бийнегер.
Мурат не стал отнекиваться. И вправду – кто знает, что может случиться в пути? Хотя уже и была предосенняя пора, но было жарко, и все облегченно вздохнули, когда караван вошел в лес. Довольно долго ехали по глухому лесу, и вот, наконец, караван начал выходить на большую лесную поляну. Если встретится ручей или речушка, можно было бы немного и отдохнуть, а заодно и перекусить.
Вдруг с головы каравана раздались крики:
– Набег! Качаки!
– Эй-хей, маржа, джигиты! Быстрее! – крикнул старший каравана младший брат Зан-Бермез-бия Темиркан, и кинулся вперед. Вместе со всеми джигитами, выхватив мечи, за ним помчались и Бийнегер с Муратом. Когда они доскакали до головы каравана, здесь уже вовсю шла отчаянная борьба – джигиты схватились как возле крытой повозки невесты, так и в лесу вблизи нее. Звенели мечи, ржали кони, резко осаждаемые седоками, и заглушая весь этот шум и гам, неслись крики насмерть перепуганных женщин и девушек. Кое-где уже виднелись оставшиеся без седоков кони.
Мурат еще издали заметил, что возле повозки невесты идет особо ожесточенная схватка. И в тот миг, когда они уже почти доскакали, повозка невесты тронулась с места и быстро полетела вперед – видно, что один из качаков занял место кучера. Джигиты из охраны каравана, увлеченные схваткой, и не заметили это.
– Бийнегер! Со мной! – крикнул Мурат, и не влезая в схватку, поскакал за повозкой. Проскакав немного, Мурат глянул назад – за ним мчался лишь один Бийнегер, а качаков, угонявших повозку невесты, не считая того, что на повозке, было четыре. «Кажется, их больше нас!» – легко, почти что шутливо подумал Мурат – почему-то он и чувствовал страха. Ему казалось, что все это не в самом деле, а какая-то игра, устроенная кем-то для испытания храбрости и мастерства джигитов. «Одного-то и всякий одолеет, а ты, если настоящий джигит, одолей многих!» – слышится девичий голос. Чей же это голос? Айсурат? Нет, это не ее голос. Ты смотри – это же, кажется, голос Ас-Уят!
Мурат тряхнул уздечкой и нагнулся к шее коня – это была просьба не просто скакать во весь опор, а лететь, и конь полетел. Что не очень-то удобно сразиться с противником, если он нападает на тебя сзади, когда ты убегаешь, Мурат, наверное, понял немного раньше – он попридержал своего коня, как только догнал качаков, и так вступил в схватку. И вскоре свалил с коня одного из них. Мурат начал атаковывать другого. Но и качаки, кажется, поняли, что они оказались в слишком уж невыгодном положении – двое из них свернули в стороны. Тем временем Мурат сбил и второго с коня. И только, отделавшись, оглянулся назад, как те двое с двух сторон накинулись на него. Но все-таки Мурат успел заметить – Бийнегер был уже вблизи. Надо выдержать до его прихода, а там на поражение и прав не остается – каждому приходится по одному. Вертясь как юла между двумя качаками, Мурат с трудом отбивался от их яростных атак. И как эта мысль пришла ему в голову – он одновременно обеими пятками сильно ударил по бокам своего Аккаша1 – это означало: «Помоги, пожалуйста!» Аккаш понял, что хозяину трудно – он приноровился и, выбрав подходящий миг, ударил грудью сбоку лошадь одного из качаков и опрокинул ее вместе с всадником!
– Эй-хей, трусы! Где вы? – крикнул Мурат и кинулся на последнего качака.
Но тот, видно, сейчас больше был настроен выбраться из этой заварухи живым, чем геройски погибнуть, а потому, улучшив миг, отскочил в сторону и прямиком пустился в лес. Мурат не стал его преследовать.
Всадник с того коня, которого опрокинул Аккаш, оказалось, остался цел и невредим, и подоспевший Бийнегер бился с ним. Мурат кинулся на помощь. Но Бийнегер уже сделал свое дело – схватившись обеими руками за голову, качак завертелся на месте и упал у дороги.
Оба сразу же кинулись за повозкой невесты. А она уже пересекла поляну и вновь входила в лес. Крики и причитания девушек были слышны на всю поляну. Тот качак, который правил повозкой, видимо, заметил, что за ним уже не товарищи его скачут, а враги, спрыгнул с повозки, раза два прокатился кубарем, потом встал и со всех ног пустился в лес. Испуганные лошади понесли – и повозка, как щепка, которую негодные мальчишки привязывают к хвосту кошки, волочилась за ними, грохоча и подпрыгивая на ухабах и кочках, готовая в любой миг разлететься на куски или же опрокинуться. А крики девушек, наерное, были слышны и на небесах. Мурат с Бийнегером помчались во весь опор, стараясь поскорее догнать повозку. Вот уже и близко. Трое-четверо девушек, вцепившись в заднюю доску, кричат во всю силу своих глоток.
– Не кричите! Не пугайте лошадей! – крикнул им Мурат, когда, наконец, догнали повозку, Девушки умолкли, но по их глазам и лицам было видно, что они со страху сходят с ума. Хотя и догнали повозку, но обогнать ее и остановить коней было невозможно – повозка уже вкатилась в лес, дорога была узкой и по обе стороны от нее стеной стояли деревья. Мурат даже стал приноравливаться, намериваясь перепрыгнуть на повозку. Но как прыгнуть через голову коня? И вот в это время, когда Мурат лихорадочно искал способ, чтобы перебраться на повозку, оттуда послышались крики:
– О, Святые! Что ты делаешь, Ас-Уят?!
– О, мать моя, – она сейчас погибнет! – Держись, Ас-Уят!
«Все они – эти ханские да бийские девчонки – такие: неженки, чуть что – сразу ах и ох! – подумал Мурат, злясь на то, что они, девчонки, опять зашумели.
– Да не лрите вы! – грубо закричал Мурат.
Затихли. Девушки с задней части повозки тоже юркнули внутрь.
«Наверное, кто-то из бедняжек потерял сознание, – подумал Мурат. – Ас-Уят, скорее всего. Конечно, куда ей вынести такие ужасы – нежная, как бабочка». Хотя джигит и размышлял так, но постоянно был начеку, зорко следил за дорогой, за деревьями по обе стороны от дороги – а вдруг представится возможность прорваться вперед.
Повозка остановилась совершенно неожиданно. Как бы лошади опять не понесли – так, наверное, думал Мурат, он проехал вперед. Проехал, глянул на лошадей, да так и застыл, пораженный увиденным – на одной из лошадей из упряжки сидела Ас-Уят!
Она, видно, почувствовала, что кто-то проехал вперед повозки, оглянулась, увидела Мурата и улыбнулась. Потом с ней что-то случилось, она обеими руками закрыла лицо. Мурат едва успел соскочить с коня и подбежать к ней, как она свалилась к нему на руки – бедняжка потеряла сознание. Девушки вновь заголосили.
– Не шумите! Лучше принесите подушки! – сказал Мурат, неся на руках Ас-Уят, чтобы уложить ее на траву в сторонке от дороги. Он остановился под большим дубом – здесь было чисто и прохладно. Вслед за ним поспели и девушки с тремя подушками в руках и, ожидая дальнейших повелений Мурата, уставились на него.
– Ты посмотри на них! – сказал Мурат. – А почему не вынесли кийиз, чтобы расстелить?
Об этом у него и мысли не было, но сердце чувствовало, знало – хоть бы пропали, исчезли совсем эти девушки, побежавшие к повозке за кийизом, лишь бы он остался один с Ас-Уят на руках, пусть даже и простоит он так весь свой век! Но не только девушки, а даже и сам Мурат все еще не знал о желании своего сердца – те бегом принесли кийиз и мигом расстелили, а он нежно опустил ее, подложив под ее голову подушки. Но его левая рука – она ближе к сердцу, что-то, видно, прознала! – осталась под ее головой на подушке. Словно не хотела, чтобы ее золотые волосы легли на безжизненное полотно подушки.
– Найдите где-нибудь немного воды, – сказал Мурат девушкам, которые, затаив дыхание, сидели вокруг на корточках и смотрели на Ас-Уят.
Одна из них быстро принесла воду. Мурат ополоснул правую руку и погладил ею лицо девушки. Веки Ас-Уят шевельнулись, к лицу стала приливать кровь.
Все радостно заулыбались. В это время Мурат и заметил Айсурат – она была прямо перед Муратом, на той стороне Ас-Уят.
«Боясь пролить хотя бы капельку, ты на вытянутых руках приносил мне большую чашу, до краев наполненную любовью – куда же ты ее дел, джигит?!» – усмехаясь лукаво и в то же время готовые вот-вот сверкнуть молниями гнева, спрашивали большие карие глаза Айсурат. «Как же ты так быстро забыла, вспомни – ты же сама небрежно отвергла мою любовь, махнув рукой, сбила чашу с моих рук, и вся моя любовь пролилась на землю!» – ответили глаза юноши. «И правильно сделала. Так тебе и надо было! А откуда ты теперь найдешь любовь, чтобы вручить Ас-Уят? По-моему, на земле нет родника любви?» – рассмеялись глаза девушки. «Погоди, ты разве не знаешь до сих пор – в сердце каждого человека есть свой родник любви! И пока человек с великой радостью сам не поднесет чашу любви и не напоет ею другого, родник любви в его душе не иссякнет!» – ответили глаза юноши, и в знак того, что им больше нечего ей сказать, повернулись к Ас-Уят.