Старовойтенко Е. Б. Современная психология: формы интеллектуальной жизни издательство «Академический проект» Москва 2001

Вид материала

Содержание

4.4. Образные феномены отношений к жизни.
ПОЭТ. О строении тела

Подобный материал:

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 77

4.4. Образные феномены отношений к жизни.

Самым очевидным для психологического понимания является участие представлений в интеллектуальной жизни человека и соответственно, в интеллектуальном жизнеотношении. Мы видели это при рассмотрении образных прототипов абстрактных понятий, при определении образной схематизации как важнейшего условия словесно - понятийного мышления, при нахождении среди образов воображения тех, что соединившись с мыслью, выступают сложными интеллектуальными моделями новых объектов вещного или духовного мира. Наконец, на опыте символизации мы видели, как универсальный образ может заместить собой объяснение тех сущностей, перед которыми пасует мысль.

Перечисленные феномены выступают достаточно заметным звеном мыслительных преобразований. Наряду с ними есть и такие способы образного участия в интеллектуальном обеспечении жизни, которые позволяют говорить только об «образных редукциях в мысли», «образных стимулах мысли», «неопределенных образных аналогах мысли» и т. д. Они как бы теряются в течении логических операций и неуловимо для рефлексии опосредуют процесс сложного, направленного абстрактного мышления.

Есть, однако, тип представлений, который относительно автономен от словесно- логического мышления и задает тон не в объяснительной, а в понимающей и ннтерпретирующей активности субъекта. В феноменологическом анализе Юнга он обозначается как «фантастическое мышление». Иначе его называют свободным фантазированием и воображением. Приведем его основные характеристики, намеченные в знаменитой юнговской работе «Либидо, его метаморфозы и символы» (155).

Это тип «мышления», отличающий особые категории людей. Он присущ, как основной, индивиду в детстве (1), он заметно активизируется в подростковом и юношеском возрасте (2), составляет суть миропонимания взрослого, погруженного в среду мифов, древних традиций и ритуалов (3), он выступает ведущим в жизни творцов жизненных символов в искусстве и философии (4), он может стать автономным «комплексом» в системе личности, пережившей отщепление бессознательного плана мышления от сознательного. (5).
Фантастическое мышление оперирует образами, близкими представлениям людей древности. Они перекликаются с крупными историческими событиями, с народными верованиями, старинными легендами и сказаниями. Их архетипическая тематика является системой «кодов» для истолкования скрытых смыслов современной культуры.
Оно имеет установку на непознаваемое, утверждает правомерность сосуществования рационального и иррационального уровней в приспособительном и созидательном отношении личности к жизни.
В сравнении со строго целесообразным, организованным, длительно протекающим в одном направлении, ориентированным на будущее мышлением, фантазирование спонтанно, истощаемо и «безответственно», состоит из случайных эмпирических элементов, которые произвольно теснятся друг к другу и являются в настоящее из прошлого.
«В то время, как определенно - направленное мышление есть явление вполне сознательное, утверждать то же самое о фантастическом мышлении нельзя. Вне сомнения, большая часть содержаний последнего относимо к области сознательной, но по меньшей мере такая же часть протекает в неопределенной полутени, а многое - уже в бессознательном, и потому такие содержания не могут быть разгаданы непосредственно.» ( 155, с. 43)
Образно опосредованные идеи абстрактного мышления следуют мотивам приближения, соединения, достижения объективных ценностей. Фантазирование служит приспособлению объективности к субъективным желаниям, неосуществимых рационально - практическим путем. Из этой формы освоения мира рождаются «невозможные», «необъяснимые» поступки людей, иногда кардинально меняющие ход их жизни.
Рефлексия фантазий, мечтаний и сновидений открывает их тайный смысл, умножающий наши знания о себе, о другом человеке, о человечестве. В них заключены те влечения, чувства, идеи, которые сознание отрицает как неприемлемые для нашей социальной жизни или почитает как великие сверхчеловеческие задачи. Невероятное многообразие подвигов, деяний, свершений, испытаний, злодеяний, преступлений, концентрируясь в любой мифологической или сказочной системе, указывает на предельные способы и уровни существования человека, которые означают потерю человечности или выход за ее известные границы
Продукты фантастического мышления, наполняя наш душевный мир избыточным напряжением, дают нам возможность творческого образного «отреагирования». Посредством их эстетического выражения мы можем реализовать художественное отношение к жизни.

Роль образов в художественной деятельности относится к важным психологическим вопросам искусства и исследуется. как правило, в области «психологии искусства». Неоценимые данные предоставляют по этой проблеме психоанализ и структурная психология. ( 7;. 101; 135; 139; 149; 158; 159)

Искусство с субъективной стороны является особой разновидностью деятельного отношения художника к действительности. Его называют «образотворчеством» и находят его следы и продукты в сферах поэзии, литературы, живописи, пластических искусств, архитектуры и т. д.
Психологический анализ обнаруживает феномен «сращения» художника с образотворчеством, так, что лишь гипотетически можно рассуждать, является ли образ способом самовыражения художника, или культура заявляет о себе в лице неординарной личности, или образ использует художника, чтобы в очередной раз проявить какой -либо вечный символический смысл.
Образ, на время поглощая собой художника, кажется таким насыщенным творческим импульсом, страстью, аффектом автора, что его воплощение в произведении искусства не выглядит иначе, чем свободным и самодостаточным процессом, вольно распоряжающимся всеми внешними и внутренними условиями.
Образотворчество нуждается в приложении неослабевающих интеллекта - сознания - воли автора. Если это условие не соблюдается, образ не становится «агентом» творческого процесса и ищет иных, обходных, иногда регрессивных или патологических форм проявления.
Образ искусства передает для общего понимания изысканную мысль, выступая для нее самой прозрачной формой. Никакая рациональная психология не скажет о женщине больше и глубже, чем поэзия Пушкина и Блока.
Художественный образ передает свой смысл целостно и завершенно, и ничто другое не может заместить его в искусстве; это неповторимое событие, без которого немыслима культура.
Образ искусства интеллектуален в том отношении, что всегда несет некое универсальное «значение», которое не нуждается ни в конкретизации, ни в детализации, ни в уточнении. Примеры, используемые структурной психологией для обоснования этого положения, представляются особенно удачными. Так картина Рембрандта «Аристотель, рассматривающий бюст Гомера» выступает, по мнению Р. Арнхейма, великолепным аргументом непосредственного эстетического действия на мышление зрителя. При созерцании картины, с точки зрения структуралиста, весьма вероятно спонтанное появление мысли о том, что всех, кто мудр и известен в философии, политике, поэзии и искусстве, отличает склонность к меланхолии. Гомер - Аристотель - Рембрандт предстают в произведении искусства тремя ликами единого абстрактного символа «трагической гениальности». ( 7, с. 333)
Идеи, заключенные в художественных образах, далеко не всегда приходят из области философских или научных абстракций. У них часто обнаруживается мифологический или мистический источник. Но как бы то ни было, искусство позволяет «представить непредставимое»: рай в образах Микеланджело, ад в образах Данте и Гете, Святую Троицу на рублевских фресках.
Эстетическое впечатление живо до тех пор, пока мысль остается тайной художественного образа. Если эти отношения меняются, и мысль «навязывается» зрителю посредством абстрактных образных форм, оставаясь при этом чужой и темной, изображение воспринимается и переживается как холодное, бесстрастное. Образы такого типа слишком интеллектуализированы и не проникают непосредственно в мир воображения зрителя.
Мысленный план художественного образа в силу своей универсальности генетически восходит к тому или иному архетипу. По замечанию К. Юнга, посредством художника «говорят» праобразы.

«Художественное развертывание праобраза есть в определенном смысле его перевод на язык современности, после чего каждый получает возможность снова обрести доступ к глубочайшим источникам жизни, которые иначе остались бы для него за семью замками. Здесь кроется социальная значимость искусства: оно неустанно работает над воспитанием духа времени, потому что дает жизнь тем фигурам и образам, которых духу времени как раз больше всего недоставало.» (151, с. 284).

Только живая предметность образа позволяет ему ассимилировать и удержать в себе серьезную творческую страсть художника, которая, хотя и служит удовольствию автора и зрителя, бывает полна мучительных впечатлений, пока рождается произведение. В толковании З. Фрейда, желания и аффекты, питающие образотворчество, несут в себе те же смыслы, что игра ребенка или фантазирование юноши: любовные, честолюбивые и самолюбивые. Если побудительно – эмоциональные интенции воображения не реализуются художником в формах искусства, они окольным путем проникают в его жизнь или в обезображенном виде появляются в виде симптомов невроза.
Самым сильным символом художественного произведения всегда выступает «я» автора. Оно узнается в главном герое или центральной фигуре, или неординарном персонаже, которые переживают множество приключений, трансформации, кризисы, возрождения. Авторские проекции так сильны и заразительны, что вызывают у читателя или зрителя чувство и собственного присутствия в сюжете. Спонтанное взаимоотождествление соединяет создателя и того, для кого создается искусство, в общем художественном отношении к жизни. Процесс образотворчества перетекает от желаний художника к желаниям его героя и к нашим желаниям. Его можно считать завершенным, когда автор вызвал в нас «наслаждение нашими собственными фантазиями» и способствовал «снятию напряженности в нашей душе.». ( 135)

Особенно важную роль образы представлений играют в построении и регуляции отношения к другому человеку. Образ другого определяет длительность наших внутренних обращений к нему, частоту актуализирующихся намерений общаться и взаимодействовать с ним, создание планов и стратегий совместной активности, доминирующие переживания в воспоминаниях о нем, характер стремлений, испытываемых нами по его адресу.

Такой обширный спектр влияний присущ в первую очередь образам «значимых других». В отношениях с ними мы реализуем свой максимальный потенциал детальности, точности, целостности, константности и осмысленности образной репрезентации конкретного человека. Желая еще более усовершенствоваться в ней, мы, возможно, обратимся к физиогномике как древнему и не умирающему искусству образного синтеза другого. И тогда нас, как в свое время Гете, увлекут непревзойденные образы человеческих типов Лафатера, в которых мы узнаем своих любимых, друзей, родителей, авторитетов, кумиров и врагов. Среди них есть и типы тех, кто создает образы искусства.

Возьмем, к примеру, лафатеровские портретные описания «поэта» и «художника», воссозданные Гете и структурированные здесь по следующим психологическим параметрам:

строение тела;
черты лица;

- движения тела;

особенности экспрессии переживаний;
наблюдаемые качества ума, характера, деятельности;
общий уровень проявляемой душевной активности.

Данные параметры - не плод современного переосмысления содержания физиогномики. Их совокупность имплицитной моделью присутствует в ней.

Итак, ПОЭТ.

О строении тела

Долговязая, нескладная фигура, впалая грудь. Тело гибкое, вытянутое, плоское; в его очертаниях - ни одной прямой, натянутой, решительно округлой, жестко согнутой линии, ни одной угловатой выемки, никакого намека на жесткость или окаменелость. Впечатление некоторой женственности облика.

О чертах лица

Белокурые волосы; цвет лица - не бледность все созидающего и все поглощающего гения, не пылающий румянец того, кто презрительно попирает ногами окружающий мир, не молочная белизна тупицы или желтизна жестокосердного упрямца, не смуглость усердного труженика, но бело - розовые и фиолетовые тона. Любой предмет, имеющий до него касательство, гонит кровь к щекам и к носу; кожа чуткая и нежная. Вздернутая и выдающаяся вперед верхняя губа; мягко очерченный нос; в нижней части лица - признаки чувственности, вялости, беспечности; изящный изгиб век, блестящие глаза; белый гладкий лоб. Профиль несколько расплывчатый и вытянутый; фас определеннее профиля. В целом, лицо привлекательное, милое, веселое, благодушное, доброжелательное и переменчивое вследствие крайней восприимчивости. Взгляд его - не огненный взгляд орла; Чело и нос не несут отпечатка львиного мужества. В лице и посадке головы - тонкость, великодушие, чистота. Восхитительное впечатление цветущей юности.

О телесных движениях

Существо подвижное, парящее, податливое, мягкое, медлительно - плавное в движениях. Некоторая юношеская суетность и вместе с тем - свобода, упругая энергия, толкающая тело вперед и так же легко отталкивающая назад.

Об особенностях экспрессии переживаний.

Тонкая чувствительность, трепетность, страстность, крайняя возбудимость, восприимчивость. Искренность переживаний, отзывчивость на любые впечатления, открытость, податливость и быстрота чувств. Чувства чести, девичьей стыдливости, гордости, свободы. Внутренний пыл и одновременно - простота и скромность без всякой аффектации. Благодушие, добросердечие и благородство. Высота, глубина, вечный полет чувств. Легкий отклик на соблазны; утонченный вкус; чувствительность к красоте; как бы вечная влюбленность; незапятнанное правдолюбие.

О наблюдаемых качествах ума, характера, деятельности.

Ум: прямой, ищущий правды, но не исследующий истину, не глубокий, не резонерствующий, не осмотрительный. Это ум воображения, ум фантазии: вечно парящий, созерцающий, идеализирующий, приукрашивающий, не создающий, но пересоздающий и облагораживающий, всему сообщающий облик героического.

Характер: соединение доброты, честности, благородства, человечности, мужественного самосознания, широты, открытости, скромности, целомудрия, безыскусственности, стремления подняться над самим собой.

Черты деятеля: не исследователь, не изобретатель, не вдумчивый сочинитель. Всегда немного хмельной поэт, витающий в воздушных сферах и камнем падающий на землю. Не строит далеко идущих планов; не создан, чтобы действовать решительно и планомерно, с энергичной настойчивостью деятельного мужа или воина. Но это поэт, исполненный огня и отваги, мечтатель, одописец, гений, воплотитель всех своих идей.

Общий уровень проявляемой душевной активности.

Он полон жизни; обладает могучей энергией поэтического выражения; переполнен целеустремленных сил. Он - кипящий, роскошный гений с легкокрылой творческой силой, преисполненный огня. В нем есть и сила, и слабость одновременно. Он податлив и при этом жаждет свободы. Иногда расслаблен, но чаще удивляет упругой энергичностью. Противоречия только подчеркивают великолепную игру целого.

Теперь для сравнения - ХУДОЖНИК.

О строении тела

Он среднего роста, широк в плечах и плотен, с несколько округлыми, но вполне определенными очертаниями тела. В них есть даже некоторая резкость и жесткость. Общее впечатление массивности и недюжинной телесной силы.

О чертах лица

Лицо с «концентрированными», сосредоточенными, твердыми чертами. Резко очерченный лоб и нос; резко выступающие округлые кости глазниц. Лоб, нос, взор - все нависло, все устремлено книзу, как у забавнейшего сатира. В лице - ничего вялого, разве что в полузакрытых глазах, в линиях рта и носа проступает сладострастие. Общее выражение величия, подобранности, а также простоты и приятности.

О телесных движениях

В движениях - концентрированная и живая сила. Собранность и сдержанность всех движений и походки. Выразительность внешних действий уступает внутренней выразительности. Действия кажутся рельефными и иногда угловатыми.

Об особенностях экспрессии переживаний

Чувствительность, искренность, взволнованность, сила и постоянство чувств. Любовь к доброму, благородному, возвышенному. Великодушие в дружбе; ненависть и отвращение к несправедливости, коварству, тирании. Любовь к людям, независимо от их силы, известности, признания. Прихотливость и красочность переживаний. Глубокое чувство гармоничного и красивого.

О наблюдаемых качествах ума, характера, деятельности.

Ум: много выдумки, оригинальности, все оживляющего остроумия, которое «не почерпает свои объекты вовне, но выбрасывает их из себя». Прямота и правильность ума. Но при этом, склонность к легкомыслию, опрометчивости. Одновременно, уважение к мудрости.

Характер: честность, благородство, искание славы, доброта, великодушие, постоянство, простота, отвага.

Черты деятеля: способность вести дела, успехи в практической жизни, направленность к цели, упрямство, могучий и грозный талант деятеля, оригинальность замыслов.

Общий уровень проявляемой душевной активности

Это человек неистовой силы и прихотливости таланта, полный творческой мощи и устремленности. В нем много страсти к жизни и ее соблазнам, энергии, наступательности. Общее впечатление величия. ( 35 )

Образное знание и отношение к другому, которое может продемонстрировать субъект, искушенный в физиогномике или новейшей гуманитарной психологии, основано на признании ценности человека в единстве всех свойств его личности. Ценно все: его облик, пластика его движений, смыслы его действий, стремления и чувства, особенности мышления, способности и таланты, духовные свойства и достижения. Наблюдая, понимая и интерпретируя другого, субъект следует здесь синтетической установке на представление в противоположность распространенным избирательным или односторонним установкам.

При доминировании последних мы лишены возможности как внутренне охватить и удержать в образном целом множество свойств другого, так и пополнить образ в непосредственном общении. Когда односторонняя установка приобрела над нами власть, мы, воспринимая другого, фиксируем лишь те свойства, которые устойчиво закрепились у нас в его обедненном образе - эталоне. Суженность восприятия, в свою очередь, блокирует процессы обогащения внутреннего образного гештальта. Другой, таким образом, всегда существует только в частичном представлении.

К числу типичных установок на фрагментарную репрезентацию других людей можно отнести следующие.

Отношение к другому как носителю имиджа, символизирующего стиль внешней жизни и основную социальную роль. В образе преобладают внешность, одежда, аксессуары, предметы окружения, манера социального поведения. Другой не выделяется из мира «вещей».
Установка на другого как объект, обладающий потенциальной силой непосредственного воздействия. Улавливается исходящая от него угроза, или прямая агрессия, или расположение, или симпатия, или равнодушие и т. д. Актуализируются образные впечатления о сложных телодвижениях, внешних действиях, жестах, характере высказываний, взглядах, мимике и т. д. Другой выступает как «силовой элемент» движущегося и изменяющегося мира.
Готовность репрезентировать, воображать другого как эстетический объект. Образными доминантами становятся красивое тело и лицо; изящество и благородство походки, осанки, жеста; благозвучие речи; изысканность одежды; гармония внешности и манеры поведения; привлекательность антуража и т. д. Другой становится «вестником» существования мира прекрасных, гармоничных форм..
Установка на другого как функционально, прежде всего профессионально, ценный объект. В образе концентрируются впечатления о деловых умениях, владении профессиональным этикетом, деловом имидже, коммуникативном стиле, поведенческих признаках предприимчивости, результативности действий, исполнительности, обязательности и т. д. Здесь другой представляется важным условием личной карьеры, успеха, неотъемлемой частью мира совместного производства и творчества.
Обесценивающая установка на другого как проявление общего невротического жизнесостояния.. В образе устойчиво воссоздаются свойства другого, которые, независимо от их действительной ценности, переживаются невротиком таинственно угрожающими, несущими потенциальную опасность, требующими отказаться от достигнутого равновесия отчуждения. Энергичность, активность, красота, обаяние, деловитость, жизненный напор, роскошь риска - все, чем обладает и в чем свободен другой, обращаются в свои противоположности в мире замкнутого, опустошенного «я».

Отмеченная, как наиболее совершенная, установка на образный синтез не исключает активности и зрелости частных конструктивных установок в представлениях о значимых для нас людей. Актуализация всех избирательных установок даже необходима для продуктивных отношений с ними, где каждый акцент репрезентации, будь то «вещный», «силовой», «эстетический» или «функциональный», взаимно проникают и дополняют друг друга. Дифференцированно - синтетический образный подход распространяется на все формы индивидуальных представлений о конкретном близком, включая воображение, фантазию, символизацию и сновидения.

Опыт образного отношения к другим в процессах социальной идентификации и достижения самоидентичности становится основой для построения образа-я, или образа эго. Эта важнейшая составляющая общей образной структуры индивида существенно влияет на качество и динамику его отношения к себе.

Так же, как образ другого, образ-я может быть эффектом всех основных процессов представления. На его формирование направлены, в частности, репродуцирование «я» и воссоздающее воображение о «я». Своими источниками они имеют фотографии субъекта, его зеркальные изображения, портреты, автопортреты, киноизображения, описания сторонних наблюдателей. Саморепрезентации, полученные таким путем, совершенствуются за счет активности творческого воображения, намечающего контуры я - изменений, я - развития, реалистичные модели я - будущего. В дополнение к ним, в интегральный образ «я» проникают фантазии и грезы, содержащие сценарии я - свершений, немыслимых в обыденной жизни, и картины личной судьбы, сладостные и драматичные своей невозможностью. Ночные грезы сновидений придают образу-я особую напряженность, творя в нем тайный план представлений, которые не предназначены для передачи другим.

Образное целое «я» может стать для субъекта предметом мифологической, сказочной, философской, художественной или психологической символизации. Таким путем личность явно или неявно включает себя в контекст символического мира прошлой и современной культуры. Наиболее известными способами порождения я - символов выступают «героические» идентификации, когда эго отождествляется с одной из личностных форм Героя, «маскулинно-фемининные» идентификации, устанавливающие сродство эго с Мужчиной или Женщиной, «этические» идентификации, определяющие для эго Злое и Доброе в нем, «генетические» идентификации, когда эго находит себя на определенном этапе жизненных Трансформаций.

Направленность процесса символизации на самовозвышение, подчеркивание личного превосходства, исключительности, принадлежности к избранным позволяет рассматривать его как я - идеализацию. Данный тип образной активности, предполагающий не только поиск высших я - символов, но и присвоение эго любых индивидуальных качеств, которые очерчивают яркую перспективу личного роста, ведет к обогащению образной структуры «я» элементами я - идеала.

Развиваясь на основе универсальных образных процессов. образ-я живет неповторимыми отношениями, которые складываются между множественными устойчивыми эмпирическими представлениями субъекта о себе. Последние составляют конкретные предметные содержания внутренней репрезентации эго. В их число входят: образы собственного телосложения, образы головы и лица, образы телодвижений и телесной экспрессии, образ собственного облика, подвижного телесного единства, образы жизненных изменений своей внешности.

Мой образ -для -себя заключает также впечатления о том, какую одежду и прическу я ношу и предпочитаю, как должно выглядеть мое лицо и как я «работаю» с ним, какими украшениями пользуюсь, какие вещи считаю необходимыми для себя, каких подарков ожидаю.

Нам важно представить, как искусны мы в своих жизненных ролях: как обычно звучит и что выражает наша речь, что значат и насколько выразительны наши жесты и взгляды, коков динамический рисунок нашей походки и совершаемых нами действий, как проявляются наши переживания и насколько мы внешне артистичны и привлекательны

Образ-я фиксирует «мое» и «родственное мне», существующее и происходящее в жизни. В нем концентрируются «мои близкие», «мое любимое», «мои значимости», «мои ситуации», «мои действия», «события моей жизни», «мои результаты», «мои успехи» и т. д. В противоположность этим содержаниям, образ-я вбирает и то, что отвергается как чуждое мне -во- мне, как конфликтующее с основными эго - ценностями.

В нашем образе-я даны феномены темперамента, способностей, характерологических черт, которые мы наблюдаем, рефлексируем и превращаем в объекты самоидентифиции. В этой я- драматизации мы представлены себе как действующие в реальном мире герои своей жизненной пьесы. Образные данные о личностных качествах я-для-меня могут умалять, или точно отражать, или преувеличивать недостатки и достоинства «я», составляющие мой психологический портрет для других.

Динамика нашей жизни, насыщенная репродуцируемыми и воображаемыми событиями, в центре которых выступаю я - с - другими, я - в - действии, я - продуктивное, я - в - стремлении, я -в -переживании и т. д., составляет подвижную, изменчивую основу образа-я. Воссоздаются и проясняются сцены, указывающие на противоречия, конфликты, кризисы «я», ситуации разрешения проблем эго. Устойчиво представляются недоступные для объяснения, но тревожащие я- проявления, я – поступки, я- происшествия.

Образ-я может переживаться и сознаваться как мозаичный, фрагментарный, мерцающий или относительно устойчивый и интегрированный. Стабильное и целостное состояние образа указывает на его непротиворечивость, достигнутую либо вследствие осознания только одной из сторон я-контраверсий и удержания другой стороны в бессознательном, либо вследствие сознательного синтеза противоположных представлений о «я».

Эго, существующее в образе, вбирает в себя различные аспекты нашей личности, обращая в активно сознаваемые только определенные из них. Например, эго, которое можно назвать «нарциссическим», актуализирует себя в идеализированных качествах внешности, в часто представляемой роли любимого объекта других людей, в фантазиях о своих неординарных свойствах, в картинах своих лестных отличий от других, в идентификации с самыми модным героями и кумирами. Эго «самоотрицающее» отнимает у себя наблюдаемые позитивные свойства, исключает положительные образные репрезентации и оценки своих качеств другими, обособляется в мире видений дурного, деструктивного «я». Эго «противоречивое - для – себя» на уровне репродукций, воображения и я - символов фиксирует, воспроизводит и порождает противоположности собственной внешности, социального имиджа, жизненных ролей, проявляемых глубинных качеств, типичных ситуаций я - активности, персональных результатов своей деятельности. Эго «творческое» сосредоточено на образном самопознании, на совершенствовании проявляемых личностных свойств, на поиске новых символических самоинтерпретаций, на художественном самозапечатлении и в критических случаях - на превращении жизненной истории «я» в произведение искусства подобное уже упомянутой гетевской «Из моей жизни». Эго «героическое» интегрирует себя в реальных выдающихся я-достижениях, в воплощении собственной личностью ведущих символов эпохи, в успешном самоосуществлении внутри наиболее значительных событий времени, в обладании высшей значимостью для многих других.

Рассмотрение образов как феноменов различных отношений к жизни позволяет исследовать последние с редко акцентируемой стороны.

Обычно в них подчеркиваются рационально-понятийный, мотивационный, аффективный, деятельно - продуктивный и рефлексивный планы Выделение образного плана настраивает психолога на постоянную фиксацию предметных, реальных источников и эффектов отношений. В непрерывном субъективном психическом потоке улавливаются движения от предметных ощущений жизни к ее перцепции и внутренней репрезентации. Оформляющаяся на основе сенсорики образная данность выступает в структуре отношений не только в адаптивном и познавательном назначении, но и в ценностно – смысловом, творческом.

Единые сенсорно - перцептивно - образные процессы и впечатления в структуре любого жизнеотношения определяются: как активирующие и содержательные моменты осознания реального объекта (1), чувственные формы утаивания объекта в бессознательном (2), стимулы когнитивного стремления к объекту (3), элементы моделирования субъективных преобразований объекта (4), «ткань», впитавшая и несущая в жизненном времени наши переживания по поводу объекта (5), следы значимости объекта для «я» (6), данности для самопонимания, самооценки и самопереживания субъекта по поводу своей активности и зависимости от объекта (7), контролирующие и корректирующие элементы актуальной или возможной субъективной деятельности и поведения по отношению к объекту (8). Такого рода синтетические акценты делают прозрачным психологическое толкование ощущений, восприятия, представлений при введении их в контекст конкретной индивидуальной жизни с целью практического решения ее проблем.

Кроме того, приведенные модели проливают свет на психическую сущность еще одного феномена, жизненная роль которого особенно ярко обнаруживается при исследовании ментальных явлений и позволяет понять связи и сравнительные особенности представлений и мышления. Речь идет о памяти.

Blog

Старовойтенко Е. Б. Современная психология: формы интеллектуальной жизни издательство «Академический проект» Москва 2001

Содержание