Магомет кучинаев

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   34
1. У них, великий царь, пеших воинов не бывает.

– А как ты думаешь, если на земле степных саков начнется война, те саки, которые живут у Кафских гор и те, которых ты называешь сарыбатырами, – они придут на помощь степнякам, или же останутся в стороне? – И опять царь Дариявуш сверлящим взглядом вцепился в Кючюка.

– Как я понял, аланы-асы и горные асы не оставят друг друга в беде. А про сарыбатыров я не знаю что и сказать. Да, сейчас и аланы, и горцы не очень-то дружны с сарыбатырами, и даже бывают между ними стычки. Но, чтобы там ни было, они ведь все равно дети одного народа – они все, как мы говорим, загорские саки, а как они себя сами называют – так они все асы. Сарыбатыры, на самом деле – тоже ведь аланы, они ведь живут в степях. Я слышал, что умудренные жизненным опытом сарыбатыры, пытаясь после очередной стычки примирить своих соплеменников и аланов, всегда говорят так: «Мы ведь один народ – асский народ-аланский народ, разве не так?» Трудно предсказать как они себя поведут, если на аланов кто-то нападет. Если верх возьмет чувство единства крови, языка и веры, то они могут сказать: «Мы, чтобы нам ни было, – братья, а потому в трудные дни, в дни войны должны быть вместе, как и положено быть братьям!» – и прийти на помощь аланам. А если верх возьмет чувство соперничества и вражды, то, увидев, что аланы в нелегком положении, могут и воспользоваться этим и напасть на них сзади. Так или эдак они поступят, – это ведомо только Небесным Святым!

То ли решил цари Дариявуш, что, раз у этих загорских саков нет войска, и смысла нет далее расспрашивать этого человека, то ли он удовлетворился тем, что узнал о предстоящем противнике из уст этого путешественника – кто знает, но он откинулся на спинку трона, и обратился к сидящим в зале:

– Желающие – спрашивайте!

Военачальники еще некоторое время пытались кое-что выведать у этого человека, который довольно долгое время находился на земле загорских саков, но царя Дариявуша, кажется, уже не интересовали ни вопросы, что задавали полководцы, ни ответы этого купца. Видимо, его мысли сейчас уже были заняты другими делами.

Когда вопросы закончились, царь поднял руку, и в зале установилась тишина.

– Капассия! – позвал царь, и Капассия быстро вышел вперед. – Передай хранителю царской казны – пусть от моего имени он отблагодарит этого человека, а потом сам, не задерживаясь, возвратись назад.

Воздавая царю тысячу благодарностей, Кючюк попятился к выходу, вслед за ним вышел и Капассия.

– Все сказал правильно – молодец! Теперь посмотрим, что удастся урвать для тебя в награду у хранителя казны, – сказал Капассия, когда в холле они остались одни.

– Если ты доволен – для меня это самая большая награда, Капассия! – искренне сказал Кючюк.

Вскоре, закончив все хлопоты с Кючюком, Капассия вернулся в Розовый зал дворца, где царь держал совет. Вошедший, он недолго простоял, ожидая знака царя, разрешающего сесть, а когда последовал такой знак, прошел к своему месту.

Говорил Иездивазд, предводитель десяти тысяч всадников, расположенных в сатрапии Ас-Сур-Уя.

...– Загорские саки, если судить по рассказам человека, побывавшего там, это бедный народец, кочующий со своими немногочисленными стадами и табунами в необъятных степных просторах. Будет ли это достойным занятием для твоих львов, мой царь, освещающим все четыре стороны света, гоняться за этими пастухами по степям? Не лучше ли будет, если твои богатыри, перейдя Узкое море, повернут вниз, а не вверх. Что ни говори, а люди там, внизу, живут в больших и богатых городах. В больших домах из мрамора, говорят, много золота, серебра, дорогих тканей и вина. Я говорю о греках. Я только думаю о том, чем бы тебя порадовать, чем бы просветлить твой лик, а так, по-существу, мне все равно – куда скажешь, туда и поведу я твоих неустрашимых львов! – так закончив свою речь, ждет знака царя, разрешающего сесть, легендарный полководец Иездивазд.

Шевельнув правой рукой, царь позволил ему сесть. И тут же взгляд царя остановился на Шарвазе, и тот быстро вскочил, вышел вперед и, поклонившись, поблагодарил повелителя за оказанную ему честь говорить.

Шарваз – это тоже один из военачальников, имя которого у всех на устах. Предводительствуемые им воины во всех битвах постоянно одерживали победы. А командовал он одним из самых привилегированных конных войск, которые набирались из числа самих персов. Все: «и простые люди, и воины, и друзья-соратники называли его Шарваз-бурей за всесметающие атаки его воинов, которые налетали на врагов, как буран, как буря. Сейчас он располагался в Киликии.

– Мой повелитель, вселяющий радость в сердца и Небесных Святых, и земных людей! – начал он, как все, с восхваления царя. – Я знать не хочу, что такое золото, богатство, скот и подобные вещи, но если взор твой устремлен туда – я пойду туда. И если народ, живущий там, сам не поймет, что жить в тепле твоей отцовской заботы – это счастье, тогда мы, твои богатыри, возьмем этот народ за шиворот и кинем его к твоим ногам! Больше мне нечего говорить, – и Шарваз-буря стал, гордо приподняв голову, ожидая соизволения царя, чтобы сесть на свое место.

Царь слегка махнул рукой, и Шарваз-буря прошел к своему месту в зале.

Выступавшие вслед за Шарваз-бурей и сатрапы, и военачальники гуськом потянулись по удобной тропке, проложенной им. Так было хорошо. Так было удобно. Никогда, нигде, а тем более на виду у царя, не следует выпячиваться в сторону, словно поломанный сук – отрубят быстро. А царь – тем более. Если это ему не понравится. Большие светло-карие глаза царя Дариявуша остановились на Капассии, и тот послушно вышел к трону и, поклонившись, поблагодарил повелителя за оказанную ему высокую честь сказать слово при присутствии самого светлейшего.

Капассия – один из ближайших сподвижников царя, и первый, кому Дариявуш сказал, что надо убить этого самозванца Гаумау и освободить страну от этой собаки, был именно Капассия. Хотя он прекрасно знал, конечно, что корни рода Капасси не уходили далеко в глубь веков и не были чистокровно фарсскими. Слава и честь рода Капассии были добыты мечом и копьем его основателя – асского батыра. Но дело в том, что и его меч, и его копье, как и он сам со своей дружиной, всегда, верно служили Фарсу. И отец, и дед, и прадед Капассии всегда были надежными воинами и полководцами фарсских царей. И не раз их менее удачливые и завистливые сверстники из более знатных и почетных родов пытались оклеветать, ославить их перед царями, но ничего у них не выходило. Да и царю Дариявушу не раз намекали, пусть даже и в шутку, о том, что, правда, Капассия происходит из рода благородных, мужественных и честных рыцарей, но все-таки в нем течет не чисто фарсская кровь. А это ни много, ни мало означало – он, мол, чужак, хорошо ли, что ты так приблизил его к трону, когда есть десятки преданных тебе людей из более благородных и почетных фарсских родов, не оскорбляешь ли ты этим самым их, лучших сыновей Фарса? Но царь Дариявуш на эти намеки всегда давал прямой и недвусмысленный ответ: «Каждому я даю то, что он заслуживает!» И это было правдой. По крайней мере, царь сам был глубоко убежден в том, что он так именно и поступает. Вот и сейчас – не всем даже из «шестерых братьев» он не доверяет так, как Капассии. Почему же тогда ему не удержать возле себя верного своего соратника? А разные слухи, сплетни – они всегда были. Пусть говорят – ничего страшного. Поговорят – и перестанут...

– Свет очей Небесных Святых и радость живущих на земле – мой царь! – как и положено, воздавая царю похвалу, начал слово Капассия. – Я не стану искать иные слова, потому что хочу сказать то же самое, что сказали Шарваз-буря и достойный Иездивазу – я тоже готов идти с твоими богатырями туда, куда ты скажешь! Больше мне нечего сказать, – и с тем неожиданно умолк, ожидая знака царя, разрешающего сесть.

Царь Дариявуш удивленно поднял глаза. Что случилось с Капассией? Что это значит – почему он, как один из этих льстивых военачальников, ограничился этим глупым заявлением, что пойдет туда, куда ему скажут? Что же случилось с ним, с Капассией, который в подобных случаях всегда ясно и толково говорил о предстоящей войне или битве, как об уязвимых местах противника, так и о его сильных сторонах, о лучших традициях наших воинов и об упущениях в общей подготовке войск? Ведь по-существу Капассия сейчас сказал так: «Делай что хочешь – мне-то до всего этого какое дело?! Обиделся? За что? Подумав, царь не смог припомнить ничего такого, за что бы Капассия мог на него обидеться.

В Розовом зале поднялся легкий шумок – все заметили, что царь Дариявуш недоволен поведением Капассии. И многие, конечно, были этому рады, надеясь, что это не останется без последствий, и Капассия окажется в опале.

Когда до сознания царя дошло, что шум в зале как-то связан с его отношением к выступлению Капассии, он недовольно глянул в зал – так смотрит отец, когда застигает детей за шалостью, – и тотчас же настала тишина.

– Садись! – сказал царь и дал знак рукой.

Капассия сел на свое место. В зале не было слышно ни одного слова, но было ясно- мысленно сейчас все отчаянно спорили между собой: ведь до сих пор, дозволяя оратору сесть на свое место, царь всегда лишь давал знак рукой, а сейчас он не только махнул рукой, но и громко сказал: «Садись!» – что же это, интересно, значит? «Садись, садись, бедный – не сносить теперь тебе головы!» – вот что означает это «Садись!» – говорят одни. «Не только молчаливо дав знак рукой, но и сказав: «Садись!» – царь как бы проявил особое уважение к Капассии и этим быстро заткнул глотки тем, кто радостно зашушукался, думая, что царь теперь не очень-то будет привечать Капассию» – так говорили другие.

Царь встал – и это означало, что совет закончен. Все вскочили со своих мест и поклоном проводили царя, который, не оглядываясь, исчез через боковую дверь, что вела к его комнатам на правом крыле дворца. Люди в недоумении стали расходиться...

Поздно вечером к воротам крепости города Сфарт подъехали трое всадников. В крепости сейчас живет сатрап Лидии и одновременно предводитель находящихся в сатрапии войск Капассия. Здесь же в крепости находится и две тысячи всадников. Остальные войска расположены в других крепостях Лидии. Один из всадников вытащил из нагрудного кармана золотую пластинку с изображением барса и показал ее начальнику охраны – такие пластинки имели лишь очень важные личные посланники царя. Начальник караула засуетился, отдавая приказ стражникам, и ворота крепости широко распахнулись.

А в это время Капассия вместе с семьей был занят вечерней трапезой в просторной столовой на втором этаже главного здания крепости, где он и жил. Грек Марсий, начальник прислуги, сзади бесшумно подошел к Капассии и не без тревоги в голосе сообщил ему, что в крепость прибыли трое личных посланников царя и ждут его.

Капассия нисколько не удивился столь необычному сообщению, а наоборот, спокойно сказал Марсию, словно он уже давно их ожидал:

– Счастливые они люди, Марсий: они пришли в гости как раз к трапезе, значит, они пользуются уважением у своих тещ. Зови их сюда к столу!

Марсий вышел, но вскорости вернулся обратно. Он был встревожен пуще прежнего.

– Просят тебя выйти к ним. И какие-то они странные – лица закрыты, одни глаза только сверкают! – еле пролепетал Марсий.

Все насторожились.

– Не беспокойтесь – я сейчас вернусь, – сказал Капассия и вышел в гостиную. Марсий засеменил за ним.

Шахризр, сын Капассии, взял в руки меч, все затихли в страхе и тревоге.

– Ты иди и занимайся своими делами, – велел один из троих таинственных гостей Марсию, и тот, часто оглядываясь, пошел обратно в столовую.

Двое из пришедших встали у дверей, а третий подошел к Капассии и неспеша отстегнул от шлема концы покрывала. Перед Капассией стал сам царь Дариявуш.

Капассия отступил на два-три шага, поклонился, оказывая этим почтению повелителю.

– Мой царь, затмевающий,.. – начал было Капассия, но царь, подняв руку, остановил его.

– Я пришел поговорить с тобой. Есть у тебя здесь отдельная комната?

– Зачем ты пришел сам, а не позвал меня? – спросил Капассия, когда они остались одни.

Сразу же, как только вступил на престол, сам царь Дариявуш установил такие правила взаимоотношений между собой и шестерыми своими сподвижниками, участвовавшими в заговоре против Лжебардии: на людях, в обществе пусть все будет так, как и положено быть по этикету, но когда они остаются сами, все должно быть так, как и было до их победы над Гауматой, до воцарения Дариявуша – это отношения между собой хороших и верных друзей. Вот уже прошло немало лет с тех пор, как Дариявуш стал царем, но правила эти так и остались неизменными. Правда, в последние годы им, старым друзьям-соратникам, не так уж часто удается встречаться вместе – Дариявуш всех своих «братьев» поставил на должности, которые они сами и выбирали, и теперь им не удается так часто встречаться: если один здесь, на этой окраине государства, то другой там – совсем в другой стороне. Капассия, Бардия, Мегабаз – военачальники. Бардия – предводитель войск, расположенных в пяти западных сатрапиях империи в Лидии, Ионии, Ас-Эр-Уе, Каппадокии и Кимикии. Он подчиняется только самому царю и больше никому. А Капассия является и начальником войск, расположенных в Лидии, и сатрапом, а это означает, что он, в сущности, является единовластным повелителем целой сатрапии, некогда бывшей самостоятельным царством. И Мегабаз-буря тоже – является и сатрапом Дакии, которую он завоевал сам в этом году, и предводителем войск, расположенных там, в этой же сатрапии. А Шахраваз, Артабаз и Парваз являются сатрапами тех сатрапий, которые они сами и выбрали: Артабаз – в Мисире, Парваз – в Парфии, Шахраваз – в Су-Эре...

– Отвечу и на твой вопрос, но чуть позже. А сейчас хочу поговорить о другом, – сказал царь Дариявуш, садясь на широкую мягкую тахту, стоящую между двух окон. – Садись и ты! – и показал на место рядом с собой.

– Извини, я сейчас велю что-нибудь нам подать – потом, – и с тем, так как царь не стал возражать, Капассия вышел. Он вскорости вернулся, царь сидел, как и раньше, закрыв лицо.

Вошел Марсий и еще двое слуг с подносами и через мгновение столик перед тахтой был заставлен едой и напитками. Слуги ушли, а Марсий отошел чуть в сторонку и молча встал, намериваясь остаться о обслуживать.

– Спасибо, Марсий, – теперь можешь идти и отдыхать, – велел ему Капассия, и слуга вышел.

Капассия взял двумя руками белый с позолотой длинношейий фарфоровый кувшин и наполнил красным вином объемистые высокие серебряные бокалы, отделанные золотом.

– Да будет дорога твоей жизни широкой, красивой и долгой! – сказал Капассия, беря бокал.

– Спасибо! Пусть исполнятся и твои хорошие мечты! – сказал царь Дариявуш, тоже беря бокал в руки.

Выпили, молча съели по две-три дольки сушеных абрикосов.

– Почему не спрашиваешь, по какому это делу я пришел? – спросил царь.

– Подожди – значит, ты пришел по какому-то делу? А я-то подумал, что ты соскучился по старому приятелю и зашел посидеть и поговорить с ним.

– Опять ты загоняешь меня в угол! А я хочу, все-таки, сказать правду – я пришел по делу. Но, и ты сам об этом хорошо знаешь, мне всегда приятно посидеть и поговорить со своими верными друзьями.

– Тогда справимся и с твоим делом, и посидим, – сказал Капассия и потянулся к кувшину с вином. Но царь остановил его.

– Потом – сперва немного поговорим, – сказал он. – А то эта штука набросит сеть на наши умы, даст волю нашим языкам, тем и дело может испортить, – и отодвинул кубок в сторону.

– Хорошо, коли так, – согласился Капассия и выжидающе взглянул на царя – говори, мол, что там у тебя за дело.

– Я не понял смысла твоих слов на сегодняшнем совете. Вот и пришел, чтобы ты объяснил мне то, что ты хотел сказать, – напрямую заявил царь без всяких околичностей.

– Мы – как и прежде? – спросил Капассия.

– Конечно, как и прежде! – ответил царь.

Если встречались кто-то из «семерых братьев», убравших с престола Лжебардию, и надо было им поговорить по очень серьезному делу, то спрашивали и отвечали вот так, – мы, мол, как и прежде, друзья-братья единомышленники, можем говорить откровенно.

– Если так, объясню. Я ведь не был согласен и тогда, когда ты отправлял Мегабаза за Узкое море – в Дакию. Помнишь – я дал знать об этом лично тебе, когда мы остались только вдвоем?

– Помню.

– И сейчас я считаю, что ты поступаешь неправильно, собираясь в поход на загорских саков.

– Я почувствовал это. Да только не пойму почему ты так считаешь. Объясни мне, пожалуйста.

– Хорошо, брат мой1, объясню. Только я не уверен, что ты согласишься со мной.

– Говори. Соглашусь или нет – это другое дело, – сказал царь.

– Хорошо. И ты тоже глубоко уважаешь слушателей Небесных домов1 – да воздастся тебе за это! Хорошо знаешь и жизненные дороги, которыми прошел наш народ. Эти дороги – дороги борьбы и крови. Благодаря любви и заступничеству Небесных Святых великий царь Куруш разбил оковы, сковывавшие наш народ по рукам и ногам, завоевал ему свободу и создал большую, прекрасную страну. Но, видно, сгоряча, увлекшись, решился и на такое, что не понравилось Небесным Святым – он погиб в горячих песках Согдианы от рук этих проклятых заморских саков. О царе Камбуджии, сыне великого царя Куруша, я не стану говорить – ты сам его прекрасно знаешь, служил не один год у него. Так вот, и Камбуджия не удовлетворился тем, что стал царем великой державы, не вспомнил о трагической судьбе своего отца и не подумал о том, что пора бы дать возможность и своему народу, и всем подвластным народам этот долгожданный мир и покой, дать людям возможность жить по законам природы – добывать себе одежду, пищу и украшения собственными руками, через радость труда, а не войной и разбоем, через кровь и смерть. Видно, Ахриман забрался в его душу – не хватило ему земли от моря и до моря, аж за море пошел ее отвоевывать – в Мисир и даже дальше! В результате и брата погубил, и сам погиб.

Я говорю обо всем этом тебе, брат мой Дариявуш, чтобы ты призадумался и постарался понять желания Небесных Святых! Может быть, они не одобряют такие дела?

– Какие дела?

– Войны, кровопролития. Всякое дело, видно, и сам Великий Ахурамазда, и Небесные Святые, ограничивают какими-то рамками. И если кто-то переступает установленные ими границы, они, наверное, бывают этим недовольны. Царь Куруш дал свободу нашему народу, сделал его властелином всех окрестных земель и народов. Видно, это было угодно Небесным Святым, они посчитали это справедливым делом – так они, наверное, воздавали должное нашему народу за его многовековые страдания, терпение и упорное стремление к лучшей жизни. Возможно, они хотели, чтобы потом в этой большой стране, которую создает фарсский народ, люди научились бы жить друг с другом в мире и дружбе? И тех, кто не может догадаться об этом желании Небесных Святых, а все стремится к новым и новым завоеваниям, а следовательно вновь и вновь ввергает бедные измученные народы в кровавые войны, сам Ахурамазда, возможно, останавливает, сокращая их жизненный путь, загоняя их в капканы смерти, которые щедро расставляет повсюду война? И думается мне иногда – не сами ли Небесные Святые вот так останавливали и Великого царя Куруша, и Камбуджию, когда они занялись делами, не угодными им, Небожителям? Вот почему я не был согласен с отправкой Мегабаза на ту сторону Узкого моря. По этой же причине не нравится мне и то, что ты сам решил отправиться в поход на загорских саков.

– Мегабаз покорил Дакию. Если б это было не угодно Небесным Святым – этого бы не случилось. Не правда ли? А раз так, то все, что ты говоришь – это несерьезно! – сказал царь.

– Мегабаз – не царь! Как ты это не понимаешь?! – воскликнул Капассия.

– Хорошо. Не пойду я и на саков, и на других – тогда скажи, чем же мне заняться? – всерьез спросил царь.

Капассия был настолько поражен этим вопросом царя, что потерял дар речи.

– Вот видишь! Тебе даже нечего сказать! Ты что, хочешь, чтобы и я, как и Ардашир, пил вино и развлекался танцами обнаженных девушек – и все?! Скажи, скажи!

– Ардаширу можно – какие у него заботы-тревоги? А у тебя на шее тяжесть государства! Ты царь – отец всего народа, кто же позаботится о людях – твоих детях, если не ты? Ответь ты тоже на это! Народам надоели вечные войны, смерти и реки крови! Люди хотят просто жить и работать! И больше ничего – ничьих земель, ничьих богатств! Понимаешь ты это? Ты – властелин многих народов, оставь их в покое, дай им мирную жизнь, не тревожь их войнами да походами, ты сам увидишь – люди, живущие сегодня, и их потомки будут клясться твоим именем, как клянутся люди именами Небесных Святых!

– И без этого обо мне ходят слухи – сам знаешь какие! – сказал с досадой царь, сразу погрустнев.

Да, сейчас он, по-существу, был прав. Раньше, во времена царя Куруша и царя Камбуджии, страна была похожа на какой-то большой-большой разбойничьий стан – земли государства все увеличивались и увеличивались, а порядка в них становилось все меньше и меньше. Вновь завоеванные земли и народы цари отдавали во власть своих приближенных, и те делали на своих подвластных землях все, что им вздумается. Мастера, которые создавали своими руками все, становились все более и более бесправными, все реже и реже ходили караваны по плохим и ставшими опасными из-за бесчисленных разбойничьих банд дорогам, замерла торговля, пустели поля и сады.

Сев на царский трон, Дариявуш и его ближайшие соратники призадумались над тем, как навести в стране порядок, как наладить в ней жизнь. Приходят к какому-то решению и решительно принимаются за дело. Дариявуш начинает с того, что делит огромную страну на двадцать частей, которых называет сатрапиями. И ставит во главе их сатрапов – своих верных людей, выходцев из уважаемых персидских и мадийских родов. А чтобы сатрапу и в голову не приходила мысль отделиться от империи и стать самостоятельным царьком, Дариявуш разместил в каждой сатрапии войска. Предводитель войск, размещенных в сатрапии, не подвластен сатрапу, а подчиняется одному из пяти высших военачальников, над которыми находится лишь непосредственно сам царь, как единый и верховный полководец всех войск. Эти меры нужны были, чтобы укрепить единство империи и порядок в нем. Но чтобы страна была могучей и всеми уважаемой, надо чтобы и народ жил в ней хорошо, с достатком, без тревог и нужды. А чтобы народ жил хорошо, в стране должен быть порядок, все должны уважать законы и обычаи, никто не должен своевольничать. Царь Дариявуш пресекает грабежи населения, чинимые военачальниками, велит без суда и следствия отрубать головы разбойникам, коли они окажутся в руках государственных стражей. А для этого – для того, чтобы ловить их, через каждые двадцать криков на больших караванных дорогах ставятся посты. Одновременно ведется грандиозная работа – расширяются и улучшаются старые, строятся новые дороги, которые связывают центр страны со всеми окраинами. За порядок и безопасность на дорогах в каждой сатрапии теперь перед царем держит ответ непосредственно сам сатрап. Сами же сатрапы отвественны и за то, чтобы и дороги содержались в порядке, и мосты восстанавливались своевременно, если они разрушались в период дождей или по какой-либо другой причине.